Монотонность труда уменьшается.

Новая машина, когда она только что изобретена, обычно нуждается в тщательном уходе и пристальном внимании. Но работа обслуживающего ее рабочего подвергается постоянному пересмотру; часть его функций, носящая однообразный и монотонный характер, постепенно перекладывается на саму машину, которая последовательно превращается во все более автоматическую, самодействующую, пока на долю рабочего не остается никакой другой работы, кроме как подавать через определенные промежутки времени материалы и забирать готовую продукцию. При этом все же сохраняется обязанность следить за нормальным состоянием машины и за равномерностью ее работы; но даже и эта обязанность часто облегчается введением автоматического контроля, заставляющего машину остановиться, как только возникают какие-либо неполадки.
Никакая профессия не может быть столь узкой и монотонной, как профессия ткача старых времен, изготовлявшего одноцветную ткань. Теперь же одна женщина может справиться с четырьмя или более ткацкими станками, каждый из которых производит за день во много раз больше работы, чем старый ручной станок, причем ее труд значительно менее однообразен и требует гораздо большей сообразительности. В результате на каждые 100 ярдов сотканной материи чисто монотонная часть работы человека не составляет, вероятно, и 20-й доли той, какая выполнялась на ручном станке. [Производительность труда в ткачестве возросла за последние 70 лет в 12 раз, а в прядении - в 6 раз.

В предыдущие 70 лет производительность труда в прядении уже увеличилась в 200 раз (см.: Еllisоn . Cotton Trade of Great Britain, ch. IV and V).]
Такого рода факты можно обнаружить в новейшей истории многих отраслей, и они имеют важное значение, когда мы рассматриваем способы, с помощью которых современная организация производства стремится сузить область приложения труда отдельного лица, а тем самым сделать ее монотонной. Между тем отрасли, где работа наиболее узко специализирована, это как раз те, в которых основное напряжение физического труда скорее всего могут принять на себя машины. Таким образом, главное зло монотонность труда намного уменьшается. Как утверждает Рошер, гораздо больше следует страшиться монотонности жизни, чем монотонности работы; последняя выступает как крупнейшее зло лишь тогда, когда она порождает монотонность жизни.

Когда профессия человека требует от него большого физического напряжения, он после работы уже ни на что не годен; если при этом работа не требует приложения его умственных способностей, вообще мало шансов на то, что они получат развитие. Однако нервная энергия не очень сильно истощается на обычной фабричной работе, во всяком случае там, аде нет чрезмерного шума и где не слишком длинный рабочий день. Социальная среда фабричной жизни стимулирует умственную деятельность как в рабочее время, так и за его предела ми; многие из тех рабочих, чьи профессии являются, казалось бы, самыми монотонными, обладают значительным умом и духовными качествами. [Вероятно, текстильная промышленность являет собой наилучший пример отрасли, где работа, прежде выполнявшаяся вручную, теперь производится машинами. Это особенно наглядно в Англии, где указанная отрасль дает работу почти полумиллиону мужчин и свыше чем полумиллиону женщин, или более 10% тех, кто получает самостоятельный заработок.

О напряжении, снимаемом здесь с человеческих мускулов при обращении даже с мягкими материалами, свидетельствует тот факт, что на каждого из этого миллиона рабочих приходится энергия пара примерно в одну лошадиную силу, т. е. в десять раз больше, чем они бы сами затратили, даже если бы все были сильными мужчинами; история текстильных производств послужит нам напоминанием о том, что многие из тех, кто выполняет в обрабатывающей промышленности самую монотонную работу, являются, как правило, отнюдь не квалифицированными рабочими, опустившимися до нее с более высоких видов труда, а неквалифицированными рабочими, поднявшимися до нее. Большое число рабочих ланкаширских хлопчатобумажных фабрик пришло туда из пораженных нищетой районов Ирландии, а другие являются потомками пауперов и физически слабых людей, которых в начале прошлого века отправляли туда во множестве из самых бедных сельскохозяйственных районов с ужасными условиями жизни, где работников кормили и содержали почти хуже, чем скот, за которым они ходили. Опять-таки когда выражается сожаление по поводу того, что рабочие хлопчатобумажных фабрик Новой Англии не обладают теперь таким культурным уровнем, какой преобладал среди них столетие назад, мы должны вспомнить, что потомки тех фабричных рабочих поднялись до более высоких и более ответственных постов и включают многих способнейших и богатейших граждан Америки. Те, кто занял их места, находятся в процессе подъема; это главным образом французские канадцы и ирландцы, которые, хотя и могли усвоить на своем новом местожительстве те или иные пороки цивилизации, все же живут намного лучше и в целом располагают лучшими возможностями для развития собственных возвышенных качеств и качеств своих детей, чем они имели на старых местах.]

Правда, американский фермер человек способный, и дети его быстро продвигаются вверх по общественной лестнице. Но частично потому, что земля имеется в изобилии и обычно он сам является собственником обрабатываемой им фермы, он располагает лучшими социальными условиями, чем английский земледелец; ему всегда нужно было самостоятельно заботиться о себе, и он уже давно привык применять и ремонтировать сложные машины. Английскому сельскохозяйственному работнику приходилось бороться со многими большими трудностями. До недавних пор он имел низкое образование; он в большой степени оставался под полуфеодальной властью, не лишенной преимуществ, но подавлявшей предприимчивость, а в известной мере даже и чувство собственного достоинства. Эти негативные факторы теперь устранены.

Он получает в юности вполне приличное образование. Он овладевает умением обращаться с различными машинами; он уже менее зависим от расположения какого-нибудь отдельного сквайра или группы фермеров; а поскольку его труд стал разнообразнее и сильнее развивает ум, чем низшие виды городского труда, он обрел стремление продвигаться вверх как в абсолютном плане, так и в относительном.
§7. Нам надлежит теперь продолжить выяснение условий, обеспечивающих наибольшую экономию в производстве, которая возникает в результате разделения труда. Очевидно, что производительность специализированной машины или специализированного мастерства рабочего образует лишь одно условие их экономичного применения; другое условие состоит в том, чтобы обеспечить достаточно работы для их полной загрузки.

Как отмечал Бэббейдж, на крупной фабрике "ее хозяин, разделяя работу на отдельно выполняемые операции, каждая из которых требует различной степени умения или физической силы, может купить точно такое количество того и другой, какое необходимо для каждой операции, тогда как, если бы вся работа целиком выполнялась одним рабочим, этот человек должен был бы обладать достаточным умением, чтобы справиться с самыми сложными операциями, и достаточной силой, чтобы выполнять самые тяжелые операции, на которые подразделяется вся работа". Экономия производства требует не только того, чтобы каждый работник был постоянно занят на узком участке работы, но также и того, чтобы при возникновении для него необходимости выполнять различные операции каждая из этих операций могла мобилизовать возможно больше его умения и способностей. Равным образом и экономия применения машин требует, чтобы мощный токарный станок, специально приспособленный для одного вида работы, возможно дольше использовался бы именно на этой операции, а если его приходится использовать на другой операции, она должна быть такой, чтобы стоило выполнять ее на токарном станке, а не такой, какую так же хорошо можно выполнять и на гораздо меньшей машине.
Следовательно, когда речь идет об экономии производства, люди и машины находятся почти в одинаковом положении, но тогда как машина служит лишь орудием производства, конечной целью производства является благосостояние человека. Мы уже задавались вопросом, выигрывает ли человечество в целом от доведения до крайности такой специализации функций, какая приводит к тому, что самая тяжелая работа осуществляется немногими людьми; теперь же следует рассмотреть его более тщательно применительно к особому труду по управлению предприятиями. Основной упор в следующих трех главах будет сделан на выявлении причин, которые делают различные формы управления предприятием наиболее пригодными для выгодного использования окружающей их обстановки и обусловливают наибольшую вероятность их преобладания над другими; между тем здесь уместно поставить вопрос, насколько эти формы управления предприятием отвечают интересам самого своего окружения.
Многие из видов экономии от применения специализированных квалификаций и машин, которые обычно считаются доступными очень крупным предприятиям, вовсе не зависят от размера отдельных фабрик. Некоторые из них зависят от совокупного объема производства соответствующей продукции в данной округе, тогда как другие, особенно связанные с ростом знаний и развитием техники, зависят главным образом от совокупного объема производства во всем цивилизованном мире. И здесь мы бы сочли возможным ввести два специальных термина. Можно подразделить экономию, проистекающую из масштабов производства любого рода товаров, на две категории: во-первых, на экономию, зависящую от общего развития производства; во-вторых, на экономию, зависящую от ресурсов отдельных занятых в нем предприятий, от их организации и от эффективности управления ими. Первую мы бы назвали внешней экономией, а вторую внутренней экономией.

В настоящей главе мы рассматривали главным образом внутреннюю экономию; но теперь мы переходим к изучению тех очень важных видов внешней экономии, которые часто могут быть достигнуты концентрацией многих однородных мелких предприятий в отдельных районах, или, как принято говорить, локализацией промышленности.

Содержание раздела