Понимая всю пагубность национализма, индийский философ был убежден, что мирное глобальное развитие возможно только при условии интернационального координирующего управления, при котором всевозможные различия не исчезнут, но не будут приводить к конфликтам112.
Он искренне верил, что все люди причастны к одной и той же Божественной природе и потому одинаково ценны и наделены равными правами. Человеческая личностьэто наивысшее, наиболее конкретное воплощение Духа на Земле, поэтому она должна быть свободна в своей самореализации. Как политический деятель Радхакришнан последовательно выступал против фашизма и коммунизма, видя в проявлениях тоталитаризма недопустимое посягательство на человеческую свободу и индивидуальность. Он стремился разработать такую философскую систему, которая была бы универсальной для Запада и Востока и могла бы стать основанием подлинно мировой религии.
Радхакришнан хотел слить воедино все лучшее из индийской традиции веданты и западной философской мысли. Реализации этой идеи посвящен его фундаментальный труд Восточные религии и западная мысль (1939).
Индийский мыслитель полагал, что многие философские системы разных стран и народов пронизывает единый гуманистический дух. Именно он двигал мудрецами Упанишад и Буддой, Платоном и Плотином, Галилеем и Филоном Александрийским, Иисусом и средневековыми мусульманскими мистиками. Сегодня этот благородный гуманистический дух, связываю- ший между собой континенты и объединяющий различные эпохи, может спасти человечество от бессмысленности современной культуры.
Поэтому главным политическим средством объединения глобального мира должна стать гуманитарная наука.
Убеждение Радхакришнана в универсальности философского знания естественным образом привело его к осознанию необходимости реформы образования как инструмента политического управления обществом. Он попытался современными средствами оживить древний архетип индо-буддийской культуры архетип единства политической и научной истины.
В университетах он видел средство политического воспитания нового высоконравственного человека, чьи духовные, интеллектуальные и физические способности должны служить гуманным политическим преобразованиям в Индии и во всем мире. Радхакришнан был страстным защитником свободы и демократии, подчеркивая, что только при свободном демократическом правлении все люди смогут развить в себе ту способность к добру, которой наделен каждый из них113.
Будучи вице-президентом (1952-1962), а потом и президентом Индии (1962-1967), Радхакришнан видел свою задачу в ясном и последовательном изложении и проведении в жизнь собственной социально-политической концепции. Он полагал, что социальная и экономическая справедливость тесно взаимосвязаны, и поэтому равно отрицал капиталистический и коммунистический пути развития. Радхакришнан пытался найти средний путь, ведущий к социальной демократии.
Убежденный сторонник независимости Индии, он пытался продолжить дело МТанди, в котором видел идеального лидера политических реформ.
Хочется подчеркнуть, что политические концепции СРадхакришнана, МГанди и ДЛеру объединяет один важнейший принцип индийской цивилизации: путь к совершенному политическому устройству ведет через изменение не внешних форм жизни, а самого человека, его нравственного и культурного мира. Этот гуманный, ненасильственный путь совершенствования
человеческой души требует терпения и настойчивости, мудрости и последовательности. Высокие моральные принципы этики ненасилия, нравственной активности, единства политики и морали, единства научной и политической истины, гражданского неповиновения стали важным вкладом индо-буддийской цивилизации в сокровищницу мировой культуры.
И пусть сегодня политическая культура Индии противоречива, даже расколота, но в ней присутствует самое главноегу- манная универсальная цивилизационная
альтернатива, о чем очень образно написал М.Менон: Мы (индусы. И.В.) похожи на пилигримов, идущих в долгом марше. Одни идут впереди.
В руках они несут факелы. Они ближе к Блаженству.
Другие оказались позади и находятся почти в темноте. Их все еще возбуждает щекотание чувств.
И так будет продолжаться веками. Перед нами стоит великая цель прогрессирующее обожествление человека.
Те, кто находится позади, будут стремиться ублажать свои чувства, а те, кто вышел вперед, будут повышать свое знание. Два потока нашей цивилизации, как Ганг и Ямуна, вместе продолжат орошать наши земли114.
Мы не является и не можем быть греками и евреями, поскольку мы прежде всего римляне.
Павла116. Афины и Иерусалим, античное и иудео-христианское можно сравнивать как религию красоты и религию послушания, эстетику и этику, разум и веру, свободное исследование и традицию.
Западный мир живет напряженным сочленением этих двух полюсов, его динамизм проистекает из их конструктивного конфликта.
От античного полиса западная политическая культура унаследовала традиции автономных городских коммун и такие черты полисного генотипа, как свобода совести и трудолюбие. Полисная система основывалась на уважении к достоинству личности, ее свободному выбору и представляла сообщество свободных граждан, что явилось ядром будущего гражданского общества. Христианская традиция с ее пониманием челове- манная универсальная цивилизационная
альтернатива, о чем очень образно написал М.Менон: Мы (индусы. И.В.) похожи на пилигримов, идущих в долгом марше. Одни идут впереди. В руках они несут факелы.
Они ближе к Блаженству. Другие оказались позади и находятся почти в темноте. Их все еще возбуждает щекотание чувств. И так будет продолжаться веками.
Перед нами стоит великая цель прогрессирующее обожествление человека. Те, кто находится позади, будут стремиться ублажать свои чувства, а те, кто вышел вперед, будут повышать свое знание.
Два потока нашей цивилизации, как Ганг и Ямуна, вместе продолжат орошать наши земли114. Поиски западной культурной идентичности неизменно приводят исследователей к констатации того не лишенного иронии факта, что на вопрос о единстве есть два ответа115. Западная культура восходит к двум несводимым друг к другу началам: античному язычеству и иудео-христианской традиции.
Афины и Иерусалим вот два символа этих начал. Истоки этой оппозиции восходят к противопоставлению еврея и грека, заимствованному у св. Павла116. Афины и Иерусалим, античное и иудео-христианское можно сравнивать как религию красоты и религию послушания, эстетику и этику, разум и веру, свободное исследование и традицию.
Западный мир живет напряженным сочленением этих двух полюсов, его динамизм проистекает из их конструктивного конфликта.
От античного полиса западная политическая культура унаследовала традиции автономных городских коммун и такие черты полисного генотипа, как свобода совести и трудолюбие. Полисная система основывалась на уважении к достоинству личности, ее свободному выбору и представляла сообщество свободных граждан, что явилось ядром будущего гражданского общества. Христианская традиция с ее пониманием челове- ка и его греховности также послужила формированию демократической духовной культуры: она утверждала, что в своей греховности все абсолютно равноправны перед Богом, ни у кого нет привилегий ни у папы, ни у аристократов.
Единственная возможность искупить первородный грех постичь смысл сотворенной Богом природы, чтобы таким путем узнать, чего хочет от человека Творец. Как подчеркивал Р.Бойль, природа это кафедра, воздвигнутая Творцом для индивидуального обучения человека духу истинного благочестия 1 .
Однако западная цивилизация не является наследницей исключительно Афин и Иерусалима, помимо них есть еще и Рим. Причем в сфере политики римское влияние нельзя рассматривать просто наряду с другими источниками этой культуры. Политические ценности Рима оказали решающее влияние на становление политической культуры Запада.
Риторика европейских буржуазных революций полна подражания римской культуре, а искусство той эпохи буквально копирует римскую архитектуру и мебель. Так, западная цивилизация в период становления буржуазной демократии Нового времени пыталась вдохновиться гражданскими добродетелями Брута и патриотизмом Регула, Римские символы благодаря Консулату и Империи проникли в армию (легион, орлы), а римское право вошло в Кодекс Наполеона, где на первом месте стояли отечество, порядок и патриархальная семья.
Итак, римский элемент в политической культуре западного мира является определяющим. Но какова роль этого элемента?
Во всех уже рассмотренных нами политических культурах конфликт между религиозной традицией и сферой политики практически отсутствовал. Значительно сложнее складывались такие отношения в западном христианстве.
М.Вебер обращает внимание на то, что в начале, на заре становления христианства, в период эсхатологических ожиданий существовало отвращение к политической власти в лице Римской империи как к царству антихриста118.
Римляне вошли в историю как люди с коротко стриженными волосами и куцыми мозгами; народ селян, если не сказать деревенщина; нация солдат, если не добавить пьяниц. Если и воздавалось должное их политическому гению, то лишь для того, чтобы обвинить их в централизаторском империализме, который был этим гением порожден.
Но невзирая на вполне объяснимую ненависть, испытываемую многими христианами по отношению к римским правителям, именно пресловутая PaxRomana (империя Рима) обеспечивала свободу передвижения и сообщения, столь необходимую для распространения христианской веры в западной цивилизации. Вне империи и единой христианской культуры земли и народы Средиземноморья еще долгое время были бы разобщены на немыслимое множество замкнутых этнических культур со своими резко расходящимися языковыми, политическими и космологическими традициями .
В средние века ригористическую* точку зрения на взаимоотношения религии и политики сменила компромиссная: стали проповедовать пассивную терпимость по отношению к власти (всегда несправедливой) и, следовательно, активное исполнение всех политических повинностей отдавайте кесарю кесарево, если это не угрожает спасению души. Возобладала концепция Августина о том, что историю направляет Бог, как бы разворачивая драматический сценарий двух незримых сообществ: избранных и осужденных, града Божьего и града земного, ведущих между собой упорную борьбу на протяжении всей истории от первых дней творения до Страшного суда.
Учение о двух градах, провозгласившее автономию Церкви по отношению к светскому государству, оказало значительное влияние на последующее формирование политической культуры Запада После того как христианство становится государственной религией, появляется позиция пассивной лояльности: необходимо повиноваться начальству, пусть даже неверующему, оно все-таки угодно Богу, хотя и грешно. Но при этом лучше держаться от политики в стороне, поскольку участие в ней ведет к греху (культ императоров).
Наконец, современная точка зрения, которую можно назвать позицией активной лояльности, утверждает положительную оценку политических властей, даже неверующих, как средства для обуздания грехов, необходимого в состоянии греховности и как всеобщее условие всего угодного Богу земного существования120.
При этом католицизм и протестантизм с самого начала формировали разные формы политического пространства, разные системы ценностей и приоритетов. Сущность католицизма, а вслед за ним и западного мира, как отмечал В.В.Розанов, составляет могучая приспособляемость и сохранение единства... темы при всех вариантах бытия своего 1. Римско-католическая духовная традиция росла и формировалась медленно и органично, как все мощные архетипы всемирной истории. В Ро-
* Ригоризмстрогое настаивание на определенных правилах. занов утверждал, что католицизм можно сравнивать только с категориями исторического существования: с римской государственностью (юриспруденцией), с эллинизмом, с наукой в ее цельном изложении.
С самого начала римско-католическую традицию отличал высокий формализм классики, упорядоченность формы. Это имперская традиция, способная к формированию единого правового и политического пространства Даже тип католической святости основан на культе идеи силы и деятельности.
Духовенство, клир предстают здесь настоящим духовным войском. Голос папы воина и политика через энциклики неизменно обретает силу в политической жизни Европы.
Однако католицизм утверждает, что для благой человеческой жизни имеет значение не светская империя, а католическая церковь. Это обусловило перманентный конфликт политической и духовной власти на католическом Западе, принявший первоначально форму конфликта между императором и папой.
В то время как на византийском православном Востоке император, получавший при коронации литургические прерогативы, ставил и смешал церковных патриархов, католический мир пошел в противоположном направлении: папа стал властной инстанцией, имел политические привилегии, которые хотел и умел отстаивать. Тем самым папа всегда был реальным политическим препятствием для честолюбивых устремлений императоров и королей.
Некоторые западные ученые полагают, что этот конфликт имел конструктивное значение: именно он позволил и западной политической культуре, и западной христианской традиции сохранить уникальную свободу друг от друга: независимость религиозного по отношению к политическому позволила Европе раскрыть свое религиозное содержание и передать его другим областям культуры, оторвав от политической привязи. В свою очередь, мирское и его порядок получили пространство, в пределах которого они могли созидать по своим собственным законам122.
Означает ли это, что религиозная этика вообще не влияла на католическом Западе на формирование политического пространства? Разумеется, нет. Следует правильно интерпретировать отдавайте кесарю кесарево... Поскольку сам кесарь получает власть свыше, за кесарем признается право делать то, что он может и умеет делать управлять государством.
Но духовная власть при этом обладает правом судить политическую власть, не располагая ни одной танковой дивизией. Именно от власти духовной идут абсолютные этические требования, по ко- торым можно судить о целях и средствах в политике.
Этика задает рамки для политического порядка, но как и всякие рамки, они дают лишь негативные ограничения, не навязывая позитивных предписаний.
Период Реформации стал определяющим в формировании западной цивилизации: об этом в той или иной форме заявляли все ее выдающиеся представители. Но классической по праву считается работа МВебфа Протестантская этика и дух капитализма, где автор блестяще раскрыл роль протестантизма в формировании особого типа мышления западного человека.
Реформация не только привела к разделению некогда единой римско-католической традиции, но и создала необходимые условия для коренного переворота в политической культуре и политической истории Запада.
Католицизм рассматривал мирскую жизнь как второстепенную, неподлинную и противопоставлял ей религиозную в качестве подлинной, воцерквленной, где при посредстве церкви душа готовится к вечной жизни. Спасение здесь даруется прежде всего тем, кто усерден в церковной жизни, и, напротив, для тех, кто уделяет слишком много внимания жизни мирской, забывает Бога, шансы на спасение души утрачиваются.
Благодаря Лютеру религия была обмирщена, он завершил великий историко-религиозный процесс расколдовывания мира, начало которого относится ко времени древнеиудейских пророков и который в сочетании с эллинским научным мышлением уничтожил все магические средства спасения, объявив их неверием и кощунством123.
В протестантизме мир божественного стал проблемой и достоянием внутреннего мира каждого верующего. Царство Божие и царство мирское едины: в первом происходит оправдание и спасение человека, второе возникает вследствие греха, но направлено против греха, на обеспечение порядка, поэтому верующий одновременно принадлежит и к одному, и к другому миру. Причем мирская жизнь это тоже служение Богу, а путь к спасению души есть усердие в мирских делах.
Активная мирская деятельность теперь рассматривается как религиозная обязанность, леность же приравнивается к греху.
Протестантизм утвердил особое отношение к деятельности как к святости, возведенной в систему . Пуританскаяэтика это мирской аскетизм, согласно которому работа есть спасение, работа есть долг, работа есть призвание. Протестантизм значительно сместил акценты в христианской традиции: он обратился непосредственно к человеку и возложил на него ответственность за формирование своей земной судьбы.
Тем самым был утвержден кардинальный принцип западной культуры принцип субъективизма и индивидуализма, определяющий и формирующий мировоззрение нового человека этой цивилизации в Новое время.
Интересно, что А.Токвиль считал протестантскую церковь истинной школой республиканских добродетелей, а религию первым из американских политических институтов. Он подчеркивал, что существует неразрывная связь между доктриной протестантской религии и концепцией политической свободы на Западе. Проповедуя равенство людей перед Богом, протестантизм предполагает их равенство на Земле равенство возможностей и политических прав.
Одиночество человека перед Богом отражает одиночество либерального гражданина в отсутствии органических связей, закрепленного социально-политического статуса и иерархии. Н.Д.Тотьмянин, исследовавший проблемы политической социализации американцев, приводит данные социологических опросов 80-х годов.
Когда гражданам США предложили определить, какая из политических ценностей для них более важна свобода или равенство, 72% американцев выбрали свободу и только 25% равенство125.
А.Токвиль писал о том, что развитие политической культуры участия было во многом санкционировано на Западе сложившейся религиозной культурой участия. Протестантская церковь организована по так называемому конгреционистскому принципу: церковь контролируется прихожанами, которые нанимают священника, возводят само здание церкви, следят за ведением финансовых дел.
Тем самым протестантская церковь с самого начала воспроизводит модель политической системы там есть свои лидеры, организационные комитеты, иерархия подчинения, развивается культура гражданского консенсуса, формируется открытый тип сопричастности общественным делам (партиципативность).
Протестантская традиция, отдавая приоритеты заслугам и достоинству, разуму и энергии, содержит мощные мотива- ции человеческой деятельности, она заключает в себе огромный потенциал соревновательности. Политика здесь становится сферой конкурентной борьбы лидеров, партий и движений.
Излюбленная американская шутка о том, что каждый американец может стать президентом, отражает высокую политическую мотивированность участников политического процесса.
Пользуясь терминологией, предложенной
А.А.Волковым, можно назвать западную политическую культуру конвенциальной, риторической 26. В рамках такой культуры отсутствует единая общезначимая картина мира: каждый человек здесь выстраивает иерархию ценностей вокруг своего конкретного я, поскольку именно индивидуальность первична и самоценна.
Достоверными считаются те ценности, которые удается утвердить в ходе рациональной риторической аргументации: тем самым из самодовлеющей над человеком сущности ценности превращаются в производную от его интересов.
Культура вообще и политическая культура в частности становятся глубоко светскими, прагматическими. По существу, конвенциональность означает, что ценностный мир культуры может изменяться на основе негласных договоров-конвенций между людьми.
Каждый мыслитель и каждый политик получает право строить свою рациональную картину мира, и если автору удается убедить читателей или избирателей в ее истинности и непротиворечивости, эта система может быть призвана истинной.
Предельная рационализация духовной и политической жизни имела своей обратной стороной весьма специфические последствия. Прометеев человек* Нового времени стал воспринимать в первую очередь не Вселенную, не Бога, а себя, преходящую во времени личность; не целостность, а часть, бренный осколок. Этот человек почувствовал себя центром Вселенной, а не прежней ничтожной точкой приложения вечных сил. Его стало привлекать не подчинение и самоотречение, а самоутверждение и завоевание.
Он стал не себя соотносить с миром политики, а мир политики с собой. И его основное стремление везде добиваться господства при отсутствии ценностных ограничений постепенно становится опасным.
* Прометеев человек образ, восходящий к мифической фигуре Прометея, похитителя небесного огня; означает неограниченные дерзания человека, пытающегося покорить природу и преобразовать мир. Взяв на вооружение науку, прометеев человек сумел даже знание превратить в силу, а не в средство спасения: так в западной культуре произошел разрыв великой триады гуманизма Истины, Добра и Красоты. Прометеев человек стал взирать на мир как на хаос, который, он должен сначала еще по воле Бога, а потом самовольно укротить и оформить: Его главные ощущения колеблются между недоверием, страхом и высокомерием. Чтобы властвовать, он должен разделять.
Divide et impera вот девиз всех властолюбцев. Так мир утрачивает свое единство, уступая силам разделения127.
Стремление прометеева человека западного мира к раздробленности, тяга к земному внутренне взаимообусловлены. Единство и целостность остаются в духовном мире, в земном только расколотость и многообразие.
Удаляясь от духовного мира все дальше по пути постижения земного, человек, наконец, окончательно теряет свой духовный стержень. После этого мир, лишенный своего метафизического содержания, распадается на вариативные осколки. Следствием этого становится победа изначального страха над изначальным доверием, идола индивидуализма над идеей братства, принципа частного (специализации) над принципом общего (универсального), активности над созерцательностью: Лютер хотел обновить религию, перенеся ее во внутренний мир человека. Этим он хотел защитить ее от мира, греховность которого он с содроганием познал.
Так он отдал общественную жизнь на откуп силам ада128.
Протестантизм, чтобы спасти религию, учил прихожан: религия есть частное дело. Отсюдапрямой путь к революционному марксизму в политике. Маркс, чтобы унизить религию, говорил пролетариям всех стран: религия есть только частное дело. Вначале религию отделили от политики, потом подвергли презрению, а затем и вообще отбросили за ненадобностью как все второстепенное.
В протестантском человеке появились две резко разделенные зоны: одна для Бога, другая для мира (в том числе и политического).
Зона сакрального стала непрерывно сокращаться, уступая пространство миру политики. Человек начал раздваиваться между отношением к людям и отношениям к Богу.
Возник определенный парадокс: Лютер хотел, чтобы перед лицом Бога человек был раздавлен, полон смирения и сознания неискоренимой греховности своей природы, а перед людьми горд, деятелен, воинственен, преисполнен мирских радостей. Как остроумно заметил В.Шубарт, в этом раздвоенном отношении к Богу и к людям современный европеец похож на того прусского чиновника, который раболепствует перед начальством и высокомерно третирует просителей12.
Разрыв между религией и политикой в протестантских странах стал преодолеваться ценой обмирщения религии и отказа от духовности ив этом еще одна трагедия прометеева человека в Новое время.
Наука постепенно все больше сближается с техникой, в своем развитии все сильнее отдаляясь от человека.