Сторонникам активного ненасилия

Стало быть, проблематика трисоставного синтеза по формуле “традиция - модерн - постмодерн” и еще не вполне осознанная потребность в нем невольно предугаданы первопроходцами ненасилия задолго до наших дней? Стало быть, в рамках этого мировоззрения и вдохновленных им политических инициатив уже проступают контуры такого синтеза? Если так, то относиться к активному ненасилию как к анахронизму допустимо лишь в том смысле, что оно в чем-то опережает настоящее и предвосхищает будущее.
Драматизм ситуации в том, что настоящее, уже отчасти “обойденное на повороте”, не желает с этим мириться и бросает ненасильственным бойцам новые вызовы, один серьезнее другого. Собственно, с констатации этого факта и начиналась статья. Теперь неплохо бы вникнуть поглубже и в существо вызовов.

* * *

О том, что постмодернизм (вкупе с явлениями, так или иначе с ним коррелирующими - движением к постиндустриальной экономике, идеологиями рыночного неолиберализма и глобализации), с одной стороны, и различные фундаменталистские течения - с другой, состоят в сложных отношениях “антагонизма - партнерства”, написано уже немало. На их взаимные отталкивания и влечения, на их присутствие “друг в друге” обращают внимание и мои коллеги по сборнику.
Среди публикаций, посвященных этой теме практически целиком, выделяется книга американского профессора Бенджамина Барбера “Джихад против McWorld’а. Как глобализм и трайбализм преображают мир”232. Показывая на многочисленных примерах, как McWorld - мир, названный так по аналогии с кулинарной империей McDonald’s, сжимаемый и унифицируемый посредством Интернета, American English, гамбургера, рок-музыки и транснациональных корпораций, - провоцирует отпор со стороны Джихада (таково собирательное имя “примордиальных” общностей, “рвущихся в бой” за свою культурно-религиозную, лингвистическую, племенную самобытность), автор постоянно напоминает и о “большой совместной работе”, проводимой первым и вторым.

Ее объективный смысл - в расшатывании национального государства, которое и McWorld, и Джихад воспринимают как серьезнейшую помеху своим устремлениям.
В числе прочего, прогрессирующий кризис национального государства - следствие того перенапряжения, которому оно подверглось, присваивая себе все новые и новые функции, фиксируя и расширяя свое присутствие в самых разных сферах общественного бытия, вторгаясь в личную жизнь граждан столь же бесцеремонно, сколь и регулярно. В ХХ веке этот административный экспансионизм обошелся человечеству куда как недешево, теперь же настает черед “платить по счетам” и для самого государства. В общем и целом Барбер отнюдь не оспаривает историческую справедливость и пользу деэтатизации. Но есть одна частность, волнующая его чрезвычайно: именно в оболочке национальной государственности созрела и окрепла современная демократия.

Их связи настолько органичны, что расшатывание национального государства как такового равнозначно расшатыванию демократии.
По мере того как эта тенденция обретает глобальный масштаб, убывают и шансы на утверждение демократических принципов в межгосударственных отношениях233.
Сторонникам активного ненасилия есть над чем задуматься. Едва ли не вся история их движения - это история попыток самообороны от бюрократического произвола, история жесткой, не лишенной анархистских обертонов критики государственного насилия (вплоть до толстовского приговора государству как квинтэссенции всякого насилия), история борьбы с деспотической властью во имя демократии. Другими словами, антиэтатистские мотивы весьма типичны для ненасильственного мировоззрения и действия.

Но, может быть, пора пойти на союз с государством ради совместного сдерживания McWorld’а и Джихада с их пагубными для демократии делами?
Подобный маневр - отнюдь не измена идеалам ненасилия, как могло бы показаться на первый взгляд. Формула “гражданское неповиновение” (civil disobedience), предложенная Торо, подхваченная Ганди и Кингом, предполагает, что граждане - то есть свободные, активные, но при этом законопослушные, правосознательные индивиды, - восстают не против законности и властей вообще, но против заведомо несправедливых законов и властей. Их цель - не полнейшее упразднение государства, но приближение к государству правовому.

Так почему бы, имея в виду эту цель, не посотрудничать с самим государством?
Приходится, однако, признать, что даже такая смена акцентов не снимает серьезных препятствий на этом пути. Во-первых, и McWorld, и Джихад не только теснят отдельные государства “снаружи”, но и делегируют своих представителей внутрь них; подчиняют своему диктату и превращают в свои орудия отдельные звенья государственных систем, а то и целые системы; агрессивно проецируют через них свою силу во внешний мир. Во-вторых, как раз теснимое ими, расшатываемое государство выглядит как все менее удобный и привлекательный партнер для адептов ненасилия.

Оставляя позиции, которые давно и привычно удерживало (или предвидя, что отступления не избежать), мучаясь потерей былого могущества и не желая сдавать без боя то, что пока остается при нем, государство ищет спасения у собственных “силовых структур” - пестует и накачивает их вплоть до того, что, как в ельцинской России, сводит самое себя прежде всего и главным образом к ним.

* * *

Возможно, нынешний кризис государства не воспринимался бы столь остро, если бы там, где по ходу либерализаций и приватизаций оно покидает обширные социально-экономические и политические пространства, эти последние заполнялись бы “здоровыми рыночными силами” и элементами крепнущего гражданского общества, и если бы развивающиеся там процессы протекали в рамках закона. Но в том-то и дело, что инициативу по части освоения “новых бесхозных пространств” повсеместно берут на себя коррумпированные чиновники, их компаньоны в мире бизнеса плюс “побратавшиеся” с теми и другими мафиозные структуры. Присваивая бывшую государственную собственность, они “прихватывают” и львиную долю реальной власти, - а с нею возможность поставить себе на службу, использовать по собственному усмотрению и во всех смыслах представителей того выбитого из колеи, асоциализированного (или, по терминологии А. Фурсова, “социально неорганизованного”) населения234, масса которого столь заметно умножилась в нашу переходную эпоху.
Нравы, царящие в этих “серых зонах”, известны и описаны слишком хорошо, чтобы останавливаться на них специально. Замечу лишь, что вместе с феноменом, который К. Л. Майданик не без черного юмора окрестил “комплексом ККК” (коррупция, криминализация, клептократизация), в мире консолидируется и громадный потенциал негосударственного насилия235. По своим навыкам на этом поприще, по длине и ловкости своих “щупалец” транснациональный “комплекс ККК” даст фору иным диктаторским режимам.
Могут ли что-то противопоставить всему этому наследники Ганди, не порывая со своими принципами и оставаясь реалистами? Если да, то что именно? Ясно, что абстрагироваться от насилия, вершащегося одними асоциалами над другими внутри “серых зон”, но постоянно перехлестывающего за их нечеткие границы, было бы не только аморально, но попросту опасно.

Как, однако же, его обуздать? Как должен вести себя сатьяграх, столкнувшись лицом к лицу с асоциалом, не отягощенным моральными запретами, вторгшимся то ли в одиночку, то ли в составе “бандформирования” в пространство, где пока что проживает “социально организованное население” и действуют “нормальные” законы?
С некоторых пор напрашиваются и вопросы о том, откуда берутся вирусы асоциальности (они же - по определению вирусы насилия) внутри образований, привычно считающихся оплотом гражданского мира и все той же демократии, и как приостановить размножение этих вирусов.
Школьные расстрелы, подозрительно участившиеся в последние годы в США, потрясают воображение не только как примеры подростковой жестокости. Это еще и примеры насилия, чинимого против сверстников детьми из вроде бы “нормальных” среднеклассовых семей - и, похоже, своеобразные предвестия эрозии, грозящей среднему классу в постиндустриальную эру. В Соединенных Штатах, да и на Западе в целом уже видны признаки того, что кумулятивный эффект достижений компьютерной революции, внедрения новых управленческих технологий, демонтажа государства социального страхования (welfare state) и неолиберальных увлечений бизнес-элит (определяемых японским экономистом Эйсуке Сакикабара как “рыночный фундаментализм”) больнее всего сказывается как раз на этом классе, влечет за собой общее снижение его благосостояния и самооценки, усиление внутренней дифференциации, всякого рода невротические реакции236.

Наверное, стоит учитывать эти факторы, исследуя подоплеку таких кошмарных вспышек асоциальности, как упомянутая в предисловии Литтлтонская трагедия и ей подобные.

* * *

Получается, таким образом, что в эпоху постмодерна/фундаментализма глобальные тенденции к расшатыванию государства развиваются в тесной взаимообусловленности с тенденциями к расшатыванию общества. Но там, где налицо первые и вторые (вкупе с экокризисом, то есть тенденцией к расшатыванию природы), где под их влиянием возникают новые предпосылки, источники и формы насилия, неизбежно и расшатывание личности. Собстенно говоря, асоциал-насильник и есть не что иное, как расшатанная и поверженная личность.

Содержание раздела