Функциональный анализ является как самым перспективным,так,по-видимому, инаименее систематизированным направлением среди современных социологических теорий. Развиваясь одновременно на многих интеллектуальных фронтах, он рос скорее вширь, чем вглубь. Достижения функционального анализа таковы, что можно с полным основанием утверждать, что те большие ожидания, которые были с ним связаны, будут постепенно осуществлены.
Современные же слабости функционального анализа говорят о необходимости периодически пересматривать прошлое, чтобы лучше строить будущее.
Эти периодические переоценки полезны уже хотя бы потому, что они выявляют многие трудности, которые в противном случае оставались бы невысказанными и не рассмотренными в открытой дискуссии.
Как и все схемы интерпретации, функциональный анализ основывается на тройственном союзе теории, метода и фактов. Из этих трех союзников метод, несомненно, является самым слабым.
Многие крупные исследователи, работающие в области функционального анализа, занимались созданием его теоретических положений, равно как и прояснением его основных категорий; некоторые обращались к фактам, имеющим прямое отношение к функциональной теоретической схеме; и лишь очень немногие высказывались по вопросу о том, как должен осуществляться функциональный анализ. Однако само обилие и разнообразие работ, проводимых в рамках данного направления, с необходимостью приводит к заключению, что исследователи пользуются какими-то методами, а это в свою очередь пробуждает надежду, что, наблюдая их работу, мы сможем многому научиться.
Хотя методы и могут весьма плодотворно рассматриваться без обращения к теории или к основополагающим фактам - это, собственно, и составляет задачу методологии или логики научного исследования, - все же для эмпирических дисциплин более плодотворными будут такие исследования метода, которые учитывают должным образом как теоретические проблемы, так и основные данные, ибо использование метода включает в себя не только логику, но также и практические проблемы согласования данных с требованиями теории, может быть, к сожалению тех, кто должен преодолевать трудности исследования. Такова по крайней мере наша предпосылка.
Поэтому наше изложение будет сопровождаться систематическим обзором некоторых из основных положений функциональной теории.
Терминологическая путаница в функциональном анализе
С самого момента возникновения в функциональный метод в социологии проникла терминологическая путаница. Очень часто один и тот же термин используется для обозначения различных понятий, точно так же как одно и то же понятие обозначается различными терминами.
Как ясность анализа, так и адекватность научной коммуникации становятся жертвами этого легкомысленного употребления слов. Зачастую функциональный анализ страдает от непреднамеренного изменения концептуального содержания некоторого термина, а коммуникация с другими блокируется, когда тождественный, в сущности,характер мыслимогосодержаниязатемняется применением для его обозначения целого ряда различных терминов.
Для того чтобы убедиться, как сильно конфликтующие словари функциональногоанализазатемняютею концептуальную ясность и блокируют научную коммуникацию, намдостаточнопроследитьхотябынекоторыеиз многочисленныхипричудливыхупотребленийпонятия функция.
Один термин, различные понятия
Термин функция до его распространения в социологии употребляется как в научных дисциплинах, так и в повседневной речи. Естественным результатом этого является то, что значение данного термина в социологии в собственном смысле слова зачастую становится неясным.
Ограничивая наше рассмотрение только пятью значениями, обычно приписываемыми данному термину, мы игнорируем большое количество других.
Во-первых, существует обиходное употребление, согласно которому функцией называют некоторое публичное собрание или праздничное мероприятие, обычно включающее какие-то церемониальные моменты. Следует считать, что в газетном заголовке термин функция употребляется именно в этом смысле: Мэр Тобин не поддерживает общественную функцию, так как в тексте сообщения разъясняется, что Мэр Тобин объявил сегодня, что он не интересуется никакой общественной функцией и не уполномочивал кого бы то ни было продавать билеты или распространять объявления о каком бы то ни было мероприятии. Как ни распространено подобное употребление термина, оно слишком редко попадает в научную литературу, для того чтобы можно было считать, что оно вносит какой-то весомый вклад в хаос, господствующий в терминологии.
Очевидно, что данное значение термина функция полностью чуждо функциональному анализу в социологии.
Во втором значении термин функция фактически эквивалентен термину профессия. Макс Вебер, например, определяет профессию как способ специализации, спецификации и комбинации функций индивидуума в той мере, в какой этот способ обеспечивает ему постоянную возможность получения дохода или прибыли. Это употребление термина является частым, почти типичным для некоторых экономистов, которые говорят о функциональном анализе группы, когда они описывают функциональное распределение занятий в этой группе.
Так как здесь имеет место его отождествление, то было бы целесообразно последовать предложениюСарджента Флоренса, который считает, что описательное выражение анализ профессий более точно передает характер такого рода исследований.
Третье значение представляет собой частный случай второго и распространено как в повседневном языке, так и в политической науке. Термин функция часто употребляется для обозначения деятельности, входящей в круг обязанностей человека, занимающего некоторое социальное положение, или, более конкретно, для обозначения круга обязанностей, связанных с некоторой должностью или политической позицией. Отсюда возникает термин функционер, или официальное лицо.
Хотя функция в этом смысле частично совпадает с более широким значением, которое приписывается данному термину в социологии и антропологии, все же лучше исключить и это понимание функции, так как оно отвлекает наше понимание от того обстоятельства, что функции осуществляются не только лицами, занимающими определенные положения, но и широким кругомстандартизированныхдеятельностей, социальных процессов, культурных стандартов и систем верований, обнаруживаемых в некотором обществе.
С того момента, как Лейбниц ввел понятие функция, оно имеет самое точное значение в математике, .где оно обозначает переменную, рассматриваемую в отношении к одной или большему числу других переменных, через которые она может быть выражена и от значения которых зависит се собственное значение. Это понимание термина, хотя и в более широком (и часто менее точном) смысле, выражается в таких фразах, как функциональная взаимозависимость и функциональные отношения, которые столь часто применяются исследователями в области общественных наук. Так, когда Мангейм утверждает, что каждый социальный факт есть функция места и времени, в которых он происходит, или когда демограф заявляет, то величина рождаемости есть функция экономического статуса, оба они явно пользуются термином функция в его математическом значении, хотя и не употребляют при этом уравнений, с помощью которых выражается последнее.
Как правило, вопрос о том, употребляется ли термин функция в этом математическом смысле, становится ясным из контекста. Однако исследователи в области общественных наук нередко мечутся между математическим и другим, связанным, хотя и отличным от него, значением, которое также включает в себя понятия взаимозависимости, взаимного отношения или же взаимосвязанных изменений.
Именно это пятое значение слова и является главным в функциональном анализе в том его виде, в котором он применялся в социологии и социальной антропологии. Данное значение,хотячастичноивозниклопод влиянием математического понимания этого термина, однако в большей степени оно обязано своим происхождением биологическим наукам, где термином функция обознаются жизненные или органические процессы, рассматриваемые с точки зрения того, какой вклад они вносят в сохранение организма.
При внесении в данное понимание соответствующих поправок, связанных с тем, что речь идет об исследовании человеческого общества, оно оказывается весьма близким тому ключевому понятию функции, которое было принято как чистыми, так и умеренными антропологами-функционалистами.
Рэдклифф-Браун очень часто и совершенно недвусмысленно прослеживает происхождение своей рабочей концепции социальной функции из аналогичной модели в биологических науках. Как и Дюркгейм, он утверждает, что функцией повторяющегося физиологического процесса является некоторое соответствие между ним и потребностями (т. с. необходимыми условиями существования) организма. И в социальной сфере, где отдельные человеческие существа, основные элементы, связаны сетью социальных отношений в единое целое, функцией любой повторяющейся деятельности, такой, как наказание за преступление или церемония похорон, является та роль, которую она играет в социальной жизни как в целом, и, следовательно, тот вклад, который она вносит в сохранение структурной преемственности. Малиновский, несмотря на некоторые отличия в формулировках, присоединяется к Рэдклифф-Брауну, делая стержнем функционального анализа изучение той роли, которую социальные или культурные явления играют в обществе.
Этот тип теории, - поясняет Малиновский в одной из своих ранних деклараций о целях функционализма, - стремится к объяснению антропологических фактов на всех уровнях развития их функцией, тойролью, которуюонииграют внутри интегрированной системы культуры, способом их взаимосвязи внутри системы....
Как мы вскоре увидим, такого рода часто повторяющиеся фразы, как роль, играемая в социальной или культурной системе, имеют тенденцию затемнять важное различие между понятием функции как взаимозависимости и понятием функции как процесса. Точно так же в этом разделе нашей работы нам не следует обращать внимание на то, что постулат, утверждающий, что каждое культурное явление имеет некоторые устойчивые отношения к другим явлениям, что оно имеет некоторое определенное место в культуре, взятой как целое, едва ли даст наблюдателю или аналитику конкретные ориентиры метода исследования.
Обо всем этом речь будет впереди. Сейчас мы только должны обратить внимание на то, что более поздние формулировки прояснили и расширили это понятие функции, подвергнув его целому ряду последовательных уточнений.
Так, например, Клакхон пишет: ...рассматриваемый феномен культуры функционален в той мере, в какой он определяет способ реакции, являющейся адаптивной (adaptive) с точки зрения общества и регулятивной (adjuslive) с точки зрения индивида.
Из этих словоупотреблений термина функция, - а мы коснулись лишь нескольких из большого числа имеющихся - становится ясным, что многие понятия охватываются одним и тем же термином. Здесь начало путаницы.
И если окажется, что одно и то же понятие выражается при помощи многих различающихся терминов, то путаница только усугубится.
Одно понятие, различные термины
Среди большого количества терминов, используемых в настоящее время равнозначно и почти синонимично с термином функция, мы находим следующие: применение, полезность, цель, мотив, намерение, стремление, следствие. Если бы эти и аналогичные термины употреблялись для того, чтобы обозначить одно и то же строго определенное понятие, то, безусловно, в нашем перечислении их большого разнообразия было бы мало смысла. Но дело заключается в том, что небрежное употребление этих терминов при кажущемся подобии их значений приводит ко все возрастающим отступлениям от последовательного и строгого функционального анализа. Те аспекты значения каждого из этих терминов, которые скорее различают, чем отождествляют их, делаются (непреднамеренной) основой для выводов, которые становятся все более сомнительными по мере того, как они все дальше отходят от центрального понятия функции.
Один или два примера подтвердят нашу мысль о том, что неустойчивая терминология приводит к возрастанию недоразумений.
В нижеследующем отрывке, взятом, из наиболее содержательных исследований по социологии преступности, можно обнаружить эти смещения значения формально синонимичных терминов и сомнительные выводы, которые основываются на этих смещениях (ключевые термины выделены курсивом для того, чтобы облегчить анализ ходаэтого рассуждения).
Цель наказания. Делаются попытки определить цель или функцию наказания в различных группах в разное время. Многие исследователи подхватывают один из мотивов и объявляют его главным и единственным мотивом наказания.
С одной стороны, подчеркивается функция наказания в восстановлении солидарности группы, которая была ослаблена преступлением. Томас и Знанецкий указали, что назначение наказания за преступление у польских крестьян состоит прежде всего в том, чтобы восстановить то положение, которое существовало до этого преступления, и возродить солидарность группы, в то время как соображения мести являются вторичными. С данной точки зрения наказание прежде всего озабочено группой, и только после этого преступником.
С другой стороны, искупление и предотвращение преступления, возмездие занего, преобразование преступника, доход дня государства и многое другое постулируются в качестве функций наказания. Как в прошлом, так и в настоящем нельзя было бы сделать вывод, что один из таких мотивов является определяющим мотивом; наказание, по-видимому, вырастает из многих мотивов и выполняет много функций. Это верно как с точки зрения отдельных жертв преступления, так и с точки зрения государства.
Представляется безусловным, что современные законы не являются строго последовательными с точки зрения целей или мотивов; по-видимому, те же самые условия существовали в предшествующих обществах.
Обратим прежде всего внимание на совокупность терминов, якобы выражающих одно и то же понятие: цель, функция, мотив, предназначение, вторичные соображения, главная забота, задача. При рассмотрении этих терминов становится ясно, что они могут быть сгруппированы по совершенно отличным концептуальным системам координат.
Иногда некоторые из этих терминов - мотив, назначение, цель и задача - совершенно недвусмысленно относятся к целям наказания. открыто провозглашаемым представителями государства. Другие же термины - мотив, вторичные соображения - относятся к целям жертв преступления. И обе группы этих терминов оказываются схожими в том плане, что они относятся к субъективным предположениям о результатах наказания. Понятие функции включает в себя точку зрения наблюдателя, но не обязательно участника.
Социальные функции обозначают наблюдаемые объективные следствия, а не субъективные намерения (цели, задачи, мотивы). А неумение разграничить объективные социологические последствия и субъективные намерения неизбежно приводит к путанице в функциональном анализе, что можно видеть из нижеследующего отрывка (и здесь ключевые термины выделены курсивом).
Дискуссия о так называемых функциях семьи приобрела чрезвычайно нереалистический характер. Семья, говорят нам, выполняет важные функции в обществе; она обеспечивает продолжение рода и воспитание подрастающего поколения; она выполняет экономические и религиозные функции и т. д. Нам едва ли не стараются внушить, что люди женятся ч завидят детей потому, что они стремятся исполнить ли необходимые общественные функции. Фактически же люди женятся питому, что они любят друг друга, либо по не менее романтичным, но не менее личным причинам. Функция семьи, с точки зрения индивидуумов, как раз и состоит в том, чтобы удовлетворить их желания.
Функция семьи или любого иного общественного института заключается всего лишь в тех целях, в которых они используются людьми. Социальные функции в большинстве случаев представляют собой рационализацию установившейся практики, сначала мы действуем, а уже потом объясняем наши действия; мы действуем по личным основаниям, но оправдываем наше поведение, исходя из общественных или этических принципов. В той мере, в какой эти функции общественных институтов основываются на чем-то реальном, они представляют собой выражение социальных процессов, в которые люди вступают, стремясь удовлетворить спои желания, функции возникают из взаимодействия конкретных человеческих существ и конкретных целей .
Данный отрывок представляет собой любопытную смесь небольших островков ясного мышления, окруженных морем путаницы. Всякий раз, как в нем ошибочно отождествляются (субъективные) мотивы с (объективной) функцией, ясный функциональный подход оказывается отброшенным, ибо отнюдь не обязательно предполагать, как мы увидим вскоре, что мотивы вступления в брак (любовь, личные основания) тождественны функциям, осуществляемым семьей (социализация детей), И опять же не обязательно предполагать, что основания, выдвигаемые людьми для объяснения своего поведения (мы действуем по личным основаниям), являются теми же самыми, что и наблюдаемые последствия этих стандартов поведения. Субъективное намерение может совпадать с объективным следствием, но этого, опять же, может и не произойти.
Эти два фактора изменяются независимо друг от друга. Но если, однако, утверждается, что мотивированное поведение людей может привести к (необязательно предполагавшимся) функциям (объективным следствиям. - Прим. перев.), то здесь перед нами открывается выход из моря путаницы.
Краткий обзор соперничающих терминологий и их печальных результатов может рассматриваться в качестве своеобразного ориентира для последующих попыток систематизации понятий функционального анализа. При этой систематизации нам, очевидно, представляется случай ограничить применение социологического понятия функции, и возникнет необходимость четкого разграничения субъективных категорий намерения и объективных категорий наблюдаемого следствия.
В противном случае сущность функционального подхода может затеряться в тумане расплывчатых определений.
Основные постулаты функционального анализа
Главным образом в антропологии, но не только в ней, функциональные аналитики повсеместно применяли три взаимосвязанных постулата, которые, как мы постараемся показать, оказались спорными и ненужными для функциональной теории.
В сжатом виде эти постулаты утверждают, во-первых, что стандартизированные социальные деятельности или же элементы культуры являются функциональными для всей социальной или культурной системы; во-вторых, что все эти социальные и культурные элементы выполняют социальные функции; и, в-третьих, что они тем самым являются необходимыми. Хотя все эти три догмата веры обычно встречаются в исследованиях рядом друг с другом, все же представляется более целесообразным рассмотреть их в отдельности, так как с каждым из них связаны свои специфические трудности.
Постулат функционального единства общества
Типичная формулировка этого постулата принадлежит Рэдклифф-Брауну: Функцией отдельного социального обычая является его вклад в совокупную социальную жизнь, которая представляет собой функционирование социальной системы в целом. Такой взгляд предполагает, что социальная система (социальная структура общества в целом вместе со всеми социальными обычаями, в которых эта структура проявляется и от которых зависит ее существование) имеет определенный тип единства, который мы можем назвать функциональным единством.
Мы можем определить его как состояние, в котором все части социальной системы работают совместно с достаточной гармоничностью или внутренней согласованностью, т. е. не порождая устойчивых конфликтов, которые не могут быть ни разрешены, ни урегулированы.
Важно заметить, однако, что Рэдклифф-Браун в ходе дальнейшего изложения рассматривает это понятие функционального единства как гипотезу, которая требует дальнейшей проверки.
На первый взгляд представляется, что Малиновский ставит под сомнение эмпирическую приемлемость этого постулата, когда он замечает, что социологическая школа (куда он относит Рэдклифф-Брауна) преувеличивает социальную солидарность примитивного человека и игнорирует личность.
Однако становится очевидным, что Малиновский не столько отбрасывает это сомнительное положение, сколько добавляетк немудругое. Он продолжает считать стандартизованные деятельности и верования функциональными ' для культуры в целом и, развивая эту мысль, предполагает, что они точно так же функциональны и для каждого члена общества. Так, обращаясь к вопросу о примитивных .верованиях в сверхъестественное, он пишет: Здесь функциональная точка зрения подвергается серьезной проверке...
Она должна показать, каким образом верования и ритуалы способствуют социальной интеграции, технической и экономической эффективности, каким образом они оказывают влияние на культуру в целом - и косвенно, следовательно, на биологическое и духовное благосостояние каждого индивидуального члена этой культуры.
Если ничем не ограниченная гипотеза о функциональном единстве общества в целом сама по себя является сомнительной, то сомнительность данного предположения увеличивается вдвое. Вопрос о том, выполняют ли элементы культуры функции для общества, рассматриваемого в качестве некоторой системы, равно как и для всех членов этого общества, по-видимому, скорее представляет собой эмпирический вопрос фактов, чем аксиому.
Клакхон, очевидно, отдает себе отчет- в существовании этой проблемы, поскольку он расширяет данную альтернативу, включая в нее возможности того, что культурные формы являются регулятивными или адаптивными... для членов общества или для общества, рассматриваемого в качестве продолжающегося целого. Это первый и необходимый шаг к признанию того, что структурные единицы, обслуживаемые анализируемой функцией, могут быть различными.
Побуждаемый силой эмпирических наблюдений, мы будем иметь возможность в последующем изложении еще более расширить диапазон вариаций этих единиц.
Кажется достаточно ясным, что понятие функционального единства не является постулатом, недоступным эмпирической проверке. Напротив, степень интеграции является эмпирической переменной, изменяющейся во времени в одном и том же обществе и являющейся различной в разных обществах. То, что все человеческие общества должны иметь некоторую степень интеграции, есть вопрос определения и постулируется нами в качестве истинного положения.
Но не все они имеют ту высокую степеньинтеграции,прикоторойкаждаякультурно стандартизированная деятельность или убеждение являются функциональными для всего общества как целого, или одинаково функциональными для людей, живущих в нем. Для того чтобы усомниться в истинности своего предположения о функциональном единстве, Рэдклифф-Брауну достаточно было бы только взглянуть на свою излюбленную область аналогий. Здесь мы находим значительные вариации в степени интеграции даже среди индивидуальных биологических организмов, хотя с точки зрения здравого смысла именно здесь все части организма работают во имя единой цели.
Рассмотрим хотя бы этот отрывок.
Легко можно видеть, что имеются высокоинтегрированные организмы, находящиеся под постоянным контролем нервной системы или гормонов. В этих организмах утрата какой-нибудь значительной части оказывает сильное воздействие на всю систему и зачастую приводит к смерти. Однако, с другой стороны, существуют низшие организмы со значительно меньшей степенью корреляции, в которых потеря даже большей части тела вызывает только временное неудобство до регенерации восстановления тканей.
Многие из этих более свободно организованных животных оказываются столь слабо интегрированными, что их различные части могут находиться в активной оппозиции друг к другу. Например, когда обыкновенная морская звезда переворачивается на спину, то часть ее лучей стремится перевернуть животное в одном направлении, в то время как другая часть стремится перевернуть его в противоположном направлении...