Глава 4. МВФ: НЕСБЫВШИЕСЯ НАДЕЖДЫ
4.1. „ПАНАЦЕЯ" БРЕТТОН-ВУДСА (ИЛИ СКАЗ О „БОЛЕЕ РАВНОМ, ЧЕМ ДРУГИЕ")
В 30-е годы не было известно, что произойдет с золотом в 70-е годы. Но все указывало на то, что его промышленное потребление будет возрастать, а монетарные функции — убывать. Надвигалась новая эра — тревожная своей неизведанностью. К началу второй мировой войны среди теоретиков, специалистов и государственных деятелей ведущих капиталистических стран распространилось мнение, что в условиях отсутствия классических форм золотомонетного стандарта путь к предупреждению валютного хаоса лежит только через образование международной системы. Так, Джон Парк Янг (Госдепартамент США) в 1944 г. отмечал: „Один из наиболее ярких уроков (межвоенного периода.— Авт.) заключается в необходимости совместных действий в валютной области. Валюты мира, особенно главные валютные системы, настолько взаимосвязаны и взаимозависимы, что без координации или хотя бы межгосударственного сотрудничества весьма вероятны возрастающие экономические трудности”1. Эймос Тэйлор (Министерство торговли США) также считал, что „курсовую стабильность можно поддерживать только при помощи действенного механизма международных расчетов”^.Проблемы устройства международной валютной системы являлись объектом изучения и разработки, проводимых правительствами западных стран задолго до окончания войны. Уже в 1943 г. был подготовлен английский план создания международного клирингового союза — так называемый „план Кейнса”. Кроме того, были также выработаны французский и канадский планы по вопросу международных валютных отношений. Позднее появился американский „план Уайта”, который и был положен в основу создания в Бреттон-Вудсе в 1944 г. Международного валютного фонда.
Оценивая исторические условия, в которых возникли упомянутые планы, необходимо исходить из реальной международной обстановки того времени. В 1943 г. в результате побед советского народа на фронтах Великой Отечественной войны
исход второй мировой войны был предрешен. Для капиталистического мира эти события означали попутное укрепление позиций США, Великобритании и других наших союзников. В этих условиях лишь английский „план Кейнса” был удостоен внимания, но только до появления американского „плана Уайта”, после чего „план Кейнса” был отвергнут фактически без обсуждения.
Английский план исходил из того, что эпоха господства английского капитала заканчивалась и дальнейшая защита английских интересов могла осуществляться лишь при координации действий с США. Кейнс рассчитывал, что Великобритания совместно с США захватит контроль над международной валютной сферой. Но США настаивали на введении долларового стандарта, который находился бы полностью под контролем США. „Ни один план, — отмечал американский экономист Р. Триффин по этому поводу, — не имел какого-либо шанса на успех без американского согласия, а американского согласия не могло быть без полной поддержки казначейства США и самого Хенри Уайта”3.
К этому времени США уже имели опыт международного „сотрудничества”, в частности, в рамках Организации американских государств (ОАГ), под вывеской которой США „подмяли” под свой контроль производство и сбыт во всех Америках — Северной, Центральной и Южной. Говоря об ОАГ, США изобрели весьма красноречивое определение своего места в этой организации как „более равного партнера, чем другие”. Принцип „более равного” партнера был заложен и в основу послевоенной валютной системы во главе с МВФ, при помощи которого юридически оформлялся примат США над соперниками в валютной сфере. Так, в международный оборот был внедрен экономический гангстеризм, взращенный на культе поклонения доллару, вскормленный нравами ,дикого Запада”, не отягощенными принципами международной морали и национальной независимости других стран.
Вполне понятно, что Советский Союз не мог согласиться с подобным неравноправием, заложенным в базис МВФ, в связи с чем он отказался от участия в данной организации.
В этой новой возникшей после второй мировой войны капиталистической международной валютной системе вопросы регулирования валютных курсов занимали центральное положение. С учетом предвоенной анархии и с гибкими, и с некоординированно фиксированными курсами в качестве принципа было принято официальное договорное фиксирование курсов валют странами — членами Фонда путем их регистрации в МВФ. Договорно фиксированные курсы в послевоенный период были особенно необходимы Соединенным Штатам Америки в связи с их возросшей ролью страны-кредитора: данные взаймы деньги не должны были обесцениться ко времени их возврата (в 1940—1949 гг. американские государственные займы, военная „помощь” и другие расходы достигли 72,2 млрд, долл.,
в последующем десятилетии — 1950—1959 гг. — они составили почти такую же сумму — 72,8 млрд.) 4.
Принцип договорно фиксированных курсов должен был поддерживаться странами по двум направлениям. Во-первых, ограничивались возможности произвольного одностороннего изменения зарегистрированных паритетов, а во-вторых, ограничивались допустимые пределы отклонений рыночных котировок этих валют (рыночных курсов) от паритетов.
Паритеты, в отличие от рыночных курсов, сохранялись неизменными относительно длительные периоды (обычно многие годы) после согласования их уровней с заинтересованными странами и Фондом. В случае изменения страной паритета своей валюты наперекор МВФ она могла быть лишена возможности получения кредитов Фонда. Паритеты (формально) базировались на фиксированном золотом содержании валюты, но при регистрации их в Фонде страна-член сначала подыскивала подходящий паритет к доллару США, а через зафиксированное золотое содержание доллара вычисляла золотой паритет своей валюты. Соглашаясь с этим принципом договорно фиксированных курсов, страны — члены МВФ как бы акцептовали американское утверждение о равноценности доллара золоту. Тем самым они признавали зафиксированный золотой паритет доллара и официальную цену золота в долларах: 1 тройская унция золота стоит 35 долл. США, т. е. золотое содержание 1 доллара составляет около 0,888 г чистого золота.
Стране — члену МВФ при регистрации паритета своей валюты в Фонде достаточно было заявить паритет либо в золоте (золотое содержание валюты), либо к доллару США, после чего путем сопоставления золотых или валютных паритетов к доллару исчислялись паритеты по отношению к другим валютам.
Вопрос изменения паритетов являлся фундаментальным по своему значению, поскольку эти изменения находили свое выражение в таких серьезных актах, как девальвации и ревальвации валют.
Как уже было сказано, вторым фактором, обеспечивающим поддержание принципа фиксированности курсов, являлось ограничение отклонений рыночных курсов валют от их зарегистрированных паритетов. Рыночные оценки курсов валют — так называемые котировки — базировались на паритетах, но имели определенную свободу отклонений от последних. Если под паритетными курсами валют понимаются официальные курсы, не подверженные повседневным изменениям на валютных рынках, то на рыночных курсах отражается вся стихия капиталистического рынка в соответствии с действием закона спроса и предложения, хотя и с некоторыми ограничениями. Центральным банкам стран — членов Фонда вменялось в обязанность удерживать отклонения рыночных курсов своих валют на своих национальных рынках в определенных узких пределах. Размер допустимых отклонений рыночных курсов до декабря 1971 г. ограничивался рамками ±1% от паритета. Это означало, что центральные банки должны были предпринимать определенные акции на валютном рынке, если курс национальных валют приближался к отметке +1% или — 1% от паритета по доллару. Обратите внимание: банковская система США могла оставаться в полном бездействии в деле урегулирования курса доллара, а все другие центральные банки были обязаны „вмешиваться”, или, как иногда говорят, ин-тервенировать на рынке с целью искусственного понижения курса валюты своей страны, если он повысился до верхнего предела, или его повышения, если он упал примерно до — 1%.
Валютные интервенции центрального банка можно довольно просто обрисовать бытовым примером. Допустим, что на городском рынке лишь несколько продавцов торгуют морковью. Очередь к ним большая, что указывает на активный спрос, и цена, естественно, повышается. Допустим, что у директора рынка есть инструкция стремиться поддерживать цену моркови в разумных пределах, а на складе рынка есть определенный резерв. Что делает директор? — он распоряжается срочно открыть морковный прилавок. В результате очередь рассасывается, т. е. спрос спадает и цена на морковь у других продавцов опускается до нормального уровня. Такова суть „морковной” интервенции при повышении „курса” этого продукта. А если бы был избыток продавцов моркови на рынке, интервенция со стороны дирекции рынка могла бы оказаться обратной: директор мог дать указание скупить часть моркови у продавцов по понизившейся цене (и сохранить ее на складе до повышения цены), тем самым подняв среднюю цену на рынке, чем пресек бы нездоровый ажиотаж вокруг подешевевшего продукта, тем самым предотвращая закупки спекулянтов.
В валютных интервенциях действует тот же механизм: когда иностранной валюты мало на данном валютном рынке, за нее приходится платить больше национальной валюты. Это означает, что курс национальной валюты падает и для ее поддержки центральный банк „выбрасывает”, т. е. предлагает из своих резервов, иностранную валюту, чем постепенно снижает ее цену (курс) в национальной валюте, поднимая цену (курс) последней. И наоборот: когда курс национальной валюты слишком высок, центральный банк скупает в свои резервы „излишнюю” иностранную валюту, искусственно создавая на нее дефицит, что как бы поднимает инвалютную сторону коромысла, опуская плечо (т. е. понижая курс) национальной валюты.
Приведенные примеры валютных интервенций действуют столь просто только тогда, когда подобные колебания курса отражают недолговременные, конъюнктурные изменения спроса и предложения на рынке. Когда же товары страны из-за плохого качества, низкой производительности труда или взвинченных внутренней инфляцией цен оказываются неконкурентоспособными на мировых рынках и их никто не хочет покупать, то возникает естественный и весьма стабильный повышенный спрос на иностранную валюту для оплаты импорта. Дисбаланс в международных платежах в результате усиленного импорта в страну и сократившегося экспорта в другие страны вызывает падение курса национальной валюты, который зачастую бывает невозможно поддержать валютной интервенцией: „подкармливая" рынок иностранной валютой из государственных резервов, центральный банк быстро, а главное бесполезно, лишился бы своих валютных накоплений.
Для центрального банка опасно оказаться без валютного резерва, но нежелателен и чрезмерный запас иностранной валюты, поскольку в обмен на нее на рынок поступает национальная валюта, эмитированная не в соответствии с законами денежного обращения данной страны для обеспечения нормального товарообмена, а сверх нужных для национальной экономики размеров, что стимулирует инфляцию.
В системе МВФ пределы ± 1% действовали только для курсов валют к доллару США, а между всеми прочими валютами курсы могли взаимно отклоняться на ±2%. Такое неравноправие имело существенное экономическое значение: если вы торгуете с Соединенными Штатами Америки, то ваш риск валютных изменений не может превысить 2%; если торговля ведется, например, между англичанами и французами, то валютный риск возрастает до 4%. Поэтому либо торгуйте с США, либо между собой, но стремитесь расплачиваться долларами США. Это, естественно, повышало спрос на доллары, а следовательно, его курс. Подобная дискриминация содействовала утверждению доллара в качестве наиболее стабильной, а посему — универсально приемлемой валюты.
Рассмотрим, как подобное валютное неравноправие проявлялось в жизни, взяв для этих целей условный пример с тремя валютами: далларом США, австрийским шиллингом и бельгийским франком. Допустим, что 1.5.196 —г. курсы и шиллинга, и франка совпадали с паритетом к доллару: 1 долл. = 25 шилл.= = 50 фр. Следовательно, их паритетные курсы друг к другу составляли: 1 шилл. = 2 фр., или 1 фр. = 0,5 шил л.
К 1.6.196_г. шиллинг окреп, его курс повысился до верх
ней интервенционной точки (+1%)— до 24,75 шилл. за 1 долл., а курс франка понизился до нижней интервенционной точки (—1%) —до 50,50 фр. за 1 долл. Таким образом, на эту дату 1 долл. = 24,75 шилл. =50,50 фр. Из этого следует, что 1 шилл. = = 2,04 фр., или 1 фр. = 0,49 шилл. Если бы курс только одной валюты — будь то шиллинг или франк, изменился на 1 %, а курс другой остался бы равным паритету, изменение их взаимных курсов ограничивалось бы тем же размером, что и курса этой валюты к доллару, т. е. 1%. В нашем примере разница составила 2%. В этот день центральный банк Австрии был обязан скупать на рынке доллары за шиллинги, а центральный банк Бельгии — продавать доллары из своих резервов, чтобы поднять курс франка.
К 1.7.196_г. положение резко изменилось: курс шиллинга
упал с верхней интервенционной точки до нижней, а курс франка, наоборот, подскочил. При этом каждый курс изменился к доллару на 2%, но изменение их курсов друг к другу составило уже 4%! Опять банки осуществляли интервенции, но теперь в Австрии продавали доллары, а в Бельгии — скупали.
А если допустить, что курсы и шиллинга, и франка оказались, скажем, на отметке +1%, разве это не означает, что указанные валюты сильны, а доллар слаб? Означает, но проводить интервенции должны Австрия и Бельгия, скупая дешевый доллар в свои резервы. А если им больше не нужны доллары? Правила МВФ все равно требовали: продолжайте скупать. Однако в 40-е и 50-е годы не было валюты сильнее доллара, поэтому несправедливость подобных требований никого не тревожила.
Такая система заведомо нарушала принцип взаимности, без которой не могло быть равноправной и стабильной обратимости валют, ее существование обеспечивалось только при сохранении гегемонии США в капиталистическом мире. Ослабление этой гегемонии предвещало кризис доллара, а с ним и валютной системы МВФ.
Широкие рамки допустимых взаимных колебаний валютных курсов могли игнорироваться капиталистическими странами лишь в первые десять—двенадцать послевоенных лет, пока основным внешнеторговым партнером в мире являлись США и эти страны стремились ю поддержанию прежде всего курса их национальных валют к доллару. С завершением периода послевоенного восстановления страны, чьи экономики были относительно тесно взаимозависимы, оказались вынужденными внести на практике поправки в положения Бреттон-вудского соглашения, поскольку широкий диапазон курсовых колебаний не обеспечивал стабильности валютных операций. Так, страны ЕЭС стали использовать более узкие пределы отклонений курсов от паритетов, равные ±0,75%, учрежденные еще в 1958 г. в рамках Европейского платежного союза. Это сокращало пределы возможных взаимных отклонений курсов с 4%, установленных для всех стран МВФ, до 3%.
Помимо указанных принципов изменения паритетов и курсов отдельных валют, Бреттон-вудским соглашением предусматривалась чрезвычайно интересно сформулированная возможность изменения долларовой цены золота путем „всеобщего одновременного и единообразного изменения паритетов всех валют”. Поскольку официальная цена золота за десятки лет своего неизменного состояния оказалась к концу 60-х годов многократно заниженной, речь могла идти только о совместной девальвации валют стран — членов МВФ. Одновременная девальвация в одних и тех же размерах понизила бы золотые паритеты валют, оставляя неизменными их курсы по отношению друг к другу.
Изложенные принципы функционирования фиксированных валютных курсов в рамках МВФ имели существенные недостатки. Подчиненный диктату одной страны — США — Международный валютный фонд содержал в своей структуре и принципах деятельности ряд противоречий, главными из которых в области регулирования валютных курсов являлись следующие:
единство доллара и золота, провозглашенное в уставных статьях Фонда, было лишь договорным, декларативным, но не объективным, так как базировалось на одностороннем обязательстве США конвертировать доллары в золото. Последующие девальвации доллара в 1972 и 1973 гг. полностью подтвердили, что доллар США не являлся по своему содержанию золотостандартной валютой с присущей ей внутренней стоимостью;
золотые паритеты прочих валют были еще более декларативными и выполняли лишь вспомогательную функцию, поскольку сами валюты имели не прямую связь с золотом, а лишь через доллар США. Как только 16 августа 1971 г. прекратилась обратимость доллара в золото, все эти валюты в тот же миг остались без какой бы то ни было юридической и фактической связи с золотом.
Какая же взаимосвязь существовала между долларом США и золотом? Доллару в системе МВФ отводилась роль валюты, функционировавшей на принципах дополнительно урезанной формы золотого стандарта. По сравнению с „классическим” золотомонетным стандартом, действовавшим в конце XIX -начале XX в., к доллару применялись условия межгосударственного золотослиткового стандарта, в то время как ко всем прочим валютам — условия еще более урезанной формы -межгосударственного золото-валютного стандарта. Оба указанных стандарта могли бы быть объединены для удобства, но лишь условно, под названием „межгосударственный золото-долларовый стандарт”.
Образование бреттон-вудской валютной системы после второй мировой войны отражало стремление капиталистических стран укрепить международный валютный механизм путем усиления государственно-монополистического вмешательства в валютную систему. „Суть империалистической стратегии в валютной сфере составляют попытки обеспечить с помощью государственно-монополистических мер координацию ... валютно-финансовой политики капиталистических государств ... во имя реализации глобальных классовых интересов международного капитала”5.
Система МВФ, поставленная в полную зависимость от воли США поддерживать гарантированную только ими золото-долларовую связь, отражала дальнейшее усиление подчинения других стран Соединенным Штатам Америки. В отличие от предвоенной международной валютной практики 30-х годов, когда валютная сфера делилась в примерно равном противоборстве капиталистических стран на зону доллара, стерлинговую зону и зону французского франка, а подчиненные валюты входивших в них стран находились в зависимости от состояния „головных” валют указанных зон, в системе МВФ валюты более 125 капиталистических и развивающихся стран оказались в зависимости от одной валюты - доллара США. Поэтому, если кризис одной из трех довоенных ключевых валют непосредственно сказывался только на интересах стран данной валютной зоны, т. е. был относительно региональным, то в послевоенной системе МВФ кризис доллара затрагивал интересы всех стран - членов Фонда.
Выявление и систематизация изложенных выше основных противоречий, содержавшихся в уставных положениях МВФ по вопросам регулирования валютных курсов стран - членов Фонда, позволяют проанализировать процессы трансформации и усиления межимпериалистических противоречий в 50—60-е годы, приведшие к дальнейшему ослаблению, а затем и к краху в 70-е годы системы так называемых фиксированных валютных курсов в рамках МВФ.
4.2. БЛАГИЕ НАМЕРЕНИЯ 50-х ГОДОВ
После ознакомления с планами и принципами поддержания стабильных валютных курсов наш разговор пойдет не о бреттон-вудской системе в целом, а о том, какая система регулирования валютных курсов была заложена в Уставе МВФ, как она функционировала на практике, почему распалась.Бреттон-вудская система МВФ — это комплексный механизм экономических и статистических служб, органов кратко-, средне- и долгосрочного кредитования и т. д. Но подчинено все это было одной идее — обеспечению стабильных валютных курсов, стимулирующих развитие внешней торговли и экспансию капитала. В основу этой стабильности, как уже отмечалось, закладывалось золото-долларовое „единство”, которое как этакий современный электрум должно было служить точкой равнения для всех других валют, точкой отсчета их допустимых отклонений от зафиксированных в Фонде валютных паритетов.
Что означало заявление правительства США об установлении паритета доллара к золоту на уровне 35 долл. США за тройскую унцию? Кого это интересовало? Интересы частных лиц этот паритет, с одной стороны, затрагивал, а с другой — не затрагивал. Не Затрагивал потому, что если бы частное лицо пожелало обменять в центральном банке 35 долл, на 31,1 г золота, то ему бы отказали: это право давалось только иностранным центральным банкам, накопившим доллары и желавшим обменять их на золото, принадлежавшее США. В то же время фиксированный по золоту паритет доллара США не позволял курсу доллара произвольно изменяться по отношению к фунту стерлингов, марке ФРГ, японской иене и т. д., а потому гарантировал данному лицу определенную стабильность курсов разных валют, т. е. понижал риск этого лица в расчетах по внешней торговле, по туризму за границей и при иных платежах в иностранной валюте. Так что намерения системы МВФ обеспечить странам-участницам устойчивые валютные курсы были самыми благими. Но, увы, нереальными.
Бреттон-вудская система договорно фиксированных курсов просуществовала юридически около двадцати пяти лет (с 1946 по 1973 г.), однако продолжительность ее эффективного функционирования ограничивается, пожалуй, лишь десятью годами (с 1958 по 1968 г.). Период до 1958 г. в основном характеризовался восстановлением экономики капиталистических стран, накоплением ресурсов, необходимых для введения валютной обратимости на базе фиксированных курсов. 60-е годы явились периодом не только функционирования системы договорно фиксированных курсов, но и нарастания предпосылок ее краха и посему принятия разнообразных временных мер по ее спасению. 70-е годы засвидетельствовали дезинтеграцию системы договорно фиксированных курсов и переход на гибкие курсы.
Причины провала попыток создания стабильной международной капиталистической валютной системы лежали в постоянно обострявшихся межимпериалистических противоречиях, в основе которых находилось крайне неравномерное экономическое развитие капиталистических стран. Существенным дополнительным фактором ослабления бреттон-вудской системы являлась ее проамериканская направленность: рассчитанная на гегемонию доллара эта система оказалась нежизнеспособной с момента появления на международной арене экономически равноправных стран-конкурентов.
Еще при подписании Бреттон-вудского соглашения в 1944 г. страны — члены МВФ отдавали себе отчет в невозможности быстрого восстановления обратимости на базе действительно фиксированных курсов. Предполагалось, что к 1951 г. эти страны преодолеют беспрецедентные разрушения, явившиеся результатом второй мировой войны, и установят валютную обратимость. Однако ведущим капиталистическим странам потребовалось не шесть, а тринадцать лет на восстановление и оздоровление национальных экономик и на постепенное внедрение и расширение взаимной обратимости валют.
Заведомая нереальность большинства послевоенных паритетов не играла существенной роли из-за того, что валюты не были обратимыми по твердым курсам. Валютные курсы ьіогли практически неограниченно отклоняться от паритетов, поскольку уставные положения Фонда допускали использование странами-членами, по существу, гибкой формы курсов в начальный „переходный период”.
Практика „переходного периода” в области регулирования валютных курсов капиталистических стран сложна. Широкое применение валютных и торговых ограничений, а также различия в уровнях развития национальных экономик не позволяют единым масштабом охватить положение в разных странах. Так, „канадский эксперимент”, в котором с 1950 г. использовался гибкий курс вопреки решениям МВФ, демонстрировал, что может позволить себе страна, не разоренная войной и поэтому способная действовать с позиции силы, а не слабости: Канаде было выгоднее препятствовать притоку долларов из США, а не привлекать их, как это пытались делать западноевропейские страны. А, как сказал один мудрец, всегда проще справиться с богатством, чем с бедностью. Опыт Канады весьма показателен: стало ясно, что страны МВФ принесут в жертву интересы международного сотрудничества, если это выгодно для удовлетворения их национальных интересов.
В отличие от Канады, Франция использовала множественные и колеблющиеся валютные курсы, а не договорно фиксированные, вплоть до 1958 г. Но из-за слабости послевоенной экономики делалось это с унижениями и оскорблениями: МВФ даже лишал Францию права на получение кредитов.
Великобритания являла собой уже пример третьего рода. Ее стремление вернуть себе и фунту стерлингов былую славу увязывалось с попытками возобновить обратимость фунта в другие валюты. Однако в конце 40-х годов экономика страны еще не могла поддержать его конвертируемость конкурентоспособными товарами английского производства. Поэтому, когда в 1947 г. Великобритания все же ввела обратимость, все страны, накопившие фунты стерлингов, поспешили обменять их на доллары США, поскольку рынок Соединенных Штатов Америки был готов предложить любые товары, а в послевоенной Великобритании даже на велосипеды была очередь на несколько лет. В результате наплыв требований на обмен английской валюты на доллары США привел к потере порядка 1 млрд. долл. США из государственных резервов страны, что вынудило Банк Англии через месяц с небольшим отказаться от обратимости в целях предотвращения дальнейших потерь. Как видим, одних желаний и традиций мало: переходу к конвертируемости должны предшествовать укрепление экономики, накопление товарных и золото-валютных резервов, достижение финансовой стабильности. Относительная устойчивость и ограниченная обратимость фунта стерлингов были достигнуты лишь к 1953—1955 гг.
Конкретные экономические условия, существовавшие в послевоенные годы в ФРГ, побудили эту страну выработать совершенно иной подход к восстановлению обратимости марки на базе договорно фиксированного паритета. Политика Немецкого федерального банка была направлена на оздоровление экономики путем установления заслонов „импорту” инфляции для обеспечения конкурентоспособности западногерманских товаров. Экономист из ФРГ Л. Хан весьма образно охарактеризовал антагонизм и беспорядок, царившие в 50-е годы в странах МВФ, в условиях которых ФРГ должна была „либо выть вместе с другими, либо вырваться из международного валютного зоопарка. Она стремилась остаться в валютном зоопарке без вытья ... пребывая в воде валютной стабильности и не замочив себя волнами инфляции, распространяемыми другими странами”6. Как это ни парадоксально, но из числа крупнейших западноевропейских стран ФРГ была первой, подготовившей условия для перехода на договорно фиксированные курсы.
Изучение опыта капиталистических стран в „переходный период” 1946—1958 гг. указывает на отсутствие согласованного подхода к проблемам фиксированное™ курсов и обратимости валют как в международном масштабе в рамках МВФ, так и со стороны отдельных государств. Можно сделать ряд следующих теоретических выводов:
если в эпоху золотомонетного стандарта фиксированное™ золотого содержания валюты и ее обратимость (в золото и в валюты) находились во взаимной увязке, то в бреттон-вудской системе эти понятия оказались разъединенными;
обратимость является реальной, а не декларативной только при условии относительной свободы от валютных или внешнеторговых ограничений в стране;
множественность курсов как один из видов валютных ограничений следует причислить к факторам, лишающим валютный курс стабильности, требующейся для фиксированного курса; таким образом, валюту с множественными курсами необходимо относить к разряду гибких.
Итак, в течение тринадцатилетнего послевоенного „переходного периода” из числа развитых капиталистических стран фиксированный курс был только у доллара США; в Канаде действовал четко выраженный гибкий курс; во Франции, Великобритании, Италии, несмотря на наличие атрибутов фиксированное™ (зарегистрированных в МВФ паритетов), функционировали, по существу, гибкие курсы. При этом в Великобритании тенденция к удержанию курса вблизи паритета проявлялась сильнее, но тем не менее допускались чрезмерные (свыше ±1%) отклонения от паритета; валютная дисциплина в ФРГ была направлена на ограничение обратимости, вследствие чего курс марки, несмотря на его относительную стабильность, занимал промежуточное положение между фиксированным и гибким.
Приведенные выше соображения позволяют прийти к /следующему заключению в определении фактической формы валютного курса вне зависимости от ее декларированного статуса: валютный курс в системе МВФ можно было признать фиксированным только при условии обратимости данной валюты в другие валюты по единому (в рамках допустимых колебаний) курсу для всех видов операций для всех участников платежного оборота, чего не было до 1958 г.
А каково было отношение капиталистических стран к золоту? Проблема золота в „переходный период” оказалась отодвинутой на задний план. США, накопившие к концу войны золотой запас на сумму 24,4 млрд, долл., к 1958 г. (когда он сократился до 20,6 млрд.) продолжали чувствовать себя монопольными хозяевами и золота, и долларов, а еще важнее — товаров, причем в отношении как их количества, так и качества. А остальные страны жадно тянулись к этим ценностям: в первую очередь — к долларам, через них — к товарам, а в мечтах — и к золоту.
Однако такое положение быстро менялось. Если в 1948 г. против 24,4 млрд. долл, золотых резервов США все прочие страны — члены МВФ могли собрать золотой запас всего 8 млрд, долл., или 33% от запаса США, то к концу 1955 г. — уже 13,7 млрд., или 63%. Такова была тенденция, которой суждено было развиваться и далее: ведь уже в 1960 г. прочие страны имели более крупные золотые резервы, чем США: 20,2 млрд, против 17,8 млрд. долл.
И тем не менее во второй половине 50-х годов сокращение золотого запаса США представлялось несущественным, в связи с чем монетарные проблемы золота мало кого волновали. Создавалось впечатление, что проблемы золота существовали как бы в стороне от валютных. Поэтому и приоритет пока был за валютами: их надо было вывести в люди — восстановить их международную значимость, взаимную обратимость, доверие к ним, устранить валютные ограничения.
4.3. 60-е ГОДЫ: МИРАЖ СТАБИЛЬНОСТИ
Валютная обратимость вводилась странами — членами МВФ в 1958 г. в условиях отстроившейся за тринадцатилетний послевоенный период экономики, благоприятствовавших нормальному росту производства и международного товарообмена. Западноевропейские страны объединялись в экономические блоки для ускорения процветания: в 1958 г. было создано Ёвропейское экономическое сообщество шести стран — ЕЭС („Общий рынок”), в 1960 г. — Европейская ассоциация свободной торговли семи стран (ЕАСТ). Внешне все выглядело благополучно, был мир на земле, развивались внешнеэкономические связи, договорно фиксированные валютные курсыПО
обеспечивали спокойствие в международных расчетах. Мираж стабильности манил и завораживал.
Одцако, как известно, в условиях капитализма гармоничность развития в целом исключается, а возрожденный экономический потенциал побежденных во второй мировой войне капиталистических стран давал лишь новый стимул к усилению борьбы за рынки сбыта и источники сырья. „Общий рынок” и ЕАСТ почти с момента их образования проявили себя как центры регионального соперничества, в которых вызревал взаимный антагонизм этих государственно-монополистических группировок. Попытки гармонизации экономических отношений между ЕЭС и ЕАСТ не предотвратили последующих обострений валютного кризиса. Уже в начале 60-х годов началась силовая борьба не только между валютами стран разных группировок (например, маркой ФРГ и фунтом стерлингов), но и между валютами одного и того же экономического союза (маркой ФРГ и французским франком) .
Относительное спокойствие в капиталистической международной валютной сфере, наступившее в 1958 г., продолжалось всего два года, вслед за которыми последующее десятилетие выявило полную несостоятельность бреттон-вудской концепции поддержания валютной стабильности на базе договорного регулирования фиксированных курсов.
Столь непрочный характер достигнутой к 1958 г. стабильности в валютной сфере объясняется тем, что в самом факте укрепления курсов других валют к доллару содержалось непримиримое противоречие, поскольку это укрепление неизбежно происходило за счет ослабления курса доллара. Ведь курсы любой пары валют можно представить в виде детских качелей-качалки: если один конец поднимается, другой неминуемо опускается. Поскольку же система валютных курсов МВФ была построена на презумпции стабильности доллара, то его ослабление означало бы и ослабление бреттон-вудской системы.
60-е годы в международных валютных отношениях капиталистических стран — это история постоянных кризисов, которые решались принятием временных, лишенных фундаментальности мер. Каждое нововведение пороадало иллюзию спасения, но последующие события лишь свидетельствовали, что это был очередной мираж, не выдержавший контакта с реальностью. Попытки использования временных мер для решения коренных проблем оказались способными лишь замаскировать, но не устранить нараставшие противоречия. В связи с этим их дальнейшее накапливание приводило к массовым девальвациям и к возраставшим по тяжести формам валютного кризиса, вызвавшего в начале 70-х годов крах системы фиксированных курсов.
Нарастание краха этой системы развивалось в 60-е годы одновременно по двум направлениям. С одной стороны, постоянно усиливалась нереальность курсов основных капиталистических валют (как к дол ару США, так и взаимных курсов этих валют), с другой — неуклонно разрушалось/про-возглашенное золото-долларовое единство, положенное (в основу системы фиксированных курсов в рамках МВФ. /
Характерной особенностью валютных кризисов в 60-0 годы была их постоянно возраставшая частота и масштабность. J
Ведущая роль в этом процессе принадлежала доллару США. Возникшая в октябре 1960 г. паника на рынке золота не являлась простым результатом проявления стихийных сил рынка и следствием манипуляций крупных спекулянтов. „Золотая лихорадка” 1960 г. базировалась на реальной экономической основе — на хроническом дефиците платежного баланса США, ухудшении валютного положения страны, непрекращающемся отливе золота и бесперспективности внешнеполитического и внешнеэкономического курса. Американский экономист Р. Триффин писал по этому поводу: „Наши потери золота и увеличение нашей задолженности загранице не являются новостью. Они продолжаются уже свыше десяти лет, но в течение примерно трех последних лет они стали угрожающими”7. Действительно, если бы все страны, кому задолжали США, потребовали обменять накопившиеся доллары на золото, тогда после удовлетворения этих требований у США осталось бы золота всего на 0,5 млрд. долл.
Стремясь укрепить пошатнувшуюся гегемонию доллара, а вместе с ней и всю проамериканскую послевоенную капиталистическую международную валютную систему, США привлекли к защите якобы системы МВФ другие капиталистические государства. Временное решение было найдено в образовании в 1961 г. „золотого пула” Бельгией, Великобританией, Италией, Нидерландами, Францией, ФРГ, США и Швейцарией.
Центральные банки стран - участниц „золотого пула” приняли на себя обязательство воздерживаться от конверсии долларовых сумм, накапливавшихся на счетах их центральных банков, в золото США для уменьшения давления на золотые резервы этой страны. По существу, это явилось первым предупреждением, данным Соединенными Штатами Америки, о приближающемся конце обратимости доллара в золото, а следовательно, о надвигающемся крахе бреттон-вудской системы фиксированных курсов.
Изучая принципиальные тенденции развития экономики капиталистических стран, профессор А. В. Аникин еще в 1960 г. дал блестящий прогноз возможных путей эволюции кризиса доллара: „ ... можно ожидать следующих мер со стороны США: 1) попытку договориться с правительствами стран Западной Европы, Канады, Японии ... о том, чтобы их центральные банки воздерживались от конверсии долларов в золото; 2) изменения законодательства с целью уменьшения нормы покрытия банкнот и депозитов; 3) ограничения продажи золота центральным банкам других стран; 4) девальвации доллара”8. События последовавшего десятилетия полностью оправдали приведенный прогноз, развертываясь как бы по данному сценарию.
Выраженное в 1961 г. ведущими капиталистическими странами согласие поддерживать доллар можно объяснить их неготовностью реформировать систему, которая лишь в 1958 г. начал?, по существу, функционировать. Спустя десять лет Р. Триффин был вынужден признать: все страны — члены МВФ боязливо считали, что официальный отказ США от обратимости доллара в золото противоречил бы интересам этих стран.
В том же 1961 г. произошла первая „косвенная” девальвация доллара к марке ФРГ и голландскому гульдену, вызванная ревальвацией указанных валют. Это объясняется тем, что девальвации и ревальвации валют не являются обособленными акциями. Они затрагивают вопросы конкурентоспособности товаров, политики в области туризма, услуг, кредитов, инвестиций и т. п. данной страны на иностранных рынках, но одновременно затрагивают эти же вопросы у других стран. Каждая девальвация одной валюты одновременно является ревальвацией для других валют. Однако ревальвация марки ФРГ в 1961 г., например, с 4,20 до 4,00 марки за 1 долл, носила
весьма туманный характер: повысив золотое содержание марки, она не изменила золотого содержания доллара США. Иными словами, доллар официально не был девальвирован. Тем не менее фактическая девальвация доллара произошла, хотя и не всеобщая, а ограниченная рамками обмена долларов на марки ФРГ. Так, до ревальвации марки Немецкий федеральный банк покупал за 4,2 млн. марок 1 млн. долл., которые он мог обменять у казначейства США на 28,6 тыс. тройских унций золота. Но после 1961 г. на те же 4,2 млн. марок можно было по новому курсу приобрести 1,05 млн. долл, и получить за них,у казначейства США 30 тыс. унций золота. Это равно девальвации доллара к марке ФРГ, а через нее и к золоту на 5%. Но данный аспект фактической девальвации доллара в 1961 г. как будто и не существовал: вся мировая экономическая литература скромно обошла этот „неудобный” инцидент.
Со второй половины 60-х годов страны МВФ столкнулись с массовым нарушением взаимного равновесия валютных курсов ведущих капиталистических стран. Необходимость перестройки структуры валютных паритетов была вызвана изменением экономической ситуации.
Поскольку в первые послевоенные годы превалировал „рынок продавца”, что было вызвано почти всеобщей нехваткой товаров, проблемы „продать” не было. И условия диктовал продавец. При выборе уровня курса национальной валюты страны - члены МВФ стремились установить завышенный курс, который обеспечивал бы им наибольший объем импорта и затруднял экспорт. В этих условиях девальвации, т. е. понижения курса, противоречили национальным интересам и стали ассоциироваться с потерей престижа.
С преодолением товарного голода и постепенным усилением перепроизводства эти страны стали проявлять заинтересованность в понижении курса для обеспечения конкурентоспособности своих товаров на заграничных рынках, так как экспорт способствовал поддержанию высокого уровня национального производства и занятости. Данные условия определяли отрицательное отношение правительств теперь уже не к девальвации, а к ревальвации.
Неравномерность экономического развития привела к тому, что государства не одновременно и не в равной степени были заинтересованы в изменении своих паритетов. Одни валюты продолжали испытывать девальвационный нажим со стороны других стран (например, фунт стерлингов), в то время как другие стремились избежать ревальвации (марка ФРГ, японская иена). Политика откладывания изменений паритетов вопреки развитию конкретных экономических условий в 1967— 1969 гг. привела к резкому обострению валютного кризиса, в который были втянуты все ведущие капиталистические страны и страны соответствующих валютных зон.
В 1967 г. пересмотр паритетов затронул более сорока валют. Хотя примерно две трети из них принадлежали к стерлинговому блоку и полностью или частично последовали за 14,3%-ной девальвацией фунта стерлингов, пятнадцать прочих изменений паритетов являлись не столько следствием девальвации фунта стерлингов, сколько отражали назревшую необходимость самостоятельных девальваций.
Фиксация паритетов на новых уровнях возвращала курсы к более реальным уровням, что объективно должно было способствовать восстановлению валютной стабильности. Но масштабы диспропорциональности экономического развития капиталистических стран в 60-е годы оказались настолько велики, что в 1968 г. МВФ встал перед необходимостью перерегистрировать еще десять паритетов валют, в том числе французского франка.
Многочисленные девальвации и ревальвации, проведенные в 1967—1969 гг., показали, что Фонд не способен проводить инициативную координационную валютную политику. Игнорирование странами — членами МВФ принципов, выдвинутых в уставных положениях Фонда, и их замена национально ориентированными мероприятиями полностью уничтожали миф о том, что в рамках МВФ базисным принципом международных валютных отношений является недопустимость изменения валютных паритетов путем произвольных односторонних акций.
Следует отметить, что переход в 1958 г. на фиксированные курсы не ослабил актуальность проблемы гибких курсов. Вопрос об этих курсах заслушивался на ежегодном совещании МВФ еще в 1962 г., но такая форма курса в тот период оказалась\ крайне непопулярной среди как практиков, так и теоретиков и была отвергнута в пользу сохранения принципа фиксированных курсов.
Однако восстановление к 60-м годам валютной обратимости на псевдофиксированных паритетах было лишено объективной экономической основы, в результате чего она могла существовать лишь до тех пор, пока противоречия стран по вопросу реальности их валютных курсов были относительно невелики.
Странам — членам МВФ потребовалось около десяти лет, чтобы окончательно убедиться в том, что принцип фиксирован-ности курсов в бреттон-вудской системе является сугубо декларативным. Не считая формального барьера в виде установленного порядка изменения паритетов, на практике ничто не мешало этим странам произвольно изменять их. В результате в 1969 г. перерегистрации паритетов не только продолжались, но их количество превзошло уровень 1968 г.
В указанные годы (1967-1969 гг.) ни одна из ведущих капиталистических стран на словах не отказалась от принципа фиксированности, несмотря на очевидность начала его распада. Изменения паритетов ояда основных капиталистических валют, нередко проводившиеся без предварительного согласования новых уровней с Фондом (как это было, например, с французским франком в 1968 г.), свидетельствовали о фактическом игнорировании дисциплины, предписывающей ограниченные колебания курсов. И тем не менее, хотя принцип фиксированности валютных курсов в системе МВФ опирался не на экономические критерии с объективно определенными границами, а на договорные, позволяющие весьма произвольно трактовать правила, было бы преждевременным безапелляционно утверждать о прекращении действия фиксированных курсов уже в 60-е годы, несмотря на наличие признаков надвигавшегося краха. Приговор был уже готов, но пока не вынесен.
Поскольку сами по себе ревальвации и девальвации в рамках МВФ являлись законно признанным средством исправления паритетов, то их осуществление не означало кризиса самой системы. Кризис системы фиксированных валютных курсов МВФ мог быть вызван нарушением лишь основополагающего принципа Фонда — обратимости доллара в золото. А в этом провозглашенном единстве золота и доллара имелись свои слабые места. Недаром американский экономист Хенри Обри отмечал, что в оценке доллара „нелегко было отделить факт от догмы, реальность от оптического обмана и определить, по аналогии с задачей Коперника, вращался ли доллар вокруг золота или наоборот” 9.
К 70-м годам уже отчетливо определились основные центры межимпериалистического соперничества: США — Западная Европа — Япония. Между ними все острее развертывалась экономическая и политическая конкурентная борьба. В процессе этой борьбы капиталистические страны все откровеннее выступали против долларового империализма, выражавшегося в на-
/
ращивании американской краткосрочной задолженности ^границе в качестве средства финансирования дефицита платежного баланса США. /
1 Кстати, краткосрочные обязательства — это условный термин, который обычно означает какие-либо краткосрочные кредиты или некоторые иные виды долгов. По отношению к США данный термин получил в международной практике совершенно иной смысл: „краткосрочные обязательства США”, или равноценное понятие - „краткосрочная задолженность США”, — это доллары США, накопившиеся в государственных валютных резервах других государств. Такие государства через свои центральные банки могли в любое время вернуть доллары казначейству США и потребовать обменять их в кратчайшие сроки по официальной цене на золото из национального резерва США. Поскольку только США обязывались обменивать (с 1934 по 1971 г.) свое золото на свою национальную валюту, предъявляемую иностранными центральными банками, то у других стран данной проблемы не было, и их „краткосрочные обязательства” отражали лишь их задолженность по краткосрочным кредитам, но никак не были связаны с золотом.
Цинизм долларового империализма признавался и американскими экономистами. Уже знакомый нам Р. Триффин, например, писал, что США „непрерывно финансируются банковской системой иностранных государств. Такое финансирование в 50-е годы приносило Соединенным Штатам ежегодно около 1 млрд, долл., в 60-е годы — по 2,5 млрд., а в первбм полугодии 1971 г. — ежемесячно (курсив наш. — Авт.) по 1,4 млрд., превысив в итоге (с конца 1949 г. по июнь 1971 г.) 45 млрд. долл.”10.
Использование Соединенными Штатами Америки экономических рычагов для реализации своих военно-политических устремлений в конце 60-х — начале 70-х годов привело к публичному признанию существования коренных разногласий среди ведущих капиталистических соперников. Другой экономист из США - Ричард Н. Купер, в частности, вынужден был признать, что, с одной стороны, „американские инвестиции в Европе ... привели к обвинению США в том, что они скупают Европу, причем эта покупка финансируется европейскими центральными банками”; а с другой — что расходы по ведению войны во Вьетнаме „вызвали второе обвинение — европейцы финансировали американскую военную авантюру, по поводу которой с ними не проконсультировались и которую огромное множество среди них не одобряло”11.
Тем самым оправдалось предсказание X. Обри относительно возможности сохранения за долларом привилегированного статуса лишь до тех пор, пока другие страны вынуждены следовать в фарватере американской политики: „Пока задачи, поставленные Соединенными Штатами перед собой по отношению к менее развитым странам, коммунистическому блоку и западному сообществу, признаются как общие цели Запада, доллар будет служить в качестве общего, а не просто национального финансового инструмента”12.
События 60-х годов • показали, а 70-х — подтвердили, что ни одна национальная валюта не может длительное время претендовать на роль мировых денег. „Государственно-монополистические круги, ориентируясь на использование бумажных денег в мировом платежном обороте и нарушая их связь с золотом, неизбежно лишают стабильности валютную систему капитализма ...”13.
4.4. 70-е ГОДЫ: „РАЗБЕЙТЕ ТЕРМОМЕТР!"
Если в 50-е годы система валютных курсов в рамках МВФ находилась в основном на стадии становления, а 60-е годы были насыщены попытками уберечь эту систему от развала, то 70-е годы характеризуются безусловным провалом планов создания и поддержания стабильной международной капиталистической системы фиксированных валютных курсов. Начало финальному акту было положено 15 августа 1971 г., когда президент США Р. Никсон объявил о „временном” отказе казначейства США обменивать доллары, находившиеся в хранилищах иностранных центральных банков и официальных валютных органов, на золото США. Но в мире мало кто был введен в заблуждение подобным „временным” характером данного шага: это был именно тот случай, когда ничто так не постоянно, как временное. Указанной акцией уничтожался фундамент, состоявший из золото-долларового единства и положенный в основу послевоенной системы договорно фиксированных валютных курсов. Межгосударственный золото-долларовый стандарт, организационно обеспечивавший связь ведущих валют стран — членов МВФ с золотом через доллар США, скончался.Отказу США от обратимости доллара в золото предшествовал двадцатилетний период существования хронического дефицита платежного баланса страны и связанного с этим оттока желтого металла из государственных резервов. Последнее в значительной степени предопределило постепенный поворот американской политики от прозолотой в начале 60-х годов к антизолотой. Последняя попытка удержать золото-долларовую связь была предпринята в конце 60-х годов, когда центральные банки ведущих капиталистических стран договорились заморозить весовое количество находящегося в их резервах золота. Это являлось как бы гарантией, выданной Соединенным Штатам Америки, что другие страны не будут наращивать свои золотые резервы сверх имеющихся количеств, а следовательно, не будут обменивать находившиеся в их резервах доллары на золото из резервов США. Формально обязательство центральных банков не покупать и не продавать золото выглядело вполне респектабельно, хотя подтекст его был весьма циничен: предчувствуя неотвратимое повышение цены золота, центральные банки продолжали скупать золото по нйзкой официальной цене из хранилищ Форт Нокса, а затем, не афишируя своих действий, стали продавать его по более высокой цене на частных рынках.
Именно эту нелояльную практику и стремились пресечь США, навязав другим странам в 1968 г. отделение частного рынка золота от официального в так называемой „двухъярусной системе” цен на золото. Однако с правовой точки зрения такая система означала отход от обязательств, взятых на себя Соединенными Штатами Америки при подписании Бреттон-вудского соглашения об образовании МВФ, о целях и принципах его деятельности. С практической стороны указанные нововведения могли потенциально отразиться на золотых запасах отдельных стран, могли сказаться и на цене металла на частном рынке. Нетрудно заметить, что такое замораживание объема Золота в государственных резервах вело к уменьшению не только доли золота в резервах, но и его роли в валютной системе на фоне возрастающего объема бумажных денег в золотовалютных резервах. В этом и проявлялась антизолотая политика США, добивавшихся постепенного вытеснения золота из международного оборота и его неуклонной демонетизации.
Разрыв — хотя на той стадии лишь де-факто — реальной связи валют с золотом не смог поддержать рушившуюся систему, не смог исцеляюще повлиять на истоки болезни бреттон-вудской системы. Известный венгерский экономист, вице-президент Венгерского национального банка Янош Фекете заметил в то время по этому поводу:« Введение двухъярусной системы в марте 1968 г. прозвучало как рекомендация доктора пациенту с высокой температурой — „разбейте термометр!”» 14.
Официальный отрыв доллара от золота в 1971 г. разрушил последнюю провозглашенную связь валют стран — членов МВФ с золотом, которая обеспечивалась наличием стабильной, так называемой „официальной” цены на этот металл на уровне 35 долл. США за тройскую унцию. В результате фиксированные в МВФ паритеты валют лишились дисциплинирующего начала, паритеты к золоту потеряли смысл, а курсы других валют к доллару США оказались предоставленными стихии рынка.
После объявления президентом Никсоном о прекращении с 15 августа 1971 г. обратимости доллара в золото валютные рынки в основных международных центрах были закрыты на неделю. С их открытием стало известно, что фунт стерлингов, итальянская лира, голландский гульден, бельгийский и люксембургский франки, шведская, датская и норвежская кроны перешли на гибкую форму валютного курса. ФРГ ввела гибкий курс марки еще в мае, опередив другие страны на два с лишним месяца. Франция объявила о переводе так называемого „финансового” франка на положение валюты с гибким курсом.
Адаптация к новым условиям происходила в 1971 г. весьма стремительно. Если одновременное с переходом марки ФРГ на гибкий курс в мае 1971 г. предложение бывшего министра экономики и финансов К. Шиллера о совместном плавании всех валют стран ЕЭС расценивалось как дерзкое, то региональное решение вопроса о курсовых колебаниях валют стран Бенилюкса всего тремя месяцами позже — в августе — было воспринято на валютных рынках уже спокойно.
Для перехода большинства валют на гибкие курсы в августе 1971 г. характерен определенный дуализм. С одной стороны, такой неотъемлемый фактор фиксированности валютного курса, как допустимые пределы отклонений повседневных курсов от паритетов, равные ±1%, полностью игнорировался, но с другой — официального отказа от паритетов, зарегистрированных в МВФ, все еще не было.
Заметным явлением, вызванным отменой обратимости доллара в золото, стал распад единства понятий „ключевой” и „резервной” ролей, выполнявшихся до этого долларом США. Его суть заключалась в том, что паритет доллара к золоту теперь перестал играть роль „ключа” к определению золотого содержания других валют путем сопоставления их валютных паритетов к доллару. Так, когда золотое содержание доллара США составляло 0,8887 г чистого золота, а валютный паритет какой-либо валюты к доллару равнялся 4:1, было очевидно, что золотое содержание этой валюты составляло примерно 0,2222 г (0,8887 : 4). Что касается резервной роли доллара, то она сохранилась за ним и после августа 1971 г.: являясь важнейшим компонентом золото-валютных резервов других стран, доллар США продолжал оставаться ведущей резервной валютой практически всего мира.
В своей функции резервной валюты доллар США стал возбуждать к себе двоякое отношение. С одной стороны, возросшее недоверие к американской валюте и невозможность ее конверсии в золото лишали ее объективной стабильности, долларовые резервы в государственных хранилищах стали в определенной мере бременем, с которым были связаны как опасность их обесценения, так и нежелательные последствия импортированной инфляции. Наряду с этим было бы ошибочным не замечать того, что, накопив солидные запасы долларов США, другие страны поневоле оказались втянутыми в операции по сохранению их покупательской способности, поскольку ни один центральный банк не желал увидеть часть своего валютного резерва обесцененным, хотя это нередко противоречило их интересам в проведении национальной денежной политики.
Если сравнивать валюты с лодками у причала, то прежде они были обязаны находиться на довольно короткой привязи и кучно группировались с той или другой стороны долларового „пирса”, а теперь привязи большинства лодок удлинились, в результате чего они получили возможность разойтись на значительные расстояния не только от пирса, но и друг от друга. Эти отклонения курсов валют, измеренные в процентах от их провозглашенных паритетов и прежде лимитировавшиеся пределами в ± 1%, стали достигать ±2, ±3% и более, а во многих случаях вообще не ограничивались. В результате такие почти произвольные колебания курсов получили название „плавающих”.
Плавающие курсы в период с сентября по декабрь 1971 г. складывались не стихийно, а в зависимости от национальных интересов отдельных центральных банков. Желая компенсировать потери, вызванные мероприятиями американского правительства, другие капиталистические страны перешли к методу сдерживания (при помощи валютных интервенций) излишних повышений курсов национальных валют. Это был прямой возврат к валютной конкуренции 30-х годов, которую МВФ хотя и был обязан не допускать, но после двадцати пяти лет своего существования не смог предотвратить. Формирование курсов валют под влиянием не только рынка, но и официальных интервенций, преследовавших национальные интересы, получило в конце 1971 г. название „грязного плавания”, поскольку центральные банки полностью игнорировали интересы других стран. Небезынтересно, что, спустя два-три года, когда контролируемое центральными банками плавание курсов валют получило широкое распространение, термин „грязное плавание” был вытеснен более благозвучным — „колеблющийся курс”.
США выступали за „чистое плавацие”, т. е. не подправляемое вспомогательными акциями центральных банков. „Чистое плавание” наиболее важных в международных расчетах капиталистических валют было выгодно Соединенным Штатам Америки, поскольку привело бы к большей степени фактической ревальвации этих валют по отношению к доллару.
Последние месяцы 1971 г. прошли в многочисленных совещаниях и консультациях, на которых США стремились добиться относительно крупных ревальваций иностранных валют при формальном сохранении уже ставшего архаичным золотого паритета доллара США, в то время как другие страны настаивали на официальной девальвации доллара к золоту, т. е. на повышении долларовой цены золота. Нетрудно понять подоплеку этих разногласий: при ревальвации других валют по отношению к доллару США последний фактически девальвировался бы по отношению к ним, улучшив конкурентоспособность американских товаров на внешних рынках. То, что при этом не изменялся бы золотой паритет доллара, давало бы США возможность и дальше прославлять равнозначность доллара золоту. При официальной же девальвации доллара по его золотому содержанию автоматически повысилась бы цена золота в долларах США, в результате чего страны, накопившие крупные золотые резервы, оказались бы со значительным выигрышем от переоценки их золота по более высокой цене.
И все же, заключенное 18 декабря 1971 г. в Вашингтоне министрами финансов „группы десяти” экономически развитых капиталистических стран так называемое Смитсоновское соглашение позволило осуществить на валютных рынках девальвацию доллара США еще до официального утверждения конгрессом США решения о девальвации американской валюты по отношению к золоту.
Такое всеобщее движение против гегемонизма доллара США стало возможным в результате укрепления экономического положения других стран и их-нежелания и далее подчиняться диктату США-f Неудивительно поэтому, что к концу 1971 г. со всей остротой встал вопрос: ,До каких пор другие страны готовы поддерживать положение, обеспечивающее Соединенным Штатам комфортабельное существование благодаря широкой программе инвестирования за рубежом? Затягивание решения этой проблемы полностью соответствует интересам США, причем настолько полно, что другим странам потребуется, возможно, прибегнуть к угрозе глобального контролирования притока американских инвестиций”15.
Заинтересованность США в сохранении действия „плавающей” фазы валютных курсов, появившаяся еще в 1971 г., объясняется их верой в то, что со временем внешняя торговля и валютные курсы вновь приспособятся к американскому диктату, будут и впредь обеспечивать инвестиционную политику США за границей. Эта характерная для США уверенность, что им все дозволено в мире, мешала им понять фундаментальность4 происшедших сдвигов в мировой экономике, требовавших внесения корректив в мирохозяйственные связи. Хронический дефицит платежного баланса США, приведший к образованию громадных сумм краткосрочной долларовой задолженности иностранным государствам (которые могли быть предъявлены Соединенным Штатам Америки к оплате, но не могли быть ими оплачены из-за отсутствия необходимых золотых резервов) , превращал доллар в не обратимую в золото валюту. Этим подрывалось доверие иностранных держателей к накопленным ими, по существу, насильственным путем долларам.
Падение интереса к доллару укрепляло стремление западноевропейских стран, особенно стран „Общего рынка”, к большей самостоятельности. Страны — члены ЕЭС намечали меры по созданию валютного и экономического союза на региональной основе, преследовавшего такие цели, как сближение их бюджетной и налоговой политики, постепенную либерализацию рынков капитала, сотрудничество центральных банков. Однако разобщенность в проведении мероприятий, особенно среди главных партнеров в рамках „Общего рынка” — ФРГ и Франции, осложняла планы создания валютного союза ЕЭС, отодвинув их реализацию на неопределенное время. Таким образом, валютный кризис обострил противоречия не только между основными экономическими центрами империалистического соперничества — США, „Общим рынком” и Японией, но и обнажил отсутствие единства внутри группировок, осложнив, а то и перечеркнув реализацию интеграционных планов.
С нарастанием напряженности в валютной сфере споры по вопросу о роли золота вновь стали активизироваться. Сторонники демонетизации золота — главным образом США — занимали малоубедительную позицию, поскольку привлекательность золота не падала, а усиливалась.Зол ото, несмотря на все попытки развенчать его, продолжало оставаться наиболее стабильным платежным средством. Лишь оно обладало гарантированной потенциальной способностью существенно повыситься в цене, поскольку ее замороженный еще с 1934 г. уровень никак не соответствовал многократно возросшим ценам на все остальные товары во всем мире.
Однако сторонники золота зачастую выглядели ортодоксально, не столько выдвигая новые решения, сколько отстаивая ушедшие в прошлое разновидности золотого стандарта. К этой категории можно причислить известного французского экономиста Жака Рюэффа, который, не видя возможности создания стабильной валютной системы без золота, ратовал за введение полной обратимости валют в золото в национальных масштабах в качестве метода решения проблем капиталистической валютной системы. Подобный экстремизм трудно признать реалистичным, поскольку в современных условиях золото не может выполнять непосильные функции обеспечения всей денежной массы — его добыче попросту не угнаться за постоянным увеличением товарной продукции и сопутствующей эмиссией бумажных денег. У Рюэффа, как ни странно, было немало последователей, хотя проблема золота требовала не поворота к прежним понятиям, а нахождения новых форм в определении роли золота в нынешних условиях. Но здесь обнаружился теоретический вакуум: не существовало разработанной схемы, способной заменить или качественно улучшить систему МВФ.
Валютные рынки остро реагировали на рушившиеся устои, поскольку в различных выдвигавшихся планах предусматривались лишь паллиативы, а не действенные пути решения насущных проблем. За неделю до истечения 1971 г. около 50 стран — членов МВФ приняли решение о ревальвациях своих валют по отношению к доллару США. А к 30 декабря количество таких стран почти удвоилось: 96 из 118 стран — членов МВФ сообщили Фонду свои новые так называемые центральные курсы, заменившие прежнее наименование „паритет”. Наряду с этим, видимо по привычке, они объявили и новое золотое содержание своих валют, однако значение подобных деклараций никому не было ясно.
Таков был конец иллюзорной стабильности, которую по сценарию США так торжественно и высокопарно провозгласил в 40-е годы Международный валютный фонд. Двадцать пять лет смог продержаться доллар США в качестве главной валюты, на которой основывалась вся система валютных курсов стран МВФ.
Падение доллара с пьедестала ключевой валюты произошло в тот момент, когда потерял значение лозунг якобы равноценности доллара золоту. ’’Dollar is as good as gold (,Доллар равноценен золоту”) — десятилетиями утверждало казначейство США. ’’Dollar is better than gold” (,Доллар лучше золота”) — вторил ему мир американского бизнеса, наращивая свои капитальные вложения за рубежом, скупая на корню предприятия в Великобритании, ФРГ, Франции.
Выпало золото из системы МВФ, автоматически и доллар США лишился своей роли оси, вокруг которой вращались другие валюты. Наступила пора поисков новых форм существования валютных курсов, поскольку с крахом фиксированных по отношению к доллару курсов национальных валют борьба капиталистических стран за рынки, за гегемонию, за влияние, за диктат не прекратилась. Более того, сам крах структуры фиксированных курсов в системе МВФ явился результатом усиления и обострения этой борьбы. Менялись лишь ее методы.
Young J. Р*. Inter-War Gurrency Lessons//Postwar Monetary Standards. A Symposium — Wash., 1944. — P. 192.
2 T а у 1 о r A. The Need for a „Settler44 of Balances in International Payments//Ibid. — P. 24.
J T r i f f i n R. Europe and the Money Muddle. — L., 1962. — P. 93.
4 Исчислено no: Balance of Payments. Statistical Supplement. Revised Edition. — Wash., 1963. — P. 1—4.
5 Богданов О. С. Валютная система современного капитализма. — М.: Мысль, 1976. — С. 13.
9 Aubrey H. The Dollar in World Affairs. — N. Y., 1964. — P.115.
10 T г i f f i n R. How to Arrest a Threatening Relapse into 1930’s?// The Bulletin of the National Bank of Belgium. — Brussels, 1971. — P. 10.
11 Cooper R. N. The Dollar in the World Economy//International Affairs, 1974. — Vol. 50. — №2. — P. 197; См. также: Schmitt H. O. International Monetary System: Three Options for Reform// Ibid. — P. 210
12 A u b г e у H. Op. cit. — P. 115.
13 Доронин И. Г., Селихов Е. И. Валютные проблемы капитализма ждут решения//Деньги и кредит. — 1974. — № 3. — С. 78.
14 Fekete J. Commentaries to Dr. Emminger’s Lectures: Inflation and the International Monetary System. — Basel, 1973. — P. 3.
'. Tether G. Editorial Comments//The Financial Tirrtes.— 23.11.71. — P. 16.
От „веры в БОГА”, через „веру в ЗОЛОТО”, к „вере в НЕФТЬ”