Историки вслед за Вебером находили в пуританизме более старинные и глубокие источники того высокого уважения, с которым в эпоху расцвета капитализма относились к сбережению. Но, несомненно, надо при этом принимать в расчет и тот факт, что хорошо воспитанные люди девятнадцатого столетия, знакомые с политической экономией, находили в ней более строгое подтверждение взгляда, что сбережение представляет собой добродетель. Согласно экономической науке, сбережение должно было рассматриваться не только как личная добродетель, но и как добродетель с точки зрения гуманизма, которая более чем какая-либо другая форма деятельности способствует благу человечества.
Что касается второго положения, то здесь история, как известно, приняла тот курс, который был предписан ей экономистами. Неимущие слои рабочего населения стали в надлежащей степени ограничивать свою численность; едва ли они могли бы достигнуть тех больших успехов, которые отмечаются в последние полвека, если бы это не было сделано. Труднее определить, существует ли связь между продолжавшейся несколько десятилетий проповедью экономистов и ростом движения за ограничение рождаемости.
Указанные практические концепции были в дальнейшем заброшены вместе с той динамической теорией, на которой они базировались. Динамическая теория была не разработана, в этом виде она была частично несостоятельна как универсальный закон, а частично несостоятельна вообще. Но ничего не было предложено взамен этой теории (или этих практических выводов из нее), и поэтому та система теоретической экономии, которую мы продолжаем преподавать вплоть до последнего времени, включая и учение Кейнса, остается почти исключительно статической.
Идея о том, что Кейнс более динамичен, чем Рикардо, является прямой противоположностью истине.
Старая динамическая теория имела два аспекта. Это были 1) теория о движущей силе и 2) теория о прогрессирующем изменении распределения.
Теперь можно возразить, что нет необходимости особенно подчеркивать вторую проблему, поскольку здесь дело сводится к простой, доступной пониманию ребенка экстраполяции принципов статического распределения. Так на деле это изображается в IV книге Дж. Ст. Милля, который пытается, отчасти из уважения к позитивизму, отмечать вехами границы для динамики, взятой в качестве отдельного предмета исследования, и чье определение точно согласуется с моим.
Недостаток воображения, который обнаруживается в его исследовании, и почти исключительное внимание к принципу мальтузианства — вот где причины того, что Дж. Ст. Милль не обеспечил динамике прочного места в системе экономической науки.
Эта проблема, как мне представляется, содержит в себе больше того, что показывает Милль. В теории статики мы особенно подчеркиваем взаимозависимость всех этих факторов ценообразования и требование, чтобы равновесие было устойчивым. В динамике количество ресурсов, предназначенных для производства, должно постоянно увеличиваться (или уменьшаться), и нам необходимо критически проследить взаимную зависимость постоянно меняющихся объемов предложения каждого фактора и постоянно меняющуюся норму получаемого возмещения.
Мы не вправе с уверенностью утверждать, что включение элемента движения не поставит ряд новых проблем.
В классической теории [К "классикам" в западной экономической литературе часто относят наряду с А. Смитом и Д. Рикардо экономистов так называемой кембриджской школы" — А. Маршалла и его последователей. — Прим. ред.] движущей силой развития было накопление. Тут мы имеем прямое противоречие с учением Кейнса, где сбережение всегда выступает как фактор, задерживающий развитие. Эта проблема, таким образом, должна быть пересмотрена с самого начала.
Перед нами привычка мышления, сложившаяся в силу того, что этим предметом на протяжении ряда десятилетий пренебрегали, полагая, что проблема не представляет значительного интереса или трудности. Я подчеркиваю, что мы вступаем теперь на чрезвычайно скользкую и предательскую почву и что поэтому необходимо подвергнуть самому тщательному анализу простые по внешнему виду предметы. Я поэтому намерен рассмотреть сначала некоторые вопросы, более простые, чем каждая из двух названных выше проблем, а именно вопросы о необходимых соотношениях между темпами роста различных элементов в развивающейся экономике.
Для упрощения можно попытаться отбросить две концепции классической системы. Одна из них — это теория народонаселения, предполагающая, что при данном уровне реальной заработной платы предложение труда обладает свойством неограниченной эластичности, так как заработная плата, определяемая тем, что рабочий класс данной страны считает своим прожиточным минимумом, оказывает достаточно мощное воздействие на поведение рабочих в деле своего воспроизводства. Эта теория все еще имеет значение для огромных районов современного мире, которые испытывают гнет нищеты. Это одна из тех теорий, которую можно, вероятно, считать имеющей силу в известных условиях, но не универсально применимой.
В данном случае меня интересует экономика Соединенных Штатов, Великобритании, государств Западной Европы и других развитых стран. В этом контексте мы можем рассматривать численность населения не так, как это предполагается в старой классической системе, т.е. не как зависимую, а как независимую переменную. Другими словами, изменения этой численности могут считаться экзогенными изменениями.
Во-вторых, я предлагаю отбросить закон убывающей доходности земли как основной детерминант в прогрессирующем хозяйстве. Не по той причине, что в классической трактовке этого вопроса содержится какая-нибудь ошибка. Я отбрасываю этот закон исключительно потому, что в нашем конкретном анализе его влияние в количественном отношении, по-видимому, несущественно.
Я постараюсь, однако, определить свои условия таким образом, чтобы осталось место для учета влияния, которое может оказать этот закон.
При исследовании расширяющегося хозяйства нам нужно рассматривать взаимоотношения, возникающие в ходе экспансии трех основных элементов: 1) рабочей силы, 2) выпуска продукции или дохода на душу населения и 3) размера наличного капитала.
Статическую экономику можно было бы определить, указав, что в ней названные три величины принимаются за постоянные. При условии неизменности этих трех величин ежегодное сбережение должно равняться нулю. Но такое определение будет, вероятно, чрезмерно жестким.
Желательно, чтобы определение стационарного состояния было как можно более гибким. Определение должно быть видоизменено не только в сторону большей гибкости, но и в сторону большей точности таким образом, чтобы не суммарные размеры предложения, а графики предложения рабочей силы и капитала были взяты в качестве постоянных величин. При таком видоизмененном условии случайное мелкое сбережение может произойти и в стационарном хозяйстве, например вследствие какого-либо эпизодического изменения во вкусах, вызывающего спрос на такие услуги, которые требуют повышенной по сравнению со средним уровнем затраты капитала. Это должно повлечь за собой эпизодическое, но длительное увеличение процентной ставки и эпизодическую перестройку системы цен товаров и факторов производства в масштабе всей системы.
После установления нового состояния равновесия может оказаться, что сумма наличного капитала возрастет, однако ежегодная норма сбережения снова опустится до нуля.
В пределах все той же статики возможна и желательна дальнейшая модификация исходных положений. Если допустить эпизодическое изменение вкусов, то что же мешает предположить эпизодические изменения в графике предложения того или другого фактора? Эпизодический отлив рабочей силы, или прирост капитала, или улучшение условий на каком-либо экспортном рынке, или даже техническое изобретение всегда могут быть объяснены в рамках принципов статики с учетом вытекающего из них приспособления всех стоимостных и натуральных показателей системы к новому состоянию равновесия, в котором утвердится экономика, когда эпизодическое впрыскивание будет ею усвоено.
Но допустите постоянный поток новых изобретений, постоянные изменения во вкусах, вызывающие повышенный спрос на услуги, требующие капитала в размерах, превышающих предшествующий средний уровень, или постоянный прирост капитала, предлагаемого по данной норме процента, — и мы попадаем в сферу динамического хозяйства, где одних только уравнений статики окажется недостаточно для разрешения наших проблем.
Из трех упомянутых мною переменных две величины могут в первом приближении рассматриваться как независимые переменные, а именно численность и производство на душу населения. Третья же, именно размер капитала, будет, по крайней мере частично, зависимой [В соответствующем месте мы, однако, принимаем во внимание, что размеры наличного капитала влияют на производительность.]. Это, разумеется, находится в прямом противоречии со старой классической системой.
Мы можем пока оставить в стороне проблемы, связанные с несением риска.
Первый вопрос, который мы должны себе поставить, состоит в следующем: каким должно быть поведение капитала, как должен меняться размер капитала, чтобы изменение это было совместимо с ростом остальных элементов, при условии, что процентная ставка остается постоянной?
Учтем прежде всего непрерывный прирост населения в геометрической прогрессии при неизменном уровне технических знаний.