Самый широкий свободный обмен валют

Общий рынок шести держав должен по отношению к другим большим рынкам или зонам проводить недвусмысленным образом либеральную торговую политику, иначе нам грозит возможность возвращения к идеологическим представлениям столь несчастного прошлого, а именно к разделению мира на «большие зоны», в которых господствует дух экономически-регионального эгоизма, и которые могут вызвать, даже в рамках свободного мира, обострение противоречий. Тот, кто понимает происходящее, не смеет молчать, когда он замечает такие опасности, и он не может также успокоить себя политическим аргументом, что все в конце концов хорошо кончится, если только будет создана форма, которая принудительным образом заставит объединиться всех участников. Ничто так сильно не проявляло себя за последние 30 или 40 лет, как дух национального эгоизма и протекционизма, и я сожалею, что этому злому духу не был дан более решительный отпор.

К тому, как будет оформлено будущее европейское сотрудничество, сводится, таким образом, моя третья забота.
Если в этой книге уже достаточно ясным образом было высказано мое убеждение в необходимости восстановления свободнообратимых валют, то следует здесь указать еще раз на непорядки, которые выявляются при отсутствии упорядоченных взаимоотношений между странами. Было бы иллюзией считать, что этот род свободы хозяйствования мог бы установиться автоматически, то есть сам по себе осуществиться; нет, для этого требуется проявление вполне сознательной воли и еще больше вполне целенаправленной внутригосударственной политики; и, прежде всего, надо покончить с пагубной установкой, будто допустимо, чтобы отдельные страны проводили по своему усмотрению ту или иную экономическую или финансовую политику. Правда, в отдельных странах могут быть в этом отношении использованы весьма различные способы и средства, а, может быть, последнее даже необходимо, но основное положение остается в силе - каждая страна ответственна за проведение политики сохранения экономического равновесия.
Между тем, в наши дни иногда почти что начинает казаться, будто отдельные страны склонны верить в чудеса, полагая, что следует лишь отойти от основ хорошо налаженного порядка, чтобы открылись пути для достижения лучших результатов. Смятение умов довело даже до того, что политические представления идеологического характера вступают в конфликт с проникнутой чувством ответственности экономической политикой, и в еще большей мере с выводами экономической науки, и что ложно истолкованные представления о государственном суверенитете и о примате политики во все возрастающей мере парализовали факторы порядка и стремление к упорядочению в экономике.
Когда мы вынуждены признать, что необходимо выйти из национальной изоляции и стремиться ко все большей интеграции, когда самобытная и самовольная государственная жизнь в рамках малых хозяйственных пространств (зон) возможна только при условии отказа от прогресса и социальной обеспеченности - тогда остается прийти к практическому выводу, что в будущем отдельным странам должно быть возбранено проводить такую хозяйственную и торговую политику, которая могла бы нарушить или даже взорвать установленный межгосударственный порядок. Поэтому я очень приветствовал бы, если в соглашении об Общем рынке такое специальное требование было бы яснее изложено и были бы предусмотрены соответствующие связующие участников обязанности.
Картина, которая в настоящее время вырисовывается в Европейском платежном союзе - в виде крайне высокого кредитового или дебетового сальдо отдельных платежных балансов, - должна была бы служить нам достаточным напоминанием, что нельзя допустить, чтобы и дальше сохранялось экономически противоречивое положение, выражающееся в различной эволюции цен в разных странах, в то время как курсы валют остаются неизменно устойчивыми. Если же расхождение между различными странами в смысле уровня цен в дальнейшем еще усилится, тогда любому политическому деятелю должно стать очевидным, что потребующиеся тогда разного рода манипуляции, затрагивающие во все большей и большей мере хозяйственную жизнь, приведут к ограничению свободной хозяйственной деятельности и к возвращению к худшим формам дирижизма прошлых времен. Таким образом, до тех пор, пока народы хотят сохранить взаимоотношения свободного экономического обмена, ни одна страна не может считать, что ей нет дела до того, как будут себя держать ее партнеры по обмену; в частности, оказалось бы немыслимым достичь длительной интеграции народного хозяйства разных стран, если последние не смогут решиться на то, чтобы придерживаться однородного образа действий.
Таким образом, в рамках Общего рынка добро и зло расположены недалеко друг от друга. Имеются две возможности: либо дорогу себе пробьет дух свободы, и мы обретем счастливую, сильную и прогрессивную Европу, либо мы будем пытаться соединить в одно путем различных манипуляций различнейшие системы и упустим при этом благоприятнейший случай прийти к подлинной интеграции. Европа, управляемая и руководимая согласно принципам направляемого хозяйства, рискует, что такая система парализует силы сопротивления духу коллективизма и приведет к тому, что Захиреет сознание благодетельности свободы.
Самый широкий свободный обмен валют

Польза и плодотворное действие свободнообратимых валют повышаются с расширением охватываемой зоны и увеличением числа участвующих стран. Поэтому эту проблему не представляется возможным решить только в рамках Общего рынка, но здесь придется действовать широким фронтом заодно с США, Великобританией и другими европейскими странами. При этом снова приходится констатировать, что сопротивление со стороны народного хозяйства отдельных стран почти во всех случаях является следствием того, что экономическим фактам настоящего времени придается значение масштаба для оценки всего начинания; и при этом, за отсутствием известной фантазии и интуиции, не дают себе отчета в том, что именно благодаря видоизменению валютно-политической системы установится совершенно новый экономический порядок вещей.
Этими словами я высказал мою четвертую заботу, которая основана на убеждении, что лучший внутригосударственный порядок и строй и лучшая национальная дисциплина уже больше недостаточны для обеспечения внутренней устойчивости государств.
Свобода и ответственность
Когда я перед этим говорил об опасной склонности к плановому дирижизму и о страхе перед свободной конкуренцией, эта моя озабоченность относилась и к некоторым явлениям в самой ГФР. Но в этом отношении я могу сослаться на предыдущие главы этой книги. Стремление к организации, коллективному планированию и коллективному строю могут получить почву под ногами только тогда, когда человек готов к отречению от самого себя и к отказу от личной ответственности. То, что эта сомнительная тенденция поощряется с политической, и еще более с партийно-политической стороны, по справедливости не может вызывать каких-либо сомнений. Я не вдаюсь в теоретические рассуждения о том, окажется ли возможным прийти в этом направлении к более удачному синтезу.

Неоспоримым мне кажется одно - в человеке стремление к свободе не отделимо от сознания ответственности; но при усиливающейся тенденции предоставлять решение общественно-экономических вопросов коллективам, эта неразрывная внутренняя связь ощущается все меньше и меньше.
Если я в этой связи упоминаю, для примера, о требовании составлять «общий баланс» работы народного хозяйства в целом, то этим я не намерен подвергнуть сомнению, что такого рода широкие обзоры предоставляют возможность для полезных наблюдений и ценных выводов. Само собой разумеется, что хозяйственная политика давно прибегает к такого рода данным. Однако такому понятию «общего баланса» народного хозяйства присущ неприятный пронизывающий запах «выполнения плановых заданий», и тем самым такой «баланс» легко становится базой для исчислений дирижистского планирования, вместо того, чтобы оставаться средством познания в экономике.

И, помимо всего этого, мы даже не смеем еще ожидать, чтобы экономические силовые группировки оказались склонны сделать в политической сфере своей деятельности неудобные для них выводы.
Произойдет ли вторая промышленная революция?
Моя пятая забота основана на опасении, что те или иные политические соображения и влияния могут нас свести с пути выполнения долга; но для этой озабоченности имеется весьма реальное основание еще и в том, что социалистическая оппозиция в ГФР связывает с усиливающейся автоматизацией промышленной техники определенные расчеты. Даже если оставить в стороне фантазии Жюля Верна, представляется совсем неуместным говорить в этой связи о «второй промышленной революции»; во-первых, уже потому, что здесь мы имеем дело совсем не с какой-либо активностью, а с непрерывным процессом; во-вторых, общественно-политическая ситуация, поощряющая этот процесс, характеризуется как раз не избытком, а, наоборот, недостатком рабочих рук, который даже еще будет усиливаться. Поэтому, в некоторых областях может иметь место «техническая революция», которая сведет труд человека к установлению аппаратуры и к контролю над ней, но промышленная революция, которая должна, очевидно, будить в памяти трагические воспоминания о связанных с появлением машины социальных затруднениях, наверняка не будет иметь места.
Последствия крупного масштаба дадут себя знать, во всяком случае, в связи с возрастающей потребностью в технических кадрах. Но это совсем не спорная проблема, которая должна была бы привести к революционному изменению структуры общества; наоборот, применение новой техники поведет к дальнейшему обогащению человека, по меньшей мере в области материального бытия. Научная систематика повелевает также не сваливать в одну кучу различные понятия автоматизации (“Automafcisierung" и “Automation"). Автоматизация как “Automation" (поскольку здесь вообще можно говорить о чем-либо окончательном) представит в свое время завершение прогрессирующго процесса автоматизации как “Automatisierimg".

Конечно, в связи с этим перед нами возникнут весьма трудные проблемы в том отношении, что возможности и шансы для автоматизации в различных областях народного хозяйства не могут быть одинаковыми. Различия в потенциальном, то есть возможном повышении производительности окажутся еще большими, чем это наблюдается сегодня. Соответственно этому социальная проблема вознаграждения трудящегося человека приобретет повышенное политическое значение.
Не следует также забывать, что менее развитые народы в процессе их дальнейшего промышленнохозяйственного развития намерены перескочить через некоторые стадии технического развития и сразу применять самую новейшую аппаратуру. Но, в конце концов, дело сведется к тому, или по крайней мере в этом заключаются будущие возможности для народов западной цивилизации, что эти последние, благодаря своему высокому духовному и умственному уровню, смогут не только пользоваться автоматизированной аппаратурой, но окажутся также способными таковую изобретать. Мы можем вполне положиться на то, что и в будущем судьбы людей и народов будут определять умы людей, а не электронные мозги.

Если к тому же автоматизация содействует процессу интеграции народного хозяйства различных стран, - ибо применение этой новейшей техники предполагает существование обширных экономических зон с большой массой потребителей, - она сможет одновременно также содействовать и делу мира на земле.
Решающий вопрос, однако, следующий: к каким полезным для практики выводам приводит нас намечающаяся эволюция? Социалисты, которые одним дыханием произносят такие слова, как атомная техника, автоматизация, как “Automatisierung" и автоматизация, как “Automation", считают, что частнохозяйственные основы нашего экономического строя не приспособлены и даже совсем уже непригодны, чтобы справиться с новыми проблемами как в техническом, так и в финансовом отношении. И снова перед нами маячит представление о направляемом государством хозяйстве, которое, смотря с какой точки зрения, может казаться либо желанной мечтой, либо пугалом. То, что усиливающаяся автоматизация требует весьма значительных капиталовложений, не приходится, конечно, отрицать; но осознание этого обстоятельства проявляется в весьма малой степени, когда в текущих политических спорах дело касается разумного и целесообразного определения долей национальной продукции, идущих на потребление или на капиталовложения.

Из всего этого никак нельзя прийти к выводу о необходимости вмешательства государства или даже установления государственного управления; дело в том, что если доходы предпринимательского хозяйства, а также частные сбережения всех слоев населения окажутся недостаточными, чтобы финансировать новые, признанные необходимыми, капиталовложения, то становится ясным, что и государству тогда неоткуда раздобыть новых средств. Правда, оно может тогда либо прибегнуть к созданию кредитных возможностей инфляционным путем, либо же усилить налоговое обложение, чтобы получить этим путем средства, необходимые для государственных инвестиций и для образования государственных капиталов. Оба последних вида образования капитала означают, однако, в одинаковой мере безвозмездную конфискацию средств отдельных граждан, и должны быть поэтому решительно отвергнуты.

Таким образом, я прихожу и в этом вопросе к заключению, что свободная хозяйственная деятельность людей и предпринимательская инициатива обещают больше успеха, чем государственный дирижизм.
Говоря в этой главе о надеждах и тревогах, я уделил последним больше внимания. Это, однако, не значит, что эти заботы могут поколебать мою уверенность в нашем будущем. Конечно, эта уверенность не вытекает из конкретных планов или фактических данных; она является результатом определенной внутренней направленности, определенного умонастроения. Несмотря на то, что я в свое время не имел возможности заранее охватить точными исчислениями переход от принудительного к социальному рыночному хозяйству и предсказать точным образом все этапы этого перехода, я был, тем не менее, непоколебимо убежден в правильности этого пути; так и теперь я уверен в том, что свобода, в качестве самой могучей силы человека и в качестве высшей ценности, в конечном счете все же пробьет себе дорогу и восторжествует.

Может быть, нам необходимо еще раз осознать угрожающую нам опасность снова потерять свободу, чтобы разбудить новые силы для спасения этого нашего драгоценнейшего блага. Тот, кто осознает эти грозящие нам опасности, - и этому осознанию должен был служить последний раздел этой книги, - тот укрепится, я надеюсь, в своем исповедании свободы и в своем основанном на этом исповедании свободы образе действий и поведения. Он тогда будет бороться и сопротивляться, лишь дело коснется того, чтобы защитить этот, вновь нами в 1948 году обретенный, строй рыночного хозяйства от всех попыток лишить его своего внутреннего содержания.

Тогда, во всяком случае, эта книга достигла бы своей цели.

Содержание раздела