Другая часть культурного материаласовершенно новая, она отражает сегодняшние достижения исламского мира огромные доходы нефтяных компаний, экономические, политические, военные реалии исламского мира.
Сырой материал культурных традиций всегда использовался и будет использоваться политиками для обоснования своих целей. Поэтому процесс формирования культурных ценностей продолжается сегодня, как и тысячелетия назад.
Вопрос о том, грозит ли нам столкновение цивилизаций, это во многом вопрос осознанного выбора политическими лидерами и элитами своего ответа на вызов других культур.
Одновременно хочется подчеркнуть, что современная политическая конфликтология справедливо считает, что конфликты на почве чисто культурных ценностей разрешаются значительно легче, чем экономические или идеологические. СХантинпон ошибочно настаивает на их неразрешимости. Взаимные уверения и признания, терпимость значительно легче продемонстрировать, чем поступиться материальными интересами. Как остроумно замечают американские конфликтологи Р.Рубинштейн и Ф.Крокер, хинди и мусульмане в Индии обычное не воюют друг с другом из-за того, что одни любят коров, а другие их едят.
Главным препятствием на пути к миру между хинди и мусульманами являются те социально-политические условия, при которых и те, и другие верят, что смогут выжить только за счет другого.
Культурные противоречия обостряются, когда в рамках существующей политической системы невозможно удовлетво- рить основные человеческие потребности и начинается борьба за индивидуальное и коллективное выживание. Многие современные конфликтологи (Дж.
Бартон, ПСайтес, уже упомянутые Р.Рубинштейн и Ф.Крокер) считают, что наиболее серьезные политические конфликты генерируются не столкновением ценностей, а именно неспособностью существующих систем удовлетворить основные потребности людей. Ни для кого не секрет, что в современном мире основные сражения происходят не вокруг культурных идеалов, а вокруг экономических интересов, идет борьба за рынки сбыта и источники сырья.
Действительно, можно ли всерьез говорить о том, что африканскую или исламскую цивилизацию объединяют общие культурные ценности, которые сильнее противоречий между отдельными странами, входящими в состав цивилизаций? Современный мир полон внутрицивилизационных конфликтов: военные столкновения в Африке и Латинской Америке вряд ли можно будет остановить в будущем, апеллируя к общности культуры.
Весьма спорным представляется тезис о том, что усиление межцивилизационных контактов однозначно ведет к росту цивилизационного самосознания, а это, в свою очередь, обостряет разногласия и враждебность. Взаимодействие между цивилизациями это сложный, неоднозначный, нелинейный процесс, в результате которого при определенных обстоятельствах действительно может усиливаться рост цивилизационного самосознания и обостряться межнациональные противоречия.
Но достаточно часто происходит и другое: возрастает взаимопонимание и сотрудничество и даже происходит процесс сближения цивилизаций. Например, в XIX-начале XX века Мексика идентифицировала себя через противоречие США, а сегодня эта страна активно сотрудничает с Америкой, участвует в НАФТАСевероамериканской зоне свободной торговли, и даже стремится сблизить свою культуру с американской.
Многие оппоненты С.Хантингтона справедливо указывают на то, что рост религиозного самосознания нельзя однозначно воспринимать как источник повышенной конфликтности в современном мире. Проблемы фундаментализма сильно преувеличиваются западной общественностью. Исламский фундаментализм это скорее жупел для Запада, в памяти которого сохранились татаро-монгольские и мусульманские набеги. В действительности феномен исламского фундаментализма это свидетельство не столько возрождения ислама, сколько его паники и замешатель- ства, может быть, даже ощущения вины за стирающиеся границы с другими цивилизациями.
Помимо этого нельзя забывать и о миротворческой роли церкви в современном мире.
Вызывает возражения утверждение С.Хантинпона о том, что экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизаций. На деле братские узы поддерживаются тогда, когда это выгодно, когда же нет о них забывают. Многие современные региональные экономические союзы являются межцивилизационными.
НАФТА объединяет США, Канаду и Мексику; восточноазиатский экономический блокэто Япония, Китай, Гонконг, Тайвань, Сингапур. Если следовать логике СХантинпона, то синдром братских стран означает, что нации в будущем станут сражаться за цивилизационные связи и верность культуре. На деле они скорее будут спорить о своей доле на рынке, учиться конкурировать в рамках мировой экономики,
Идеологический подтекст выступления автора очевиден: сплотить западный мир, дать ему новую консолидирующую идею.
Культурные ценности вполне могут стать основой для политической мобилизации масс. Чаще всего это происходит в ответ на действия экзогенных факторов, когда существует агрессивный вызов других культур.
Проблема заключается в том, чтобы не спровоцировать такую ситуацию. Призыв Хантингтона к глобальной защите интересов Запада в условиях столкновения цивилизаций представляет собой худший вариант самоосуществляющегося прогноза.
Сегодня, как и столетие назад, мир на планете во многом зависит от доброй воли и усилий разных народов и их политических лидеров. Концепция столкновения цивилизаций уводит политиков от перспективы разрешения международных конфликтов в сторону однозначной конкуренции и противостояния.
Опасность такого подхода очевидна Вопрос необходимо перевести в принципиально иную плоскость: как обеспечить политический консенсус в современном диалоге культур?
Старая парадигма политического консенсуса возникла в рамках европоцентричной картины мира, на основе куль- турных ценностей западной цивилизации. Сегодня эта парадигма безнадежно устарела, требуется новая теоретическая концепция консенсуса, обеспечивающая согласование интересов в рамках полицентричной картины мира, где множество разных цивилизаций отстаивают свои культурные ценности.
Мы попытаемся разработать один из вариантов такой концепции в гл. 10.
1. Каково эвристическое значение методологии Вызова-и-Огвета, предложенной АЛойнби? Почему ее критиковал Л. Гумилев?
Согласны ли вы с его аргументами?
2. В чем сущность стратегии зелотизма? Каковы ее сильные и слабые стороны?
3. В чем сущность стратегии иродианства? Каковы ее недостатки и достоинства?
4. Почему во второй половине XX века с распространением аудиовизуальных средств коммуникаций классические стратегии зелотизма и иродианства утратили свое значение?
5. Как и почему возникла новая стратегия мимикрии?
6. Какие новые стратегии межцивилизационных взаимодействий формируются в конце XX века?
7. Можно ли предотвратить столкновение цивилизаций?
8. Согласны ли вы с аргументацией СХантингтона, обосновывающего неизбежность столкновения цивилизаций?
1 Тойнби А. Цивилизация перед судом истории. М.: Прогресс; Культура, 1995.
С. 57.
2Там же. С. 182-183.
3 Зеньковский В. Русские мыслители и Европа // В поисках своего пути: Россия между Европой и Азией. М.: Наука, 1994.
Т. 2. С. 202.
Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис. 1994.
1. С. 47.
5 Hantington S. If not Civilizations, What? // Foreign Affairs. Nov.-dec. 1993. Vol.
72. 5. P. 187.
6 Панарин АС. Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке. М.: Логос, 1998.
С. 121.
7 Foreign Policy, 1994. 96.
P.I 14.
8 Там же. P. 117.
9 Там же. P. 127.
Разработанный М.Вебером культурно-аналитический подход позволяет современному политологу рассматривать не только те феномены, которые традиционно относятся к области политической культуры: он дает значительно более широкий ракурс цивилизационных процессов, где мир политического органично включен в социально-экономическое и духовное развитие. Об этом прекрасно сказал Г.Риккерт: Величие Макса Вебера как ученого заключается в том, что он создал такую науку о культуре, в которой история связана с систематикой и которая поэтому не укладывается ни в одну из обычных методологических схем; но именно благодаря этому она указывает новые пути специальному исследованию .
Каждая современная цивилизация это сокровищница традиций, ритуалов, мировоззрений, моделей социальной самоидентификации и политической социализации. Политолог, рассматривающий глобальное сообщество как реальность, должен видеть в этом разнообразии политических ответов мировых культур на вызовы современной духовности не только цветущую сложность планетарного бытия, но и залог политической жизнеспособности современного человечества.
Древние незападные цивилизации, включая индуизм, джайнизм и буддизм в Южной и Юго-Восточной Азии, конфуцианство и даосизм в Восточной Азии, а также многоликий мир современного ислама, развивают особые модели политических систем, значительно отличающиеся от либеральной демократии, сложившейся в западной цивилизации.
Уже сегодня очевидно, что страны АТР под влиянием конфуцианской культуры сумели создать особый тип современной демократии с восточным лицом, выгодно отличающийся мягким политическим мышлением от жесткого рационализма западной политической традиции. Как справедливо отмечает американский политолог Ду Вэймин из Гарвардского университета, сосуществование рыночной экономики с руководящей ролью правительства, политической демократии с меритократией, а индивидуальной инициативы с групповой ориентацией превратило Восточную Азию в регион наиболее динамичного экономичного развития в мире после второй мировой войны.
Вклад конфуцианской этики в индустриальный подъем в Восточной Азии имеет огромное значение для возможного появления индуистской, джайнистской, буддийской и исламской форм современного развития и существования2.
Современные политологи согласны с М.Вебером в том, что главным ключом к сравнительному исследованию в области политических культур является религия. Именно религиозной этике принадлежит решающая роль в становлении духовных и хозяйственных основ всех мировых цивилизаций. Вебер называл пять религиозных или религиозно обусловленных систем регламентации жизни: конфуцианство, индуизм, буддизм, христианство и ислам.3 Но обращаясь к исследованию политической культуры цивилизаций, следует различать в христианстве западную (римско-католическую и протестантскую) и восточную (православно-славянскую) традиции, давшие импульсы к становлению и развитию западного и православно-славянского миров.
Необходимо также учитывать, что в странах АТР сложилась конфуцианско-буддийская цивилизация, а в Юго-Восточной Азии индо-буддийская. Поэтому мы в своем исследовании будем исходить из того, что современный политический диалог мировых культур определяют пять мощных духовно-религиозных традиций: православно-славянская, западно-христианская, конфуцианско-буддийская, индо-буддийская и исламская.
Каждая духовно-религиозная традиция в своих психологических и прагматических аспектах содержит практические импульсы к действию, которые находят свое выражение в политической, хозяйственной и других сферах общественной жизни. Каждая из мировых религий предстает перед нами как система мысли и духа, претендуя тем самым на ведущую роль в диалоге цивилизаций.
Далекое и совсем недавнее прошлое этих традиций отмечены длительными этапами конфронтации, кровавыми столкновениями и робкими попытками примирения. Каким будет будущее этого сложного политического диалога, где каждый претендует на солирующую партию?
В древности во всех цивилизациях политический локальный бог, он же этический и всеобщий могущественный бог существовал только для того, чтобы защищать политические интересы союза верующих. И в христианстве с самого начала утверди- лась традиция, когда к Богу взывают как к Богу битв или Богу отцов наших, как взывали в античности к локальным богам полиса. Священные певцы, песни которых вошли в иудейские, китайские, индийские книги, восхваляют героическую смерть, которая по священным правовым книгам брахманов является для кшатрия в возрасте, когда он увидит сына своего сына, столь же идеальным кастовым долгом, как для брахмана в том же случае уединение в лесу для медитации .
Но как только религия обретает определенную дистанцию по отношению к политическому союзу, каждая духовно-религиозная традиция начинает противостоять политической деятельности. Священство все глубже воспринимает специфические добродетели
образованных невоинственных слоев общества, не заинтересованных в политике (которые либо не имели реального влияния, либо утратили вкус к ней). Такими добродетелями были простота, терпение в нужде, смиренное подчинение существующим авторитетам, кротость и непротивление неправде.
При этом собственно политическая деятельность требовала совсем других качеств: хитрости, изворотливости, умения льстить и интриговать, использовать другие этически сомнительные средства Внутри политического аппарата не было места ни чисто религиозным добродетелям, ни бескомпромиссной религиозной этике.
В результате на определенном этапе исторического развития в каждой из мировых цивилизаций возникал конфликт аскетической религиозно-духовной традиции с аппаратом насилия, лежащим в основе всех политических образований. Это породило самые разнообразные столкновения и компромиссы в сфере культуры и во многом определило специфику формирования политических систем и политических традиций в разных цивилизациях.
Вторым ключом к сравнительному анализу мировых политических культур может стать принцип их деления на восточные и западные.
Из глубины веков идет это дихотомическое деление в сфере культуры: Восток и Запад представляют собой два типа духовности, две мировоззренческие матрицы, две системы культурных координат. Запад развивает технический принцип освоения мира, Восток нравственно-религиозный; Запад выступает
инициатором инновационных технологий, Восток духовных инициатив. Ни одна из великих мировых религий не зародилась на Западе, все они пришли с Востока КЯсперс подчеркивает, что в различных модификациях изначальная полярность Востока и Запада сохраняла свою жизнестойкость на протяжении всей всемирной истории: Греки и персы, деление Римской империи на Западную и Восточную, западное и восточное христианство, западный мир и ислам, Европа и Азия таковы последовательно сменяющие друг друга образы этого противоречия...5 Необходимо отметить, что Запад сегодня это не только западноевропейские страны, но все регионы, где принята западноевропейская духовная система координат (США, Канада и пр.).
Восток это православно-христианские страны, а также индо-буддийская, конфуцианско-буддийская и исламская цивилизации.
А.С.Панарин выдвинул гипотезу, согласно которой различие Запада и Востока имеет для человечества такое же значение, что и различие левого и правого полушарий мозга. Вестернизировать мир, сделать его однополярным то же самое, что сделать наш мозг однополушарным, лишенным его правой, образно-интуитивной структуры.
Совсем не случайно над современной западной цивилизацией нависло проклятие одномерного человека, утратившего надэмпирическое, духовное измерение. Поражение статуса Востока в мире и ослабление идущих от него импульсов грозит вселенским торжеством одномерного массового общества6.
Предощущение этой катастрофы было отмечено многими западными интеллектуалами. Э.Фромм пророчески писал о том, что принцип иметь, который исповедует Запад, (а иметь значит обладать), способен привести к краху потребительского общества, полностью утратившего свой духовный стержень.
Спасти Запад может только обращение к Востоку, исповедующему принцип быть, т.е. существовать: Под обладанием и бытием я понимаю не отдельные качества субъекта, а два основных способа существования, два разных вида самоориентации в мире, две различные структуры характера, преобладание одной из которых определяет все, что человек думает, чувствует и делает7.
Можно проследить основные различия западных и восточных цивилизаций по нескольким принципиальным позициям сферы культуры.
1. Устройство мироздания, объяснение механизмов исторического и политического процесса.
Запад: антропоцентричный принцип. В центр мироздания поставлен сам человек, который дерзает стать властелином ми- pa, подчинить себе силы природы и общества.
В политике этот прометеев человек использует жесткие преобразовательно-модернизаторские технологии.
Восток: теоцентричный принцип. В основе мироздания находится некая трансцендентная воля, которой человек должен подчиниться. Задача человека распознать эту волю и действовать в соответствии с ее принципами.
В политике использование мягких технологий, не нарушающих гармонии с природой и нравственными законами.
2. Ценностные ориентации личности и общества. Запад: материальные ценности являются
приоритетными, общество стремится к всеобщему благоденствию, где под благоденствием подразумевается потребительский рай.
Восток: приоритетными являются духовные ценности^ общество стремится развиваться в соответствии с нравственно-религиозными принципами.
3. Отношение к собственности.
Запад: частная собственность и товарное производство, ориентированное на рынок.
Восток: власть-собственность, при которой функции собственника опосредованы причастностью к власти (должности), но не к личности правителя.
4. Отношения между светской и религиозной властью.
Запад: отделение церкви от государства, независимость политической сферы от нравственно-религиозной традиции.
Восток: сакрализация политической власти, религия становится государственной, освящая политическую традицию.
5. Шкала политического времени.
Запад: ориентация на будущее (свое личное, своих детей, своего народа, человечества); линейный тип времени, непрерывно наращивающий свой ритм.
Восток: ориентация на вечность (в религиозном смысле). Циклический тип времени^ подразумевающий возможную вариативность каждого нового цикла.
6. Отношение человека к истине.
Запад: рациональный путь постижения истины. Человек признает истинным лишь то, что подвластно его уму и воле.
Восток: интуитивный путь постижения истины. Человек полагает, что истина _ само бытие, само сущее, она не зависит от ума и воли индивида Человек нуждается в истине, которой мог бы служить и подчинить свою жизнь.
7. Процесс познания мира.
Запад: процесс познания сводится к познающей активности субъекта, исследующего свойства объектов.
Восток: познание есть не столько исследование свойств объектов, сколько стремление к слиянию с ними, их духовное постижение на интуитивном уровне недоступном рациональному исследованию.
Можно согласиться с А.С.Панариным: мы являемся сегодня свидетелями предельного истощения западнического цивилизационного принципа. В тот самый момент, когда техническая цивилизация призналась в своей неспособности продублировать природную среду, заменив ее искусственной, ноосферной, она призналась в своей ограниченности. Если заменить природную среду нельзя, то ее необходимо сберечь, а для этого следует остановить экспансию западной цивилизации.8
Природа и культура пришли в столкновение с потребительским сознанием западного человека. Волюнтаристская активность ненасытного разумного эгоиста оставляет вокруг пустыню экологическую, нравственную, культурную.
Жесткий промышленные технологии разрушают природные экосистемы, жесткие социальные технологии мировоззренческие и нравственные устои людей. Культурологи стали использовать новый термин обезличивание культуры, чтобы подчеркнуть опасность этнокультурного нивелирования в результате вестернизации.
В этих условиях реабилитация восточных принципов жизнестроения является особенно актуальной. Почва, кровь и вера три этих сакральных принципа сегодня вновь озвучены в восточных культурах, которые возвращаются к своим истокам.
Современная политология должна преодолеть дальтонику новоевропейского разума, не умеющего прочесть эти знаки времени и рассмотреть за фасадом медленно меняющихся политических институтов бурную лавину возрождающихся национальных традиций в политике.
Еще одним ключом к компаративному исследованию в области политических культур следует назвать социокультурную психологию, поскольку особенности политических традиций во многом обусловлены спецификой сознания человека политического в каждой цивилизации, Здесь большой интерес представляет концепция ВШубарта о четырех социокультурных архетипах, которые создают гармонического, аскетического, героического и мессианского человека. Они отличаются друг от друга той жизненной установкой, которую принимают люди разных цивилизаций по отношению к Вселенной9.
Гармонический человек воспринимает Вселенную как космос, одушевленный внутренней гармонией и не подлежащий человеческому управлению или упорядочению, а долженствующий быть лишь созерцаемым и любимым. Здесь нет и мысли об эволюции, а лишь полный покой мир достиг своей цели. Так чувствовали древние китайцы, но и сегодня такое отношение к Вселенной во многом свойственно людям в конфуцианско-буддистской цивилизации.
Это ощущение скрывает тот таинственный прасимвол культуры, о котором О.Шпенглер писал когда-то как о могучей духовной доминанте.
Аскетический человек переносит бытие как заблуждение, от которого он пытается скрыться в мистической сути вещей. Он покидает этот мир без надежды и без желания улучшить его.
Он не считает возможным посягать на скрытую для человеческого разума космическую суть порядка вещей. Так чувствуют люди в индо-буддистской цивилизации.
Если гармонический человек считает замысел истории исполненным, то аскетический исключает даже возможность когда-либо увидеть это исполнение.
Героический человек, напротив, видит в мире хаос, который именно он должен упорядочить своей преобразующей силой. Здесь все в движении. Миру ставятся цели, определяемые самим человеком. Этот человек не взывает смиренно к небу, а полный жажды власти, враждебными глазами завоевателя смотрит вниз, на землю.
С помощью техники холодного орудийного мира он создает искусственный космос, который должен превзойти естественный по своим рациональным параметрам. По самому существу своему этот человек все дальше и дальше удаляется от Бога: Секуляризация его судьба, героизм его жизнеощущение, трагизм его конец10.
Таким был древний Рим, таковы сегодня германские и романские народы западной цивилизации.
Наконец, мессианский человек ощущает себя призванным создать на земле более возвышенный, божественный порядок, образ которого скрыто носит в себе. Он стремится создать вокруг себя ту гармонию, которую чувствует внутри себя. Такого человека не может вдохновить воля к власти, он создан для примирения противоречий и для любви.
Он видит в людях не рабов, а братьев; в мире не добычу, на которую надо набрасываться, а хрупкую материю, которую надо спасти и освятить. Им движет чувство некоей космической взволнованности. Он исходит из ощущения целостности, которое он носит в себе и которое пы- тается восстановить в окружающем расколотом мире. Его не покидает тоска по всеобъемлющему и стремление сделать его осязаемым.
Это свойственно человеку в восточно-христианской цивилизации. Картина мира у мессианского и гармонического человека родственны между собой.
Однако то, что гармоничный человек воспринимает как данность, мессианский как дальнюю цель.
Но как же относится к миру человек исламской культуры? Четыре социокультурных архетипа Вальтера Шубарта согласие с миром (гармония), господство над миром (героизм), бегство от мира (аскетизм), освящение мира (мессианство) это не его прасимволы духовной культуры.
На мой взгляд, человек ислама прежде всего имперский человек, призванный утверждать империю в мире.