Темпы прироста мирового ВВП
Судя по всему, сравнительно низкая динамика производительности труда и многофакторной производительности в экономике США (а также стран Запада и Японии) в 1980-1990-е гг. -- вполне реальный феномен. Внесенные недавно уточнения в официальные показатели ВВП США позволили повысить среднегодовой темп его прироста с 2,9 % до 3,2 % в 1980-е гг. и с 2,6 до 3,1 % в 1990-1998 гг. Эти поправки, правда, несколько меньше корректировок в темпах экономического роста развитых стран (на 1/3), сделанных нами выше.
Но если даже допустить, что реальные темпы роста выше официально скорректированных, следует, тем не менее, обратить внимание еще на одно обстоятельство. Речь идет о динамике затрат.
По сравнению с 1980-ми гг. темпы прироста отработанных человеко-часов в экономике США в 1990-1998/1999 гг. в целом снизились примерно с 1,6 до 1,1 % в год, хотя в 1996-1998/1999 гг. этот показатель вновь поднялся до 1,6 % в год. В определенной мере изменение показателя трудовых затрат было связано с демографическими процессами.
Вместе с тем, в отличие от ряда других развитых стран, в США среднее число отработанных часов в год на одного работающего выросло, по имеющимся оценкам, с 1883 в 1980 г. до 1957 в 1999 г. и оказалось выше, чем в Западной Европе (1550-1750 часов), Японии (1860-1870 часов) и Южной Корее (1890-1900 часов).
Что касается темпов роста физического объема инвестиций в экономику США, то они увеличились почти в два с половиной раза - с 2,3-2,4 % в 1980-е гг. до 5,8-6,4 % в год в 1990-1998/1999 гг. В результате, судя по расчетам
Примечания.1.Отработанное время в человеко-часах. 2.Средние показатели эластичности изменения ВВП по рабочей силе и основному капиталу, составили, по нашим расчетам и оценкам, за 1950-1973 гг. в целом по развитым странам соответственно 0,63-0,67 и 0,33-0,37 и за 1973-1999 гг.
0,7 и 0,3.
Составлено и рассчитано по: В.А.Мельянцев. Восток и Запад во втором тысячелетии. М., 1996.
С. 190-191; World Bank. World Development Report, 1999/2000. Wash., 1999. P.250-251; IMF.World Economic Outlook.
2000,Spring. Wash., 2000.
P.114-117; Risque Pays 2000/Le MOCI, Paris, N 1426, P.11,26,38,42,56,112,162.
американских исследователей, среднегодовые темпы прироста совокупной производительности в частном секторе экономики США повысились, но минимально -- с 0,4 до 0,5 %. При этом они оказались примерно в четыре раза меньше, чем в 1949-1973 гг. (2,1 % в год). По оценкам экспертов МВФ, даже с середины 1990-х гг., когда ИР, по-видимому, вступила в более интенсивную фазу (резкое увеличение числа компьютеров, распространение Интернет), не произошло серьезного увеличения темпов производительности не более чем на 0,15-0,35 процентных пункта в год по сравнению с первой половиной 1990-х гг.
Исходя из сказанного, можно сделать вывод, что, по самым благоприятным расчетам и оценкам, в США в 1990-е гг. и даже в 1996-1999 гг. (последние годы, по которым имелась необходимая информация) рост эффективности, или совокупной факторной производительности обеспечил едва ли четверть прироста ВВП по сравнению с 1/2 в 1950-1973 гг.
В целом же, если сопоставить факторы экономического роста стран Запада и Японии в первые десятилетия после второй мировой войны и в последнюю четверть столетия, в которой стали быстро развиваться ИТ и усилились процессы глобализации, то нетрудно обнаружить, что и общие темпы роста ВВП и темпы роста совокупной производительности основных факторов производства резко сократились(см. табл.2). При этом, что характерно, в целом по группе высокоразвитых стран замедление последнего показателя оказалось бтльшим, чем первого.
Иными словами, уменьшение темпов экономического роста в среднем лишь на 2/5 было связано с замедлением затрат труда и капитала и на 3/5 с сокращением темпов роста эффективности. Больше всего этот процесс был характерен для США, где при замедлении темпов прироста ВВП (всего на четверть - с 3,6 % в год в 1950-1973 гг. до 2,9 % в 1973-1999 гг.) обнаружилось, что, в отличие от ведущих стран Западной Европы и Японии, темпы прироста затрат труда и капитала не уменьшились (об этом см. выше), зато темп прироста многофакторной производительности сократился примерно в 1,8-2 раза.
Что же происходит? Думается, речь может идти об экстенсивной фазе постиндустриального развития.
Подобные периоды количественного наращивания новых технологий без соответствующего, резкого рывка в производительности случались и на ранней стадии индустриального развития (например, Великобритания, США в середине -- и Япония в конце XIX в.), о чем пишут, в частности Х.Вариан, Г.Саксонхаус и П.Дэвид.
Иными словами, в наиболее передовых странах, вопреки распространенным ожиданиям, на начальном этапе становления новой экономики, когда ее удельный вес в ВВП невелик, инвестиционные и иные затраты в секторе ИТ увеличиваются чрезвычайно быстро, а отдача на вложенный капитал пока еще не столь значительна, темпы роста совокупной производительности, характеризующей эффективность экономики, могут быть ниже, чем на этапе зрелого индустриализма или в странах догоняющего типа развития.
Ожидания резких изменений, которые уже начались, но пока в сравнительно небольшом, хотя и чрезвычайно динамичном секторе экономики (ИТ), весьма часто провоцируют невиданный ажиотаж на фондовых рынках (прежде всего США, см. ниже). Последствия завышеных ожиданий экономического чуда нередко приводило экономику капиталистических стран к кризисным явлениям разной степени тяжести.
Разумеется, профилактические мероприятия правительств и центральных банков в ряде случаев способны в известной мере сдемпфировать надвигающийся кризис. Многие американцы (и не только) они искренне верят в умелую терапию председателя ФРС США Алана Гринспена.
Говоря о проблемах и сложностях нынешнего переходного периода развитых стран к постиндустриальной экономике, нельзя исключать, однако, что именно на стыке двух столетий-тысячелетий в США (а несколько позже и в других развитых странах) формируется критическая масса цифровых технологий (все же уже половина населения/семей использует компьютеры и Интернет), которая позволит, при прочих равных условиях, значительно повысить темпы и качество их экономического роста.
2.Глобализация импульсы к развитию и замедлению динамики роста мирового хозяйства.
2.1.Интенсификация международных экономических связей: темпы, масштабы, важнейшие составляющие.
Интернационализация экономических связей, обусловленная в послевоенный период сравнительно быстрой либерализацией международных потоков капиталов, товаров, услуг, технологий, информации и бурным развитием в последние два-три десятилетия ИТ, резко интенсифицировалась к концу XX столетия. Возник феномен глобализации мировой экономики, означающий, что теперь главенствующую роль в хозяйственном развитии все большего числа стран и народов стали играть не столько национально-страновые, сколько международные факторы.
В специальной литературе, посвященной проблемам международного развития, в большинстве учебников по Экономикс именно с этими, внешними факторами и это в определенной мере справедливо связывается ускорение мирового экономического роста в послевоенный период.
В самом деле, в 1950-1998/99 гг. мировой ВВП вырос примерно в 7-8 раз (4,2-4,3 % в год), тогда как мировой экспорт товаров и услуг - в 17-18 раз (6,0-6,2 %). То есть экспорт увеличивался в среднем ежегодно примерно в полтора раза быстрее, чем валовой продукт, что отражает значительные темпы углубления международного разделения труда и интеграции мировой экономики.
При этом каждый из отмеченных показателей рос намного более высокими темпами, чем в предшестствующие полтора столетия современного экономического роста (см. табл.).
В результате доля экспорта товаров и услуг в мировом ВВП увеличилась весьма значительно - с 7-8 % в 1950 г. до 15-16 % в 1980 г. и 18-19 % в 1998 г. (то есть быстрее, чем в предыдущий период быстрой интеграции мирового хозяйства в 1870-1913 гг. отмеченный показатель вырос, по имеющимся оценкам, с 5 до 8-9 %). Достигнутый уровень товарной глобализации оказался еще выше, ибо существенную и растущую часть мирового ВВП составляют неторгуемые услуги (а также строительство). По нашим расчетам, доля товарного экспорта в торгуемой части мирового ВВП (измеренного в паритетах покупательной способности валют) увеличилась с 26-27 % в 1980 г. до 37-38 % в 1998 г.
Если в послевоенный период темпы роста мировой торговли составляли в среднем 5-7 % в год, то темпы увеличения мирового потока прямых иностранных инвестиций (ПИИ) были примерно на 2/3 больше, в частности в 1970-1990-е гг. они достигали в среднем ежегодно 9-11 %. Как известно, ПИИ способны оказывать весьма позитивное воздействие на динамику экономического развития тех стран, в которые они направляются. По расчетам экспертов Всемирного банка, прирост прямых зарубежных инвестиций на 1 % вызывает дополнительное увеличение инвестиций из внутренних источников (crowding-in effect) примерно на 0,5-1,3 %.
В итоге доля прямых зарубежных инвестиций в мировом ВВП (измеренном в ППС) стала быстро увеличиваться: она удвоилась в период с 1960 г. по 1980 г. (с 0,25 % до 0,5 %), а затем более чем утроилась за последующие 18 лет (в 1998 г. 1,7 %). Примерно такая же, то есть с ускорением, динамика характерна и для показателя доли ПИИ в общем объеме мировых инвестиций с 1,0-1,2 % в 1960 г. до 2,0-2,4 % в 1980 г. и 6-8 % в 1997/98 гг.
Что касается накопленного объема ПИИ, отнесенного к мировому ВВП (в ППС), то этот индикатор, весьма незначительно изменился в 1960-1980 гг. (с 3,2 % до 3,8 %), а затем стал резко возрастать до 6,5-6,7 % в 1992 г. и 10-11 % в 1998 г., превысив таким образом во второй половине 1990-х гг. показатель, достигнутый еще в начале ХХ в. (в 1913 г. около 9 % мирового ВВП).
Важнейшим фактором глобализации является многосторонняя активная деятельность ТНК, которых в 1998 г. насчитывалось примерно 60 тыс., а также 500 тыс. их зарубежных филиалов. По ориентировочным подсчетам, они создают уже около ј мирового ВВП, а их доля в международной торговле выросла с ј в конце 1980-х до 1/3 в конце 1990- х гг.
2.2.Казино-капитализм и усиление неустойчивости валютно-финансовой и экономической системы мира.
Казалось бы, значительное ускорение международных потоков товаров, услуг, капиталов, технологий, информации и знаний должно было способствовать повышению темпов мирового экономического роста. И, как уже отмечалось, эти темпы во второй половине ХХ в., особенно в первые послевоенные десятилетия, действительно оказались выше, чем на предшествующих этапах мирового развития.
Однако, более детальное сопоставление важнейших мировых показателей позволяет выявить определенный парадокс.
Примечание. В скобках оценка, учитывающая сделанную нами выше корректировку темпов прироста ВВП развитых стран.
Составлено и рассчитано по источникам к табл.1, а также: D.Nayyar. Globalisation: What Does It Mean for Development?//B.Debroy (ed.). Challenges of Globalization.
New Delhi, 1998. P.17,23; Chr.Randzio-Plath.
Do We Need a New Financial Architecture?//Intereconomics, 1999, N 4. P.183; UNDP. Human Development Report, 1999. N.Y., 1999.
P.25,31; Economist, October 23, 1999.
Дело в том, что начиная с 1970-х гг. темпы прироста мирового ВВП стали заметно меньше, чем были прежде, и продолжали замедляться от десятилетия к десятилетию, в то время как показатели динамики международных трансакций демонстрировали обратную тенденцию (см табл.2). Есть ли здесь взаимосвязь?
Думается, что есть. Коллапс Бреттон-Вудсской системы регулирования мирового валютного рынка в начале 1970-х гг., возникновение за последние 20-30 лет эффективных информационно-коммуникационных систем, а также значительное (в ряде стран, возможно, преждевременное) повышение степени экономической открытости в мире способствовали резкому усилению трансграничного движения капиталов (и товаров).
И хотя в известной мере это увеличило возможность их более оптимальной аллокации в мировом хозяйстве, в целом отмеченные факторы привели к усилению неопределенности, неустойчивости в мировой валютно-финансовой системе и вызвали к жизни бурное развитие новых финансовых инструментов, страхующих от внешних рисков, деривативов (фьючерсов, опционов, свопов), которые, в свою очередь, резко увеличили потоки горячих, спекулятивных денег.
В результате дневной оборот валютных рынков мира возрос с 15 млрд. долл. в день в 1973 г. до 60 млрд. в 1983 г. и 2 трлн. долл. в 1998 г. Эти показатели превышали объем мировой торговли товарами и услугами в 1973 г. примерно в 3,5 раза, в 1983 г. в 5 раз и в 1998 г. уже в 54-55 раз. В 1998 г. только 1-2 % общей суммы мирового оборота валютных средств было связано с торговлей и прямыми инвестициями, а 98-99 % приходилось на спекуляцию и краткосрочные капиталовложения. Если в 1970 г. официальные валютные резервы в мире составляли 10-15 % от общего объема оборота валютных рынков, то в конце 1990-х гг. этот показатель оказался уже менее 1 %.
. Повышенная неустойчивость мировой валютно-финансовой системы и стала, как известно, в последние десятилетия причиной острых кризисов и серьезных сбоев в воспроизводственном процессе многих стран, фирм, не успевающих адаптироваться к быстрым переменам и малопредсказуемым шокам. Такая обстановка в определенной мере дестимулирует долгосрочные инвестиции, в том числе расходы на НИОКР и соответственно ограничивает рост производительности в развитых и развивающихся странах., одновременно усиливая склонность инвесторов к краткосрочным спекулятивным вложениям.
Нестабильность в мире существенно возросла с середины 1990-х гг. США, значительно опередив своих партнеров по Западной Европе и Японию по уровню развития ИТ и распространению Интернет (примерно втрое), оказались, как считает ряд экспертов, в эпицентре формирования т.н. новой экономики (в которую американцы, будучи оптимистами, они очень поверили) экономики с низкой инфляцией и безработицей, с минимальными кризисными шоками и повышающимися темпами роста производительности.
На фоне медленных темпов роста в ЕС и длительной стагнации в Японии стремительная глобализация американской экономики и интернетизация ее финансовых рынков способствовали быстрому росту фондовых индексов США. В целом за 1990-е гг. среднегодовые темпы прироста рыночной капитализации (15-16 %) оказались в два раза выше, чем в других развитых странах (7-8 % в год).
При этом для США было характерно резкое ускорение роста отмеченного показателя с 12-13 % в 1990-1995 гг. до 23-24 % в 1996-1999 гг. В результате их доля в рыночной капитализации всего мира выросла с 1/3 в 1990 г. почти до 3/5 в начале 2000 г.
Американское общество оказалось сильно втянутым в биржевую игру. Если в 1989 г. акциями владели только 28 % семей и в 1992 г. 33 %, то в 1999 г. этот показатель почти удвоился по сравнению с концом 1980-х гг., составив 54 % (для сравнения в Германии только 6 % семей имеют акции). Многие американские экономисты полагают, что ныне фондовый рынок серьезно перегрет.
Широкое распространение получила практика маржинальной торговли, когда биржевые игроки берут в долг, чтобы оперировать суммами, во многом превосходящими собственные средства. Все это резко усиливает рискованность финансовых операций.
Немалую тревогу внушают весьма высокие показатели отношения капитализации к прибыли ( P/E ratio), которые у большинства компаний (примерно 20-25) вдвое превышают средний индикатор за последние 70 лет. По компаниям, производящим ИТ, капитализация превышает размер годовой прибыли в сто-двести и более раз (в 1929 г. по General Electric этот показатель не превышал 56). По ряду имеющихся оценок, в том числе ФРС США, фондовый рынок этой страны переоценен на 30-40 %.
Реального краха фондового рынка США можно избежать в том случае, если многие созданные в последние годы информационно-технологические компании станут давать большие прибыли и таким образом окупятся огромные средства, инвестированные в них.
В том, что котировки старых компаний растут медленнее и менее стабильно, нет ничего необычного (Заметим, что в апреле 2000 г. серьезные падения - до 7-10 % - обнаружились и в стоимости бумаг высокотехнологических компаний). Внушает серьезную тревогу то, что, если в 1995 г. 23 % ценных бумаг, вновь предлагаемых к продаже, не приносили прибыли, то в 1999 г. этот показатель достиг уже 73 %. Среди новых компаний в 1999 г. половина интернетовские, из них в том же году 93 % работали в убыток или с нулевой прибылью, хотя стоимость их акций выросла в среднем за год в три раза.
К сказанному следует добавить, что, судя по имеющимся расчетам и оценкам, от 13 до 18 % всех инвестиций, произведенных в экономике США в 1994-1999 гг., оказались непродуктивными (решения принимались зачастую поспешно, а цена капитала была весьма низкой).
Улучшение некоторых макроэкономических показателей США, зарегистрированных во второй половине 1990-х гг., не может, однако, служить надежной гарантией избавления от кризиса, так как в 1923-1929 гг., когда, как и во второй половине 1990-х гг., было объявлено о наступлении новой, бескризисной экономики, тоже происходило наращивание производства новых коммуникационных средств автомобилей, аэропланов и радиоприемников, а среднегодовые темпы прироста ВВП, при всей их колеблемости, превышали 4 %, а в 1929 г. 6 %. Ошибался в своих прогнозах даже такой известный статистик-экономист, как И.Фишер, который накануне краха фондовой биржи в 1929 г. заметил, что фондовые индексы достигли долговременного и высокого уровня.
Таким образом, глобализация и интернетизация мировой экономики и финансовых рынков способствовали не только продуктивной аллокации прямых инвестиций, товаров, информационных потоков и технологий. Отмеченные факторы, действовавшие в постбреттонвудсском валютно-финансовом пространстве, активизировали формирование огромных масс спекулятивных капиталов, трансграничные перетоки которых, при отсутствии сколько-нибудь четкого регулирования их движения на глобальном уровне, резко повысили неустойчивость воспроизводственного процесса в мире.
Стагнация в Японии, медленные темпы технологического обновления в ЕС, спекулятивный ажиотаж на фондовых рынках США важнейшие проявления и составляющие крайне противоречивого процесса роста в условиях перехода от индустриальной к постиндустриальной, глобализированной экономике.
3.Достижения, противоречия, контрасты и парадоксы экономического роста развивающихся стран
Информационная революция, глобализация мирохозяйственных связей и возросшая неустойчивость экономического роста стран Запада и Японии, наблюдаемые в последние три десятилетия, оказали весьма противоречивое воздействие на экономическое и социальное положение развивающихся государств.
3.1.Темпы, внутренние и внешние пропорции развития
Если вначале попытаться в общем оценить результаты экономического развития стран Азии, Африки и Латинской Америки в более широкой ретроспективе, например, за последние полвека, т.е. по сути дела независимого их существования, то следует констатировать, что они весьма неоднозначны. Представляется, однако, что, несмотря на немалые сложности и трудности, попятные движения и кризисные явления, а также вопреки многим пессимистическим прогнозам, сделанным рядом известных экономистов в первые послевоенные десятилетия, развивающиеся страны достигли в целом существенного, хотя не вполне устойчивого и весьма неравномерного (по группам стран) прогресса, как в экономической, так и социальной сферах.
В 50-х первой половине 90-х гг. несколько десятков афроазиатских и латиноамериканских государств, составляющих 1/6-1/5 их общего числа, но сосредоточивших не менее 2/3-3/4 населения и валового продукта развивающегося мира, так или иначе вступили на путь современного экономического роста (описанного в трудах С.Кузнеца, Х.Ченери, П.Бэрока, А.Мэддисона и др.).
Завоевание политической независимости, осуществление деколонизации, проведение аграрных реформ, импортзамещающей/экспорториентированной индустриализации, создание экономической и социальной инфраструктуры, налаживание и совершенствование систем макроэкономического регулирования, мобилизация собственных ресурсов, а также подчеркнем - широкое использование капитала, опыта и технологий развитых государств, применение на практике модели догоняющего развития (в котором огромную роль играет т.н. демонстрационный эффект) способствовали относительно быстрой модернизации социально-экономических структур периферийных стран. При этом данный процесс охватил не только маленьких и средних тигров (Сингапур, Гонконг, Тайвань, Южная Корея, Малайзия, Таиланд, Турция), но и ряд крупных драконов (Бразилия, Мексика, КНР, Индия, Индонезия и др.).
Некоторые из них заметно активизировались в 70-х первой половине 90-х гг.
Все это вызвало значительное ускорение экономической динамики слаборазвитых стран: если в 1900-1938 гг. подушевой ВВП в периферийных странах возрастал в среднем ежегодно на 0,4-0,6 %, то в 1950-1998 гг. среднегодовой темп прироста этого показателя достиг 2,6-2,8 %. Конечно, не во всех слаборазвитых государствах экономическая результативность была столь впечатляющей.
Если в передовых странах в послевоенный период наблюдалась тенденция к конвергенции, сближению уровней развития, то на периферии и полупериферии просматривалась иная закономерность - по многим характеристикам усиливалась дивергенция, что заставило многих ученых изучать тенденции их экономической эволюции в рамках типологических групп. По расчетам экспертов ЮНКТАД, в 1960-х - начале 1990-х гг. коэффициент вариации подушевого дохода в развитых странах сократился с 0,51 до 0,34, в то время как в развивающихся государствах он вырос с 0,62 до 0,87, в том числе в странах Африки с 0,49 до 0,68 и особенно резко в азиатских государствах с 0,46 до 0,81.
Однако средневзвешенный индикатор подушевого экономического роста для афроазиатского и латиноамериканского мира оказался в два раза выше, чем по странам Запада в период их промышленного рывка конца XYIII-начала XX века и в целом соответствовал показателям по развитым государствам в послевоенный период.
