Прибыли, которые получает крупный капитал

При этом они наносят больший ущерб, чем ростовщик, поскольку они пытаются извлекать свою прибыль применительно ко всему спросу, тогда как ростовщик ищет свои жертвы среди лиц и профессии с минимальной силой сопротивления. Правда, первые, какими бы обременительными ни были их действия, не угрожают экономическому существованию своих жертв, тогда как ростовщик, если ему предоставлена свобода действий, разоряет их. Все прибыли, которые получает крупный капитал лишь вследствие господства над рынком, без предоставления обществу управленческих услуг, по праву воспринимаются общественным мнением как незаслуженные Они противоречат общественному смыслу хозяйства, потому что производят сдвиги в распределении доходов и имущества в ущерб обществу в целом и в пользу капиталистических властителей и потому что в дальнейшем, когда разбогатевшие капиталисты выходят на рынок как покупатели, происходят сдвиги в их пользу и в распределении натуральных ценностей. Такие действия весьма обременительны для общества, но они все же не представляют собой высшую току капиталистического господства. Господство в его наиболее полном значении - это господство, которое подавляет, становится характерным для крупного предпринимательского капитала, когда тот настолько усиливается, что в состоянии повернуть исторически завоеванную власть против слабых конкурентов и пролетариата.

Именно такое господство становится общественным злом, поскольку распространение крупных предприятий происходит в массовом порядке. В результате в промышленности начинаются массовое расслоение и массовое сосредоточение рабочих пролетариев, а в самом худшем случае - механизация массового труда и длительное физическое и моральное подавление пролетаризированных слоев.

В народном же хозяйстве дело идет к той же общественной бессмыслице, каковая была в условиях деспотии, - к народному хозяйству, направленному против народа или по меньшей мере против больших масс народа, которые своим трудом участвуют в этом хозяйстве, но от него же и гибнут.
Во всех сферах, на которые распространяется капиталистическое господство, выбивается почва из-под учения классиков о свободе. Эксплуатируемый вследствие этого господства рабочий более не в состоянии в действительности реализовать свою правовую свободу. Родбертус с полным основанием говорил, что голод для рабочего есть то же самое, что плеть для раба. Только очень сильные индивиды могут легко преодолеть данные обстоятельства и подняться в более свободный слой, но большинство средних и малых индивидов уже не могут разумно использовать свободу, они вынуждены смириться с оценкой их потребностей по низшему разряду и вступать в обмен с позиции слабости, они должны отдавать свои силы, свое здоровье, свое человеческое достоинство, чтобы в данный момент удовлетворить свои простейшие потребности. Любая власть и даже простое личное превосходство более одаренных или более деятельных людей ограничивают свободу принятия решений для менее одаренных и менее деятельных, потому что каждый использует лучшие обстоятельства прежде всего для себя и оставляет другим на выбор лишь худшие: отношения господства совершенно упраздняют свободу угнетенного, которая превращается в свою противоположность, поскольку эти отношения принуждают угнетенного делать то, что наносит ему вред.

Личное господство оказывает такое действие в отдельном случае, общественное же господство класса капиталистов оказывает это действие в массовом масштабе и усиливает его путем давления обычаев на массовые инстинкты. Даже сам капиталистический класс ощущает общественное принуждение к господству, отдельный предприниматель связан примером своих товарищей, он должен идти по проложенной дороге, а не по той, по которой он сам хочет; конкуренция заставляет его, если он желает уцелеть сам, усилить давление на своих рабочих.

Это общественное принуждение к господству находит свое высшее выражение в организациях капиталистических предпринимателей. На стороне пролетариата конкуренция усиливается и переходит в сверхконкуренцию. Только когда рабочие организуются, сила их сопротивления возрастает, чувство солидарности призывает их в организации, которые сами осуществляют общественную власть и посредством нее принуждают всех к вступлению в эти организации и к совместным действиям под единым руководством.

Возможно, что так начинается преодоление господства слоя предпринимателей, которое, конечно, преодолимо, если оказалось возможным преодолеть даже абсолютистскую власть князей вследствие новых организационных сдвигов. Попытки установления нового правового порядка для крупных предприятий, которые исходили из сдвигов в фактическом порядке, т. е. из сдвигов в состоянии спроса и предложения, без сомнения, заметны, но это движение пока только в процессе становления.

До сих пор рабочие организации имеют успех только в высших слоях пролетариата, капиталистическое же господство простирается на обширные пространства предпринимательства, и если его воздействие проявляется не слишком ярко, то лишь благодаря защите государственного законодательства, без которого господство было бы еще больше, нужда еще невыносимей и несвобода еще более угнетающей.
Радикальные защитники существующего порядка не желают видеть недостатки капиталистического господства, для них достаточно установить, что крупное капиталистическое предприятие побеждает благодаря своим преимуществам в производительности, что обеспечивает им спрос на рынке; они думают, что капиталистическая власть, поскольку она возникает из логики хозяйствования, и в дальнейшем будет соответствовать этой логике.
Противники существующего порядка рассматривают его лишь как простой продукт эгоистического интереса властелина. Глубоко задумываясь о происхождении капиталистической власти, они рассматривают ее большей частью как голое насилие, которое приходит извне и не имеет никакой связи с логикой хозяйствования.
Более глубокое теоретическое значение имеют те нападки, которые пытаются вывести капиталистическую эксплуатацию из законов меновой ценности. Для мыслителей этого направления меновая ценность в соответствии со своей сущностью содержит неразрешимую антиномию; меновая ценность противостоит смыслу общественного хозяйства, и общество не видит никакого другого пути восстановления смысла хозяйствования, кроме замены общества, основанного на частном-обмене, социальным порядком более высокого уровня.
К этому направлению принадлежит Прудон, который прямо говорит об антиномии меновой ценности. Он исходит из известного наблюдения, что при определенных предпосылках выручка от продажи может повышаться, тогда как доставляемый на рынок запас уменьшается. Мы уже показали в учении о ценности, что из этого факта нельзя сделать вывод об антиномии ценности и что основное внимание в экономике всегда уделяется полезности.

Если продавец уменьшает запас, то он это делает потому, что от предполагаемой более высокой выручки он ждет для себя большей пользы, и потому что именно он имеет власть для реализации своей личной пользы в ущерб спросу. О происхождении его власти, о которой только и идет речь, учение об антиномии меновой ценности не дает никаких разъяснений.
Другим представителем этого направления является Карл Маркс с его теорией прибавочной стоимости [здесь и далее при переводе сохранена привычная нашему читателю традиция употребления в произведениях Маркса немецкого слова "Wert" как "стоимости" (Прим. ред.)]. Эта теория говорит о том, что меновая стоимость находит свою меру в рабочем времени, которое общественно необходимо для изготовления продукта, и что поэтому и зарплата также должна выражать свою меру в рабочем времени, общественно необходимом для изготовления средств существования для товара рабочая сила; далее она говорит, что предпринимателю, который располагает властью заставить рабочих трудиться сверх этого времени, будет доставаться продукт прибавочного труда рабочих. Как мы знаем, этот способ доказательства неубедителен уже потому, что он стоит на почве трудовой теории, которая не должна сохранять свое значение для развитого народного хозяйства, но если бы в остальном она все же была логичной, то и тогда не разъясняется происхождение капиталистической власти, о чем, собственно, и идет речь, ибо именно посредством нее предприниматель получает возможность распоряжаться рабочим временем. Карл Маркс неверно понимал смысл хозяйствования не только потому, что он хотел вывести его из одного только труда, но также и потому, что он не видел взаимосвязи, существующей между смыслом хозяйствования и властью капитала в силу происхождения последней. С большим удовольствием он окутывал таинственным туманом взаимосвязи процесса обмена; определение стоимости представляется ему "общественным процессом, происходящим за спинами производителей".

Закон стоимости, по его мнению, осуществляется лишь насильственно в качестве регулирующего естественного закона, "действующего подобно закону тяготения, когда на голову обрушивается дом", и он цитирует Энгельса, который говорит, что существует естественный закон, "покоящийся на том, что участники здесь действуют бессознательно" [Маркс К., Энгельс Ф.Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 85]. Но естественные законы никогда не управляют экономикой.

То, что делается в экономике, делается исходя из ее логики. И даже враги существующего порядка должны знать, что любая власть, которая вырастает в экономике, может вырасти только потому, что она помогает экономике реализовать ее логику, так же как защитник существующего порядка должен знать, что любая власть на высшей ступени развития, если ей не может быть противопоставлено достаточное сопротивление, превращается в общественную бессмыслицу.
Способ, которым мы связываем логику и бессмыслицу экономической власти, не содержит в себе какой-либо антиномии. Мы утверждаем, что экономическая власть следует тем же законам, что и политическая и любая другая власть. Общество никогда не управляет своими целями в полной мере, поскольку оно само управляется исторически возникшими властями, которые появились в процессе становления общества. Процесс распада исторически унаследованных властей всегда требует определенного времени, когда новый вождь поведет массы по новому пути.

Никто не может утверждать, что такой новый путь нельзя найти в рамках общности, основанной на обмене. Внутри этой общности имеется еще достаточно пространства для новых возможностей развития. Общность, основанная на обмене, не требует с внутренней необходимостью антиобщественной эксплуатации, но в то же время разложение этой общности не освобождает общество от появления отношений господства.

В управлении будет нуждаться также и будущее социалистическое государство; вместе с управлением будет возникать и власть, а из власти при определенных обстоятельствах вновь могут развиться отношения господства, если сила сопротивления масс руководству будет проявляться слишком слабо.


Экономическая библиотека	ЭКОНОМИКА 2000	http://e2000.kyiv.org

Содержание раздела