Каратистская притча

В общем, братцы, я спузырился. Психоёкнулся. Завралился.

Вглупаря перефуфырился и зазряйно обастралился...
"Ну все, можно вешаться", решил В., еще раз измерив и оценив свои творения утром.
Опохмелился и передумал. "Прибор-то на что?.. А ну-ка, еще разик..."
Его вырвало с корнем. Проблемы остались.
Подался в критики. И пошел в гору настолько неудержимо, что уже через год завоевал ведущую позицию в самом толстом журнале. О тайне его успеха не ведал никто. Но известно бьшо, что, читая очередной шедевр, подлежащий аннигиляции, он неизменно снимал с безымянного пальца золотой перстень с печаткой и прикладывал к страницам рукописи там и сям.

После чего внимательно нюхал.
И не бьшо ему равных по глубине и точности литературной оценки.
Современники его называли: Неистовый В.
Сон во время стриптиза
Позвольте маленький сюрприз: в Париже видел я стриптиз. (Париж латиницей: Paris, но "s" французы не произносили с той поры, как изменили древний свой прононс и звук пошел не в рот, а в нос.)
Я спал. В партере было тесно. На сцене раздевалась стерва. Седые чресла в жирных креслах дрожали, вытрясая сперму, меж тем, как жертвенная кошка, изображая злую течку, струилась как сороконожка, переползающая свечку.

Итак, я спал. Гремел стриптиз. (Припомнил кстати: грек Парис прекрасен был как кипарис, морально слаб, как человек, и был троянец, а не грек, неважно, стало быть, стриптиз, и он решал, которой из троих богинь вручить свой приз.
Тот древний конкурс красоты
мы обойдем за три версты,
дабы не рухнуть носом вниз:
а вдруг нас вызовут на "бис"?
А если вдруг случится криз
гипертонический? А вдруг
бумажник выпадет из рук,
а в нем паспорт, записная книжка
с телефонами и адресами,
гостиничные счета и мало ли еще что).
Уже истерзанное платье в неистовом змеилось твисте; уже замученный бюстгальтер покончил жизнь самоубийством, и с агонирующих ляжек как ручейки текли колготки, и в срамоте крючков и пряжек дымился прах последней шмотки,
как вдруг у кого-то выпал пельмень, но я спал и не мог оказать врачебную помощь.
Выбор варианта
Каратистская притча
Тем, кто путь свой знает, помогают боги.
Встретились однажды на большой дороге молодой разбойник, с саблей востроносой, и тщедушный, старый, сморщенный философ.
И сказал разбойник: Знаешь ли, премудрый, как получше встретить завтрашнее утро? Жалко мне глядеть на стоптанное тело. Жить тебе давно уж, видно, надоело?

Всех казнит Природа, произнес философ, но в делах священных важен срок и способ, как в хорошей песне правильная нота. Выбор варианта тонкая работа.
Всех казнит Природа, возразил разбойник, но какая тонкость, если ты покойник?
Парень я ленивый, но тебе, как другу, окажу, пожалуй, грубую yaiyiy. Хочешь ли повиснуть, поболтав мозгами, или в воду рыбкой, а на шею камень? Прикажи прирежу. Разреши пристукну.

Придушу, как мышку, а потом мяукну?
Всех казнит Природа, повторил философ, но в незрелых мыслях много перекосов. Делай, что умеешь. Делай, не смущайся,
но сперва с ногой моею попрощайся.
Так сказав, премудрый вдруг подпрыгнул ловко -
Кхек! и отлетела темная головка.
В ад пошел разбойник, в рай учитель строгий.
Тем, кто путь свой знает, помогают боги.
Позы
(К руководству по аутотренингу)
Итак, уважаемые, запомните навсегда: отнюдь не предосудительно
вспоминать прошлые жизни
во внутриутробной позе плода, подобрав калачиком ноги,
или думать о вечности, стоя на голове, как йоги, если даже пятки при этом выделывают антраша уметь придавать себе разные очертания
вовсе не глупо. До чрезвычайности хороша поза трупа,
но и она не единственная из пригодных для самоусовершенствования. Зависит кой-что и от условий погодных. Для обретения вида женственного, к примеру, ночь заполярная не то чтобы очень: шубы из шкур беломедвежьих, как ни крутись,
стесняют движения,
а сбросишь, враз схватишь воспаление почек. Эскимосы, однако, читал я, находят выход из
положения
и в любой градус мороза достигают апофеоза.
Вообще, было бы чем заняться, найдется и поза.
А еще вот (ежели наоборот):
руки наугад, ноги назад,
уши вниз, глаза вместе
точно в том фокусе, где находится
чувство чести,

макушка при этом закидывается до предела
(сзади шелковая тесемка, чтобы не отлетела),
живот по диагонали,
спина по спирали,
грудь сикось-накось
в такой позе сама собой вытанцовывается
всевозможная пакость, и можно пролезть без очереди,
не боясь быть утопленным в бочке дегтя (очередь, правда, слыхал я, воспитывает чувство
локтя),
можно читать стихи, воя недужно, под бурные раздражительные аплодисменты и можно пить, даже нужно, и не платить алименты, короче, это поза поэта.
VII. В ЭТОЙ ВЕЧНОЗЕЛЕНОЙ
Памяти художника Владимира Казьмина
...и этот дождь закончится как жизнь и наших лиц истоптанная местность усталый мир изломов и кривизн вернется в изначальную безвестность
все та же там предвечная река все тот же гул рождений и агоний и взмахами невидимых ладоней сбиваются в отары облака и дождь слепой неумолимый дождь
ЪЪ1
свергаясь в переполненную сушу пророчеством становится и дрожь как торжество охватывает душу
и наши голоса уносит ночь.
Крик памяти сливается с пространством, с молчанием со всем, что превозмочь нельзя ни мятежом, ни постоянством. Не отнимая руки ото лба, забудешься в оцепененьи смутном, и сквозь ладони протечет судьба, как этот дождь,
закончившийся утром.
Мой ангел-хранитель ведет себя тихо, неслышно парит над толпой. "Спеши, торопись утолить свою прихоть, безумец, ребенок слепой-"
Он видит все как вертится земля
и небо обручается с рекой,
и будущего минные поля,
и вещий сон с потерянной строкой.
За сумраком сумрак, за звездами звезды, за жизнью наверное смерть, а сбиться с дороги тек просто, так просто, как в зеркало посмотреть...
В этой вечнозеленой жизни, сказал мне седой
Садовник,
нельзя ничему научиться, кроме учебы, не нужной ни для чего, кроме учебы,
а ты думаешь о плодах,
что ж, бери,
ты возьмешь только то, что возьмешь, и оставишь все то, что оставишь, ты живешь только так, как живешь, и с собой не слукавишь.
В этой вечнозеленой смерти, сказал Садовник,
нет никакого смысла, кроме поиска смысла,
который нельзя найти,
это не кошелек с деньгами, они истратятся,
не очки, они не прибавят зрения, если ты слеп,
не учебник с вырванными страницами.
Смысл нигде не находится,
смысл рождается и цветет, а уходит с тобою
вместе иди,
ты возьмешь только то, что Поймешь, а поймешь только то, что исправишь, ты оставишь все, что возьмешь, и возьмешь, что оставишь.
Черновик
Я умирал.
В последний миг
вверху, над сердцем
прозвучало:
"Ты не готов. Ты черновик.
Все вычеркнуть. Начать с начала".
Проснулся в холоде. Река. (Та самая). И ночь. И лодка. И чей-то зов издалека.

И неба жаждущая глотка.
Я вспомнил все. И я не смел
пошевелиться.
Я не успел. Я не сумел
осуществиться.
Был замысел: Была гора. Была попытка. Шумели ливни и ветра.

Ползла улитка.
Я жертвы приносил богам натурой мертвой,
но я не знал, не знал, что сам назначен жертвой.
Я целый мир в себе носил и жить пытался, но благодати не вкусил, не догадался.
Я не сумел. Я не достиг.
Я отработан.
А мой убийца беловик
смотрите: вот он.
Его лепила та же боль,
но отличала
способность снова стать собой,
начать с начала.
Встаньте,
встаньте с колен.
Умолкните,
предоставьте себя молчанию.
Что просить вам,
если дарится океан,
а взять можете каплю,
и ту извергая?
О чем молите бездну,
вас измеряющую?
Что вам делать с Моим огнем?
Чтобы сжечь ваши души,
довольно искры.
Оглушенные песнопениями, голос Мой вы не слышите, ядовит дым ваших жертвенников, и не видите жертв и даров Моих.
Вот сумерки легли, и слабый свет, когда вопрос яснее, чем ответ, и отзвуки отчетливей звучанья. Приходит час Учителя Молчанья, закат заката... Тише, он пришел...
Мир гасится. Еще один укол, и замолчит Поющий Фехтовальщик и грядет ночь. Ты догадался, мальчик, любовь проста и встретиться легко, но меркнет свет и звезды далеко
Листопад
ПРОЩАЙТЕ
ПРОЩАЙТЕ
ГРУЩУ
ГРУЩУ ВЕЩАЙТЕ
ВЕЩАЙТЕ
РОПЩУ
РОПЩУ
Итак,
ступай и засыпай, смотри и слушай, как начинают ворожить и сны вокруг оси кружить и саван предзабвенный шить лесные души.
В избытке сил
ты не спросил,
чей голос лето сотворил,
построил плоть твою и воздух венценосный,
и к жизни смерть приговорил,
и сам себя похоронил
и на поминки пригласил траву и сосны.
И не зазорно ли стопам гулять по высохшим губам, топтать и превращать в труху тех, что шумели наверху, казалось, вечно, и утешенье ли рыдать, когда не в силах угадать, зачем земная благодать так быстротечна.
Теперь пора октябрь идет, зиме поклон земной кладет, несет предвестье, какая жизнь за жизнью ждет, какой из листьев упадет с тобою вместе.
СТЕЛИТЕСЬ
СТЕЛИТЕСЬ
ТЕЧЕМ
ТЕЧЕМ МОЛИТЕСЬ
МОЛИТЕСЬ
О ЧЕМ
О ЧЕМ
Закат остановись...
Опять пожар,
и мчится зверь,
на миг, смертельно-сладкий,
артерию сопернику зажать
в последней схватке.
Вот вспыхнул шерсти обагренный клок...
Узнай же, инок:
себе подобных вызывает Бог
на поединок.

Содержание раздела