37 пастырских посланий

* * *

Первые впечатления подсказывали Жану и Хильдегард, что процесс политической поляризации зашел слишком далеко, и этап, на котором пропаганда ненасилия могла бы возыметь действие, уже позади. Но с окончательными выводами они не спешили. Среди тех, кто встретился им на Филиппинах, выделялся Франсиско Клавер (р.

1929) - иезуит в сане епископа, антрополог по образованию, представитель малого горного этноса...
Ифугао, бонтоки, канканаи, калинга - народы, которым дали когда-то общее имя “игороты”, - населяют труднодоступные районы на севере острова Лусон. До последнего времени нуждами и бытом этих “племенных меньшинств” больше интересовались ученые и миссионеры, чем столичные бюрократы. Не секрет, что мнения об “отсталости” и даже “дикости” горцев довольно живучи среди жителей равнин - особенно тех, кто кичится своей “цивилизованностью”.

Вообразите, какое впечатление производил на них молодой бонток, вступивший в “Общество Иисуса”, придирчиво отбирающее своих членов, и проходивший в манильском Атенео243 курс антропологии. Этот студент был определенно не чужд рисалевских244 порывов - горячего желания поколебать предрассудки и глубже постичь свой народ, поддержать его достоинство, показать, что те, кто до сих пор был объектом научных изысканий, могут и сами выполнять тонкую, деликатную работу по изучению человека.
В 60-е годы, проводя полевые исследования на Минданао, в провинции Букиднон, горец с филиппинского Севера близко познакомился с горцами филиппинского Юга. Свои наблюдения он изложил в монографии об институтах верховной власти у народности манобо. В 1969 г. в США, в университете штата Колорадо состоялась защита докторской диссертации.

А вскоре Франсиско Клавера утвердили епископом вновь созданной прелатуры с центром в Малайбалае - главном городе Букиднона. “Он не боится ни пересеченной местности, ни черной работы, ни суровых условий жизни”, - писал, приветствуя это назначение, другой иезуит, о. Мигель Бернад. “Он также не боится быть самим собой”245.
Впрочем, человека иного склада вряд ли и направили бы в Букиднон. Благодаря миграции, поощрявшейся Манилой в целях освоения Юга, а также смягчения остроты аграрной проблемы на Лусоне и Висайях, население этой провинции стремительно росло. С 1960 по 1969 г. оно практически удвоилось, достигнув 400 тыс. человек246. Могло ли понравиться местным жителям нашествие чужаков, надеявшихся обзавестись плодородной землей?

Весьма агрессивно - особенно после введения военного положения - действовали и крупные сельскохозяйственные производители. Расширяя свои угодья, они бесцеремонно теснили мелких фермеров, захватывали их участки, сносили жилища, а недовольных усмиряли с помощью полиции и войск. Социальная напряженность в Букидноне, где до 80% населения составляли бедняки, приближалась к критической черте247.

Как и в других районах острова, налицо были предпосылки для открытия “партизанского фронта” ННА, - а значит, и для тех ответных репрессий, которые поведут к эскалации конфликта.
Обличение неправды, заступничество за неимущих и пострадавших, нетерпимость к беззаконию - такой линии поведения Клавер придерживался с первых дней пребывания в Букидноне. Он никогда не скрывал, что, по его мнению, авторитарная власть противна христианской морали, пагубна для страны и создаст проблем больше, чем решит. Не скрывал он и своих разногласий с коммунистами - особенно в том, что касалось отношения к вооруженной борьбе. Епископ Малайбалая задавал тон внутри небольшой, но активной группы прелатов, раз за разом направлявших личные и совместные послания главе государства, церковным иерархам, верующим.

Эти документы, адресованные, в сущности, всем филиппинцам, привлекали внимание общества к незавидной доле политзаключенных, к сомнительной юридической стороне референдумов, призванных легитимизировать режим, к тем его экономическим инициативам, которые никак не вязались с понятием “национальное развитие”248.
Одна из таких инициатив предполагала строительство каскада ГЭС на реке Чико, на территориях калинга и бонтоков. Реализация проекта, поддержанного Всемирным банком, привела бы к затоплению многих деревень и рисовых полей, к вынужденному переселению ста тысяч человек. Их мнения никто не спрашивал, протесты расценивались как саботаж и происки подрывных элементов.

Попытки делегации племен встретиться с Маркосом успеха не имели. Тогда горцы призвали на помощь земляка-епископа, который, побывав на родине, послал президенту в апреле 1975 г. открытое письмо “Из отчего дома”. Правительство, предупреждал Клавер, обрекает на смерть целые этносы, покушаясь на традиционную среду их обитания, и вместе с тем провоцирует вооруженный конфликт, ибо калинга и бонтоки будут защищаться всеми доступными средствами.

Говорил он и о том, что честные переговоры с представителями племен - единственный способ обойтись без крови. Поскольку власти отказались от него, столкновения и жертвы были неизбежны. Тем не менее усилия Клавера не пропали даром, пробудив не только внутри страны, но и за рубежом сочувствие к филиппинским горцам, высветив их изначальную правоту и указав на пороки официальных экономических программ249.
В октябре 1976 г. четырнадцать епископов во главе с Клавером подписали декларацию, в которой назвали военное положение режимом “принуждения и страха, институционализированной лжи и подтасовок”250. А в следующем месяце уже семнадцать иерархов, опять-таки при неформальном лидерстве Клавера, подготовили “Ut Omnes Unum Sint” (“Да будут все едино”) - текст едва ли не этапный для современной филиппинской церкви, проникнутый сожалением о том, что Конференция католических епископов не выражает своего отношения к событиям в стране с достаточной определенностью. Уклончивому большинству этого форума напоминали, что церковь - не просто учреждение с особыми интересами и уставом, но живые люди из плоти и крови, имеющие дело с конкретными реалиями, включая диктатуру и все то, что она творит. В подобной ситуации проповедники Евангелия, желающие устраниться от политики, будут все равно в нее вовлечены, но только в смысле, несовместимом с их основной задачей: их молчание можно будет толковать как оправдание гнета и несвободы.

Ясно, что сохранять аполитичность было бы не по-христиански, заключали авторы251.
В отместку “компетентные органы” приклеили Клаверу ярлык “лидера христианской левой”. Зазвучали утверждения, что такие, как он, будто бы неотличимы от коммунистов - приемлющих, в свою очередь, “насилие как методологию захвата государственной власти”. Стало известно, что в конце 1976 г. филиппинские военные подготовили список 155 церковных деятелей, повинных в “подстрекательстве к бунту”, где Клавер значился под номером вторым.

Тогда же военное начальство закрыло в Малайбалае радиостанцию прелатуры. Потом запретили издавать ее информационный бюллетень, а в мае 1977 г. “Вашингтон пост” сообщила, что Клавер подвергнут домашнему аресту на вилле архиепископа манильского, кардинала Хайме Сина252.
Отклик Клавера на эти гонения не имел аналогов в церковной истории Филиппин. В интервале между 23 ноября 1976 г. и 26 марта 1978 г. он написал не менее 37 пастырских посланий, посвященных самоопределению христианина-филиппинца. В числе других из-под его пера вышло и письмо-размышление о том, какие средства мог бы использовать верующий, отражая посягательства на свои неотъемлемые права.
Христиане и коммунисты, писал епископ, едины в стремлении дать отпор злу, возвысить угнетенных, наделить властью народные массы. Разделяет же их отношение к насилию. И дело не в том, что католицизм осуждает всякое применение оружия.

В особых случаях и как последнее средство - скажем, в ситуации личной или коллективной самообороны - оно морально оправданно. Что неприемлемо, так это воздаяние насилием за насилие, возведенное в принцип, то есть взгляд на насилие как на обычный и даже предпочтительный способ борьбы со злом.
Однако, говорилось далее, безропотно покоряться злу мы тоже не вправе. Надо действовать, и в этом действии сила, как у Христа, должна сочетаться с кротостью. Существуют бескровные, но эффективные приемы политической борьбы - гражданское неповиновение, бойкоты голосований, открытая критика правительства, требования справедливой оплаты труда.

Высказываясь в пользу таких акций, Клавер применил для их характеристики словосочетание “насилие кротких” (the violence of the meek), давшее название всему посланию253...
К моменту появления на архипелаге четы Госс-Майр епископ уже несколько лет поддерживал связи с IFOR. Увидевшись с ним вскоре же по прибытии в страну, Жан и Хильдегард нашли в нем стойкого единомышленника. Осторожные в оценках и не слишком щедрые на комплименты, супруги подчеркнули в своем отчете: “Он — первопроходец и столп освободительного христианского ненасилия на Филиппинах”254.

* * *

Три недели с 7 по 29 февраля прошли в непрестанном движении: Жан и Хильдегард встречались со священниками манильского архидиоцеза и кардиналом Сином, дискутировали со студентами и профессорами столичных вузов, с членами Конференции предпринимателей и епископов, выезжали на Себу и Минданао. Круг их общения был разнообразен настолько, насколько позволяли обстоятельства: гостей не оставляли вниманием руководители и рядовые члены правозащитных групп, союзов, объединявших крестьян, рыбаков, рабочих, обитателей городских трущоб.

Содержание раздела