Нет надобности оплачиватьтоварами.

Я боюсь, что это нечто весьма отличное от того, как обычно трактуется планирование. Единственный серьезный критический отзыв о моем плане, изложенном в “Таймс”, опубликовал Мак-Дуголл. Он опасается, что установление твердой товарной ценности денежной валюты лишит хозяйство необходимого предохранительного клапана, который должен предупреждать возможность чрезмерного роста заработной платы. Это, несомненно, важный пункт. Правда, в период между 1922 и 1939 гг. такая опасность, по-видимому, не угрожала, но обстановка, которая сложится в будущем, в этом отношении будет иной.

Считаясь с серьезностью этого возражения, мы могли бы ограничить гарантирование товарной ценности валюты специальным классом сберегательных сертификатов. Для этого нет надобности оплачивать их товарами. Достаточно сделать их разменными на деньги с надбавкой (или вычетом), поставленными в зависимость от индекса цен.

Отдельным лицам была бы предоставлена, таким образом, свобода выбора между хранением обыкновенных денег и хранением сертификатов, имеющих товарную гарантию. Из них законным платежным средством должны были бы считаться только деньги. Оба вида ценностей должны свободно размениваться друг на друга.

При нормальных условиях размен совершался бы по паритету, но при возникновении инфляции в связи с ростом денежной заработной платы размен следовало бы осуществлять по курсу, обеспечивающему сохранение товарной ценности сертификатов. Сертификаты должны выдаваться в обмен на деньги без оплаты марочного сбора всем желающим. Бюджетный дефицит, который иначе может носить название "Выпуск денег в счет Стабилизационного фонда", равнялся бы чистому приросту денежных знаков за год плюс чистый выпуск сберегательных сертификатов.
Желательно было бы возложить на банки обязанность принимать сертификаты частично или полностью. Если вначале публика отнесется к ним недоверчиво и неохотно будет их принимать, то бюджетный дефицит может вызвать огромный рост банковских депозитов — поскольку излишние наличные деньги устремятся тогда в банки. Это может совершенно опрокинуть нормальные пропорции банковских активов и создать замешательство. Если банки попытаются восстановить нормальное отношение своих активов, находящихся в форме процентных бумаг, к денежной наличности, то это может привести к значительному увеличению доходов банков неоправданными методами.

Американские банки долгое время практикуют "чрезмерные резервы", и, вероятно, по этому же пути предпочтут пойти и английские банки. При этом не всем банкам можно приписать ошибку, в которую впадают многие из тех чудаков, которые держатся принципа "100-процентного покрытия". От банков можно тогда требовать, чтобы они принимали сберегательные сертификаты в определенной пропорции ко всей совокупности их активов.

Но такое требование нельзя будет предъявлять им до тех пор, пока общая сумма их процентных активов не увеличится благодаря политике бюджетного дефицита в достаточной степени, чтобы покрыть добавочный расход денежных средств, вызываемый увеличением оборота. Если процентная ставка на первоклассные ценные бумаги в конечном счете упадет до очень низкого уровня, близкого к нулю, банки должны предусмотреть покрытие своих операционных расходов установлением соответствующей платы за услуги.
По-моему, мы должны учесть и такую возможность, при которой ни углубление капитала, ни сбережения не будут в достаточной мере реагировать на понижение процентной ставки. Если при нулевом проценте будет все же наблюдаться избыток сбережений, равновесие можно обеспечить безостановочным выпуском сберегательных сертификатов. Рациональный смысл такой политики будет заключаться в следующем.

Могут найтись отдельные частные лица, которые пожелают обменять текущее потребление на титулы будущего потребления, чтобы обеспечить в будущем свою старость, своих детей и все, что с этим связано. Во времена своего быстрого роста капитализм создал чрезвычайно удобный инструмент для удовлетворения таких стремлений. Предполагаемые охотники переносить свои текущие доходы в будущее могли становиться собственниками нового недвижимого имущества.

Поскольку это имущество обладало производительностью, создавались условия для выплаты процента. Но, предположим, приходит время, когда делается невозможным осуществлять дальнейшие приобретения подобного рода из-за отсутствия достаточно большого числа таких объектов, которые могли бы всем желающим обеспечить обмен текущих сбережений на будущие доходы и тем самым установить связь этих двух величин. Должно ли это означать, что сбережениям настал конец? Право сберегать, переносить ценность, которую мы можем израсходовать для своего потребления, с настоящей даты на будущую или оставить эту ценность потомкам представляет собою одну из свобод, лежащих в основе цивилизации. Отсутствие достаточного количества капитальных активов для переноса сбережений в будущее вовсе не означает, что дальнейшим сбережениям пришел конец; оно означает только, что пришел конец проценту.

В предположенных условиях процент больше не требуется. Сбережения будут переноситься в будущее с помощью государства, посредством гарантированных сберегательных сертификатов как наиболее надежной формы обеспечения, которую наше цивилизованное общество создало для этой цели. Но в то время, как большое число людей отказывается от потребления в данный момент, предпочитая обменивать его на подобные титулы собственности, общество в целом могло бы потреблять больше, чем оно было бы в состоянии сделать при ином положении, поскольку эта дополнительная потребительская способность передается ему через механизм снижения налогов.

В такой форме проект становится вполне обоснованным.
Но с этим планом переплетаются серьезные социальные вопросы, которые необходимо рассмотреть. В заключительной части своей "Общей теории" Кейнс в своей обычной беззаботной манере употребляет памятное и знаменательное выражение "отмирание рантье". Из контекста вполне ясно, что Кейнс употребляет это выражение в совершенно буквальном смысле. Разрешите процитировать это место:
"Это означало бы не то, что употребление капитальных орудий почти ничего не стоит, а только то, что выручка, приносимая ими, должна была бы обеспечивать лишь немногим больше того, что требуется для возмещения обесценения от износа и устарелости и в известной степени также риска и затраты профессионального умения и рассудительности. Короче говоря, совокупная выручка от применения товаров длительного пользования в течение срока их жизни должна по примеру средств кратковременного пользования возмещать только трудовые издержки производства плюс вознаграждение за риск, квалификацию и надзор.
И вот, хотя такое положение дел вполне совместимо с некоторой степенью индивидуализма (поясняю: я считаю даже, что оно совместимо с великим возрождением индивидуализма, и прямо к этому призываю), тем не менее оно означает отмирание рантье, а следовательно, отмирание нараставшей деспотической власти капиталиста эксплуатировать порождаемую редкостью ценность капитала. В настоящее время доход от процента не предполагает никаких действительных жертв со стороны его получателя, как не предполагает этого земельная рента. Собственник капитала способен получать процент вследствие редкости капитала — точно так же, как земельный собственник получает ренту вследствие редкости земли.

Но в то время, как редкость земли обусловлена имманентными причинами, для редкости капитала не существует имманентных причин. Эта имманентная причина редкости в смысле подлинной жертвы, которая приносится только в случае, если предложено вознаграждение в виде процента, в конечном счете перестает существовать, за исключением положения, когда индивидуальная склонность к потреблению приобретает такой характер, что чистое сбережение в условиях полной занятости приходит к концу раньше, чем капитал стал достаточно обильным" [Keynes J.M. The General Theory of Employment.

Intrest and Money. 1936. P. 219. В другом месте (с. 220) Кейнс утверждает, что процентная ставка придет к нулю в течение жизни одного поколения (предположительно через 30 лет).

Разрушения, причиненные войной, требуют некоторого увеличения этого срока.].
Повторяю, что приближение к такому состоянию общества, если оно когда-либо наступит, должно совершаться постепенно, с учетом имеющегося опыта. И все же мы должны видеть все последствия, связанные с наступлением этого состояния. Это будет, конечно, совершенно новый тип общества.
В моем представлении это должен быть точный и окончательный ответ на все то справедливое, что было выдвинуто критикой капитализма. И так как это будет правильный ответ, он позволит нам покончить с атаками на капитализм с позиций коллективизма. Что таится в сердцах людей за оболочкой коллективизма?

В действительности людьми движет не страстное стремление к тоталитарному обществу. Коллективистское движение приобрело силу скорее благодаря тому, что оно казалось единственным средством, с помощью которого можно было бы лишить капиталиста его "нарастающей деспотической власти эксплуатировать обусловленную редкостью ценность капитала".
Не является ли это общество, освобожденное от процента, — если мы в состоянии определить, что оно не слишком далеко за горизонтом, — альтернативой коллективизма? Не уляжется ли в связи с этим вековое негодование угнетенных и страдающих? Не будут ли они подготовлены благодаря ему к усвоению других взглядов на свободное предпринимательство и неравенство заработков?

Ведь предметом негодования является не положение, которое занимает человек, выполняющий тонкую работу и получающий за нее большую прибыль.

Содержание раздела