Мозг и две стратегии мышления: парадоксы и гипотезы

Особый интерес представляют сомнамбулизм (снохождение) и истерическая спячка. Функциональный смысл этих состояний во многом различен.

Есть основания предполагать, что при снохождении происходит реализация в интегральном невербальном поведении мотивов, которые по тем или иным причинам не удается интегрировать с социальными установками поведения (в том числе это не удается сделать и в сновидении). При истерической спячке также выявляются признаки отреагирования неприемлемых мотивов, но не в виде невербального поведения, а в виде психических переживаний и неосознаваемых галлюцинаторно-образных представлений.
Все эти состояния имеют одно существенное сходство полное выключение сознания, несмотря на видимую целесообразность поведения при некоторых из этих состояний. Таким образом, поведение или переживание оказывается неосознаваемым и не фиксируется в оперативной памяти субъекта не в силу особых отношений их с сознанием (сложность вербализации, неприемлемость для сознания, перестройка самого сознания и т.д.), а потому, что в отличие от всех перечисленных состояний бессознательное при описываемых эпизодах просто не сосуществует во времени с сознанием.
В самом начале этой главы мы подчеркнули, что, согласно нашему определению бессознательного психического, о нем можно говорить только тогда, когда уже имеется развитое сознание, и на этом основании предложили отнести психическое ребенка к досознательному. Может показаться, что и приводимые случаи клинической патологии не соответствуют нашему определению бессознательного психического. Но это не так.

В описываемых ситуациях сознание вне эпизодов сомнамбулизма развито достаточно и вполне активно. Поэтому само выключение сознания в эпизодах можно рассматривать как результат своеобразного взаимоотношения сознания и бессознательного психического такого взаимоотношения, когда для проявления активности бессознательного в качестве условия требуется выключение сознания.
Мы не считаем, что исчерпали все возможные варианты соотношений сознания и бессознательного психического, определяющих формы проявления бессознательного. Но уже рассмотренного достаточно для подтверждения правоты представлений Ф. В. Бассина относительно того, что отношения сознания и бессознательного психического не исчерпываются конфронтацией (как полагал З. Фрейд), а значительно богаче и интереснее.
Наш основной вывод заключается в следующем. Базой для бессознательного психического является невербальное мышление, а многообразие форм проявления бессознательного определяется различными соотношениями сознания и бессознательного, различной позицией и различной степенью активности сознания в этих отношениях.

Анализ бессознательного психического с предложенной точки зрения может оказаться перспективным для понимания природы и функций конкретных проявлений бессознательного психического.
Мозг и две стратегии мышления: парадоксы и гипотезы.
Мы могли уйти по-английски,
По английски невозмутимы,
От друзей наших самых близких,
И от женщин самых любимых.
Мы умели всех бесшабашней
Разрушать любые каноны,
Но зачем-то прятались в башне
Из слоновой кости точеной.
Нас как в бурю вечно качало,
То назад несло, то вперед.
Это два полярных начала
Предъявляли друг другу счет.
Два враждующих в нас начала
Два конца упругой струны.
Но без них бы скрипка молчала,
Ноты были бы не нужны.
Итак, расщепление мозга, осуществленное Р. Сперри и его коллегами, выявило существенные различия деятельности двух полушарий. Было очевидно, что функции распределены между полушариями, но оставался нерешенным самый важный вопрос: есть ли в этом расследовании какая-то принципиальная закономерность?

Можно ли предложить концепцию, которая описывала бы различия между полушариями не на уровне отдельных феноменов, а на уровне теоретических обобщений?
Первые объяснения, казалось, напрашивались сами собой и вытекали из экспериментальных наблюдений. Было предположено, что левое полушарие ответственно за восприятие и продукцию речи, а также математических и абстрактных символов.

Правому полушарию приписывалась обработка любой образной, невербальной информации. Однако быстро выяснилось, что такой подход приводит к многочисленным противоречиям:

1. Правое полушарие действительно неспособно к речепродукции, однако оно понимает обращенную к нему речь в довольно широких пределах. Оно плохо справляется только с восприятием сложных грамматических конструкций.
2. Левое полушарие способно к адекватной оценке музыкального ритма, а ведь музыка классический образец невербальной информации. Правда, распознавание мелодий остается недоступным левому полушарию.
3. Повреждение правого полушария (в результате инсульта, травмы или опухоли мозга) приводит к утрате творческого потенциала не только у музыкантов и артистов, но и у поэтов (оперирующих только словами) и даже у математиков. Поэты не теряют способности к версификации (т.е. имитации стихосложения), но дух поэзии из этих стихов уходит.

Математики не теряют способности к решению тривиальных задач с четким алгоритмом решения, но утрачивают способность к решению задач нетривиальных, требующих создания нового алгоритма решения.
4. Сновидения всегда считались типичным проявлением активности образного мышления. В этой связи были все основания ожидать, что поле рассечения связей между правым и левым полушарием у пациентов исчезнут отчеты о сновидениях.

Ведь отчитываться способно только левое полушарие, только оно владеет речью, а вся образная информация предположительно развертывается в правом полушарии.
Оказалось, однако, что лица с расщепленным мозгом могут отчитываться о сновидениях, хотя и реже, чем здоровые испытуемые. Это означает, что по меньшей мере часть сновидений развертывается в пространстве левого полушария. Правда, сновидения в этих случаях несколько отличаются от привычных. Образно говоря, отличие такое же, как отличие мультфильма типа "Ну, погоди..." от фильмов Тарковского или Антониони.

Все эти фильмы, в отличие от типичных мультфильмов, не исчерпываются сюжетом и сводятся к нему. Но подробнее мы поговорим об этом чуть позже.
5. Язык глухонемых это язык не слов, а жестов. Известно, что правое полушарие ответственно за координацию движений и вообще за все, что получило название "языка тела".

Поэтому было логично предположить, что язык глухонемых находится под контролем правого полушария. Выяснилось, однако, что он страдает при повреждении не правого, а левого полушария.
6. Наконец, полной прерогативой правого полушария считается опознание сложных образов, таких как изображение человеческого лица. И это справедливо, за исключением, однако, тех случаев, когда изображение лица содержит отдельные, чрезвычайно характерные и бросающиеся в глаза черты, например, особая форма носа или асимметрия глазных щелей. В этих случаях опознание легче осуществляется левым полушарием несмотря на то, что такое изображение остается образом. Итак, простые противопоставления слов и образов не объясняют функциональной асимметрии полушарий.

Требуется другой подход.
Было высказано очень продуктивное предположение, что дело не в информации, которую обрабатывает мозг, а в способе обработки.
Первая гипотеза, выдвинутая в этом направлении, приписывала правому полушарию способность к одновременному синтетическому "схватыванию" самой различной информации ("симультанная обработка"), тогда как за левым полушарием закреплялся последовательный переход от одного элемента информации к другому, что способствует ее систематическому анализу. В пользу этой гипотезы свидетельствует много фактов, но один эксперимент, поставленный американским психологом Поличем, потребовал ее пересмотра и уточнения. Полич показал, что когда все элементы информации достаточно однородны и если даже и отличаются друг от друга, тем не менее их можно легко формализовать, то левое полушарие вполне способно обработать все эти элементы одновременно, симультанно и даже быстрее, чем правое полушарие.

А вот если образ достаточно сложен и не содержит четких и легко формализуемых отличительных признаков (как фотографии обычных человеческих лиц, без чересчур характерных, необычных и бросающихся в глаза черт), то преимущество в скорости и комплексности обработки действительно за правым полушарием.
С учетом этого эксперимента я внес уточнение в концепцию, объясняющую разную стратегию полушарий в обработке информации. Согласно моей концепции, различие между полушариями сводится к различным способам организации контекстуальной связи между предметами и явлениями.
И философы, и естествоиспытатели давно пришли к выводу, что ничто в этом мире не существует само по себе, вне связи с другими предметами и явлениями. Связи эти могут быть сильнее или слабее, более или менее разнообразны, но они всегда существуют и определяют динамичность этого мира и физического мира, и мира человеческих отношений. В естественных условиях эти связи достаточно богаты и нередко способны взаимно отрицать друг друга, создавая предпосылки для амбивалентных отношений (притяжение и отталкивание, любовь и ненависть и т.п.).

Характер и особенности связей нередко имеют определяющее значение для понимания смысла того или иного предмета или явления. Один и тот же предмет яблоко имеет совершенно различный смысл в зависимости от того, находится ли оно перед вами на блюде, привлекательное и вызывающее аппетит, как на картине Сезанна; или оно помещено на голову сына Вильгельма Телля, который должен сбить его стрелой, не задев ребенка; или это яблоко, которое Ева протягивает Адаму; или это яблоко, которое падает на голову Ньютона; или, наконец, это яблоко из стихов Вознесенского: "Но любовь это райское яблочко с бритвами сколько раз я надкусывал, сколько давай". Различие определяется не свойствами самого яблока, а особенностями его взаимосвязей, реальных или потенциальных, включая воображаемые, с другими предметами и явлениями.

Для человека, существующего в контексте определенной культуры, роль таких ассоциативных связей особенно велика, и они могут сосуществовать одновременно, многократно пересекаясь и делая картину мира чрезвычайно богатой и полиморфной. Вот почему в предложенной мной концепции основное внимание уделяется именно взаимодействиям, связям между предметами и явлениями.

Содержание раздела