Социализм как «царство свободы»
Последняя возникла в силу того, что движение к буржуазному обществу началось слишком поздно и проходило слишком медленно, искусственно тормозилось правящими классами, осуществлялось недостаточно радикальными, половинчато-реформистскими методами, что и привело к рождению военно-феодального империализма с массовой нищетой, неграмотностью и политической диктатурой распутиных и романовых. Но! Еще и еще раз подчеркнем: было бы большой ошибкой считать эти мутации следствием того, что в первом случае революционеры слишком поспешили и были слишком радикальны, а во втором были слишком слабы и нерешительны.
Диалектика объективного и субъективного в революции гораздо сложнее, и отчасти мы постарались выше показать некоторые азы этой алгебры, дополняя в меру сил опыт и теорию великих революционеров прошлых веков.
В заключение еще раз повторю: не-свершение объективно назревшей революции чревато регрессом и жертвами гораздо большими, чем в условиях ее свершения. Да к тому же это были бы жертвы социального регресса.
Это в полной мере относится и к Октябрьской революции. Ее не-свершение в 1917 году было чревато не мирным процветанием в духе бельгийской социал-демократической монархии нынешней поры, а кровавой диктатурой и продолжением Мировой войны вкупе с продразверсткой, начатой отнюдь не большевиками, а временным правительством
Социализм как царство свободы: существуют ли посткапиталистические экономические и политические отношения (нужна ли xxi веку социалистическая революция?)
На второй вопрос отвечу сразу и коротко: да, нужна. Более того, нужна не просто социалистическая, но коммунистическая социальная революция, т.е. не политический переворот в духе сталинского экспорта социализма, а качественное изменение всей системы общественных отношений в процессе перехода к царству свободы, сопровождающееся, в том числе, и качественными политическими изменениями.
И здесь возникает один из ключевых пунктов моих разногласий с теми, кто считает, что в новом столетии экономическая и политическая критика капитализма невозможна, что социальное рыночное хозяйство и социал-демократическая политическая модель есть вершина экономико-политического развития, ее же не перейдеши.
В странной политико-духовной транскрипции русского традиционализма эту идею высказывает Г.Зюганов, для которого лимит на революции исчерпан и все задачи в области экономики и политики сводятся к совершенствованию нынешней капиталистической системы, а главные проблемы лежат в сфере укрепления традиционных российских духовных ценностей.
В рамках философского-культурологического дискурса эту тезу развивает В.М.Межуев и некоторые другие видные философы-культурологи. Но именно профессор Межуев наиболее аргументировано и красиво разворачивает названную выше позицию393.
Он вслед за Марксом и совместно со своими коллегами-шестидесятниками справедливо подчеркивает тезис о том, что коммунизм есть пространство культуры394. И это действительно так: если под культурой подразумевать не отрасль народного хозяйства, а пространство и время, в которых человек снимает границы своего индивидуального существования (Шекспир и Эйнштейн, Толстой и Ломоносов вечны и всемирны), находится в поле свободного времени, неотчужденных общественных отношений, со-творчества, то этот мир и есть иное имя коммунизма.
В качестве отступления замечу: именно таким справедливо рисуется мир будущего в произведениях А. и Б.Стругацких, И.Ефремова и даже современного фантаста Ахманова; это мир педагогов, врачей, ученых, поэтов, прогрессоров людей, занятых совместным творением культуры и общества вне узкого горизонта наживы и власти395.
Еще раз зафиксирую: в главном, в том, что будущий мир есть мир свободной творческой деятельности по созиданию миру культуры (в том числе и прежде всего самого Человека во всей полноте его родовой сущности), что этот мир лежит по ту сторону материального производства, что к свободной творческой деятельности и отношениям по ее поводу неприменимы категории политической экономии, политологии, права и т.п. во всем этом мы с вами согласны, ибо это азы марксизма, которые я впитал от своих учителей (Хессина, Ильенкова, Батищева) и почерпнул из ваших работ еще 60-х годов.
Суть разногласий в ином
.
Во-первых, в видении тех социально-экономических оснований и социально-политических форм, которые (и в последнем я с вами абсолютно согласен) будут отмирать, засыпать по мере перехода к царству свободы, коммунизму. Но, если я вас правильно понимаю, вы видите этот переход как постепенную автоматическую трансформацию современной (желательно социал-демократической) модели существующего общества в мир, где господствующим будет свободная деятельность в свободное время, пространство культуры, причем экономические и политические формы существующего общества будут засыпать, не претерпевая при этом качественных изменений, просто снимаясь пост-экономическими и пост-политическими формами царства свободы. Я же доказываю, что эта переход к царству свободы невозможен без качественного изменения существующих (с моей точки зрения преимущественно капиталистических) экономических и политических отношений и институтов как предпосылки перехода к царству свободы. С моей точки зрения невозможно автоматическое засыпание буржуазных экономико-политических форм по мере прогресса творческой деятельности.
Более того, чем дальше, тем больше существующие экономико-политические формы будут уводить развитие содержания труда в сторону от создания основ царства свободы, в тупики принципиально анти-культурного общества пресыщения/нищеты.
Тем самым, во-вторых, предметом разногласий становится и проблема стратегии перехода к царству свободы и вытекающих из этого важных политико-идеологических следствий.
В-третьих, если автоматический переход к царству свободы возможен, то никаких особых пост-буржуазных экономико-политических форм быть не может. Рынок, частная собственность и капитал (желательно, социал-демократически модифицированные) в экономике; парламентская демократия, правовое государство и идеологический плюрализм в политике и т.п. есть достаточные предпосылки для продвижения к царству свободы как пространству культуры.
Такова (если я правильно понимаю) позиция проф. Межуева.
Позиция автора этих строк существенно иная: необходимой предпосылкой развития мира культуры, продвижения к царству свободы является снятие названных выше буржуазных форм, т.к. они не адекватны для решения задач прогресса пространства культуры, свободного времени, они ведут в тупик; для такого прогресса необходимо создание других форм экономической и политической организации форм адекватных для перехода к царству свободы.
Даже потенциальную возможность (а уж тем более необходимость) существования таких постбуржуазных экономико-политических отношений и инстиутов и отрицает проф. Межуев и доказывает проф. Бузгалин.
С точки зрения В.М.Межуева постбуржуазных, более прогрессивных (с точки зрения задач развития Человека, Культуры), чем буржуазные, экономико-политических форм нет. Пост-буржуазными могут быть только феномены мира культуры, те, что лежат в мире свободного времени.
С моей точки зрения они не только возможны, но и уже частично известны; более того, вне их развития невозможно продвижение к миру культуры.
Автор приносит извинения читателю за многословность и некоторые повторы в фиксации наших разногласий, но многолетнее взаимонепонимание обязывает к максимально четкому прояснению вопроса.
А теперь вернемся к философской или что в данном случае точнее методологической полемике. Из названной выше справедливой посылки о коммунизме как пространстве культуры В.М.Межуевым выводится ошибочное, на мой взгляд, следствие: единственное отличие коммунизма от предшествующих обществ лежит в сфере культуры.
Никаких качественных преобразований в социально-экономической и социально-политической области не нужно, ибо коммунизм (иногда В.М.Межуев говорит социализм) это не новая общественная система или тем паче способ производства, а лишь некоторое пространство-время бытия человека в мире культуры.
После формулировки наших расхождений обратимся к аргументации.
Хорошо известно замечание К.Маркса, что царство свободы (мир культуры) может расцвесть только на базе соответствующего развития царства необходимости. Поэтому первостепенно значимым становится ответ на вопрос: какой именно тип организации экономико-социальной жизни будет адекватной основой для свободного развития пространства культуры?
Я бы эту проблему переформулировал следующим образом. Мир свободного развития человеческих качеств (культуры) формирует своего рода социальный заказ к технологическим основам общества, экономическим и социальным отношениям, политической системе и т.п.
Все они должны быть адекватны для решения задач прогресса креатосферы, мира культуры, Человека.
Теперь давайте задумаемся, насколько адекватны для прогресса последних конвейер, рынок, наемный труд, политическое манипулирование, господство СМИ и т.п.?
Профессор Межуев эти вопросы считает лишними. Он констатирует, что коммунизм это мир свободного времени, всеобщего творческого труда и потому мир культуры.
При этом, естественно, В.М.Межуев хорошо знает, что деньги это не просто способ обмена и калькуляции издержек, но еще и особые общественные отношения (еще Шекспир знал, что деньги способны превратить зло в добродетель, а из человека сделать циника или преступника). Что рынок это система, формирующая экономического человека, мотивы и ценности которого определяются соображениями выгоды.
Что наемный труд предполагает отчуждение работника от целеполагания и других атрибутов творческой деятельности. Что воспроизводство капитала при отсутствии социально-политического противодействия со стороны трудящихся ведет к социальной поляризации и развитию массовой нищеты (от которой капитализм никогда не был свободен и не свободен сейчас).
Что господствующие ныне системы властных отношений при помощи современных технологий политического, идеологического и т.п. манипулирования обеспечивают концентрацию власти в руках отнюдь не деятелей культуры, а совсем других социальных сил. Что массовое потребление, массовая культура и средства массовой информации формируют человека-мещанина, которому мир культуры принципиально чужд, который отторгает и омертвляет подлинную культуру
Все это профессор Межуев хорошо знает, и в некоторых своих публикациях он вслед за Марксом справедливо указывает на то, что мир культуры принципиально иной, нежели мир рынка и капитала, что он противоположен им. Следовательно, на методологическом уровне профессор Межуев и я должны были бы согласиться в том, что рынок, капитал и буржуазная политическая система (даже в их социал-демократическом, социо-, эколого-, гуманитарно-ограниченно и модифицированном виде) не адекватны для развития пространства культуры.
Должны были бы, но не соглашаемся. Мой оппонент не видит в этой нынешней социал-демократической модели организации экономической и политической жизни никаких существенных изъянов с точки зрения обеспечения базиса для развития культуры как коммунизма.
При этом над В.М.Межуевым (как и над большинством из нас представителей еще советского поколения) невольно довлеет подспудное ощущение, что в экономике и политике альтернативой шведской модели может быть только СССРовская экономика дефицита и политика затыкания ртов.
К поиску ответов на вопрос об ином, нежели реализованный в условиях мутантного социализма или социал-демократизированный капитализм, материальном базисе и общественно-политических формах перехода к царству свободы мы еще вернемся. А сейчас зафиксируем: это принципиально значимый вопрос.
Продолжим. Сегодня даже сам по себе мир культуры не существует вне экономических и политических процессов.
Из методологии профессора Межуева прямо вытекает, что для прогресса культуры не безразлично, какой будет форма собственности на знания и будет ли вообще существовать такая собственность, как экономико-правовой феномен. И это понятно: Вы справедливо развиваете тезис о том, что для мира культуры адекватна лишь всеобщая собственность собственность каждого на все. И я с этим тезисом Маркса, развиваемым в Ваших (а позже и моих работах) абсолютно согласен.
Но рынок и капитал требуют и воспроизводят частную собственность на феномены культуры и не приемлют всеобщности собственности на эти блага. Следовательно, необходим поиск иных отношений, форм и институтов собственности.
Или я опять что-то упускаю?
Вы справедливо скажете, что культура принципиально не знает частной собственности на свои феномены. Я с Вами, конечно же, соглашусь.
Но тут же задам вопрос: поддерживаете ли Вы в этом случае анти-рыночный, анти-капиталистический лозунг отказа (сколь радикального или постепенного второй вопрос) от институтов интеллектуальной собственности, собственности на знания и информацию лозунг, который выдвигают многочисленные международные социальные движения и неправительственные организации и против которого выступают не только либералы, но и социал-демократы Европы?
И это вопрос не политико-идеологический, а методолого-философский, только слегка заостренный. Академически я бы его сформулировал следующим образом: предполагает ли переход к царству свободы снятие буржуазных экономических и политико-правовых форм бытия культуры?
Если да, то каким видится Вам это снятие? Должно ли стать экономико-правовое снятие этой собственности предпосылкой дальнейшего прогресса пространства культуры?
Если да, то Вы предлагаете подрыв всей системы функционирования рынка и капитала в условиях перехода к информационному обществу, т.е. Вы предлагаете (как и автор этих строк) социальную (по содержанию коммунистическую) революцию396.
Если нет, то объясните, пожалуйста, как все большее укрепление частной собственности на все феномены культуры, характерное для современного общества, приведет к торжеству собственности каждого на все? Не получится ли здесь то же самое, что и с идей продвижения по пути к отмиранию государства путем усиления НКВД-КГБ в СССР?
То же самое относится к проблемам политико-правовых и экономических форм развития воспитания и образования (дилемма коммерциализации и приватизации или общедоступности и социализации институтов образования), науки и искусства, спорта и здравоохранения, природоохранной деятельности и т.п. Во всех этих случаях встает проблема четкого теоретико-методологического ответа на вопрос о необходимости снятия буржуазных экономико-правовых форм их жизнедеятельности.
Весьма желательно для теоретика еще и строго вывести (по возможности, в меру своих способностей) и обусловленные этой объективной необходимостью конкретные пути, стратегию решения этих задач.
Еще раз подчеркну: можно, конечно, сформулировать абстрактную тезу: прогресс мира культуры приводит к снятию институтов частной собственности и рынка в мире культуры, в мире свободного времени. По мере роста последнего все характерные для царства необходимости институты будут отмирать, засыпать. И это положение будет столь же правильно, сколь и недостаточно.
По сути дела это будет уход от проблемы, ибо суть нашей полемики не в том, характерны ли для царства свободы an sich определенные собственно экономические и политические формы (здесь мы, повторю, единодушно говорим Нет!), а в том, каким Вам и мне видится переход к этому будущему, каким может и должно быть вытекающее из этого отношение к существующему мироустройству, какие формы организации экономики и политики должны обеспечить этот переход.
Следующий блок проблем связан с взаимодействием мира культуры и экономико-политической системы. Давайте зададимся вопросом: а безразлично ли для первого, куда будут направлены основные ресурсы развития человечества, в том числе человеческий капитал на экспансию финансовых спекуляций, милитаризма, масс-культуры или на воспитание, обучение, развитие искусства, решение проблем рекреации природы и общества?
Небезызвестно, что на протяжении последних десятилетий в подавляющем большинстве стран мира приоритетом было отнюдь не пространство культуры.
А между тем это все сугубо социально-экономические и социально-политические проблемы
И дело даже не в том, что проблемы, лежащие вне мира культура, важны для его развития. С этим, конечно же, профессор Межуев спорить не будет. Он просто, как правило, не акцентирует (если не сказать жестче обходит) эти проблемы в своих работах.
Дело, повторю, в другом: в фиксации необходимости качественного изменения существующих социально-экономических и социально-политических отношений как условии обеспечения опережающего развития воспитания и образования, науки и искусства, социального новаторства и рекреации природы, т.е. прогресса свободного всеобщего творческого труда, пространства культуры, царства свободы.
Уточню проблему. Сам по себе мир, лежащий по ту сторону царства необходимости, достигнув зрелого состояния, не будет нуждаться в особых экономико-политических формах: они отомрут.
Им на место придут совершенно другие социально-культурные механизмы взаимодействия, адекватные реально-освобожденному всеобщему труду, главенству свободного времени гармонично развивающегося человека. Это будет не рай, этот мир будет полон суровых противоречий, но это будут другие противоречия, не противоречия социального отчуждения397.
Проблема в другом: необходимо ли для прогресса этого мира снятие капиталистических экономико-политических отношений и какими могут быть идущие на смену последним экономико-политические отношения, создающие необходимые предпосылки для прогресса царства свободы. Подчеркну: это не вопрос о том, что люди будут есть, если все будут заниматься созданием произведений культуры и образованием (этот наивный вопрос мне задают еще чаще, чем В.М.Межуеву). Это вопрос о том, при помощи каких экономики и политики мы можем и будем идти к миру, в котором люди будут жить преимущественно в свободном, а не рабочем времени. На политико-экономическом языке (который, как справедливо указывает проф.
Межуев, не применим для анализа царства свободы, но, добавлю я, необходим для анализа его предпосылок) это вопрос трансформируется в проблему возможности пострыночного регулирования и социализации собственности, посткапиталистического распределения доходов и социального обеспечения, базисной (а не парламентской) демократии и самоуправления, некоммерческих форм организации воспитания, образования, науки, искусства, природоохранной деятельности, здравоохранения, спорта и т.п. и т.п.
Это повторю в десятый раз не вопрос о пострыночных отношениях и т.п. в царстве свободы для него эта проблема не стоит. Это вопрос о посткапиталистических механизмах социальной организации в пространстве-времени отношений, обеспечивающих условия для прогресса пространства-времни культуры.
Итак, нам предстоит доказать (вслед за своими предшественниками и учителями), что такие отношения возможны и необходимы; что есть теория и практика, позволяющие их выделить и описать; что есть опыт (в значительной мере негативный) их развития, который можно и должно анализировать. Этому доказательству и будет посвящен следующий текст.
Однако предварительно мне хотелось бы сделать несколько важных дополнительных ремарок.
Ремарка первая.
Мы уже не раз отмечали, что первые попытки создать антикапиталистическую модель решения этих и многих других проблем оказались крайне противоречивы398 и этот негативный опыт создает неявное, но мощное поле давления на всякого исследователя обсуждаемого в данном разделе вопроса. Всякий раз, когда встает проблема экономико-политической альтернативы капитализму, интеллигент-исследователь (особенно старшего поколения) вспоминает очередь за колбасой и собственное униженное положение по отношению к туповатым чиновникам от культуры.
Он больше такого не хочет. При рынке и капитализме, со всеми их недостатками, ему хорошему профессионалу лучше, чем было тогда.
И он не хочет в это советское прошлое. Более того, он не без некоторых оснований считает, что и для большинства его сограждан путь назад будет регрессом. Многие из таких интеллигентов более или менее явно считают, что Шведская модель лучше Советской. И это является довольно важным (хотя, я думаю, не определяющим) фоном для теоретических выводов.
Для профессора Межуева, скорее всего, эти соображения не значимы. Но для иных
Тем важнее ответить на другой вопрос: а что кроме прогресса культуры могут предложить сторонники продвижения к царству свободы не бедным россиянам и латиноамериканцам, жителям Азии или Африки, а сытым и довольным европейцам?
Не будем сейчас специально разворачивать полемику о том, что и в Западной Европе не все благоденствуют (а что будет в условиях кризиса и подавно). По большому счету правы те, кто утверждает: не голод и нужда могут подвигнуть граждан развитых стран к социализму. Их может подвигнуть к этому только ощущение и осознание тупиковости той модели развития, в рамках которой они существуют. И главным здесь будет вызов пространства культуры, мира свободного времени.
И в этом мы согласны с профессором Межуевым, хотя он и не совсем так формулирует эту проблему.
Но в отличие от В.М.Межуева я не считаю, что само по себе развитие технического прогресса и сокращение рабочего времени приведет к все большему прогрессу пространства культуры, равно коммунизма, как бы незаметно и неявно все более и более вводя граждан Запада в мир царства свободы.
Автор этого текста и мои коллеги, во-первых, считаем, что в этот мир будет неравномерно, но взаимосвязанно входить все человечество; решить проблему вхождения избранных в царство свободы при сохранении большинства в гетто отсталости невозможно (принципиальное социальное неравенство несовместимо со свобой мира культуры).
Во-вторых, даже если смотреть только на Запад, то и в этом случае расхождения в позициях останутся. Мы говорим: граждане развитых стран окажутся сторонниками социализма в той мере, в какой они осознают, что существующие экономико-политические формы их обществ тормозят прогресс и уродуют те ростки пространства культуры (царства свободы), которые они создают своим высокоэффективным и хорошо организованным трудом. Относительно сытый человек запада поворачивается лицом к социализму в той мере, в какой он осознает, что даже социально-ограниченные рынок и капитал обеспечивают приоритетное развитие не столько мира культуры, сколько финансовых трансакций и ВПК; что они воспроизводят образование и воспитание, которые нацелены не столько на гармоничное развитие целостного индивида, сколько на формирование узких профессионалов; что их не-рабочее время эти рынок и капитал превращают не в свободное время (временя личностного прогресса человека), в калечащий душу досуг; что утилитарное потребление, превращаясь из цели в средство, становится мощным механизмом разрушения человеческих ценностей; что они все более становятся продуктами рекламы, масс-культуры и масс-медиа, послушными марионетками, которыми успешно манипулируют хозяева этого мира.
Иными словами, человек Запада становится сторонником социализма в той мере, в какой он осознает антикультурность (=антигуманность, =антисоциальность) существующей мировой экономико-политической системы.
Когда же он не только осознает это, но и на практике крутых изломов истории убедится в том, что реально является не более чем функцией глобальной гегемонии капитала, он начнет (а сотни тысяч, если не миллионы уже начали) действовать, изменяя институты и формы существующей экономической и политической организации в своих странах и мире в целом с тем, чтобы открыть простор тому пространству культуры и человека, их свободы, о котором как о высшей цели и ценности пишут и В.М.Межуев, и автор этого текста.
Вторая ремарка.
Несколько слов о том, как связана эта академическая полемика с вопросом о природе СССР, Октябрьской революции и актуальными экономико-политическими вопросами современности.
