В области исторического опыта измерения невозможны.

Его движущей силой является мотив извлечения прибыли, которая заставляет производителей постоянно предлагать потребителям все больше необходимых предметов быта лучшего качества и по более низкой цене. Избыток прибыли над убытками может возникнуть только в развивающейся экономике и только в той степени, в какой повышается уровень жизни широких масс[См. с. 277283.]. Таким образом, капитализм это система, которая побуждает наиболее сообразительные и подвижные умы к максимальному проявлению своих способностей с целью повышения благосостояния неповоротливого и медлительного большинства.
В области исторического опыта измерения невозможны. Поскольку деньги не являются мерилом ценности и удовлетворенности, то их нельзя использовать с целью сравнения уровня жизни людей в различные периоды времени. Однако все историки, оценки которых не замутнены романтическими предубеждениями, согласны с тем, что при капитализме масштаб увеличения капитального оборудования превысил увеличение численности населения за то же самое время. Количество средств производства и на душу совокупного населения, и на одного работающего сегодня значительно больше, чем 50, 100 или 200 лет назад.

Этому сопутствовало гигантское увеличение доли общего количества произведенных товаров, которую получают наемные работники, при том, что само их количество намного больше, чем в прошлом, что привело к поразительному повышению уровня жизни широких масс по сравнению с условиями ушедших веков. В эти старые добрые времена даже самые богатые люди вели существование, которое можно назвать стесненным, если сравнивать со средним уровнем жизни американских или австралийских рабочих нашего времени. Капитализм, говорит Маркс, бездумно повторяя мифы воспевателей средних веков, неизбежно ведет ко все большему и большему обнищанию рабочих. А на самом деле капитализм осыпал благами широкие массы наемных рабочих, которые часто саботировали внедрение тех нововведений, которые делали их жизнь более сносной.

Насколько неудобно почувствовал бы себя американский рабочий, если бы был вынужден вести образ жизни средневекового лорда и обходиться без водопровода и других технических приспособлений, которые он воспринимает как само собой разумеющееся!

Повышение материального благополучия изменило оценку свободного времени рабочим. Лучше обеспеченный удовольствиями жизни, он быстрее достигает точки, за которой рассматривает любое дальнейшее приращение отрицательной полезности труда как зло, которое более не перевешивается ожидаемым дополнительным приращением промежуточного вознаграждения труда. Он стремится сократить продолжительность рабочего дня и вместо трудов и забот оплачиваемой службы уделить это время своей жене и детям.

Не трудовое законодательство и давление профсоюзов привело к сокращению рабочего дня и удалило замужних женщин и детей с фабрик; именно капитализм сделал наемного рабочего настолько зажиточным, что он может купить больше свободного времени для себя и тех, кто находится на его иждивении. Трудовое законодательство XIX в. лишь юридически закрепило изменения, которые предварительно возникли в результате взаимодействия рыночных факторов. Если оно иногда обгоняло развитие производства, то быстрый рост богатства вскоре выправлял положение.

Если же так называемые прорабочие законы предписывали мероприятия, не являвшиеся простым закреплением уже случившихся изменений или предвосхищением изменений, ожидаемых в ближайшем будущем, то они наносили ущерб материальным интересам рабочих.

Термин социальные достижения крайне обманчив. Если закон принуждает рабочих, которые хотели бы работать 48 ч в неделю, отдавать не более 40 ч работе, или если он принуждает работодателей нести определенные издержки в пользу рабочих, то он не помогает рабочим за счет работодателей. Каково бы ни было содержание законов о социальном обеспечении, в конечном счете их действие обременяет работников, а не работодателей. Они оказывают неблагоприятное влияние на чистый заработок после всех выплат; если они делают цену, которую должен заплатить работодатель за единицу выполненной работы, выше потенциальной рыночной цены, то они создают институциональную безработицу. Социальное обеспечение не обязывает работодателей больше тратить на покупку труда.

Оно ограничивает наемных рабочих в расходовании своего совокупного дохода. Оно урезает свободу рабочего организовывать свое личное хозяйство в соответствии со своими собственными решениями.

Является ли такая система социального обеспечения хорошей или плохой политикой, по существу есть политическая проблема. Ее можно попытаться оправдать, заявляя, что наемным рабочим не хватает проницательности и морального духа, чтобы добровольно обеспечить свое будущее. Но тогда непросто заставить замолчать тех, кто спрашивает, не является ли парадоксальным доверять благосостояние страны решениям избирателей, которых сам закон считает не способными управлять собственными делами; не является ли абсурдным отдавать верховную власть по руководству правительством людям, явно нуждающимся в опекуне, который бы не допускал безрассудной растраты ими своего собственного дохода. Разумно ли давать опекаемым право избирать своих опекунов?

Не случайно, что именно Германия, страна, первая создавшая систему социального обеспечения, стала колыбелью обеих разновидностей отрицания демократии как марксистской, так и немарксистской.
Замечания по поводу популярной интерпретации промышленной революции

Широкое распространение получило утверждение о том, что современный индустриализм, а особенно история английской промышленной революции, обеспечил эмпирическую проверку реалистической, или институциональной теории и полностью подорвал абстрактный догматизм экономистов[Приписывание определения промышленная революция эпохе царствования Георга II и Георга III было следствием сознательных попыток мелодраматизировать экономическую историю, чтобы втиснуть ее в прокрустово ложе марксистских схем. Переход от средневековых методов производства к методам производства системы свободного предпринимательства был долгим процессом, начавшимся за века до 1760 г., и даже в Англии не был завершен к 1830 г. Хотя надо признать, что промышленное развитие Англии в значительной степени ускорилось во второй половине XIX в. Поэтому допустимо использовать термин промышленная революция при исследовании эмоциональных оттенков, которыми нагрузили его фабианство [66], марксизм, историческая школа и институционализм.].

Экономисты категорически отрицают, что профсоюзы и государственное прорабочее законодательство способны приносить и реально продолжительное время приносят пользу всему классу наемных рабочих и повышают их уровень жизни. Но, говорят антиэкономисты, факты опровергли эти заблуждения. Государственные деятели и законодатели, принявшие фабричное законодательство, продемонстрировали лучшее понимание действительности, чем экономисты.

В то время как философия laissez faire без малейшего сочувствия и жалости учила, что страдания трудящихся масс неизбежны, здравый смысл неспециалистов успешно справился с худшими проявлениями преследующего прибыль бизнеса. Улучшение условий существования рабочих целиком и полностью является достижением государства и профсоюзов.

Подобными представлениями пропитана большая часть исторических исследований, изучающих эволюцию современного индустриализма. Авторы начинают со схематичного изображения идиллического образа условий, существовавших накануне промышленной революции. В то время, говорят нам они, положение дел было в целом удовлетворительным. Крестьяне были счастливы.

То же можно было сказать и о промышленных рабочих, работавших в условиях кустарного производства. Они работали в собственных домах и пользовались определенной экономической независимостью, так как владели приусадебным участком земли и своими инструментами. Но затем на этих людей как война или чума обрушилась промышленная революция[Hammond J.L. and Hammond B. The Skilled Labourer 17601832. 2nd ed.

London, 1920. P. 4.]. Фабричная система фактически обратила свободного рабочего в рабство; она снизила его уровень жизни до границы простого выживания; запихав женщин и детей на фабрики, она разрушила семью и подорвала основы общества, нравственности и санитарии.

Небольшое меньшинство безжалостных эксплуататоров сумело ловко захомутать подавляющее большинство.

Но истина состоит в том, что экономические условия накануне промышленной революции были крайне неудовлетворительны. Традиционная социальная система была недостаточно эластична, чтобы обеспечить потребности быстро увеличивающегося населения. Ни сельское хозяйство, ни гильдии не нуждались в дополнительных работниках.

Торговля была генетически пропитана духом привилегии и исключительной монополии; ее институциональной основой были лицензии и дарованная патентная монополия; ее философией были ограничение и запрет конкуренции, как внутренней, так и иностранной.

Количество людей, для которых не было места в жесткой системе патернализма и государственной опеки коммерческой деятельности, быстро росло.

Содержание раздела