В некотором царстве, в некоем государстве
там
...Ехал невероятно медленно, бесконечно, хотя везде попадал на зеленый и жал на полную, обогнал две скорых, свистели постовые, на полукруге у Сокольников занесло, вырулил на сантиметр от автобуса...
Он стоял там, как всегда.
Упасть нельзя, дерево держит.
Я не сразу подошел.
Надо было еще постоять.
Потом я сказал: "Ну, давай". Подошел.
Дотронулся до дерева. Теплое. Шелохнулось что-то наверху, упал кусочек коры.
Дальше все было просто.
Рисунки на шуме жизни
Стихи
В некотором царстве, в некоем государстве
есть остров,
где текут параллельные реки с параллельными
берегами
в параллельных долинах,
и параллельные горы параллельными линиями поднимаются к небу с параллельно плывущими
звездами. У деревьев на этом острове параллельные ветви
и листья,
у цветов параллельные лепестки. Дождевые капли, как и везде, впрочем,
падают параллельно, так же как и снежинки, а люди
строгую параллельность при ходьбе соблюдают в движениях ног и рук. Параллельно работают магазины, радиостанции,
телепрограммы; параллельно пишут писатели, выходят газеты,
мыслят мыслители; у ослов
параллельные уши. Параллельные взгляды на один и тот же предмет не сходятся, ибо, как им и полагается, идут мимо. Пересекаться нельзя. На концертах музыка и аплодисменты следуют
параллельно, так что слушатели и исполнители не мешают друг
другу.
На этом острове не бывает транспортных катастроф. Злятся и ссорятся в результате одних и тех же параллельно влияющих атмосферных событий. Мамы пугают капризных детишек: "Вот придет Лобачевский, отдам тебя Лобачевскому!" И детишки
с параллельно остриженными головками делают параллельно что полагается, параллельно текущими зелеными слезками плачут, никогда ни одна слезинка не пересечется с другой.
Каждый смеется над чем-то своим.
Это напоминает мне одно замечательное заведение
в наших краях. (Где иногда происходит,
в порядке исключения, параллельное кое-что. Например, футбол). Влюбленные любят друг друга непересекающейся любовью.
Один только раз, говорит легенда,
какие-то двое,
нарушив закон,
слились
и раздался взрыв:
погибли, родив
Вселенную.
Остров, однако же, уцелел,
хотя
были выбиты абсолютно все стекла.
I. ПАМЯТЬ ЗЕРКАЛ
Залив,
а может быть, река,
не знаю.
Были облака,
их больше нет
горит заря,
но где-то там,
а здесь не знаю,
откуда свет,
благодаря
какому чуду...
...Вспоминаю:
он светит сам,
да, светит сам,
но он обязан
и жемчугу
своим экстазом,
и изумруду...
Здесь я был
тому назад всего лишь вечность.
Я плыл,
я видел оконечность
полувоздушной суши мыс,
себя теряющий,
как мысль,
и эти скалы
их оскалы
прикрыл покладистый песок,
а где не вышло как лекала
лишайник лег наискосок
и лбы украсил сединами...
И это дерево я был им,
боговетвистым,
солнцекрылым,
я плыл сквозь воздух, я пылал
спокойствием
мои стрекозы
и птицы я их целовал,
дарил плоды, цветы и слезы,
а ветер ветер веселил
мне волосы, венки сплетая
и расплетая и спросил,
страницы снов моих листая,
однажды: "что такое смерть?"
Я отвечал: "Как посмотреть.
Вот небо. Небо убивает".
"Ты шутишь. Смерти не бывает".
"Шучу, конечно. А земля сегодня любит ноту "ля".
"О, это пустяки. А можно тебя погладить осторожно?"
"Как хочешь. Только не усни. И ветку к ветке прикосни..."
"А что такое сон?" "Работа, но у нее другая нота.
Два дуновения, и ты
пройдешь сквозь ближние кусты,
вздохнешь,
травинку потревожишь,
волну к губам своим приложишь,
волна уснет,
но полный сон
бывает только в унисон..."
И он летел на дальний берег, где камень камню слепо верит. (Кому светлей, кому темней, не знают камни или знают, но спят и духов заклинают).
Там оборот ночей и дней иной, короткий, а шепчущий отшельник в лодке мой медиум.,.
18 ноября
Мой хлещущий ноябрь,
раздетый, проливной,
в такую непролазь подстать в тюрьму садиться. Как пухнут облака, как будто из пивной, и каждое тебе на голову садится, мой стынущий ноябрь...
Февральский Водолей,
тебе в противовес, зыбучими снегами
стремится замести скоропостижность дней
и растворить, и смыть безумными слезами.
Роди меня, роди и проходи скорей,
мой слепнущий ноябрь...
(Венецианский дож
представился мне вдруг, гондолы и шпионы
в монашьих клобуках). О, как нещаден дождь,
святая благодать!..
Так плачут Скорпионы,
когда, не торопясь, зима в гнездо ползет
прищуренной змеей хозяйкой, а не в гости.
Послушники любви, зачем вам не везет
и злой осенний яд пронизывает кости?
О В. Леви, кн 3
Ты смеялся и плакал. Ты долго работал, дожидаясь меня, и уже перед сном я тебя посетил, спохватившись, и подал поздний завтрак и чашу с холодным вином.
Сколько раз я тебе изменял, наверное,
не припомнится,
дух мой бедный, затравленный мой господин. Ты прощаешь мне все, словно я не слуга,
а любовница, или ведаешь, что не дожить до седин.
Спорю с зеркалом. Две морщины на переносице нарисованы нежно. Пока еще жив.
Сокровенное шепчет. Сокровенное просится и уходит, ответа не получив.
К зеркалу я подхожу, чтобы оставить свое лицо, а там видно будет.
Осторожнее с зеркалами, пожалуйста,
зеркала ранимы, беспомощны,
не обижайте их,
не одаривайте своими проблемами,
у них хватает своих.
Зеркала, вы наверное знаете, населены
всякой всячиной, и чего только нет в их пространстве,
лишенном времени: диспуты, вечные поцелуи, нескончаемые рукопашные, слезы... У зеркала,
даже самого мутного, есть одна черта абсолютного совершенства: бессмертная, неуничтожимая память.
Самое лучезарное я увидел в нотариальной конторе: чисто вымытое, сумасшедшее.
Оно предъявило мне дарственную от двоюродного
прадедушки
на предметы (перечисление): понт,
цепочка от понта, коньки фигурные, бородавка.
Тот, другой там, напротив изменник, изменяющий верностью да, тот пожизненный твой современник, твой двойник, двоянин, двоенет.
Как он точен. Как здраво и зрело
устраняет останки стыда.
Ну, а часики справа налево,
и другой коленкор у монет.
Как он прав. Но где право, там лево,
а где лево, там право всегда.
Он смеется: "Да в этом ли дело?
Разве это не твой кабинет?
Ну и что ж, что где лево, там право?
Разбираться не стоит труда:
справа яма, а слева канава,
посредине играет кларнет".
Замечает твою слабонервность.
Терапия нежна и тверда:
"Не печалься: где верность, там ревность,
а где ревность, там верности нет.
Все эмоции связаны как-то
с несомненною пользой вреда:
роковой перевертыш инфаркта
милый доктор, веселый брюнет".
"Но ведь полк же не клоп, ты лопочешь,-и ведь клоп же не полк". "Ерунда, мне без разницы. Если захочешь, для клопов мы напишем сонет". Он смеется ты тоже смеешься, он напьется и ты хоть куда, отвернется и ты отвернешься, тень без тени и след без следа...
..Л потом ты опять один.
Умывается утро
на старом мосту,
вон там, где фонтан как будто
и будто бы вправду мост,
а за ним уступ
и как будто облако,
будто бы вправду облако,
это можно себе представить, хотя
это облако и на самом деле,
то самое, на котором мысли твои улетели,
в самом деле летят.
..А потом ты опять один. Есть на свете пространство. Из картинок твоей души вырастает его убранство.
Есть на свете карандаши и летучие мысли, они прилетят обратно, только свистни и скорее пиши.
..А потом ты опять один.
Эти мысли, Бог с ними,
а веки твои стреножились, ты их расслабь,
это утро никто, представляешь ли,
никто, кроме тебя,
у тебя не отнимет.
Смотри, не прошляпь
этот мост, этот старый мост, он обещан,
и облако обещает явь,
и взахлеб волны плещутся, волны будто бы
рукоплещут, и глаза одобряют рябь.
А потом ты опять один.
Музыка к кинофильму
Нет грусти. Хруст костей. Кадят реторты. Кавалергарды громоздят гробы на грудь горбуньи.
Грумы-септаккорды стремглав промчались на призыв трубы.
Игра остра. Магистр-администратор, затраты страсти сократив, срастил гротеск и пастораль, и страх кастратов соединил с безумием горилл.
А в партитуре дротики и копья,
и колоколу некуда упасть,
и драит хвост дракон, и шлет Прокофьев
ему бемоль в разинутую пасть.
Я садился в Поезд Встречи. Стук колес баюкал утро. Я уснул. Мне снились птицы. Птицеруки, птицезвуки опускались мне на плечи.
Я недвижен был, как кукла. Вдруг проснулся. Быть не может. Как же так,
я точно помню.
Я садился в Поезд Встречи. Еду в Поезде Разлуки. Мчится поезд, мчится поезд сквозь туннель
в каменоломне.
Кто ты такой? Незанятое место. Сквозняк.
Несвязных образов поток. Симфония без нот и без оркестра. Случайный взгляд.
Затоптанный цветок.
Толпа сырая собственной персоной: слияние святого, подлеца и сироты под оболочкой сонной потертого гражданского лица.
А глаз твоих седых никто не видит и это тело как бы не твое, и душит чья-то боль, и бьет навылет чужих зрачков двуствольное ружье.
Как важно знать, что ничего не значишь, что будучи при всем, ты ни при чем, что душу превратил в открытый настежь гостиный дом с потерянным ключом.
Кто здесь не ночевал, кто не питался, кто не грешил?.. Давно потерян счет. А скольких ты укоренить пытался, уверенный, что срок не истечет?
