На пороге третьего тысячелетия принято подводить итоги и заглядывать в будущее. Российская экономическая теория (ранее политическая экономия) в этом плане не составляет исключения. В каком состоянии находится наша российская теоретическая наука?
Каковы ее взаимоотношения с мировой наукой? Эти и другие подобные вопросы чрезвычайно актуальны в настоящий момент и не случайно они находятся в центре внимания многочисленных научных форумов, проходящих в России на самых различных уровнях.
Рубеж тысячелетий стал переломным не только для экономики нашей страны, но и для всего мирового хозяйства. За последние 20-30лет произошли столь кардинальные сдвиги как в технологической, так и в организационной структуре всех сфер национальной и мировой экономики, что явственно обозначились новые мировые контуры, не укладывающиеся в привычные теоретические постулаты. Наиболее развитые страны вступили в эпоху постиндустриализма, основанного в первую очередь на новых информационно-компьютерных технологиях.
Последние, в свою очередь, привели к повсеместным структурным сдвигам, а главное—к трансформации процесса интернационализации, который происходил на протяжении всего ХХвека, в процесс глобализации, ведущий в перспективе к формированию глобального мирового хозяйства. Бывшие внешние по отношению к национальным хозяйствам факторы превращаются во внутренние, то есть происходит их интернациаонализация.
Одновременно на этом фоне идет невиданное по масштабам и скорости движение к рыночной экономике большого числа стран. Причем, с одной стороны, происходит ускорение этого процесса во многих традиционных переходных экономиках так называемого "третьего мира", а с другой стороны, появились новые переходные экономики– бывшие социалистические страны, идущие к рынку беспрецедентными путями.
Вот далеко не полный перечень воистину тектонических сдвигов, четко обозначившихся на рубеже третьего тысячелетия, которые должны быть теоретически осмыслены мировой наукой. Российская экономическая теория при этом оказалась в особенно экстремальных условиях, потому что она должна решать два ряда проблем: внутренних социально-экономических преобразований и приспособления к сдвигам в мировом хозяйстве. На наш взгляд, ни одна ныне существующая экономическая теория, концепция или их совокупность ни в России, ни за рубежом в полной мере адекватно не отражают нынешнюю ситуацию.
Экономическая практика в очередной раз бросила вызов мировой экономической теории, ответить на который она сможет, только собрав воедино усилия ученых разных направлений и стран.
Рассмотрим, с каким потенциалом пришла наша наука на обозначенный рубеж, каким образом она может и должна участвовать в общем процессе. Чтобы ответить на поставленный вопрос, нужно обратиться к некоторым аспектам предшествовавшего развития российской политической экономии. Из науковедения известно, что научная теория должна развиваться несколькими путями: во-первых, опираясь на ранее выявленные истины, логически выводить новые закономерности, то есть строить научные гипотезы*; во-вторых, основываться на результатах анализа эмпирических данных, эксперимента; в-третьих, выявлять неправильные теоретические положения или заблуждения. Все перечисленные направления тесно взаимосвязаны, равнозначны и равноценны.
Более того, наука не может развиваться ни без одного из них.
В советской политической экономии имел место явный перекос в сторону формально-логического подхода, причем в догматическом варианте, когда нельзя было слишком далеко отходить от уже известных марксистских постулатов. Особенно мрачную роль в искривлениях нормального развития теории сыграли исторические условия, созданные культом личности Сталина, когда были репрессированы многие наши видные экономисты (А.В.Чаянов, Н.Д.Кондратьев и др.). Талантливые экономисты были вынуждены, так сказать, корректировать свои взгляды по идеологическим соображениям. Больно читать, например, предисловие к известному учебнику "Политическая экономия" И.Лапидуса и К.Островитянова 1931года, где— после предшествовавшей широкой дискуссии по ряду вопросов политической экономии — они занимаются самобичеванием: "В этой дискуссии авторы данного труда не только занимали позицию примиренческого отношения к меньшевистской идеалистической концепции Рубина в области политической экономии, но и вслед за ним повторили некоторые его извращения марксизма".
С современной точки зрения, их позиции были наиболее прогрессивными. Последующие поколения экономистов вынужденно "потеряли вкус" к свободному выражению своих мыслей.
Анализ эмпирических данных был ограничен, с одной стороны, закрытостью многих статистических показателей, а с другой— методологическими недостатками в советской статистике, а следовательно, невозможностью проведения обоснованных сравнительных международных исследований.
Полемика замыкалась в рамках национальной марксистской политэкономии. Что касается зарубежных экономических теорий, то они стали объектом заведомой критики, для них существовала, если можно так выразиться, "презумпция вины". Фактически в советской экономической науке сложилось своеобразное разделение труда: одни экономисты занимались дальнейшей разработкой теории, а другие сделались профессиональными критиками. Редко кто сумел соединить в себе оба начала.
Критика в результате выделилась в отдельный раздел политической экономии, на что она в принципе имеет право. Беда в том, что она отделилась "китайской стеной" от основного политэкономического "древа", используя его в поисках нужных аргументов, сама же практически мало что ему давая.
Таким образом, в советский период наблюдались серьезные нарушения закономерностей построения экономической теории как системы взглядов, равно как в принципах и правилах поиска новых знаний. Достижения в ряде разделов экономической теории этого периода, особенно в области планирования, экономико-математических методов анализа*, имели, конечно, место в связи с потребностями практики, но во многом вопреки сковывающим общественным условиям и благодаря таланту, честности, объективности исследователей. До самого недавнего времени экономическая наука у нас находилась под идеологическим прессом. Даже на старте перестройки в середине 80-хгодов теория оптимального управления экономикой подвергалась некомпетентной критике и, по сути, погрому.
Как отмечает академик РАН Д.С.Львов, "в результате этой безнравственной акции теоретические исследования в рамках Отделения экономики резко замедлились” [1]. Стал очевиден разрыв между уровнем западной и советской экономической мысли.
Такой способ существования и развития советской политической экономии с позиций сегодняшнего дня видится драматическим.
С началом перемен в России, казалось бы, закончилась драма российской политической экономии. Однако период ее свободного развития за последние 15лет свидетельствует о другом: может разыграться второй акт драмы. Отход от догматического марксизма повлек за собой целый ряд неоднозначных тенденций в развитии отечественной экономической теории. Ломка сложившихся представлений результировалась в размывании ее границ, потере системности в изучении состояния общества, а ведь именно это всегда было нашей сильной стороной.
Освоение всего богатства мировой экономической мысли, что крайне необходимо и нужно, чтобы не остаться на обочине, вылилось преимущественно в бездумное некритическое принятие зарубежных экономических концепций. Критика западных теорий исчезла как жанр, но необходимая для развития теории полемика не появилась. Поступательное движение оригинальной отечественной экономической теории застопорилось.
Вновь, уже по-другому, нарушаются важнейшие методологические принципы развития теории.
Разумеется, период форсированного изучения зарубежных новаций был необходим. Кроме того, за последние годы стал преодолеваться существовавший ранее в СССР разрыв между высокой теорией и практикой, который заполняется при помощи все тех же западных прикладных и эмпирических концепций. Но без развития собственных экономических теорий, отвечающих насущным проблемам сегодняшнего дня, можно навсегда остаться в подмастерьях у иноземных теоретиков.
Какие процессы происходят в западной экономической теории, на которую мы столь охотно ориентируемся сегодня?
На рубеже веков можно говорить о ситуации, аналогичной той, которая была в первой половине 70-хгодов, когда преобладающее неокейнсианство не смогло дать рекомендации по структурной перестройке, и экономическая теория прошла через кризис, пока не были найдены необходимые решения. Сейчас же проблемы на много порядков сложней.
Поскольку в предшествовавший советский период мы постоянно говорили о кризисе западной политэкономии, то здесь необходимо определить, что имеется в виду.
Кризис обычно понимается двояко: во-первых, как резкий, крутой перелом в чем-либо, а во-вторых, как тяжелое переходное состояние. А.А.Богданов в своем труде "Тектология" обобщил понятие кризиса. Он пишет, что понятие кризиса применяется очень широко в самых различных областях.
Первоначально оно понималось в смысле "решение".