Задача идеологии – отождествить нормативное с теоретическим
Задача идеологии отождествить нормативное с теоретическим, точнее, осуществить нормативную экспансию теории, обусловливая необходимость экспансии практическими (эмпирическими) интересами социальной группы. Нормируя теорию, идеология переводит ее из нарративного состояния в императив практических действий группы, легитимируя (на основе истинной теории) и санкционируя эти действия.
Таким образом, на концептуальном уровне идеологии происходит адаптация социальной теории к интересам определенной социальной группы, стремящейся, как мы уже отмечали, к изменению (сохранению) своего статуса в обществе. При этом и утопии, и социальные теории, и идеологии являются отражением в идеальной форме постоянного и тотального противоречия индивида и общества. Это противоречие реализуется в форме конфликтов между интересами социальных групп, по-разному оценивающих свое положение в обществе. Поэтому идеологии, которые, на наш взгляд, могут рассматриваться как формы нормативных теорий (или нормативного уровня социальной теории), не могут не претендовать на выражение апологизируемых ими групповых интересов и целей как всеобщих, выполняя функцию обслуживания интересов именно группы.
В противном случае они не имели бы никакого смысла, оснований для возникновения, практической (в той или иной форме, степени) реализации, ограничиваясь поддержкой узкой группы сторонников. Функция идеологии и состоит в изображении, апологетике форм и способов изменения устройства общества, государства, путей изменения статуса группы в качестве единственно возможных.
Именно на этом этапе возникает реальная возможность перехода, мутации теории на уровень утопии. Идеологизация теории путем ее апологетики как универсального объяснения всех прошлых и будущих состояний общества на основе абсолютизации роли, места, значения и т.д. определенной социальной группы как выразительницы всеобщего, родового обусловливает превращение этой возможности в реальность.
Апологетика универсальности, осуществляемая идеологией, одна из основных ее составляющих (элемент организации), которая определяет эффективность социальной теории и длительность ее исторического существования, сферу распространения и поддержки.
Так, рассматривая зависимость господствующих в обществе идей от экономических и классовых интересов, К. Маркс связывает эффективность этих идей со способностью субъектов политической деятельности представлять и изображать свои интересы в качестве общечеловеческих [6, т. 3, с. 280]. На выражение пролетариатом не только своих узкоклассовых интересов, но и интересов всей нации, всего живого и честного во всех классах указывал В. Ленин [5, т. 34, с. 300].
Для него эффективность пролетарской идеологии (как теории), ее функционирование в качестве массового сознания являлось критерием ее научности.
Мы считаем, что практическая эффективность и в форме массовости сторонников конкретной теории (утопии), и даже ее практической реализации (чему много примеров дает история) не может служить критерием научности утопии, социальной теории, тем более идеологии. Это следует из того, что исторически значимыми могут быть не только истинные формы мышления. И это, кстати, показал К. Маркс, своим анализом превращенных, фетишистских форм и ложных сознаний как реальных факторов функционирования общества.
Ложные теории и идеологии могут быть даже более эффективны, чем научные. Трудно понять возникновение того же национал-социализма, таких вариантов тоталитаризма, как сталинизм, маоизм, идеи чучхе, если не принять в качестве научного довода всеобщее помешательство масс.
Мы полагаем, что причины эффективности (которая, подчеркнем, не может являться единственным критерием научности ни теории, ни идеологии) следует искать:1) в актуальном (практическом) интересе той или иной социальной группы в изменении (сохранении) своего статуса в обществе; 2) способности идеологии изобразить этот интерес (как концептуально, так и в форме конкретных программ) как единственно возможные в данных условиях для данного субъекта (класс, нация, религиозная конфессия, государство и т.д.) форму и способ реализации универсальных общечеловеческих ценностей в рамках объективно заданной цели социальной системы сохранения своей целостности. С этой точки зрения нет (по крайней мере, они нам не известны) идеологий, которые бы не изображали содержание конкретной социальной теории, интересы определенной группы (которую идеология сакрализирует) в качестве общечеловеческих.
И, наконец, третьим условием эффективности теории является ее практическая реализация в деятельности соответствующих социальных институтов партий, движений, государства. Утопия и теория могут существовать и на индивидуальном уровне (где они и создаются), в сознании теоретика или узкой группы (секты) единомышленников.
Идеология настраивает людей на практические действия, причем, чем больше масса, участвующая в них (на основе принятия пропагандируемых идеологией ценностей как своих), тем больше шансов на успех, тем выше эффективность идеологии, вероятность практической реализации защищаемой ею теории.
Мера эффективности и длительность существования теории и идеологии определяется и совпадением (или несовпадением) провозглашаемых идеологических концептуальных и программных установок (изображающих теорию как выражение интересов группы и проявление общечеловеческих, универсальных ценностей) с практическими последствиями проводимых экономических, политических, социальных преобразований. При этом чем больше степень расхождения, несовпадение режимов функционирования перечисленных трех условий, тем более идеологическая практика тяготеет к насилию, сокращая тем самым как социальное пространство самой теории и апологизирующей ее идеологии, так и время их существования.
С этих позиций эффективность идеологии, например, национал-социализма, массовость его сторонников и даже практическая реализация связаны с интересами практически всех социальных групп немецкого общества конца 20-хначала 30-х гг. Они заключались в преодолении экономической и политической нестабильности, того хаоса, который ставил под сомнение существование самой Германии.
В рамках национал-социалистской идеологии этот интерес выступает, апологизируется как потребность в Безопасности и Порядке. В свою очередь, реализация этих общечеловеческих ценностей выступает в концепции и программе нацистской партии условием возвращения (сохранения) таких естественных и неотчуждаемых прав, как право на Жизнь, Свободу, Достоинство (что также учитывалось идеологами нацизма в условиях поражения в первой мировой войне и возникшего чувства унижения).
Благодаря этому и в субъективном восприятии масс, и объективно (концепция нового порядка и ее практическая реализация в системе экономических, политических, социальных, национально-культурных, духовных отношений, в основе которой лежала идея сакрализации немецкой нации) национал-социализм есть не что иное, как одна из возможных и реализованных на практике форм гуманизма.
То же самое можно сказать и о коммунистической идеологии, истинность и научность которой были подтверждены эффективной практикой невиданных в истории социальных гекатомб. Но коммунистическая идеология просуществовала дольше национал-социализма, так как объект сакрализации мировой пролетариат более объемен, чем немецкий народ, и значит, выражает интересы подавляющей части человечества, тем более в союзе с беднейшим крестьянством, угнетенными нациями колоний, передовой частью интеллигенции, безработными, обеспечивая своей борьбой всемирно-историческую миссию освобождения человечества, т.е. реализацию общечеловеческих ценностей.
Необходимость практической реализации теории обусловливает формирование программного уровня функционирования идеологии.
Здесь происходит рационализация, дешифровка концептуального видения ситуации, обозначается враг, указываются противоречия, определяются цели социальной группы и средства их достижения (формы деятельности или борьбы), уточняются союзники, сроки, этапы и т.д.
Программный этап выполняет важнейшую системообразующую функцию идеологии, выступая условием перехода теории в массы и приобретения как можно большего числа последователей. Без надлежащей организации и обеспечения этого процесса перехода теория может остаться в виртуальном состоянии как факт лишь индивидуального (сектантского) сознания, теряя всякие перспективы для расширения сферы своего действия, подвергаясь опасности эрозии и гибели вообще. С этой точки зрения учение должно пройти между Сциллой и Харибдой истинности (наукообразности) и, одновременно, доступности.
Для теории, претендующей на практическую реализацию, это вопрос жизни и смерти.
Решение этой проблемы достигается в идеологии упрощением концепции в форме редукции сведения основных идей, принципов теории или к одному (единственному), или к их некоторому разнообразию. При этом само разнообразие ограничено рамками концептуальных положений как канонов, постулатов-догм, роль которых выполняют некоторые (не все) изображаемые как универсальные ценности и нормы. Чем более широк спектр этих принципов, тем уже редукция, тем менее сильна ригористичность и фанатизм идеологии, тем более открытой системой является данная конкретная идеология.
И наоборот, чем сильнее редукционизм, тем более закрытой (сектантской) оказывается идеология и провозглашаемые ею программы.
С феноменами редукции и закрытости, отмечает в своей статье: Идеология: концептуальный аспект К.С. Гаджиев, связан принцип обеспечения чистоты идеологии, который состоит в недопущении ее засорения чуждыми элементами, в результате которого императивы соответствия общественно-политическим реальностям приносятся в жертву принципам, независимо от того, сохранили они убедительность и эффективность или нет [16, с. 5].
Редукционизм как свойство, имманентно присущее идеологии и, одновременно, принцип ее организации и существования, проявляется в отражении общественных противоречий в форме дихотомии свои враги. Причем враг не эфемерное Зло, а реальный враг, которого в буквальном смысле слова можно увидеть и пощупать.
Он реален и, значит, к нему можно применять реальные средства борьбы, в отличие от Зла религиозной веры, которое верой и преодолевается. Здесь предметом сакрализации (и апологии) оказывается сама возможность реального преодоления Зла как силы отчуждения и порабощения, подлежащей поэтому уничтожению.
Дихотомичное видение мира преломляет и искажает реальный объект. Он выглядит совсем в новом свете вплоть до противоположности: хорошие, культурные работники, стремящиеся к повышению квалификации, уровня знаний и навыков, т.е. тот слой общества, на котором оно и держится предатели интересов пролетариата, а паупер, не желающий подняться до этого уровня авангард, даже вор более социально близкий элемент (жертва капитализма), чем бывший соратник по партии ренегат, вредитель и шпион, подлежащий безусловному уничтожению.
Точно так же отметается буржуазная культура, мораль, религия и, в крайнем случае, наука. Особенно это свойственно идеологиям тоталитарного типа.
Становясь более доступной (благодаря редукционизму и дихотомичности идеологии, превращающей теорию в истинную веру), опираясь на оценку индивидов и групп своего статуса в обществе, теория, начавшая дрейф в сторону утопии, расширяет сферы своего влияния. Она переходит с уровня индивидуального существования как творческого произведения, слетевшего с пера теоретика, к существованию и конституированию себя как факта массового сознания.
Это проявляется в ее общественной (групповой) поддержке, в создании соответствующих институтов движений, организаций, партий, в рамках которых индивид идентифицирует свою групповую принадлежность.
Он перестает чувствовать себя одиноким, несчастным и слабым. Групповая самоидентификация дает индивиду надежду на изменение своего положения в социальной (экономической и политической, в первую очередь) иерархии.
При этом симбиоз индивида и группы оказывается взаимовыгодным они усиливают друг друга, что проявляется, кстати, в глубоко эмоциональном (социально-психологический аспект анализа идеологии не входил в предмет нашего анализа) чувстве причастности к истории, к творчеству. Это способствует приобщению к всеобщему как одному их путей преодоления отчуждения и актуализации своих потребностей и интересов.
В ходе взаимодействия в группе индивид усваивает основные идеологемы группового сознания, которые становятся важнейшей частью его мировоззрения и ориентиром практической деятельности.
Таким образом, теория спускается в массы, переходя на актуальный уровень, в сферу мотивации практической деятельности и поведения индивида (группы). При этом самодостаточность существования индивидуального Я оказывается функцией существования Мы, а возможность реализации утилитарного эгоистического интереса индивида оказывается в прямой зависимости от реализации интересов группы.
На это обращает внимание В.В. Скоробогацкий, анализируя процессы идеологизации философии марксизма: Социальная идея в рамках новой идеологии и ее действительного базиса личности типа Мы есть выражение общественных отношений, которые составляют необходимую форму и условие практической реализации интересов того или иного социального субъекта (класса, нации, государства, общества). Причем социальная идея не просто отражение наличных отношений, а проект действительности, нормативный образ общественного бытия, его принцип долженствования (подчеркнуто нами.
Л.Л.) [17, с. 56].
И хотя автор говорит о марксизме, то же самое можно сказать о любой другой теории, мутирующей в идеологию, а затем в утопию.
Дихотомичность идеологии, ее существование в границах противоположностей свои враги, нетерпимость к чуждым взглядам, апологетичность и редукционизм проявляются в выполнении ею интегративной и разграничительной функций. Первая служит сплачиванию, формированию и поддержанию единства взглядов движения, партии, секты, вторая (разграничительная) ставит границы, за которые индивид как член группы выйти не должен и не может.
В основе интеграции лежат общие (экономические, политические, социальные, религиозные и т.д.) интересы какой-либо социальной группы. Это может быть национальная общность, религиозная конфессия, сословие, гильдия, страта, демографическая или половозрастная группа, группа интересов и, конечно же, класс.
Последний не является единственным носителем идеологии, что приписывает ему классовый подход и принцип классового редукционизма. Иначе бы у каждой идеологии был бы свой класс. Если это так, то чьи, например, интересы, какого класса, выражал и выражает анархизм или фашизм?
Тем более, что их влияние было сильно и в пролетарских, и крестьянских, и буржуазных кругах.
Много поучительного дает нам и анализ ранних идеологий Средних веков, которые уже были затронуты нами. В этой связи мы разделяем позицию Б. Дэнама, который в своей известной работе Герои и еретики, рассматривая формы и виды конфликтов Средневековья, предлагает главной формой существования экономических противоречий считать национально-экономические.
Это противоречия между католической (воспринимаемой как иностранная) церковью и практически всеми слоями населения ремесленниками, торговцами, крестьянами, рыцарями, аристократами и самими священниками [18, с. 270271].
Не менее существенным было и противоречие между стремлением индивида свободно общаться с Богом, выбирать время и место этого общения и требованиями церкви, претендующей на контроль и за этой, глубоко интимной, сферой жизни людей.
Кроме этого прихожан не удовлетворяла и плата за услуги. Торговцы, ремесленники и рабочие, продолжает Б. Дэнам, могут нуждаться в религии или считать, что они в ней нуждаются.
Но в любом случае для них крайне важно то, чтобы исповедание веры не обходилось слишком дорого По-видимому, человек может приблизиться к богу со значительно меньшими затратами и с тем же эффектом [18, с. 212].
Мы полагаем, и это следует из анализа реальных исторических коллизий, рассматриваемые нами противоречия могут лежать хоть и в классовой области, но не являться противоречиями сущности (отношения собственности), а находиться и реализовываться в области важнейших, но не существенных, классообразующих отношений обмена и распределения. Тем более не могут выступать классовыми идейные разногласия по поводу форм и способов отправления религиозных обрядов и таинств.
Для нас в данном случае важно не то, что экономические противоречия могут быть нетождественны классовым конфликтам, что социальные противоречия (и в первую очередь экономические), таким образом, оказываются гораздо более многогранными, мозаичными, нежели классовые. Главным является признание возможности существования групповых идеологий, не сводимых исключительно к их классовой форме существования. Из этого следует, что классовые признаки, выступая доминирующим элементом любой идеологии, не покрывают всего ее пространства.
Они представляют одну, важнейшую (и исторически преходящую), но не единственную форму существования идеологии.
Еще более очевидные примеры дает уходящее Новейшее время с его идеологическим разнообразием. Особенно ярко это разнообразие стало заметно в середине ХХ в. в связи с крутым поворотом в истории, связанным с эпохой НТР, а затем вступлением ряда стран в стадию информационного общества.
Сегодня те глобальные трансформации во всей системе общественных связей и отношений, о которых в трагической и романтической манере говорил О. Шпенглер, в 40-е годы К. Кларк, а в 5060-е Ф. Махлуп и Д. Белл, становятся реальностью буквально на наших глазах.
Главным образом перемены касаются стратификационной структуры общества, где противоречия между группами (классами) начинают определяться не столько отношениями собственности на средства производства, но, как показал уже М. Вебер, отношениями персонального, квалификационного, образовательного статусов. Отношения собственности при этом могут играть второстепенную роль.
В условиях информационного общества программист, инженер, врач, квалифицированный рабочий могут иметь даже больше возможностей для самореализации, чем бизнесмен-собственник, или, по крайней мере, равные шансы для жизненного успеха, реализации своего должного.
Тем самым, можно зафиксировать постепенный переход от классовых идеологий к статусным. Они, в отличие от классических (с точки зрения марксизма ленинизма), не могут быть сведены к противоречиям по поводу собственности (владения или невладения).
Статусные группы (страты) формируются на других основаниях и могут иметь как противоречия, так и солидарные отношения сотрудничества, объединяясь на основе общих интересов. В качестве примера можно назвать экологические, пацифистские идеологии, феминистское движение и т.д., в составе которых есть представители разных статусных групп (классов, слоев и т.д.).
Переход к статусным идеологиям позволил Д. Беллу в его известной работе Конец идеологии (1960) сформулировать вывод об окончании идеологического противостояния между классами. В этом смысле старая классовая идеология в развитых постиндустриальных странах, вступивших в этап информационного общества, действительно, если не умерла, то находится в состоянии, близком к летальному.
Становление статусных идеологий означает и начало процесса преодоления отчуждения, его объективной основы. Компьютерная революция и изменения в содержании процесса производства создают условия для самореализации человеком своей творческой сущности.
Резкое улучшение материального состояния массы людей позволяет им и вне производства реализовывать себя в разнообразных сферах деятельности. Участие масс в управлении производством и те большие возможности, которые дает использование демократических принципов в управлении обществом, снижает уровень отчужденности государства и других управленческих структур от рядового человека.
Эти факторы содействуют преодолению социального напряжения и свидетельствуют об ослаблении объективных основ отчуждения в современных развитых обществах.
Вместе с тем, отмеченные процессы отнюдь не означают полного преодоления отчуждения в экономической, политической, духовной и других сферах жизни общества. Спады производства, безработица, процессы разорения мелких производителей, банкротства, засилие государственно-бюрократических структур, этнические конфликты, факты кризиса культуры все это создает условия для воспроизведения отчуждения.
Тем не менее, тенденция к преодолению объективных основ отчуждения неоспорима.
Классовый редукционизм с его отождествлением идеологического и классового закономерно приводит к идее тождества классового и политического, на что особо обращал внимание В. Ленин.
Классовое это всегда политическое, т.е. связанное с интересами определенных групп по изменению своего места в системе отношений собственности, распределения, обмена и власти. Но политические интересы и действия нельзя отождествлять исключительно с классовыми интересами и классовыми конфликтами. При этом мы опираемся на трактовку политики, согласно которой она представляет область разнообразных отношений между социальными группами по поводу использования (распределения) власти и ее институтов в интересах изменения (сохранения) своего статуса в социальной (экономической, политической, этнической, духовно-идеологической) иерархии.
Политика это распределение благ мирской жизни: благосостояния, комфорта, безопасности, престижа, признания и т.д., так определяет политику один из известнейших американских политологов Х. Лассуэл [19, с. 8].
Статусная группа (класс, слой, нация, религиозная конфессия, социально-демографическая группа, группа интересов: в современной России, например, организованная преступность и т.д.) постоянно стремится к изменению или сохранению своего положения в системе многообразных общественных связей и отношений. Возможность этого обусловлена: 1) местом каждой группы по отношению к другим группам (социально-экономическая иерархия, прежде всего, отношения собственности, распределения, обмена и т.д.); 2) местом в системе социального управления и власти.
Политика, отмечает М. Вебер, означает для нас надежду участвовать во власти или влиять на ее распределение как между государствами, так и в рамках одного государства между группами людей [20, с. 39].
Таким образом, каждая социальная группа (в той или иной мере) обладает определенными ресурсами власти. Если сложившаяся система взаимоотношений, занимаемое положение устраивают группу или у нее достаточно своих собственных ресурсов изменить (сохранить) их, е нет необходимости в изменении властного статуса, своего места в иерархии социального управления.
Но если она идентифицирует в качестве причины, обусловливающей невозможность реализации должного, занимаемое ею положение в системе властных отношений, то в этом случае она начинает поиск отвечающей ее интересам, ценностям, представлениям идеологии.
