Не хлебом единым

Настоящая книга не претендует быть научно-систематическим трудом. Она своего рода отчет, представленный германскому народу относительно пройденного пути. В связи с таким отчетом представляется целесообразным заглянуть из настоящего в будущее.

При этом дело сводится не к конъюнктурному прогнозу, но скорее к оценке различных форм проявления нашей общественно-хозяйственной и политической жизни и, в заключение, к попытке лучше себе уяснить возможную линию развития нашего общественного и национального бытия, во всех ее возможных вариантах.
Таким образом, здесь говорит министр народного хозяйства, которому приходится ежедневно снова убеждаться в том, что его работа протекает не в сфере «чистой экономики», а в области «политической экономии». Поэтому он постоянно должен стремиться находить синтез, сочетать, с одной стороны, экономический здравый смысл и научные выводы с политической, а часто и партийно-политической волей, с другой стороны.
Уже в названии книги «Благосостояние для всех» скрыта целая проблематика, ибо из моих убеждений никак нельзя сделать вывода, будто с достижением этой цели - благосостояние для всех - немецкий народ обретет счастье и удовлетворенность и будто бы одного «благосостояния всех» достаточно для того, чтобы обеспечить общественные гармонию и порядок.
Но нельзя «все» взваливать на «одного»; этим я хотел бы сказать, что означало бы требовать слишком многого от министра народного хозяйства, если переключить на него также и ответственность за душевное благополучие целого народа. Верно, конечно, что после восьми лет успешного восстановления Германии, несмотря на повсеместно еще встречающуюся нужду, мы не так уже страдаем от материальных стеснений и затруднений и что в этом направлении и следовало бы искать подлинных и окончательных решений для обеспечения счастливого будущего нашему народу; но нет, - мы охвачены чувством неуверенности, причем не только наши умы, но и наши сердца и души пришли в смятение. Может быть, - или, пожалуй, даже наверное, - многих из нас оказавшаяся необходимой концентрация всей энергии на восстановлении и обеспечении материальных основ нашей жизни направила на неверный путь, в результате чего была утрачена способность правильно воспринимать иерархию ценностей.

Сможем ли мы этот поставленный нам неизбежный вопрос счастливо разрешить - это решит нашу судьбу.
Не хлебом единым . . .
Я обязан признанием этой истины моему старому учителю Вильгельму Ферсхофену. Когда я напрягал все усилия, чтобы разбудить крепнущие силы нашего народного хозяйства, я все же постоянно указывал, что - хотя назначение экономики состоит единственно в том, чтобы служить потреблению (правда, не только в примитивном материальном смысле), - все же это еще не является заодно единственной конечной целью хозяйственной деятельности. Свой смысл экономика черпает из всей всеобъемлющей сферы жизни народа, и это осмысление уходит поэтому своими корнями в область определения последних, конечных ценностей, рациональным путем не постигаемых. Другими словами, мы не имеем возможности исходить в настоящее время, по меньшей мере в сфере западной цивилизации, из единого и общепринятого понимания смысла жизни.

Мы подвержены опасности стать жертвой мании сводить к легко решаемым формулам также и окружающие нас качественные ценности и понести их на рынок, но узнаем при этом, что счастье все же не является чем-то, что можно было бы «купить».
Находимся ли мы, однако, в безнадежном и безвыходном положении? Я имею смелость ответить и на этот вопрос отрицательно, ибо я верю и чувствую, что в сознание многих людей закралось сомнение и что внутреннее беспокойство все больше заставляет людей образумливаться. Это стремление, по моему убеждению, затмевается, а иногда даже и удушается коллективными волеизъявлениями, которые ничего не знают и не желают ничего знать о таких внутренних душевных порывах, чтобы не нарушить столь прославленную незыблемость «единых фронтов» в нашей общественности. Очевидно нельзя очень утонченную человеческую совесть привести к внутренней гармонии с устремлениями к могуществу и власти коллективов тех или иных организаций. Поэтому мы и наблюдаем, что в общественных выступлениях говорят только на одном языке, а именно на языке жалоб и требований; но этот язык лишен внутренней правдивости.

Эти соображения приводят нас, однако, снова к практике политической жизни.
Конечно, министр народного хозяйства был бы не на месте, если он не принимал бы всерьез, заботы занимающихся хозяйственной деятельностью людей, заботы, относящиеся к самым различным отраслям и группировкам, и не пытался тщательно их рассмотреть. В частности, он охотно согласится, что не лишены оправдания, например, требования, касающиеся повышенной обратимости (ликвидности) средств, большего обеспечения надежной экономической устойчивости, освобождения от чрезмерного налогового бремени, справедливого распределения национальной продукции или обеспечения за каждым его места работы. Тем не менее, он должен постоянно предостерегать от чрезмерных требований и вызывать у предъявляющих такие требования сознание, что после такого совершенно исключительного развала не все плоды могут созревать уже сегодня, и что у нас есть ведь еще предстоящее нам «завтра».
Но как раз эта мудрость и скромность, которые не должны, конечно, парализовать наши силы, но могли бы их скорее даже укрепить, не принадлежат к числу немецких добродетелей. Скорее, наоборот, при улучшении нашего материального благосостояния нас все больше охватывает самонадеянная заносчивость и мы теряем чувство меры в отношении того, что возможно и что нам приличествует. Хотя никто и не посмеет отрицать, что за последние восемь лет мы достигли почти невероятного в области восстановления и что правительство ГФР искренне старалось приобщить все слои нашего народа к пользованию плодами прогресса и благосостояния, все же недовольство высказывается повсеместно чуть ли не хором. Во избежание кривотолков, я хотел бы ясно подчеркнуть, что эти выражения заносчивости, о которых здесь шла речь, исходят не из тех кругов, где дохода как раз только хватает, чтобы удовлетворить самые необходимые жизненные потребности. Само собой разумеется, что там не может быть никакого повода к самонадеянной заносчивости.

Для дальнейшего постоянного улучшения экономического положения именно этих слоев населения, насчитывающих еще миллионы, совершенно необходимо следовать и дальше проводимой нами экономической политике. Поэтому надо дать твердый отпор всем встречающимся на этом пути опасностям, которые проистекают также и из указанной самонадеянной заносчивости.
Свобода требует жертв
К этому сводится первая и самая большая моя забота в отношении судьбы Германии и немецкого народа. С вещами и делами можно справиться, если только умы поддаются обузданию. Не забудем при этом, что мы не одни живем на свете, и что наше благополучие или неблагополучие зависит от нашего умения включиться гармоническим образом в общество свободных народов, а также от дружбы и доверия между народами.

Мне уже представляется, что глядя на нас со стороны, нас уже не вполне понимают и что, быть может, мы даже производим впечатление народа, который, находясь в состоянии сытого эгоизма, способен утратить чувство общей ответственности и общей солидарности свободного мира.
Мы в этом еще не повинны, и расценивать нас подобным образом, быть может, даже ошибочно, но все же нельзя и не расслышать пронзительных и фальшивых голосов тех, которые в ослеплении какой-то иллюзией мнят, что остальной мир должен был бы оказать нам, оказать воссоединенной Германии помощь и защиту без каких бы то ни было жертв с нашей стороны. Ведь и другие народы приносят для защиты своей свободы материальные жертвы; соответствующие средства эти народы, не будь угрозы извне, охотнее использовали бы в целях повышения социального благосостояния. У нас же слышны голоса, утверждающие, будто правительство согрешает против благоденствия немецкого народа, когда оно ради обеспечения этого же благоденствия в союзе с другими народами свободного мира хочет защитить нашу свободу путем участия в усилиях по обороне.

Тот, кто не был глубоко потрясен событиями в Польше и Венгрии и кто, несмотря на это демонстрирование грубой жажды власти, все еще рассчитывает, что с той стороны будут соблюдаться право и законность, того действительно безнадежно образумить. Но такому человеку должно быть также отказано в праве притязать на участие в построении будущего Германии.
Это является, таким образом, моей второй заботой: мы рискуем легкомысленно поверить обманчивому представлению и тем самым дерзновенно поставить на карту не только наше благосостояние, но и наше историческое бытие и самую нашу жизнь. Народ, который не способен идти для защиты своей свободы на материальные жертвы, будет в конце концов сметен с исторической арены.
Европейское сообщество необходимо
В вышеизложенных соображениях уже была высказана мысль, что мы, как и любой другой европейский народ, не в состоянии находить плодотворные решения многим проблемам только своими силами. Однако я не намерен здесь рассматривать данную проблему в ее политическом аспекте, хотя этот последний заслуживает, прежде всех иных, серьезного рассмотрения. Свободные народы Европы только тогда смогут сохранить свой вес и свое влияние в мире, если они, опираясь на дружбу с Соединенными Штатами и в тесном общении с этой державой, придут к сознанию своей нерушимой политической общности.

Каким же путем можно достичь этой цели? И в какой степени формы и организации экономического сотрудничества могут быть признаны пригодными и достаточными для того, чтобы из них могла бы развиться политическая сила?
Мое внимание обращено на будущее, и поэтому у меня нет необходимости останавливаться на воспоминаниях, относящихся к Европейскому объединению угля и стали, к Организации европейского экономического сотрудничества, Европейскому платежному союзу. Общему соглашению о тарифах и торговле и Международному валютному фонду, и я могу прямо перейти к разбору плана, предусматривающего создание для шести стран-членов Европейского объединения угля и стали совместного рынка или таможенного союза. Я позволю себе здесь еще раз заверить, что едва ли можно найти более решительного, чем я претендую им быть, сторонника европейской интеграции, а также и европейской конфедерации.

Однако из этого вытекает и право подвергать критике те начинания, которые, по моему разумению, несут в себе опасности на пути к достижению поставленной цели.
Я прекрасно знаю, в какой степени основы экономического строя определяют форму и дух общественного или политического сообщества. Поэтому я хотел бы добиться гарантий того, что Общий рынок на практике не приведет к европейскому дирижизму и что в результате такового не Окажутся связанными и парализованными силы прогрессивной экономики. Как раз наоборот, в этом более широком европейском пространстве должна развиться та сила, которая обеспечила бы народам и людям, входящим в это сообщество, счастливое будущее в одинаковой мере в плане политическом, общественном и экономическом.

Тот, кто полагает, что достаточно, независимо от наличия внутренней устремленности к экономическому сотрудничеству, провести чисто ведомственное объединение учреждений, чтобы оказалось возможным, основываясь на присущей прогрессивному развитию силе и минуя ошибки и заблуждения, все же дойти до поставленной цели, тот очевидно предается опасному самообману.
Мы видим на опыте народного хозяйства отдельных стран, в сколь значительной мере принципы, на которых построен экономический порядок, определяют жизнь и даже дух нации. Эта различная судьба отдельных народов может в дальнейшем повести к неблагоприятным последствиям, нарушая сотрудничество между государствами. Я не хочу этим сказать, что соглашение об Общем рынке - как оно сегодня намечается - исходит из принципиально неправильной установки, но я не могу все же умолчать о том, что компромиссы, на которых вероятно остановятся, не во всех отношениях соответствуют моему пониманию свободного межгосударственного порядка вещей. Хотя в рамках свободного мира Общий рынок по необходимости должен был бы основываться на принципе свободной конкуренции, все же при чтении текста соответствующего договора во многих местах чувствуется проявление беспокойства по поводу возможных последствий конкуренции, и тут же делаются попытки создать предпосылки для отказа от этого принципа.

Так как в договоре об Общем рынке отсутствует связующее единство принципов, весьма важно, чтобы при практическом применении договора, а также не в последнюю очередь в результате соответствующего персонального замещения должностей в администрации Общего рынка, оказались более четко выявленными ясность замысла и целенаправленность всего начинания.
Например, в вопросе об установлении «социальной гармонии» между отдельными странами, в результате моих возражений, была принята более гибкая редакция текста, все же не внесшая большей ясности; и я не могу не скрыть своего беспокойства по поводу того, что официальным признанием этого понятия получил свою легализацию и легитимацию весьма опасный принцип.
Я совсем не против того, чтобы каждое государство добилось оптимальных успехов в области социальной политики соразмерно своей производительности. Но как выглядит дело на практике? Тенденции к развитию инфляции в ряде государств (при неизменно твердых курсах обмена валюты!) не в последнюю очередь являются последствием того, что меры социальной политики оказались не под силу народному хозяйству отдельных стран. Попытка подогнать социально-политические условия одной страны к существующим в другой стране осуществима всегда только в одном направлении - вверх, к улучшению этих условий, но никогда не вниз.

Следствием этого является то, что и такие страны, которые смогли сохранить в своем народном хозяйстве внутреннее равновесие, либо вынуждаются также к следованию тому же пагубному пути, либо должны расплачиваться за чужую вину, испытывая на себе результаты применения их партнерами защитных оговорок.
Не должно быть возврата к идеологии «больших зон» в торговле

Содержание раздела