Дискуссия между "левыми" и "правыми"

Его модель социализма была моделью смешанной социалистической экономики с наличием разнообразных форм собственности и сочетанием планового регулирования со всемерным развитием товарно-денежных отношений. Конечно, программа и модель социалистического строительства, предложенные Бухариным, выглядят более обоснованными с экономической точки зрения и привлекательными с политической и социальной точек зрения, чем модель Преображенского — модель и программа троцкистов. Но бухарин-ская модель не устраивала Сталина — крайне левого экстремиста и диктатора-революционера. Воспользовавшись аргументацией троцкистов, Сталин добавил ей "революционности", грубости и решительности и вьдал за собственную концепцию социалистической индустриализации, отправив нэп, а заодно и заблудившихся "товарищей", говоря его словами, "к черту".

Все это находилось к тому же в русле сталинской "теории" обострения классовой борьбы в процессе строительства социализма " в одной отдельно взятой стране".
Дискуссия между "левыми" и "правыми", между троцкистами и бухаринцами вызвала специальную дискуссию по вопросам социалистического планирования. Во второй половине 20-х годов советские плановики и теоретики планирования разделились на так называемых генетиков и телеологов.
Генетики опирались на макроэкономические реалии, в частности объективно складывающиеся народно-хозяйственные
пропорции, и требовали ориентации на них при составлении

планов. Главными поборниками этого направления были В. Базаров и В. Громан. К ним примыкали Н. Кондратьев и П. Попов, ратовавшие за восстановление равновесия цен на
промышленные и сельскохозяйственные продукты и нормальные темпы экономического роста.
Генетики, в частности, исходили из темпов роста промышленности СССР равных 4—5% в год. По этому поводу В. Куйбышев писал в 1929 г.: Иными мерками, отличными от капитализма, эти буржуазные экономисты органически не способны мерить. Они до сих пор ничего не поняли в этой системе хозяйства, которую создала Октябрьская революция, они тщательно перечитывают и штудируют учебники, выискивая исторические "прецеденты", ведут ученые споры на тему о том, где, когда и как были обусловлены те или иные темпы промышленного развития той или иной капиталистической страны, и никак не поймут, что ни в одном учебнике, по которым они учились и кроме которых они ничего не знают, не говорится ни одного слова о таком государстве, у власти которого стоит рабочий класс, где в его же руках сосредоточена и вся крупная промышленность, и транспорт, и банки, где осуществляется плановое хозяйство, и т. д.1.
Телеологи в отличие от генетиков требовали учета в планах субъективного фактора, руководящей воли, задаваемой "сверху", по сознательному ускорению темпов экономического роста, решительной ломке сложившихся пропорций, т. е. превращению планов в орудие сознательного подталкивания экономики страны. Представителями этого направления были Н. Вознесенский, С. Струмилин и А. Боярский. В своих оценках они отличались чрезмерным оптимизмом и всячески критиковали генетиков, порой весьма резко предъявляя политические обвинения в адрес оппонентов.
1 Торгово-промышленная газета. 1929. 15 апр.
Телеологов явно поддерживало революционно-экстремистское руководство страны, не отличавшееся профессионализмом. Интересно, что в процессе этих дискуссий представитель генетиков В. Базаров предупреждал о неизбежности замедления темпов роста советской экономики в результате быстрой и поспешной индустриализации, что в конце концов и произошло. Те генетики, кто не согласился с уже принятой к концу 20-х годов "линией партии", были уничтожены.

В целом советская экономическая система была сформирована не после революции 1917 г., а после 1929 г., в период так называемой социалистической индустриализации.
Отход от нэпа начался практически в 1926 г., и в 1928 г. он был завершен. С 1929 г. начался "великий перелом" — период индустриализации, сутью которой стало формирование на основе троцкистских идей сталинской модели социализма, сталинской модели экономики и экономического механизма. Именно индустриалзация определила характер хозяйственного развития СССР на последующие десятилетия, взлет и падение " реального социализма" как системы.

На протяжении периода индустриализации (1928—1940 гг.) Сталин практически воссоздал в стране "военный коммунизм", ввел, резко усилил и укрепил командно-административный механизм управления, частью которого стала система всеохватывающего централизованного управления экономикой. Однако в отличие от "военного коммунизма" 1918—1921 гг. "военный коммунизм" периода индустриализации был тщательно подготовлен сознательным и планомерным отходом от нэпа, проведением острых дискуссий политиков и экономистов разных направлений.
Сталин преследовал две цели — славу и власть, и с этим он хотел войти в историю. Для славы ему нужно было построить новое общество, новую социальную систему, " устраивающую" большинство населения страны и превосходящую все то, что человечество создало до него. Эта система — социализм, или " светлое будущее для всего человечества", как тогда говорили большевики.

Для власти им была создана командно-административная, или планово-распределительная, система в духе древних восточных цивилизаций в рамках азиатского способа производства с грандиозным партийно-хозяйственным аппаратом, действующим по армейскому принципу единоначалия.
Владение так называемой государственной собственностью давало этому аппарату возможность манипулировать огромными ресурсами и миллионами людей прежде всего в его собственных интересах и в интересах мировой революции. Во главе этого аппарата стоял он, Сталин, — Генеральный секретарь Коммунистической партии Советского Союза, единолично властвовавший над огромной страной и ее народом в таких масштабах, каких ни один русский царь никогда не имел.

В партийно-хозяйственный аппарат специально подбирали людей, вполне надежных с точки зрения идеологической и личной преданности и лояльности. Сверху и донизу, снизу и доверху Сталин хотел иметь прежде всего "своих людей", лично преданные ему кадры. Была создана четкая и предельно ясная система административной субординации, руководства и подчинения, разработаны иезуитские правила продвижения, поощрения, а также "задвижения" и наказания людей, не говоря уже об арестах, расстрелах в ГУЛАГе, что было самой страшной стороной советского бытия.
Была организована четкая иерархия управленческих инстанций: партийная, планово-хозяйственная и тайная полиция. По партийной линии — Генеральный секретарь Коммунистической партий, Политбюро, Центральный Комитет, республиканские, областные и районные партийные комитеты (все они занимались также управленим экономикой, дублируя органы хозяйственного управления). По хозяйственной линии — Совмин с его нижестоящей структурой — наркоматами (министерствами) и предприятиями, Госплан СССР. По линии тайной полиции — НКВД, позднее — КГБ. Все они беспрекословно выполняли директивы и проводили в жизнь интересы всевластного хозяина страны.

Главным орудием строительства нового общества была партия, организованная централистски, с жесткой дисциплиной, по словам Сталина, орден меченосцев.
Комитет госбезопасности (КГБ) имел свои ячейки или своих представителей во всех иных управленческих иерархиях, во всех без исключения субъектах общественной жизни страны, включая студенческие аудитории, с целью тотальной слежки за людьми. Как и в случаях электрификации, коллективизации или химизации "всей страны", для СССР была характерна ее сплошная "кагэбэзация". Такой аппарат сложился не сразу. Сталин задумал его давно и шел к реализации своей идеи постепенно и грамотно. Еще в 1927 г. он уже не скрывал, к какому типу правления готовит страну и какой аппарат ему для этого нужен.

Он говорил: " В составе нашей партии, если иметь в виду ее руководящие слои, имеется около 3—4 тысяч высших руководителей. Это, я бы сказал, генералитет нашей партии. Далее идут 30—40 тысяч средних руководителей.

Это наше партийное офицерство. Дальше идут около 100—150 тысяч низ

шего партийного командного состава. Это, так сказать, наше партийное унтер-офицерство"1.
За время правления Сталина стала сокращаться доля интеллигенции в системе управления и политики, в том числе в области культуры, науки, искусства. Определяющие места занимали люди, чей интеллект и культура были в последнем ряду качеств, необходимых руководителю. Уже в 1925 г. среди членов партии насчитывалось около 30 тыс. полностью неграмотных, которые не могли ни читать, ни писать. Делегаты XVI съезда партии (1930 г.) имели в основном лишь начальное или неполное среднее образование.

Партия превращалась в послушное орудие руководящей хунты, личной власти.
Сверхцентрализация исполнительной власти и господство государственной идеологии подавляли представительную и
судебную ветви власти, что сделало их марионеточными. Право и правосудие оказались парализованными, демократические институты не получали развития, а само понятие гражданского общества было объявлено буржуазным и враждебным народу домыслом.

Содержание раздела