Псевдорыночные формы отношений в аграрном секторе России

С
момента развала Советского Союза большинство как отечественных, так и зарубежных обозревателей выражают общее мнение о том, что происходящие структурные изменения должны привести к созданию в нашей стране более эффективного сельскохозяйственного производства, ориентированного как на удовлетворение внутреннего спроса, так и на мировой рынок продовольствия и международную торговлю. Проблема состоит в том, как подобного рода изменения могут быть согласованы с историко-культурной традицией и социально-экономическим положением в современной России? Вполне естественно, что здесь и начинаются все расхождения.
Опыт показывает, что процесс раскрестьянивания российского села (1929 – 1990 гг.), равно как и сопровождавшая его практика создания индустриального аграрно-промышленного производства (1970 – 1990 гг.), не прошли совершенно бесследно. Напротив, они оказались надежным заслоном на пути приватизации и реформирования сельского хозяйства посредством разрушения колхозного строя и создания фермерских хозяйств (1991 – 1995 гг.). Поэтому в сложившемся к настоящему времени положении дел вряд ли правильно все сваливать на недееспособность реформаторов и ограниченность проводимых ими преобразований.
Одним из немногих результатов реформирования служит повсеместное возрождение крестьянского уклада.
Преобразования институциональной структуры в сельской местности России в переходный период (с 1991 г. по настоящее время) рассматриваются здесь в контексте сравнения с институциональной структурой предшествующего этапа (1929–1990 гг.) и институциональной структурой, адаптированной к рыночным отношениям и гражданскому обществу.61
Институциональная структура в сельской местности
при командной экономике (1929 – 1990 гг.)
В наиболее обобщенном виде институциональная структура в сельской местности советской России представлена на рис. 6.1. Она характеризуется жесткой вертикалью централизации, доминированием монопольной производственной структуры (колхоза или совхоза) и полной зависимостью от нее местной власти и домохозяйств.

Собственник земли в лице государства передавал всю землю колхозам и совхозам в вечное пользование. Осуществлялось это так последовательно, что даже приусадебные участки домохозяйств проходили по земельному балансу колхозов (совхозов). Застройка и планировка села, равно как инженерная и социальная инфраструктура, была прерогативой колхозно-совхозного строительства.

Коллективное хозяйство, поддерживая полную занятость трудоспособного населения, было фактически единственным местом приложения труда в сельской местности. И хотя заработная плата сельских учителей, медиков и работников культуры финансировалась из бюджетов верхних уровней, их рабочие места (основные и оборотные фонды) были имуществом коллективных хозяйств. Парадоксально, но еще совсем недавно в сельской местности люди не знали, что такое плата за воду, коммунальные услуги и т.п.
Местная власть прежде всего заботилась о создании благоприятных условий хозяйственной деятельности в коллективном производстве. Традиционно в первую очередь от руководителя производства зависело, кто будет руководителем сельсовета. Справедливости ради следует отметить, что выборность последнего, хотя и носила формальный характер, но всегда сохранялась.
В существовавшей в тот период системе отношений от сельских домохозяйств требовалось выполнение пяти основных функций.
Первая. Все трудоспособные члены домохозяйств должны были в обязательном порядке участвовать в общественном производстве. Трудовая повинность была всеобщей и фактически сохранялась постоянно до последних дней советской власти.
Вторая. В домохозяйстве семья обеспечивала процесс воспроизводства населения и социализации подрастающего поколения. Высокая ценность человеческого капитала в семье привела к настолько тесной ее связи со школой, что, как показала практика 70-х годов по ликвидации неперспективных деревень, с закрытием школы начинался исход из нее основной части трудоспособного населения.
Третья. Домохозяйства и семьи в них рассматривались как агенты личного потребления. Поэтому землеотвод и жилищное строительство осуществлялись по нормативам, рассчитанным на основании достигнутого уровня общественных потребнстей и потребления, и строго регламентировались. Различия допускались только с учетом национально-культурных особенностей союзных республик (грузинское село, литовское село и т.п.).

При этом по умолчанию принималось допущение, что российское, украинское и белорусское село не имеют ярко выраженных особенностей, более склонны к восприятию всего "нового", а поэтому лучше других готовы к унификации и типовой застройке. Подобная практика вела к тому, что фактически весь новый жилой фонд вводился в строй морально устаревшим и слабо соответствующим современным потребностям и стандартам поведения сельского населения.

Рис 6.1. Институциональная структура в сельской местности в советской России
Четвертая. В связи с ограниченностью развития общественного производства сельским домохозяйствам в качестве рудиментарной деятельности иногда разрешалось, а иногда и вменялось вести личное подсобное хозяйство (ЛПХ) на приусадебном участке земли, средние размеры которого составляли примерно 0,25 га. При этом категория ЛПХ имела содержательный смысл, так как натуральные поступления с приусадебных участков в денежном выражении составляли в среднем 10–15% совокупных доходов сельской семьи.
Пятая. Все домохозяйства были так или иначе вовлечены в местную жизнь. Но осуществлялось это прежде всего посредством родственных и соседских отношений, а также через трудовой коллектив.

По вполне понятным причинам ("кто платит, тот и заказывает музыку ") местные органы власти были в таких делах скорее на подхвате, чем в качестве инициаторов, а неправительственные организации в лице различных институтов гражданского общества в селе были достаточно слабы.
Изменения институциональной структуры в переходный период (1991 – 1999 гг.)
В литературе по вопросам земельной реформы и приватизации в сельском хозяйстве основное внимание уделяется: реорганизации крупных товарных производителей (колхозов и совхозов), которые были преобразованы сначала (1992 г.) в АО и ТОО, затем (1996 г.) в ООО, а теперь (1998–1999 гг.) стали повсеместно преобразовываться в сельские производственные кооперативы (СПК); диспаритету цен на сельхоз- и промышленную продукцию и сокращению финансовой поддержки АПК со стороны государства62. Признавая важность всех этих проблем, мы тем не менее считаем, что корректное понимание процессов социально-экономических преобразований в АПК и сельской местности возможно только с учетом изменений характера местного самоуправления, социальной роли и экономической значимости сельских домохозяйств и коллективных хозяйств, а также появлением новых хозяйственных субъектов. Другими словами, мы настаиваем на том, что корректное понимание процессов социально-экономических преобразований в АПК и сельской местности возможно только с учетом изменений, связанных с формированием новой институциональной структуры.
Институциональная структура, сложившаяся в сельской местности к настоящему времени, показана на рис. 6.2. Сравнение различий рис.

6.1 и 6.2 позволяет более полно и наглядно видеть основное направление и характер происходящих перемен. Для целей нашего анализа наиболее существенным является изменение позиций главных агентов действия, а именно: местных органов власти, домохозяйств и крупных товарных производителей. Эти изменения носят отнюдь не формальный характер.

Более того, их значимость и глубина раскрываются во времени и имеют тенденцию к нарастанию.
В наиболее сложном и противоречивом положении в результате происходящих перемен оказались местные органы власти. С одной стороны, к ним постепенно шаг за шагом перешла вся полнота ответственности за планировку и застройку села, инженерную и социальную инфраструктуру, а также социальное обслуживание и организацию сельской общности. Короче, к ним по наследству перешло выполнение всех непроизводственных функций, выполнявшихся ранее коллективными предприятиями. С другой стороны, тогда как у коллективных предприятий была в свое время ограниченная материальная база для выполнения указанных функций, сельская администрация начала всем этим заниматься примерно с 1994г., не имея никакой материальной и финансовой базы.

Подобное положение дел сохраняется вот уже более пяти лет, и его решение на федеральном уровне не просматривается в сколько-нибудь обозримой перспективе. В этих условиях субъекты Федерации постепенно начинают брать инициативу в свои руки. Хорошим примером здесь может служить введение в Белгородской области единого продовольственного налога на сельхозпроизводителей (1996г.), выплаты по которому служат основой финансирования расходов местных органов власти.

Как результат, по нашим наблюдениям, в последние годы бюджетники в сельской местности этой области получают зарплату куда более регулярно, чем их коллеги в других регионах.
Весьма запутанным остается и вопрос о статусе органов самоуправления в сельской местности.

Содержание раздела