При отсутствии этики бизнеса и господстве представлений о заведомой аморальности бизнеса это было воспринято (не могло не быть воспринято) как разрешение "делать деньги" любыми средствами707. Иначе говоря, российские реформаторы решили строить "капитализм" не по Веберу, а по Зомбарту. Предпринимательство стало легальным и официально одобряемым, однако культурологический стереотип, представляющий занятие бизнесом как этическую аномалию, продолжает действовать. Человек, решившийся стать предпринимателем, сразу попадает в ситуацию морального вакуума: для подавляющего большинства россиян бизнес (любой бизнес!) однозначно ассоциируется не столько с "трудолюбием" и "инициативностью", сколько с "нечестностью" и "обманом". Начинающий предприниматель априори подвергнут со стороны общества моральному осуждению, и сам на себя он не может не смотреть как на лицо, стоящее во многом за чертой общепринятых норм. Поскольку бизнесмен обречен (независимо от своего личного поведения) олицетворять для сограждан вора и жулика, то у него отсутствуют этические "тормоза"708. Заранее "осужденный", он с легкостью совершает противоправные действия: его уже подвергли моральному остракизму, и потому действительно совершаемые правонарушения мало вредят его репутации709.
Бизнесмен не стесняется действовать против общества, общество (в лице правительства или отдельных индивидов) также не стесняется действовать против любого предпринимателя, не разбирая правых и виноватых.
11.1. Порочные круги отчуждения российского бизнеса от общества.
Таким образом, главную причину криминальности российского бизнеса и, соответственно, слабости легальной защиты прав бизнесменов мы видим не столько в ошибках правящей элиты, сколько в принципиальной рассогласованности ценностей классического либерализма и российских культурных традиций710. Попытка механически привить к российской “почве” западную модель индиви дуалистического бизнеса оборачивается тотальной криминализацией экономики. Российская экономическая этика неизбежно провоцирует развитие в процессе рыночных реформ криминального капитализма, который, в свою очередь, закрепляет стереотип аморальности предпринимательства. Образуются порочные круги (см.
11.1), обрекающие отечественного предпринимателя на незавидную роль "чужого среди своих", к которому испытывают сложную смесь чувств зависти и брезгливости и к которому ни официальные лица, ни рядовые граждане не торопятся прийти на помощь711.
В условиях, когда предприниматель не может рассчитывать на сколько-нибудь существенную поддержку официальных инстанций в защите своих прав собственности, ему приходится искать суррогаты государственной системы. Спрос на нелегальную защиту прав собственности бизнесменов не мог не породить предложения. Сформировавшаяся в России теневая система защиты прав собственности получила название "крыша", которое на протяжении 1990-х гг. постепенно входит в международный лексикон, как ранее в него вошли "колхоз", "ГУЛаг" и "спутник".
Можно выделить три направления "крышестроительства": использование покровительства организованной преступности ("бандитские крыши"), создание частных служб безопасности (коммерческие "крыши") и, наконец, использование неформального покровительства официальных правоохранительных органов ("милицейские крыши")712. В каждом из этих случаев наблюдается ползучая приватизация правоохранительной деятельности перетекание реального выполнения этой функции в руки внегосударственных институтов.
Исторически и логически первичной формой теневой защиты прав собственности предпринимателей в России могла быть только "бандитская крыша". Как уже указывалось в начале данной части, предпринимательство в России стало зарождаться еще в советский период, когда примерно с 1960 1970-х гг. "цеховики" и спекулянты начали создавать настоящие подпольные фирмы. Естественно, новоиспеченные "буржуи" сразу оказались под пристальным вниманием отечественного криминалитета.
Первоначально отношения между подпольными миллионерами и уголовниками повторяли сюжет "Золотого теленка", причем для облегчения мошны новоявленных Корейко использовались методы не столько артистичного Остапа Бендера, сколько недалекого Паниковского. Когда бандиты "наезжали" на теневых дельцов и забирали у них все, что только можно, те, понятное дело, не рисковали обращаться в милицию. Однако противостояние теневых предпринимателей и криминалитета долго продолжаться не могло, поскольку объективно не было выгодно ни тем, ни другим.
Важным рубежом в экономической истории отечественной организованной преступности стала совместная сходка "воров в законе" и "цеховиков" в 1979 г. в Кисловодске, когда неорганизованные поборы были заменены планомерной выплатой подпольными предпринимателями 10% от их доходов в обмен на гарантированную безопасность от преступного мира713. "Кисловодская конвенция" первоначально действовала только в южных регионах СССР, где подпольное предпринимательство цвело особенно пышно, но затем постепенно стала тем образцом, по которому строились отношения теневых предпринимателей с уголовниками и в других регионах.
С тех пор и по сей день основным видом доходов российской организованной преступности остается рэкет взимание поборов за безопасность сначала с нелегальных, а с конца 1980-х гг. и с большинства легальных предпринимателей. Поскольку новоиспеченные предприниматели не получали сколько-нибудь существенной правовой поддержки, они были обречены оказаться "в объятиях" мафии. К середине 1990-х гг. под контролем "бандитских крыш" находилось, по некоторым оценкам, около 85% коммерческих предприятий в сущности все, кроме занятых охранным бизнесом или работающих под прямой протекцией правоохранительных органов714. Впрочем, подобную оценку можно считать существенно завышенной по принципу "у страха глаза велики": по данным социологических опросов предпринимателей, с силовыми вымогательствами лично сталкиваются только 30-45%715.
Это можно объяснить тем, что подавляющая доля предпринимательских единиц является крайне мелкими и неустойчивыми, поэтому у их руководителей не возникает особой нужды в защите, а у бандитов желания обкладывать их данью.
Введенная "кисловодской конвенцией" бандитская "десятина" превратилась в устойчивый компонент издержек российского предпринимательства: в начале 1990-е гг. А. Лившиц оценил потери коммерческих структур от рэкета той же цифрой 10%716. Когда криминальные авторитеты помогают своим подопечным "налаживать отношения" с нерадивыми должниками, то "крыша" забирает еще 50% от суммы возвращенного долга. Поскольку использование альтернативных легальных институтов в защите прав собственности предпринимателей остается крайне малорезультативным, подобные тарифы признаются приемлемыми. Возмущение у бизнесменов вызывают не регулярные платежи как таковые, а нередкие случаи, когда криминальные правоохранители теряют чувство меры и назначают за свои услуги слишком высокую дань, либо стремятся полностью подчинить контролируемые фирмы.
Если же криминальные правоохранители имеют "чувство меры", то российские предприниматели сами ищут с ними контактов, не дожидаясь визита криминальных "инспекторов"717. К середине 1990-х гг. в России сформировалась настоящая система "криминальной юстиции", выполняющая функции полиции, арбитража и судебных исполнителей. Высокая плата за ее услуги во многом компенсировалась скоростью и безусловностью решений718.
Отношения предпринимателей и криминальных правоохранителей существенно варьируются в зависимости от масштабов фирм.
Мелкие предприниматели не в силах использовать какие-либо альтернативные механизмы защиты своих прав и потому они наиболее беззащитны перед мафиозным "беспределом". Свободно выбирать, покровительство какой группировки более выгодно, предприниматель не может, поскольку рэкет-бизнес организован по принципу локального монополизма типа картеля. Единственная "инстанция", в которой теоретически можно обжаловать действия слишком нахрапистого "защитника", это криминальный авторитет более высокого ранга, контролирующий данную территорию или вид бизнеса.
Вполне понятно, что "волки" помогают "овцам" лишь тогда, когда это выгодно самим "волкам". Довольно действенной защитой от чрезмерных посягательств для многих предпринимателей служит сама незначительность их бизнеса, не вызывающая особого аппетита у бандитов и позволяющая при необходимости уйти из зоны контроля "отморозков".
Чем крупнее фирмы, тем чаще "бандитская крыша" становится лишь одним из субститутов, наряду с частными службами безопасности и "милицейскими крышами". Для большого бизнеса бандитские авторитеты становятся обыкновенными наемниками, которых используют для отдельных поручений. Характерна в этом отношении судьба знаменитого "вора в законе" В.И.
Иванькова ("Япончика"): в конце 1960-х начале 1970-х гг. он в составе банды Г.А. Карькова ("Монгола") грабил "цеховиков", ювелиров и антикваров; в начале 1980-х гг. "Япончик" этим промыслом занимался уже во главе собственной банды; в начале 1990-х гг.