Подобно насилию, вызванные им и вызывающие его процессы асоциализации/расшатывания личности так или иначе характерны для любой исторической эпохи. Что специфично для нашего “наукоемкого”, “рыночно-сервисного” и “либерально-демократического” времени, так это “высокая технологизация” и “широкая демократизация” данных процессов - качества, придающие им совершенно особый масштаб и глубину.
Мировой рынок - не только “серый” или “черный”, но и вполне легальный - как никогда насыщен продукцией высококлассных разработчиков и производителей оружия, чутко реагирующих на платежеспособный спрос (в том числе со стороны заведомых асоциалов).
Наряду с удивительными возможностями информационного поиска и новым рекреативным опытом, персональный компьютер вознаграждает своего увлеченного пользователя - особенно подростка, с головой окунувшегося в виртуальный мир, - синдромом телевизионно-компьютерного аутизма. Об “ослаблении моментов культурного и вербального самоконтроля внутри личности” компьютерного аутиста, об “экспансии в ней иррациональных образов и эмоций”, о той хладнокровной готовности к манипуляции людьми и беспричинному террору, которая отличает этот все более распространенный человеческий тип, очень точно сказано в статье Е. Б. Рашковского.
Генная инженерия сулит человечеству избавление от наследственных болезней, от вредных мутаций, вызванных загрязнением окружающей среды, и пр., - но вместе с тем открывает перспективу безответственных экспериментов, непредсказуемых деформаций человеческой телесности, насилия уже не над волей, психикой или разумом людей, но над самими первоосновами жизни237.
Назрела необходимость каких-то серьезных, опережающих инноваций в сфере правовой, социальной, политико-экономической и культурной защиты личности, новых и реальных гарантий ее суверенности. Однако ни постмодернистский релятивизм, ни фундаменталистская нетерпимость в этом тонком деле не помощники.
* * *
Видимо, читатель уже догадался, что готовых ответов на многие вопросы, поставленные выше, автор не имеет и не предлагает.
Значит ли это, что, с моей точки зрения, ситуация для активного ненасилия и его сторонников заведомо безнадежна? Надеюсь, некоторые аргументы в пользу того, что это не так, мне все-таки удалось высказать.
Хотел бы также напомнить, что, по сути дела, ни одну из ненасильственных революций недавнего прошлого не напророчили заблаговременно, и чуть ли не все они свершились там, где предпосыSки кровавых конфликтов и потрясений были видны невооруженным глазом.
К совместному исследованию той “невидимой фазы” ненасильственной революции, на которой ее будущая победа еще не предсказывается - да, скорее всего, и не может быть предсказана - никем, я приглашаю читателя в своей второй статье, подготовленной для этого сборника.
В.В.Сумский
Алайдангал.
С Чего наЧинаетсЯ ненасильственнаЯ революциЯ.
Опыт Филиппин
От автора
Ч
итателю этой статьи может пригодиться краткая историческая справка.
Филиппины - страна, где попытки освоения норм и процедур западной демократии насчитывают не одно десятилетие. Предпринятые еще при американском колониальном режиме (первая половина ХХ в.), они продолжались и после провозглашения независимости (1946 г.). При этом ни для кого не составляло секрета, что реальная власть принадлежит олигархической верхушке - крупным землевладельцам и экспортерам аграрной продукции.
В конце 60-х - начале 70-х гг. недовольство, исподволь копившееся в обществе, прорвалось в демонстрациях столичных студентов, в сепаратистских выступлениях на мусульманском Юге, в антиправительственных акциях маоистской Компартии Филиппин и ее военизированного крыла - Новой народной армии (ННА). В этой непростой обстановке Фердинанд Маркос, избиравшийся в 1965 и 1969 годах президентом республики, сумел не только сохранить, но и упрочить свое личное политическое верховенство. В сентябре 1972 г. он ввел военное положение, присвоил себе диктаторские полномочия и объявил о начале радикальных реформ с целью построить “новое общество”.
Разъясняя смысл этих мер, Маркос подчеркивал, что весь жизненный уклад дореформенного периода провоцировал “восстание бедноты”, ведомой левыми. Однако, на словах вершась для блага простых людей, насильственная революция снизу приводит к совсем иным последствиям - глушит тенденции к общественному самоуправлению и оборачивается тиранией. “История современных революций, - писал президент в 1973 г., в книге “Заметки о новом обществе на Филиппинах”, - преподает нам вполне определенный урок: пережив кровопролитие и братоубийство, огромные человеческие массы становятся податливы и покорны диктату клики, одержавшей верх. Так, коммунистические режимы, приходящие к власти после периода кровавой революции, способны командовать измученными народами, манипулировать ими.
Аналогично обстоят дела с фашистскими режимами... В любом случае слабосильный народ оказывается не более, чем пешкой в жестокой, идеологически детерминированной игре властолюбцев” [Marcos F. E. Notes on the New Society of the Philippines. S.l., 1973, pp.
35-36].
Необходимо, указывал МаркVс, предотвратить эту трагедию - признать правоту народа, требующего справедливости, и реорганизовать государство так, чтобы оно выполняло народные требования. Тогда революционный процесс, по сути закономерный и неизбежный, будет переведен в мирное, ненасильственное, демократическое русло.
Взяв многообещающий старт (в том смысле, что в течение некоторого времени госаппарат работал более слаженно, чем обычно, а макроэкономические показатели улучшались), мирная “революция сверху” вскоре “выдохлась”. На Филиппинах, в отличие от других сопредельных стран, авторитаризм не создал условий для устойчивого хозяйственного роста, зато в который раз подтвердил, что тяга к репрессиям и коррупции у него, что называется, в крови. Из нуворишей-монополистов, льнувших к президенту и его семье, сформировалась “новая олигархия”. С ведома и благословения Маркоса “силовые структуры” - армия, полиция, спецслужбы - нарастили мускулы, которых не имели никогда прежде.
Тем не менее извести коммунистическое подполье никак не удавалось.
Отмена военного положения в 1981 г. (при фактическом сохранении за главой государства всех его прерогатив) была задумана президентом как нечто вроде сигнала, что кризис начала 70-х преодолен раз и навсегда. На самом же деле его лишь отсрочили, причем ценою осложнения всего комплекса социальных проблем и усилившейся поляризации общества.
21 августа 1983 г. в международном аэропорту Манилы был застрелен Бенигно (“Ниной”) Акино - лидер либеральной оппозиции, возвращавшийся на родину из США. Вслед за этим разразилась форменная политическая буря. В течение двух с половиной лет филиппинцы чуть ли не ежедневно выносили вотум недоверия властям в “парламенте улиц” - на массовых митингах и манифестациях с требованиями найти и покарать убийц Ниноя, отправить Маркоса в отставку, восстановить гражданские права и свободы, провести настоящие, а не мнимые реформы. Параллельно внутри самого оппозиционного лагеря развернулось соперничество между реставраторами, желавшими вернуть упраздненную в 1972 г. систему, более или менее умеренными реформистами и воинствующими левыми. Численный рост ННА, масштабы ее операций и дерзкие действия партизан в стычках с регулярной армией указывали на то, что леворадикалы настраиваются на перехват стратегической инициативы, а там и на свержение слабеющего диктатора.
Возможность такого поворота решительно не устраивала “старших партнеров” Маркоса в американской администрации. Наряду с ними, повлиять на ход событий в единственной азиатской стране, где абсолютное большиUство населения исповедует католицизм, активно пытались и деятели церкви.
Желая обратить вспять волну протестов и доказать всем сомневающимся, что его режим устойчив и легитимен, Маркос объявил в конце 1985 г. о намерении провести досрочные президентские выборы. Однако расчет на то, что оппозиция не сможет выставить единого кандидата и, таким образом, облегчит задачу правителя, не оправдался. В лидеры коалиции, объединившей силы либерально-демократического, центристского и левоцентристского толка, была выдвинута Корасон (“Кори”) Акино - вдова убитого политика, известная на Филиппинах буквально всем, вызывавшая всеобщие симпатии и уважение.
Что касается компартии, то, посчитав затею Маркоса откровенным фарсом, она выступила за бойкот выборов - и жестоко ошиблась, устранившись от политической борьбы в момент, когда решалась судьба страны.
Судя по тому, с каким эмоциональным подъемом и при каком стечении народа проходили митинги сторонников К.Акино, ее популярность в конце 1985-начале 1986 года достигла апогея. И все же по итогам голосования, проведенного 7 февраля 1986 г. со множеством грубых нарушений, победителем провозгласили Маркоса. Заранее готовая к такому исходу, К. Акино призвала филиппинцев к гражданскому неповиновению.
Развязка наступила 22-25 февраля, когда министр обороны Х. П. Энриле и заместитель начальника штаба вооруженных сил Ф. Рамос открыто порвали с диктатурой. Вскоре после того, как они, вместе с небольшой группой подчиненных, заняли два военных городка на территории столичного района, на помощь подоспели тысячи мирных жителей. Три дня и три ночи “живая баррикада” сдерживала морских пехотинцев Маркоса, бронетранспортеры, самоходные орудия и другую технику, мешая им прорваться к оплоту мятежа. Взывая к совести солдат и вовлекая их в стихийно разраставшийся праздник освобождения, безоружные люди предотвратили, казалось бы, неминуемую бойню.
Правительственным войскам пришлось отступить, а Маркосу и его свите - спасаться бегством. Тем временем Корасон Акино приняла присягу в качестве нового главы государства и приступила к исполнению президентских обязанностей.