С другой стороны, экономические средства являются одним из способов реализации государственной власти, хотя об этом ничего не говорится в приведенном определении.
Второе, о чем нужно сказать при сравнении этих сложных явлений, - это субъектный состав. Субъектом государственной власти является элита либо группа (экономическая, военная).
Субъектами экономической власти могут быть различные индивиды или образования, в зависимости от того, какая это власть собственническая или дополнительная.
Собственническая власть - это власть предпринимателя, реально им осуществляемая в рамках своей фирмы. Дополнительная хозяйственная власть - это власть субъекта над другими субъектами экономического пространства.
Дополнительная власть возникает и существует в рамках так называемой системы участия, т.е. владения одними акционерными компаниями ценными бумагами других акционерных компаний. В рамках системы участия могут формироваться крупные экономические образования, стержнем которых является многоступенчатая зависимость одних предприятий от других с возможностью властвующего распоряжаться чужим капиталом.
Непосредственным субъектом собственнической власти является предприниматель. Носителями же дополнительной хозяйственной власти выступают крупные предприниматели или экономические образования:
корпорации;
финансовые (финансово-промышленные, финансово-торговые) и тому подобные группы;
картельные структуры всевозможных видов и форм существования (явные, теневые, закамуфлированные);
cоюз предпринимателей.
Данное разнообразие в большинстве своем сложных субъектов дополнительной хозяйственной власти создает большое количество требований к существующей политической, правовой и экономической системе, в том числе и к правилам, регламентирующим все многообразие экономической жизни. К примеру, таким сложным образованиям, которые являются субъектами дополнительной власти, необходима определенная упорядоченность экономических отношений.
Определенную же упорядоченность может гарантировать лишь государственная власть. Таким образом, перечисленные субъекты экономической власти заинтересованы в самом существовании государственной власти, в участии в ней и влиянии на нее. Следует поддержать точку зрения В.М.
Корельского относительно того, что государственная власть детерминируется в конечном счете властью экономической. В ней в концентрированном виде выражаются экономические потребности и интересы властвующего субъекта.
Необходимо считаться с тем, что экономические интересы и потребности, о которых говорится в приведенной цитате, у каждого субъекта свои и часто очень отличаются от интересов и потребностей других субъектов, участников экономической жизни.
Еще один момент, который нужно подвергнуть анализу при изучении взаимоотношения экономической и государственной власти с точки зрения субъектного состава, государство как собственник и участник экономических структур. Сегодня рыночной экономике присущи в основном корпоративные формы собственности.
Так, в достаточно типичной экономике рыночного типа 1015 % средств производства находятся в индивидуально-частной собственности, 6070 % - в коллективно-корпоративной, акционерной, 1525 % - в государственной.
Коллективно-корпоративная или акционерная собственность - это особая группа.
Во-первых, если говорить об акционерных обществах, их капитал не является объектом чьей-либо частной собственности, а лишь общей собственностью акционерного общества как юридического лица. Здесь субъектом нельзя считать то или иное физическое лицо.
Во-вторых, есть особая группа акционерных обществ, акции которых находятся в руках государства, а очень часто - и контрольный пакет этих акций.
Таким образом, в нашей проблеме государство нужно изучать как собственника, субъекта экономической деятельности, администратора, суперпредпринимателя. Все эти стороны, безусловно, связаны с государством субъектом политической власти, то есть отношения поддерживаются всем госаппаратом.
Государственная собственность сложное, многоуровневое явление, включающее в себя многообразные и взаимосвязанные отношения, построенные по иерархическому принципу. Во-первых, это отношения внутри органов государственной власти и управления, которые связаны с владением, пользованием и распоряжением имуществом, принадлежащим государству, утверждением и наполнением бюджета государства; во-вторых, - между центральными и местными (региональными) органами власти и управления; в-третьих, - между аппаратом государства и государственными предприятиями как реальными товаропроизводителями и действительными предпринимателями.
Эта точка зрения также должна обратить на себя внимание ученых-юристов.
Ф. Шамхалов выделяет следующие функции государства переходного периода:
системообразующие (системоформулирующие, функции запуска новой хозяйственной системы);
системоутверждающие;
системовоспроизводящие.
Хотя автор и относит данные функции к государству переходного периода, вряд ли эти функции могут быть вычеркнуты из числа функций любого государства. Скорее, данные функции, которые, в свою очередь, включают в себя ряд подфункций, являющихся особыми для того или иного государства, можно признать универсальными, всеобъемлющими.
Каждая из подфункций заслуживает разработки особых средств, методов, в том числе, идеологического (программного) и организационно-правового характера.
Системоформирующие функции образуют следующие целевые функции (или подфункции): разгосударствления и приватизации (или, добавлено мною. А.Т., огосударствления); формирования конкурентной среды; установления новых правил игры на внутреннем рынке и взаимодействия с мировым рынком; содействия в формировании инфраструктуры рыночного хозяйства.
Системоутверждающая функция связана с формированием условий, достаточных для функционирования новой системы хозяйствования. Здесь основной подфункцией является структурная трансформация.
Она имеет своей целью приведение структуры народного хозяйства в соответствие с новыми реалиями. Под соответствием новым реалиям нужно понимать, во-первых, преодоление гипертрофии отраслевой структуры народного хозяйства страны, связанной с непомерно высоким удельным весом отраслей военно-промышленного комплекса, капиталоемких сырьевых отраслей и отраслей тяжелой промышленности; во-вторых, усиление позиций отраслей перерабатывающей промышленности, и прежде всего, отраслей и производств, использующих прорывные технологии.
Еще одна подфункция в рамках системоутверждающей - подфункция содействия приведению в соответствие организационных структур, механизмов управления как приватизированных (акционированных), так и государственных предприятий требованиям рыночной организации производства.
Системовоспроизводящие функции государства связаны с формированием условий, необходимых и достаточных для устойчивого развития сформировавшейся системы в данной стране, а также с утверждением, упрочением и расширением ее поля в мировом экономическом и политическом пространстве.
Первейшей системовоспроизводящей функцией государства является функция обеспечения эффективного взаимодействия политической и хозяйственной власти. Другие функции определение и реализация приоритетов в промышленной, научно-технической, структурной политике, реализация государственных программ социально-экономического развития.
Обеспечение перечисленных функций, в частности в организационно-правовом срезе, требует проработки таких сложных вопросов, как выработка и оформление программ и других правовых актов, содержащих задачи и ориентиры (правовая идеология); разработка реализационных механизмов данных программ с точки зрения структурного и правового сопровождения, а также правомерного обеспечения своевременными политико-правовыми решениями и действиями; постоянное соотношение функциональных механизмов экономической и государственной власти и др.
И конечно, рассматривая проблему соотношения государства и экономики, можно взглянуть на характер этих отношений как на фактор государственности. В первую очередь здесь нужно обратить внимание на организационно-структурные, организационно-правовые, регулирующие действия государственных органов.
Таким образом, воздействие государства на экономику в свою очередь предопределяет государственность, то есть характер отношений государства и экономики, и является ключевым фактором государственности.
Рассмотренные выше функции государства и экономики имеют свою основную ценность именно в рамках фактора государственности.
В заключение укажем на необходимость всестороннего исследования, анализа всех граней соотношения государства и экономики. Эта проблема имеет и теоретическую, и практическую значимость.
Проблема неоднозначности в понимании и определении свободы совести в России на настоящий момент приобрела особую актуальность. Связано это в первую очередь с тем, что Конституция Российской Федерации закрепила новую редакцию соответствующей правовой нормы, значительно расширив содержание данной свободы, что не вполне согласуется с существовавшими и существующими о ней представлениями.
Здесь же необходимо учесть общее разнообразие подходов к пониманию свободы совести, которое породило множество ее интерпретаций; при этом отдельные интерпретации по отношению к другим могут быть как взаимоисключающими, так и непересекающимися вовсе.
К этому же следует добавить, что процесс формирования представлений о свободе совести, формулирования ее понятия и принципов происходил постепенно на протяжении веков и не завершен до сих пор. Это проявляется в многообразии трактовок понятия свободы совести и связанных с ней проблем, а также в различии подходов к практическому их решению. Вследствие чего, как справедливо отмечает В.Н.
Савельев, так и не сложилось единого мнения о том, как определить понятие свободы совести.
Начиная с 60-х гг. XX столетия в отечественной науке сложилось двойственное понимание свободы совести: в узком и широком смысле.
Причем узкий смысл понимания свободы совести, как правило, связывался с действующими положениями нормативно-правовых актов государства, и в первую очередь Конституции; широкий же с общетеоретическим подходом к постижению феномена свободы совести.
Такое разграничение смысла понимания рассматриваемой свободы являлось оправданным и целесообразным лишь до тех пор, пока юридически закрепленная интерпретация свободы совести действительно оставляла за скобками многие сопряженные с этим явлением процессы. Подобная картина в отечественном законодательстве наблюдалась вплоть до 15 декабря 1990 г., когда ст.
50 Конституции РСФСР 1978 г. получила новую редакцию, согласно которой юридическая свобода совести включала теперь и широкий смысл этого феномена.
Именно с этого момента юридическая свобода совести перестала отождествляться с индивидуальной свободой вероисповедания, которая на настоящий день представляет собой лишь частный случай свободы совести применительно к религиозным (а не каким-либо иным) убеждениям. Как отметил данную тенденцию М.П.
Мчедлов: Свобода совести все более стала пониматься не только как право исповедовать любые религиозные воззрения или отрицать их, но и значительно шире....
Вместе с тем, возникла необходимость в выработке единого правового (максимально широкого) понимания феномена свободы совести и формирования связанного с этим пониманием корректного понятийного аппарата, основанного на применении четких правовых критериев, что составляет ориентацию на построение открытого демократического общества и правового государства.
К разрешению проблемы определения свободы совести нередко подходят с позиций рассмотрения составляющих этот термин понятий свободы и совести с последующим их синтетическим объединением. При этом далеко не всегда учитывается, что понятия совесть и свобода имеют собственное историческое развитие, свою специфику и оценочные критерии, отличающиеся от хода конкретно-исторического развития представлений о свободе совести.
К этому же следует добавить, что термин свобода совести, как и ряд других межотраслевых определений (например, правовое государство) номинален, то есть условен, и содержание его компонентов, взятых по отдельности и сведенных воедино, не дает того понятия свободы совести, которое имеет место в действительности в целом и в правовой сфере общественных отношений в частности.
Вместе с тем, прием этимологического членения понятия свободы совести на его составляющие необходимо учитывать при попытке дать определение этому феномену уже хотя бы по той причине, что в массовом сознании представления о данном феномене во многом обусловливаются исключительно самим термином свобода совести, поскольку в ряде важнейших как международных, так и отечественных нормативно-правовых актов данная свобода только провозглашается, без четкого пояснения, что под этим термином подразумевается; имеющиеся же пояснения зачастую характеризуются множественным разнообразием и даже противоречивостью в отношении других нормативно-правовых определений свободы совести.
Исходя из соотнесения понятий свободы и совести, можно прийти к такому определению свободы совести, которое будет весьма близким по значению к определению моральной (или нравственной) свободы, существующему в этике, которое, в свою очередь, можно рассматривать в качестве этической интерпретации свободы совести. Понятие же моральной свободы, как указывает С.Н.
Кочеров, впервые было введено, по-видимому, Кантом. ...Для того, чтобы избежать порочного круга, философ должен был провести границу между свободой воли как условием морали и моральной свободой как феноменом самой нравственности. Гегель выделяет моральную свободу как субъективное самоопределение воли в выборе между добром и злом.
Эта субъективная или моральная свобода, пишет Гегель, есть то, что в европейском смысле по преимуществу называется свободой.... К. Маркс также рассматривал свободу совести в качестве одного из видов свободы вообще, без собственного имени.
Свободу же в целом можно рассмотреть на трех различных уровнях. Первый уровень это уровень внутренней свободы личности, свободы ее мыслительных, чувственных переживаний и операций. Второй уровень это уровень внешней свободы субъекта, то есть возможного поведения людей в зависимости от их мировоззренческих, психических, физиологических, физических особенностей, а также социального окружения, которое прямым или косвенным образом устанавливает дополнительные границы свободе их поведения.
Третий уровень рассмотрения свободы связан с глобальным восприятием этого явления, распространяясь не только на все человечество в историческом и планетарном масштабах, но и на все явления как живой, так и неживой природы, материи; это вопросы возможности, необходимости, детерминированности, а также обратимости и необратимости каких бы то ни было процессов.
Свобода совести всегда связывалась лишь с первыми двумя уровнями восприятия свободы в целом, то есть с внутренней и внешней свободой субъекта. Причем если первый уровень так или иначе признается всеми исследователями, то со вторым возникают определенные сложности.
Во-первых, отдельные авторы неоправданно сужают понятие свободы совести, низводя его вплоть до свободы убеждений и мировоззрения, не имеющей политико-идеологического содержания, тем самым не только отрицая отношение свободы совести к внешнему уровню свободы, но и ограничивая само ее содержание.
Во-вторых, уровень внешней свободы субъекта применительно к свободе совести определяется исходя либо исключительно из особенностей самой личности (свобода совести в таком случае рассматривается как абсолютная поведенческая свобода личности, ограничиваемая только ее отдельными мировоззренческими установками, и то, если таковые у нее вообще имеются), либо из тех ограничений, которые установлены в отношении личности обществом. Своеобразна с этой точки зрения этическая позиция, которая хотя и рассматривает свободу совести с опорой исключительно на личность, вместе с тем ни в коем случае не отождествляет, а даже наоборот противопоставляет ее волюнтаристскому произволу личности.
В-третьих, касательно видения уровня внешней свободы через призму свободы совести встает вопрос о том, может ли данная свобода иметь своим субъектом группу лиц или же только отдельную личность. Соответственно, решений данной проблемы существует два.
Первое, рассматривающее наряду с индивидуальным коллективного субъекта свободы совести (характерное при отождествлении свободы совести и свободы вероисповедания). И второе отрицающее возможность принадлежности свободы совести групповому лицу в противоположность единичному, физическому. (Вопрос о том, что свобода совести никак не индивидуальная, а исключительно коллективная свобода, никогда не поднимался, и поэтому рассматривать его здесь в силу изначальной некорректной постановки не имеет никакого смысла. Авт.)
Кроме того, внешний и внутренний уровни свободы всегда связаны с теми либо иными формами ее объективирования, среди которых традиционно выделяют: деятельность (поведение, действия, поступки); мышление (как процесс); способность выбора; социальное пространство; абстракцию (познанную необходимость); интеллектуально-волевые состояния0.
Таким образом, свобода совести оказывается взаимосвязанной с такими категориями, как свобода воли, свобода выбора и свобода действия. Причем все это происходит согласно следующему алгоритму: Свобода выбора переходит на следующих высших ступенях в свободу решения и свободу действия.
На этой стадии свобода индивида превращается в политическую свободу1, то есть в свободу совести в наиболее широком политологическом и юридическом смысле.
В целом в юриспруденции свобода многими учеными увязывается с правом в том смысле, что право является мерой (границами, рамками, масштабом) свободы (В.Н. Кудрявцев, И.Л.
Петрухин, В.В. Лазарев, А.В. Малько и др.).
Специальных же работ по правовому исследованию свободы немного2. Тем не менее, свобода в таком случае, как отмечают Л.П. Рассказов и И.В.
Упоров, представляет собой деятельность, поведение, действия человека, совершаемые им по желанному выбору, исходя из собственных убеждений, интересов, потребностей без принуждения, угрожающего жизни и другим наиболее важным для человека ценностям, в соответствии с установленными нормами права и приносящие своими результатами определенное удовлетворение3.
Если же в анализируемой свободе учесть компонент совесть как отражение общественного начала в нашем сознании4, то вполне становится понятным определение свободы совести, данное Ф.М. Рудинским еще в 1963 г.: В широком смысле слова свобода совести это возможность для каждого человека совершать поступки в соответствии со своими представлениями о справедливом и несправедливом, о добре и зле, если эти представления не противоречат принятой в данном обществе, в определенной среде морали5.
Единственно спорным представляется последняя часть приведенного определения, связанная с общественной, то есть внешней моралью. Но если взамен морали в данном определении поставить действующее в обществе законодательство, право (поскольку право можно назвать, правда с большой долей условности, единственной общеобязательной общегосударственной внешней по отношению к индивиду моралью в обществе), то все сразу встает на свои места.
Другим весьма удачным определением свободы совести можно считать определение, данное В.Н. Савельевым, согласно которому свобода совести гарантированные обществом права и свободы, позволяющие личности свободно... проявлять свои убеждения в обществе в соответствии с совестью и не в ущерб другим людям6.
Особое внимание здесь обращает на себя то обстоятельство, что свобода совести рассматривается в качестве своеобразного набора, пучка прав и свобод, позволяющих личности проявлять свои убеждения.
Также при определении свободы совести не следует пренебрегать формулировкой законодателя, которая в случае ныне действующей Конституции Российской Федерации (единственного нормативно-правового акта в государстве, обладающего высшей юридической силой) в ст. 28 выглядит следующим образом: Каждому гарантируется свобода совести.., включая право... свободно выбирать, иметь и распространять... убеждения и действовать в соответствии с ними.
Здесь же необходимо учитывать специфику конституционных норм, которые действуют не по отдельности, не изолированно друг от друга, а лишь в совокупности. Поэтому уже приведенную ст. 28 Конституции России по вопросу свободы совести нужно дополнить таким конституционным положением, как ч. 3 ст. 17: Осуществление прав и свобод человека и гражданина не должно нарушать права и свободы других лиц, ч. 3 ст.
55: Права и свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства, а также рядом других.
Итак, с учетом всего вышеизложенного свободу совести в наиболее общем виде можно определить как личную свободу каждого в выборе своих убеждений и осуществлении на их основе поведения, которое не противоречит действующему в обществе праву (либо другой общеобязательной нормативной системе) и/или согласуется со свободой других лиц.