Такая простота действительно хуже воровства.

Однако при любом походе можно встретиться с переходной (смешанной) экономикой, которая находится в состоянии перехода от одного социально-экономического состояния в другое, объединяя элементы различных способов и форм производства, различного уровня развития производительных сил и различных методов управления. Но никогда и нигде нельзя было встретить общественный строй, который был бы для всех хорош, и который можно было бы в связи с этим назвать "хорошизмом".

Поэтому, если к чему-то и стоит стремиться то, по-видимому, к строю социального гарантизма (Шарль Фурье), поскольку это, реально осуществимая мечта.
Нашим экономистам - теоретикам еще предстоит ответить на вопросы: какой способ производства был построен в нашей стране при административно-командной системе, в каком обществе мы живем и куда идем: в исторический тупик или развиваемся по восходящей линии. Это тем более важно, что если раньше философы только объясняли мир, то теперь они и этого не делают.
В результате "экспроприации экспроприаторов", путем национализации земли, капиталистических фабрик, заводов и банков в нашей стране было обеспечено отделение эксплуататорских классов от средств производства, но не произошла реальная передача этих средств в руки трудящихся. Лозунг: "Землю -крестьянам, фабрики - рабочим", так и остался лозунгом первых лет революции. Национализация лишь формально означала правовое оформление всенародной собственности.

Реально национализированная собственность принадлежала не народу в той или иной форме ассоциации, а государству.
Функции собственника основных средств производства от имени народа выполняло государство, точнее партийно-хозяйственный аппарат, то есть люди, стоящие у власти. Отсюда директивный характер государственного планирования, когда только государство определяло ближайшие и долговременные пели экономического развития, государственная монополия на паспределение материально-технических ресурсов и товаров народного потребления, монополия на ценообразование, на внешнюю торговлю и т.д.
Трудящиеся так и не смогли осознать себя собственниками средств производства и результатов производства, поскольку не были таковыми. Поэтому у трудящихся не выработалось чувство хозяина, а значит, и навыки рачительного хозяйствования.

Опыт нашей истории еще раз показал, что человек не может рачительно распоряжаться тем, что ему не принадлежит. Это под силу только хозяину средств производства и результатов производства.
Чиновники также не чувствовали себя хозяевами, так как собственность формально принадлежала не им, а народу. Они могли лишь распоряжаться ею от имени народа. Общество, по существу, разделилось на "распорядителей" и "производителей". Как и в любой распределительной системе самый большой кусок пирога достался не тому, ради кого его распределяют, а тем, кто распределяет.

Сложилась противоестественная ситуация, когда первый в деле - производитель, оказался последним в потреблении. Способ производства был превращен в способ распределения, хотя при этом и не было сделано то, что было провозглашено: каждому - по труду.
Это был строй, где продукты не продавали, а распределяли по фондам, по блату, давали по талонам, "выбрасывали" на прилавки магазинов, где появились "благодержатели", "фондодержатели", дефицитоносители", "привилегированные потребители", где благосостояние людей ставилось в зависимость от их места на служебной лестнице, а те же, кто не попал на эту лестницу, довольствовались равенством в нищете. Попытки делить поровну среди неравных создавали лишь мнимую справедливость и не могли превратиться в действенный стимул трудовой активности.
В итоге социализм3 , который был провозглашен в нашей стране, оказался мифическим, что явилось убедительным подтверждением положения о том, что колесо истории вертеть нельзя. Вернее можно, но это приводит к обратным результатам, нежели те, которые намечались.
Действительно, какой же это социализм, если трудящиеся оказались отчужденными от средств производства и результатов производства, которые принадлежали государству; если трудящиеся были отчужденны не только от собственности, но и от власти, от многих достижений культуры и мировой цивилизации; если производство стало работать не столько на человека, сколько на само производство, на военно-промышленный комплекс, то есть стало, по существу, античеловечным; если трудящиеся не почувствовали существенного повышения своего благосостояния вслед за ростом производства; если производительность труда и качество жизни советских людей оказались существенно ниже, чем в капиталистическом мире; если вместо коллективистского сознания на деле бытовало иждивенческое, если "кресло" определяло сознание.

В результате само понятие "социализм" было дискредитировано, хотя социализм здесь не причем. Ведь мы его так и не построили.

Поэтому следует говорить не о дискредитации самой идеи социализма как таковой, а о дискредитации тоталитарной экономической системы, которую мы называли социализмом, то есть о дискредитации реальной практики строительства социалистической системы в бывшем СССР и других странах социализма, о дискредитации декларативного социализма.
Если разграничивать социализм (коммунизм) как политический строй и социализм (коммунизм) как идею, то станет ясным, что появление социализма - это не историческое недоразумение, как некоторым кажется, а ответная реакция людей на реальные несправедливости жизни, воплощение мечты угнетенных и оскорбленных, желающих видеть мир светлее и лучше. Иначе бы из призрака, бродившего по Европе, он не превратился бы в советскую реальность и снова бы не забродил в современной России.
Многие честные и бескорыстные люди ради этой идеи отдали стране все, что имели - свою молодость, здоровье, бескорыстное самопожертвование и с энтузиазмом, с чувством исполненного долга пытались осуществить эту идею на практике. Но действительность оказалась слишком далекой от мечты.

Мифы рухнули, система распалась, но ностальгия по прошлому осталась в душах многих наших сограждан. Это надо понять, а не осуждать, не зачеркивать все наше прошлое.

Но нельзя и забывать, что истинный социализм - это не государственная монополия, обращенная на пользу народа, как об этом твердит оппозиция, не плановый фетишизм, не власть номенклатуры4, не приилегии для "слуг народа", как это было в недалеком прошлом. ^ прежде всего собственность и власть самого народа, открывающая возможность для трудящихся присваивать плоды своего уда поднять производительные силы общества на более высокий уровень развития и обеспечить на этой основе более высокую производительность труда по сравнению с капиталистической системой хозяйствования.
Социалистическим можно назвать лишь тот способ производства, где трудящиеся будут работать на себя, сами распоряжаться плодами своего труда, жить лучше, чем люди наемного труда, когда перестанут думать, сколько у государства ни воруй, все равно свое не вернешь, и перестанут разворовывать государственную собственность.
Многие, говоря о социализме, думают о том, как отобрать собственность у богатых, как лучше разделить то, что имеем. Но идея социализма станет продуктивной лишь тогда, когда она будет направлена на созидание, на приумножение общественного богатства. Те же, кто из четырех действий арифметики усвоил только два - отнять и разделить и не умеет прибавлять и умножать - это иждивенцы, надеющиеся на других, а не на себя. Они привыкли жить "на халяву". Эти люди не только сами не умеют работать, но и мешают работать другим, подстрекая их на забастовки.

Не случайно их лозунги и призывы находят отклик у тех, кто хочет хорошо жить, много получать, но не хочет прилагать для этого необходимых усилий.
Отнимать, конечно, проще, чем создавать. Но такая простота действительно хуже воровства. Те, кто ворует, они хотя бы не скрывают, что живут за счет других.

Эти же обычно пытаются убедить всех, что они живут ради других. Однако придя к власти, создают изобилие прежде всего для себя, для своих близких, причем за счет других, за счет тех, кто умеет и хочет трудиться.
Не следует верить тем, кто полагает, что возвращая собственность государству, мы возвращаемся к социализму. Если трудящиеся не будут являться реальными собственниками ни средств производства, ни результатов производства, если и тем и Другим будут распоряжаться не сами трудящиеся, а люди стоящие у кормила государственной власти, то какой же это социализм? Это государственный способ производства.

Ведь тип способа производства зависит прежде всего от того, кто присваивает результаты труда работников производства: если рабовладе-пец - то это рабовладельческий способ производства, если феодал - то феодальный, если капиталист - капиталистический, если э^осударство, то это государственный способ производства, а не ^циализм. Только называя вещи своими именами можно выработать ясное понимание характера того или иного явления и возможные направления его дальнейшего развития.
Действительно, в результате огосударствления собственности, перехода к такому строю, где политическая и экономическая власть оказалась в одних руках, в руках государства, мы перешли к государственному способу производства, где трудящиеся оказались наемными работниками у государства, отчужденными от материальных условий труда и его плодов, поскольку они ими не распоряжались, от управления производством, если они не относились к партийно-хозяйственному аппарату, и превратились в простых исполнителей распоряжений вышестоящих органов, что привело к "огосударствелению" самого человека, низводящего его до уровня винтика в сверхцентрализованной государственной машине.Конечно, было приятно слушать песню со словами "человек проходит как хозяин необъятной Родины своей", но лучше быть хозяином условий и плодов своего труда, сидеть на месте и эффективно хозяйствовать.

Содержание раздела