Интервенция “всегда есть надежда”

Ваше бессознательное большой склад, где сложен весь ваш опыт, и большая часть нашего общения идет от моего бессознательного к вашему бессознательному. То, что я сообщаю вам словами, может совпадать или не совпадать с тем, что вам говорит в этот момент мое бессознательное, которое дает свои ключи к более полному пониманию. Наше бессознательное восприятие самих себя во многом зависит от того, как мы представляем себя другому человеку.

Любой человек воспринимает информацию, полученную на бессознательном уровне, как более достоверную, поэтому важно, чтобы сознательное представление о себе было конгруэнтно бессознательному.
Папа в связи с этим приводил следующий пример. Представьте себе двух детей, входящих в комнату.

Один из них чумазый, грязный, с оторванным карманом, от него ужасно пахнет, но он всем своим видом как бы говорит: “Правда я замечательный ребенок? Я твоя любимая крошка!” И хочется тут же схватить его на руки и крепко обнять.

И входит другой малыш: чистенький, аккуратный, причесанный, однако ни на секунду не возникает желания понежничать с ним. Порой даже думаешь: что эти родители с ним сделали, отлупил бы их! У второго малыша нет самовосприятия: “Я замечательный и меня все любят!”
Очень часто можно услышать: “Я чувствую, что надо сделать так-то...” Этот человек не имеет ничего в ощущениях, и “чувствую” в данном случае означает “обучаюсь на бессознательном уровне с помощью опыта”.
Интервенция “Всегда есть надежда”
Поговорим о том, как использовать концептуализацию для более успешного решения проблемы и построения интервенции. Приведу пример. Горе или потеря обычные, нормальные составляющие человеческой жизни. Но если человек в результате теряет надежду на то, что когда-нибудь все же будет лучше, то это уже дисфункция.

Когда человек оплакивает близкого это нормально, но если он не может остановиться, то это уже серьезное нарушение. Тогда психотерапевту необходимо создать такую интервенцию, которая даст пациенту надежду.

И задача такой интервенции не в том, чтобы прекратить печаль и горе, не в том, чтобы привнести бодрость и счастье в настоящий момент, а в том, чтобы дать надежду на будущее.
Приведу пример интервенции, которой я часто пользуюсь. У каждого свое горе и свои потери, они не сравнимы.

Я дожидаюсь подходящего момента и говорю: “ У меня была собака, и я очень ее любила. Она была моим другом в течение 14 лет. Я любила смотреть телевизор, лежа на спине.

И моя собака ложилась рядом и тоже смотрела телевизор. Я оглядывалась и видела два коричневых глаза, которые смотрели на меня с обожанием, влажный носик, виляющий хвостик. Мы были друзьями.

Иногда я ставила себе на живот тарелочку с печеньем, и тогда она смотрела с особым обожанием. Мне все еще не хватает моей собаки”.
Сказав это, я жду. Всякий, у кого достаточно долго жила собака, знает, что это значит.

Она становится по-настоящему любимым и близким существом. Описывая свою собаку и нашу дружбу, я прибегаю к так называемым специфическим обобщениям. “Коричневые глаза” почти у всех собак, “мокрый нос” и “виляющий хвост” практически у всех собак. Если бы я описывала в деталях длинные уши, веснушки на носу, белое пятнышко на носу или волнистая шерсть, это была бы только моя собака. Моей целью было напомнить вам о вашей собственной собаке, о существе, которое вы любили. Во время интервенции я даже стараюсь не называть пол собаки или породу, чтобы излишне не конкретизировать.

Такие пробелы пациент заполняет сам. При этом я сообщаю пациенту: “Я потеряла свою собаку, своего друга, но я все равно могу шутить, рассказывая о ней”.
Работа с привычкой кусать ногти
У некоторых детей есть привычка кусать ногти, которая очень огорчает родителей. Иногда психотерапевт говорит: “Я прописал этому ребенку кусать ногти по 10 минут в день. Эриксон бы сделал так же.

Но это не подействовало!” Не сработало потому, что интервенция была неправильно организована.

В эриксоновской психотерапии очень важна подготовка. После подготовки и одновременно с ней происходит интервенция, которая может показаться совсем простенькой и неважной. Например, как ребенок делает, когда грызет ногти: начиная с большого пальца или сразу оба пальца? С наружной стороны большого пальца или, может быть, с мизинца?

Он откусывает с серединки ногтя, к краю или наоборот? Он грызет ногти, как кролик: “Хрум-хрум-хрум” или кусает и отрывает?

И что он делает с откусанным кусочком ногтя разгрызает, создавая характерный неприятный шум или демонстративно выплевывает? Как он проверяет длину ногтей готовы они для обкусывания или нет губами, языком, зубами или на глаз?
А вы знаете, что мужчины смотрят на свои ногти, повернув руку ладонью к себе и согнув пальцы, а женщины, повернув руку ладонью от себя? И разве это не интересно? А знаете, что мужчины, чтобы зажечь спички, чиркают по коробку от себя, а женщины на себя? Если мужчина подцепил что-то на ботинок, то он смотрит, поворачивая ногу внутренней стороной вверх, а женщина смотрит, оглядываясь назад, приподнимая согнутую в колене ногу.

Именно так вы и должны это обсуждать со своим пациентом по ряду причин. Во-первых, это просто интересно, во-вторых, вы таким образом проявляете внимание и полное уважение к своему клиенту, грызущему ногти.

Это очень важно. К тому же, задавая разные вопросы, вы меняете структуру ситуации: от того, что ребенок поступает плохо, грызя ногти, к тому, чем очень заинтересован взрослый, уважаемый человек. Признайтесь, вам и в голову не приходило, что есть много способов грызть ногти?

Кстати, очень важно для будущей работы, что он делает с кусочком ногтя в результате.
Если ваш пациент раньше не задумывался об этом, то теперь он смотрит совершенно под другим углом зрения, а наведение естественного транса происходит, когда вы задаете ему эти вопросы и он погружается в себя, чтобы найти ответы. Внутренний фокус посылает его в транс, а когда вы сообщаете интересную информацию, он выходит из транса.

Таким образом достигается цикличность погружения в транс, к чему вы, собственно говоря, и стремились.
И тут вы предлагаете ему: я хотел бы, чтобы ты одолжил мне ненадолго один пальчик. Не указательный и не большой (они очень нужны), ну, может быть, левый мизинец.

Ты же его не очень часто используешь? Вы обсуждаете, какой пальчик можно будет одолжить и как часто он используется.

А ты знаешь, древние римляне верили, что от безымянного пальца идет жила прямо до сердца?
И опять уход в глубину транса, и снова наружу. Вы опять обсуждаете, какой пальчик он одолжит ненадолго, и тут меняете тему.
“А ты знаешь, когда моя дочка была маленькая... Сейчас она уже выросла и даже уже работала полицейским (это вызывает удивление и внимание фокусируется, чего я и добиваюсь).

Так вот, когда она была маленькая, я всегда знала, когда она сердится. После ужина она начинала убирать тарелки и так грохотала посудомоечной машиной, что невозможно было не заметить.

Меня это просто с ума сводило. А мои сыновья, когда сердились на меня, старались поскорее удрать из кухни и обычно хлопали дверью черного хода, из которой выходили, или открывали холодильник и долго смотрели туда, как будто там что-то появится, чего 10 минут назад не было. И я кричала: “Закрой холодильник!!!”
Таким образом, я предлагаю юному пациенту другие способы показать родителям, что он сердит на них, так, чтобы он не вредил самому себе. И в трансе пациент легко минует свои барьеры и воспринимает информацию на более глубоком уровне.
“Если ты одолжишь мне свой палец на неделю, то не сможешь его грызть, это же будет мой палец в течение недели. А в конце недели ты получишь премию сгрызешь его в свое удовольствие”.
Вы дали ему менее деструктивный способ выражать свою злость, агрессию. Когда неделя проходит, пациент усаживается в офисе напротив меня и немедленно отгрызает этот ноготь. И это нормально.

Он сдержали свое слово, а я сдержала свое. Теперь палец опять стал его собственностью, и он может делать с ним, что захочет.

Этот способ столь эффективен благодаря естественному трансу.
Использование транса в семейной терапии
Сейчас я хотела бы продемонстрировать вам повседневный транс, который позволяет слушающему подготовиться к восприятию информации. Это прекрасная интервенция для семейной терапии. Я не сама ее придумала, а “унаследовала” от одного моего пациента.

Это был мальчик лет десяти. Его мать делала нечто, о чем ребенок был вынужден рассказать отцу. Он очень не хотел рассказывать, буквально до слез.

Мы поговорили с ним, и мальчик решился.
Входит отец и садится рядом с сыном на диван. Сын плачет и рассказывает отцу то, что ему необходимо было рассказать.

Я знала, что отец нормальный и все будет в порядке. Отец слушал, абсолютно не двигаясь, а мальчик был очень напуган.

Я сказала: “Вы должны понять, что ваш сын напуган, потому что говорит то, за что вы не сможете его простить”.

Содержание раздела