Роль противоречия
противоречие именно внешнее"2. Это бездоказательное утверждение. Как и многие авторы того времени, А. Пригожий неоправданно принижал роль противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Стремясь достичь "отчетливой, ясной постановки вопроса об основном противоречии каждого общества"3, он явно увлекался рассмотрением противоречий, возникавших на отдельных этапах развития цивилизации.
Так, например, акцентируя внимание на отсутствии разделения труда в период становления первобытно-общинного строя, А. Пригожий отрицает наличие в этих условиях противоречия между производительными силами и производственными отношениями и объясняет падение архаической общественной формации явлениями, внешними по отношению к ней. Таким образом, для него не существует источников саморазвития внутри отдельного способа производства начиная от первобытно-общинного и кончая капиталистическим.
Ошибки А. Пригожина, основанные на идеях вытеснения одного способа производства другим и борьбы между ними как движущей силы исторического прогресса, стимулировали развертывание дискуссии о харак- тере перехода от одного способа производства к другому, однако у советских исследователей не возникло даже сомнений в тождественности понятий способа производства и общественной формации как терминов, обозначающих огромный исторический промежуток в общественном развитии.
Эти же ошибки, равно как и резкая критика подобных "механистических" позиций, привели к распространению представлений о смене способов производства как процессе, обусловленном в первую очередь противоречиями между производительными силами и производственными отношениями, но носящем фактически исключительно революционный характер. Так, В.Гарбузов отмечал, что "переход от одной общественно-экономической формации к другой есть коренное изменение всей системы производственных отношений, изменение соотношения классов и всей политической и правовой надстройки есть качественный революционный скачок, социальная революция.
Эта социальная революция представляет собой борьбу за политическую власть, за новый способ производства, за новый тип производственных отношений, за господство новой формы собственности"1. В отличие от А. Пригожина, который рассматривал ход истории, отталкиваясь от анализа архаической общественной формации, и не видел в качестве источника ее развития ничего, кроме борьбы антагонистических и неантагонистических форм производственных отношений, его оппоненты, подчеркивавшие революционный характер перехода от одного способа производства к другому, исходили только из процесса смены капиталистического способа производства социалистическим (процесса, мягко говоря, далеко не завершенного в то время) и в некоторой степени из краха феодализма, распространяя подмеченные здесь закономерности на предшествующие исторические периоды.
Нельзя сказать, что в те годы полностью отсутствовали взвешенные оценки соотношения революционности и эволюционности в ходе общественного прогресса. Так, например, А.Кудрявцев неоднократно акцентировал внимание на том, что в период разложения европейского феодализма можно наблюдать "процесс превращения количества в качество... Если учитывать всю сумму проявлений в области классовой борьбы (революции, международные войны), то можно увидеть процесс нарастания и все более широкого территориального охвата процесса разложения феодальных основ.
Это еще феодальная формация, но это последняя ее фаза, которая характеризуется тем, что в эту именно пору не только феодально-замкнутая цеховая организация существовала, но что она довольно рано, я думаю - с XIII века, переживает процсс разложения"1. Однако, как правило, подобные положения дополнялись не отказом от рассмотрения буржуазной революции в качестве революции политического типа, как это сделано у К.Маркса, а стремлением выделить эпоху "торгового капитализма", которая "имеет два лица: одно, обращенное к прошлому, другое - обращенное к будущему. Дореволюционная Франция, - отмечает А.Ефимов, - показывает нам один из вариантов разложения феодального общества. После революции во Франции еще не промышленный капитализм, там продолжается эпоха торгового капитализма. В этот период происходит развитие машинного производства.
Только к 30-м годам XIX века к власти во Франции окончательно приходит буржуазия и здесь оформляется капиталистическое общество"2. Предположение о возможности эволюционного перехода от одного способа производства к другому, однако, требовало распространения данного принципа и на иные социальные изменения.
В результате оказывалось, что "если империализм - тоже особая формация по сравнению с капитализмом, а переход от капитализма к империализму не сопровождался, конечно, социальной революцией, то, значит, может быть переход без скачка от одной формации к другой; отсюда - правильный логический вывод, что возможен переход без скачка от капитализма к социализму"3. Абсурдность последнего предположения в то время казалась всем совершенно очевидной; таким образом, концепция революционного характера перехода от одного способа производства к другому, абсолютизированная позднее И.Сталиным, становилась все более незыблемой.
Слабые попытки отказаться от рассмотрения буржуазной революции как социальной в марксовом смысле этого понятия, нашедшие, в частности, отражение в выступлениях Е.Преображенского, считавшего, что "буржуазные революции, начинающиеся после того, как капитализм проделал значительную работу по перестройке своей системы в области экономики,.. являются только эпизодом в процессе буржуазного развития, которое начинается задолго до нее и продолжается с большой быстротой и после нее"1, были вскоре ликвидированы вместе с их авторами.
Отдавая дань характеристике общества как системы, находящейся в процессе постоянного развития, авторы того времени во все большей степени акцентировали внимание на дискретности данного процесса и значении революций как его движущей силы. "Общественная жизнь, - писал, например, Н.Бухарин, - испытывает, как и все в природе, непрерывное изменение. Так, человеческое общество переживает различные ступени, различные формы своего развития или своего упадка. Отсюда вытекает: ...нужно каждую такую форму общества понять и исследовать в ее многообразии. Это значит: нечего сZричь под одну гребенку все эпохи, все времена, все общественные формы... Рабство - это одно.
У него свои особые черты, особые признаки, особое развитие. Крепостничество - другой строй.
Капитализм - третий, и так далее. А коммунизм - это будущий, тоже совсем особый строй. Переход к нему - эпоха пролетарской диктатуры - тоже особый строй"2.
Подобным примитивным представлениям Н.Бухарина, широко распространившимся тогда среди советских исследователей, посвящено немало критических замечаний, сделанных К.Каутским в его "Материалистическом понимании истории". Но могла ли быть услышана критика К.Каутского в советской России и могла ли она казаться тоща чем-либо иным, кроме как похвалой "последовательным марксистам" из Коммунистической академии?!
Итак, советские авторы, совершенно недостаточно знакомые с марксистской теорией и особенно методологией, вели дискуссию, в ходе которой элементы будущей советской обществоведческой доктрины выкристаллизовывались исключительно медленно. Сама эта полемика нередко шла на уровне голословных и демагогических обвинений и вряд ли могла способствовать выработке целостной социальной доктрины, учитывающей уроки первых лет "социалистического строительства".
Конечно, в подобных условиях трудно было бы ожидать и воссоздания марксизма, и тем более адекватного применения теории к анализу проблем, встававших перед социологами в период начальных социалистических преобразований.
Завершение дискуссии. Позиция И.Сталина
К середине 30-х годов обсуждение проблем исторического материализма отнюдь не было закончено.
Создавалось впечатление, что советские последователи марксизма могли сколь угодно долго "совершенствовать" учение, с основами которого были знакомы весьма приблизительно. Споры приобрели довольно примитивный характер; в ход шли одни и те же цитаты из классиков, причем если общее количество цитат было невелико, то варианты их трактовок казались неисчерпаемыми.
Только известное высказывание К.Маркса из Предисловия, в котором идет речь об азиатском, античном, феодальном и капиталистическом способах производства как этапах экономической общественной формации, переводилось и истолковывалось в ходе дискуссии восемнадцатью (!) различными приемами. Разумеется, ссылки на первоисточники в подобном контексте уже не способны были убедить оппонентов.
Дискуссия все больше превращалась в дебаты между отдельными направлениями исследований, каждое из которых признавалось марксистским только его собственными представителями, а противниками рассматривалось как ревизионистское и оппортунистическое.
В итоге становилось очевидным, что с каждым новым шагом участники дискуссии уходили все дальше от возможности получить хоть какой-то удовлетворяющий всех результат, о единой же позиции не могло быть и речи.
- Идея о революции рабов
- Теория исторического материализма
- ПОСТЭКОНОМИЧЕСКАЯ ОБЩЕСТВЕННАЯ ФОРМАЦИЯ
- Советская схема исторического прогресса
- Поиски ограничены идеологическими рамками
