Назовем хотя бы проект GLOBE - "Исследовательскую программу по изучению глобального лидерства и эффективности организационного поведения"133. Вместе с подобными кросс-культурными проектами появляется и возможность непредвзятого подхода к изучению российской экономической ментальности, а также ее вписанности в окружающий мир.
Несмотря на тот сдвиг, который наблюдается с начала 1990-х гг., исследования по российской экономической ментальности обречены еще долгое время нести налет ученичества у более "продвинутых" зарубежных авторов: мы все еще продолжаем идти протоптанными тропами, опираясь на общеизвестные за рубежом схемы, не предлагая пока ничего принципиально нового. Качественного прорыва можно, видимо, ждать только после притока в ряды социологов нового поколения исследователей с незашоренным мышлением и с широкими междисциплинарными интересами134. Пока же замечания о зависимости развития постсоциалистических стран от национальных культурных традиций достаточно часто остаются лишь общей фразой.
Попробуем теперь осуществить первичное обобщение наиболее важных результатов исследований экономической ментальности "этих загадочных русских" и рассмотрим подробнее, какие именно факторы сформировали современную российскую хозяйственную культуру и каковы же ее основные характеристики.
Экономическая ментальность россиян 1990-х гг. отражает длительную и трагическую историю нашей страны с XIV XV вв. (именно это время принято считать началом этногенеза русских этнического ядра современных россиян) до наших дней. Можно выделить, по крайней мере, четыре группы факторы, которые, накладываясь друг на друга, обусловливают заведомую невозможность развития в России классического, "европейского" капитализма:
Рассмотрим подробнее, какие именно ценности культивировались, а какие, наоборот, выпалывались под воздействием этих факторов.
Наиболее стабильным фактором хозяйственной жизнедеятельности любого народа является, конечно, природно-географическая среда (объективные естественные производительные силы). Материально-технологическая среда жизнедеятельности россиян, которые вплоть до середины XX в. оставались в основном крестьянским сообществом, связана прежде всего с особенностями земледельческого производства. Ее следует охарактеризовать как мобилизационно-коммунальную, то есть такую, которая создает аритмию производства и требует коллективных усилий под единым руководством.
Естественно-географическим условием развития русского этноса является короткий производственный цикл. Северный континентальный климат, короткое и холодное лето заставляют осуществлять базовую, сельскохозяйственную деятельность в режиме не равномерного расходования сил, а импульсной мобилизации. Это значит, что в течение примерно 100 летних дней русский крестьянин трудился на пределе сил, а остальное время года вынужденно оставался свободным. Для сравнения можно отметить, что в Западной Европе срок сельскохозяйственных работ был вдвое длиннее, воспитывая у земледельцев привычку к постоянному размеренному труду136.
Влияние подобной хозяйственной аритмии на экономическую ментальность россиян с замечательной лаконичностью отметил еще В.О. Ключевский: "Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс; но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Великороссии"137.
Важнейшей характеристикой общинных форм поведения являлась реципрокация при помощи многочисленных обычаев уравнительного перераспределения, таких как потлач (дарения излишков), помочи (совместная трудовая деятельность), "наряды миром", толоки, складчина. Реципрокный характер такого обмена означал, что обмен осуществлялся между равными, а получение помощи накладывало на получателя обязательство немедленно отозваться на призыв оказавшего ему помощь, когда последний будет в ней нуждаться. В основе нормативной базы "моральной экономики" сельской общины140 в России, как и везде, лежали представления о человеке как принадлежности целого, коллектива, и о традиции как высшей ценности в сравнении с новациями.
Слабая взаимосвязь между личным трудом и уровнем жизни сформировала фаталистические черты национального характера ("От сумы да от тюрьмы не зарекайся"), экстернализацию контроля над событиями жизни индивида. Фатализм это оборотная сторона традиционализма, нежелания менять что-либо собственными усилиями. Фаталистические черты русской культуры прослеживаются даже в языке, в котором четко видны характеристики неагентивности ощущения того, что людям неподвластна их собственная жизнь, что их способность контролировать жизненные события ограничена. В русском языке люди выступают скорее не как "деятели", а как "претерпеватели"141.
Фатализм национального характера обусловливает низкие ранги активно-достижительских ценностей и в современной России, в то время как, по результатам исследований, ранги ценностей, связанных с возможностью не работать, в России значительно выше, чем в западных странах142.
Низкопродуктивное земледелие доиндустриальной России обусловило также слабое развитие городов, которое в доиндустриальных обществах определяется масштабами аграрного прибавочного продукта. В свою очередь, слабое развитие городов, а следовательно, слабое развитие ремесленно-промышленной деятельности, не дали развиться, в том виде, как это происходило в Западной Европе, "третьему сословию" как социальной базы гражданского общества и ценностей индивидуализма.
На развитие русской цивилизации неизгладимый отпечаток наложило принятие христианства в его православной разновидности ( 2.4) с характерными для него низкими оценками мирского труда, обрядоверием и цезарепапизмом.
Хотя христианская доктрина признает в принципе ценность преобразовательного труда (и тем отличается, например, от буддизма, который видит в земной жизни одно лишь страдание), но сам этот труд рассматривается различными христианскими конфессиями существенно по-разному. В отличие не только от появившихся позднее протестантских вероисповеданий, но и от современного ей католицизма, восточно-христианская религиозная традиция рассматривала труд как неприятную необходимость, наказание человечеству за первородный грех. Русское православие не давало высших духовных санкций для активной работы в миру. Физический труд, производство потребительских благ, заняли в православной культуре подчиненное место по сравнению с трудом духовным, молитвой143. Сфера земного, материального благополучия котировалась не высоко, материальный труд нигде не ставился в один ряд со спасением и терпением.
Самоутверждение было направлено внутрь себя, на "устроение" собственной личности144. Подобные факторы обусловили "нерыночность" русского национального характера, преобладание этики выживания, отношение к накопительству и собственности как к отрицательным ценностям145. Русский праведник стесняется требовать адекватную плату за свой труд, опасаясь проявить жадность, погоню за мелкой и презренной выгодой. Подобный "сверхэкономизм" создает мощные преграды для развития рыночного хозяйства: человек, желающий жить "по совести", предпочитает полунищенский труд "грязному" бизнесу, а предприниматель обречен жить в атмосфере морального вакуума, чувствовать себя иностранцем в собственной стране (подробнее см.
11.2).
"Антиэкономизм" православия обусловил существование бедности как типа культуры.