Использование метафор в семейной терапии

Теоретические предпосылки
Хочу поделиться некоторыми моими наработками в практике семейного консультирования, связанными с использованием такого действенного инструмента, как метафора. Но для начала немного теории.
Метафора (от греч. metajora – перенос значения слова) – один из наиболее распространённых видов тропа, в котором отдельные слова или выражения сближаются по сходству или по контрасту их значений. Метафоры образуются по принципу олицетворения, овеществления, отвлечения и т.д. Метафора придаёт речи исключительную выразительность.
Именно интерес к метафоре расширил сферу её применения и изучения, охватив разные области знания – философию, логику, психологию, нейронауки, герменевтику, разные школы лингвистики, теорию информации – и способствовал взаимодействию названных направлений научной мысли, их интеграции, следствием которых и стало формирование когнитивной науки. Метафора явилась ключом к пониманию основ мышления и процессов осознания ментальных представлений о мире. Таким образом, метафора укрепила связь сознания с логикой, с одной стороны, и с мифологией – с другой.
История философии содержит два резко противоположных взгляда на возможности использования метафор.
Английские философы-рационалисты считали, что речь в первую очередь служит для выражения мысли и передачи знания и что для выполнения этой функции пригодны лишь слова, употреблённые в их прямом смысле. Т.Гоббс называл метафоры “блуждающими огнями” и был убеждён, что пользоваться ими – значит “бродить среди бесчисленных нелепостей” (кстати, он сам не обходился без метафор). Дж.Локк считал, что образное употребление слов внушает ложные идеи и вводит в заблуждение рассудок. Многие философы, эмпирики и прагматики, придерживающиеся позитивистских взглядов, сходились на недопустимости использования метафор в научных сочинениях.

Употребление метафор приравнивалось ими к совершению преступления (ср. англ. to commit a metaphor и to commit a crime).
Философы и учёные романтического склада, напротив, считали метафору единственным способом не только выражения мысли, но и самого мышления. Ф. Ницше, например, считал, что между субъектом и объектом возможно лишь эстетическое отношение, выражаемое метафорой. Поэтому побуждение человека к созданию метафор неискоренимо.

Ницше подчёркивал, что познание в принципе метафорично. Без метафор мы лишаемся возможности спорить об истине, ибо, по Ницше: “Что такое истина? Движущаяся толпа метафор, метонимий, антропоморфизмов, – короче, сумма человеческих отношений... истины, иллюзии...”
Начало современным когнитивным дискуссиям о метафоре было положено публикациями цикла исследований Э.Кассирера о символических формах в культуре. Э. Кассирер обращается к этапу дологического мышления, отложившегося в языке, мифологии, искусстве, религии. В языке выражены как логические, так и мифологические формы мышления.

Основу мифологических представлений о мире Кассирер ищет в метафоре. В отличие от Ницше, он различает два вида ментальной деятельности: метафорический (мифо-поэтический) и дискурсивно-логический. Дискурсивно-логический путь состоит в ряде постепенных переходов от частного случая ко всё более широким классам.

Это путь формирования понятий и законов естественных наук. Метафорическое освоение мира, в свою очередь, ориентировано на качественный параметр, оно интенсивно, в отличие от экстенсивного логического дискурса. Это путь формирования мышления в гуманитарных науках.
Из тезиса о внедрённости метафоры в мышление была выведена новая оценка её познавательной функции, её суггестивность, её моделирующая роль: метафора не только формирует представление об объекте, она также предопределяет способ и стиль мышления о нём. По когнитивной функции метафоры делятся на ключевые (базисные) и побочные (второстепенные). В отличие от побочных, ключевые метафоры определяют способ мышления о мире (картину мира) или о его фундаментальных аспектах (“Что наша жизнь?

Комедия страстей, а наши радости – антракты в ней”. В. Шекспир).
Метафоры, ранее изучавшиеся преимущественно этнографами и культурологами, вошли в круг интересов специалистов по психологии мышления и методологии науки. Аналогии, основанные на ключевой метафоре, вводит в свою систему автор теории фреймов (сценариев, в контексте которых изучаются предметные и событийные объекты) М.Минский. Такие аналогии дают возможность увидеть предмет или идею “с качествами” другого предмета или идеи, что позволяет применить знания и опыт, приобретённые в одной области, для решения других проблем.

Метафора, по Минскому, способствует образованию непредсказуемых межфреймовых связей, обладающих большой эвристической силой.
Практический опыт
В семейной терапии мы, практические психологи и консультанты, сталкиваемся с метафорическими описаниями мира и происходящих событий, может быть, чаще всего. Во-первых, как известно, существует множество словесных метафор, описывающих семейную систему, начиная от “ячейки общества” и заканчивая “банкой с червями”. Во-вторых, во время своей работы мы имеем перед собой, как минимум, две разные картины мира, а это значит, различные вербальные и невербальные сообщения репрезентируют для нас реальные характеры людей, их ценности, ход мыслей и чувств. И, в-третьих, на наш простой, но справедливый вопрос: “Каких изменений вы хотите для себя и своей семьи?” мы получаем в ответ, как правило, бесконечное множество метафорических номинализаций, вроде “счастья”, “согласия”, “уважения”, “доверия”, “выражения привязанности” и т.д.

Наша задача – расшифровать эти кодировки и привести их к общему знаменателю.
Кроме того, многие семьи сами по себе, без всяких терапевтических ухищрений, содержат много гротеска, аллегорических сравнений. Например, жена, во всем похожая на свою мать (это могут быть поведение, способности, убеждения, ценности и даже личностное своеобразие), и внешне начинает походить на нее: она может выглядеть старше своих лет, иметь специфическую походку, выражение лица, речевые обороты и др. Или если мать в семье – “синий чулок”, то ее дочь-подросток, как бы показывая ей пример, может ярко краситься, броско одеваться.
Используя этот естественный гротеск и подстраиваясь к нему, терапевт может давать клиентам парадоксальное предписание. Например, в семье, где основными правилами взаимодействия взрослых были соблюдение приличий, спокойствие и невыражение недовольства, сын был вынужден взять на себя роль агрессора, отыгрывая внутреннюю озлобленность всех членов семьи. Мальчик беспричинно ломал и выбрасывал вещи, устраивал шумные истерики дома, драки во дворе.

Несогласованность между внутренним состоянием взрослых и их внешним поведением, вербальной коммуникацией заставляла его “выпускать пары” за всю семью. На приёме у терапевта родителям было предписано по очереди бить специально закупленную для этого посуду, драться подушками и т.д. К своему удивлению, вскоре они обнаружили и другие методы выяснения отношений, благодаря чему существенно наладилось и супружеское взаимодействие, и поведение ребенка.
Часто именно парадоксальными, метафорическими предписаниями приходится пользоваться и в случаях, когда отношения в семье осложняются из-за непростроенности границ, если в жизнь семьи постоянно вмешиваются старшее поколение, школа, друзья или чье-то хобби, работа, увлечение. В таких случаях принято говорить о нарушении границ внешних, снаружи. Часто здесь помогают метафорические высказывания о том, что каждая образующаяся пара в животном мире завоевывает и охраняет свою территорию, и именно такая, порой агрессивная защита позволяет им вырастить свое потомство.

Если же в семье нарушены внутренние границы, то есть налицо спутанность семейных ролей и ответственности, то показательным оказывается предписание “стараться еще лучше в этом же направлении”. Например, при слитных отношениях можно посоветовать в течение недели носить одежду друг друга, меняться спальными местами, выполнять несвойственные обязанности: ребенку – готовить обед, отцу – делать уроки, маме – идти на работу вместо папы и т.д. Парадокс предписания вызывает протесты клиентов, и это дает динамику отношениям.
Метафорические формы общения, игры в психотерапии являются также прекрасной разбивкой состояний при атмосфере всеобщей озабоченности, напряжения, недоверия. Игра и сказка – это детский мир, детская карта. А, как известно, в своих играх дети всегда так или иначе отражают те проблемы, которые их беспокоят.

Дети очень наблюдательны, и они не пользуются оценочными дигитальными категориями. Они доверяют своему сенсорному опыту, и именно он запечатляется у них в памяти. Поэтому присутствие детей на терапии часто даёт много ценной информации.

Как видится ребенку домашняя ситуация? Какова пошаговая динамика происходящего (“Что нужно сделать папе, чтобы у мамы испортилось настроение?”). С кем ребенок уютнее себя чувствует? Что вызывает у него тревогу? Правильно ли он понимает позицию взрослых (“Как ты думаешь, что чувствует твой папа, когда смотрит телевизор, а вы с мамой ругаетесь?”).

Таким приемом мы даем возможность всем присутствующим членам семьи побывать в каждой из трех позиций восприятия: рассказать о происходящем от своего лица, посмотреть на это глазами другого или со стороны.

Содержание раздела