Присвоение и отчуждение: противоречия человеческого измерения экономики
Вот почему спор на протяжении десятилетий и в мире, и в России идет не том, сильное или нет государство нам нужно сильным может быть и фашистская пиночетовская диктатура, защищающая модель Чикаго-бойз, а о том, повторю, развивать или нет в экономике новые, пострыночные отношения. Либералы не- случайно столь активно выступают против осуществления государством селективного и антициклического регулирования, развития социальных трансфертов и бесплатного распределения общественных благ во всем этом они нутром чуют действительно угрожающие всевластию рынка и капитала зародыши новых общественных отношений.
И именно для исследования последних нам может быть полезна политическая экономия социализма (естественно, опять же намеренно повторюсь, при условии отделения ее апологетической шелухи от ростков научной теории пострыночной экономики).
Присвоение и отчуждение: противоречия человеческого измерения экономики (основное производственное отношение и основной экономический закон)
Следующий компонент так называемое основное производственное отношение, основной экономический закон социализма.
Да, мы безусловно должны признать, что важнейшей стороной реального социализма было отчуждение трудящихся от средств производства, а официальная политэкономия социализма на это закрывала глаза.
Да, идеализированная картина, нарисованная политэкономией социализма, не соответствовала действительности (кстати, наша наука полулегально показала это сначала в 20-е гг, а затем в начале 1980-х гг. Но она поставила важнейшую проблему: как в сущности были устроены отношения собственника и работника. Политическая экономия социализма (в ее университетской трактовке) поставила проблему исторического понимания содержания собственности.
Какое экономическое содержание, какие реальные отношения, какие реальные лица скрываются за той или другой формой собственности? Так ставилась проблема в рамках университетской школы политической экономии.
Не какая форма собственности господствует, а какие реальные отношения, какие реальные лица, какие механизмы присвоения и отчуждения скрываются за этими формами.
При таком подходе уже недостаточно утверждать, что вся тайна советской экономики состоит в господстве государственной формы собственности.
Для сегодняшней ситуации, опять-таки, необходимо использовать исторический подход к содержанию отношений собственности, понимая, что содержание (начинка) отношений собственности, скрытое за теми или иными формами, может быть различно и исторически изменяется; не только частная, но и государственная собственность требуют изучения в переходной экономике с точки зрения выявления их реального содержания. За многообразием форм собственности скрыто многообразие производственных отношений, включая отношения и добуржуазного присвоения (отчуждения), и пережитки реально-социалистического присвоения (отчуждения), и элементы частнокапиталистического отчуждения и присвоения и т.д.
Если взглянуть вглубь этих отношений, то окажется, что та методология, которая была нами использована в прошлом для создания идеализированной картины социализма, позволяет (при творческом, критическом использовании этих наработок) понять реальную картину экономических отношений собственности нашего настоящего гораздо глубже, нежели на основе типичного ныне формального подсчета того, какова доля частной собственности, сколько акционировано предприятий и т.д.
Далее. Из анализа основного отношения политическая экономия социализма делала вывод о том, что экономика этого общества подчиняется задаче роста благосостояния и свободного всестороннего развития человека (это был так называемый основной экономический закон социализма).
Сама по себе эта постановка является (что достаточно понятно) идеализацией. Но по преимуществу постановка проблемы, сформулированной в этом законе, обеспечения свободного всестороннего развития человека и роста его благосостояния требует соизмерения этой цели с реальными достижениями реального социализма.
Надо посчитать, как росло благосостояние и в каких показателях его измерять, как развивался человек и какие результаты (какие реальные элементы развития человеческих качеств) были достигнуты в наших странах.
Если пойти еще дальше, то надо вспомнить, что мы исходили из более полной (сегодня уже почти утерянной) трактовки результатов экономического развития. Мы включали тогда в результат не только уровень потребления, но и меру развития творческого содержания труда и объем свободного времени. Сегодня эти параметры меры экономического развития крайне редко используются для оценки и прошлого, и настоящего, и будущего.
Лишь отчасти они используются и для оценки экономики развитых стран, мировой экономики. Индекс человеческого развития, который относительно недавно стал использоваться в статистике ООН, учитывает лишь относительно ограниченный спектр этих результатов, он гораздо беднее того интегрального показателя благосостояния, который использовался политэкономией социализма для оценки результата развития экономической системы.
И если по этим параметрам пересчитывать результаты и сравнивать экономики Советского Союза, развитых, развивающихся стран и нынешнюю Россию, то мы можем получить показатели, существенно отличные от того, что мы получаем при оценке объемов потребления или ВНП на душу в долларовом исчислении (даже при учете паритета покупательной способности).
Экономика сверхдержавы экономика дефицита (закон социалистического накопления)
Следующий компонент системы категорий политической экономии социализма так называемый закон социалистического воспроизводства. Апологетическая функция политэкономии социализма не позволила ей открыто проанализировать одну из главных черт воспроизводства прошлого дефицит (хотя в полулегальных работах конца 70-х начала 80-х мы об этом писали). Однако были и достижения. К сожалению, сегодня мы потеряли много постановок, которые тогда были хорошо известны, в том числе, и в рамках университетской школы политической экономии.
Это, например, трактовка двоякой воспроизводственной связи, которая в упрощенном виде звучала так: чем выше экономический потенциал социалистической экономики, тем больше возможности роста благосостояния и всестороннего развития человека; чем выше уровень благосостояния и потенциал развития человека, тем больше возможности для развития экономики.
В этой двоякой связи в достаточно специфической (идеализирующей практику социализма) форме была выражена общая универсальная закономерность воспроизводства экономики постиндустриального типа, где главным фактором (источником, ресурсом) и высшей ценностью экономического развития является человек и его качества. Фактически политической экономией социализма было показано, что экономический потенциал может и должен работать прежде всего на развитие человеческих качеств, потенциала и креативных способностей личности, каковые и есть главный источник роста экономики в будущем.
Замечу, что эта связь была сформулирована в виде противоречия: чем больше мы потребляем сегодня, тем меньше у нас возможностей для развития экономики будущего (количественное противоречие), а также в виде качественной противоположности этих двух параметров, с выходом на трактовку социальной воспроизводственной эффективности при выделении этой связи на макроуровне, на уровне хозяйственных звеньев и т.д.
Эти параметры очень важны для оценки реального развития реальной экономики реального социализма. Если принять их во внимание, то можно показать, в какой мере действительно работало это отношение воспроизводства, а в какой мере в мировой системе социализма работали другие механизмы воспроизводства. Кроме того, можно показать, в какой мере эта связь работает сегодня и в какой мере разрушение экономического потенциала ведет к разрушению человеческих качеств и обратно; в какой мере преодолевается эта негативная взаимосвязь в трансформационной экономике и т. п.
И это принципиально значимо, ведь главные потери нашей страны это именно потери человеческого потенциала, невосполнимых природных ресурсов, разрушение высоких технологий и т.д. Наконец, эта фундаментальная связь, хотя и кажется совершенно очевидной, но не отображается в современной теории в явном виде, как воспроизводственная закономерность, как закон воспроизводства экономики, основанной на творческом труде.
Этого нет даже в работах по постиндустриальному обществу; тем более в этих работах не найти тех выводов, которые из этого следуют.
А теперь обратимся к главному вопросу, который мы обсуждали: являлась ли эта политическая экономия наукой или нет?
Идеализация несуществующего объекта или позитивный анализ посткапиталистической экономики?
Основные аргументы, высказанные против: первое у политической экономии не было и нет адекватного объекта исследования и, следовательно, предмета для этой науки. Второй аргумент эта наука не может быть использована для решения практических задач как инструмент теоретический, позволяющий развивать практику.
Я бы хотел прокомментировать оба вопроса. Прежде всего, об объекте, который может исследовать наука, размышляющая о будущей экономической системе социализма как начала нового общества.
Об объекте политической экономии социализма
Вопрос о том, есть ли некое общество, приходящее на смену капитализму, возможно ли оно вообще, является принципиально значимым. Нами предполагается, что рыночная капиталистическая система исторически ограничена и в какой-то момент времени на ее базе вырастет некоторая новая экономическая система.
Теперь вопрос о том, что можно исследовать сегодня? Как минимум можно исследовать следующие процессы.
Первый те реальные противоречия буржуазной системы, которые требуют своего разрешения, рождения нового качества экономики и социально-экономических отношений. Диалектический метод позволяет так ставить эту проблему и так решать задачу. Это реальный объект.
Мы можем показать и эти противоречия, и то, в каком направлении можно искать их разрешение.
Второй реальный объект, который мы может исследовать развитие материально-технической базы экономической системы (производительных сил) и культуры человека как тех под и над экономикой лежащих пластов, которые требуют определенных изменений в экономических отношениях. Своего рода вызов новой, посткапиталистической и пострыночной экономике со стороны развивающейся материально-технической базы, с одной стороны, и культуры человека с другой стороны.
Это тоже реальный объективный процесс, который мы можем изучать и на этой базе делать выводы: такая-то экономическая система может дать ответ на эти вызовы, а такая-то не может.
И именно здесь именно политическая экономия социализма в ряде своих наиболее творческих работ по теории труда, проблеме человека, НТР и т.п. показала, почему и как производительные силы и Человек новой эпохи (то, что на Западе, сильно сужая проблему, назвали постиндустриальной системой) требуют ориентации экономики на обеспечение свободного развития человека и социальной справедливости (реализации т.н. основного экономического закона социализма). И в этом наша наука совпадала в своих выводах с работами таких западных теоретиков, как Аурелио Печчеи и мн.др.
Более того, не следует забывать, что при всех недостатках потребительской сферы по параметрам человеческого развития СССР был далеко не на последнем месте даже среди развитых стран. Так что никакой необходимости в пересмотре модели социалистической экономики при апелляции к постиндустриальным тенденциям я не вижу.
Другое дело, что автор ведет речь о работах творческого марксизма, а не сталинистских брошюрах.
Третий объект, который может изучаться, реальные ростки нерыночных, некапиталистических отношений в современной глобальной мировой экономике. Настоящее беременно будущим и есть ключ к пониманию его генезиса (мы об этом уже писали в 3 и 4 частях данной книги).
Четвертый объект, который мы можем изучать, это экономика Мировой социалистической системы и, в частности, СССР. Как бы мы ни характеризовали эту систему, достаточно очевидно практически для всех правых, левых, центристов, что эта система существенно отличается (не будем забывать, что экономики, ориентированные на создание социализма, сохраняются и ныне) от классической рыночной капиталистической экономики, а о том, социализм ли это был или нет чуть ниже.
Таковы основные реальные объекты, которые можно изучать. Вопрос как их изучать и что из этого можно извлечь это вопрос принципиально важный, но иной.
Вот почему говорить, что нет объектов, по меньшей мере, некорректно.
Другое дело, что у политической экономии социализма, действительно, нет готового ставшего предмета. Однако науке известно изучение процессов, которые не существуют в развитом виде.
Например, наука об освоении космоса при помощи искусственных аппаратов (причем именно наука!) была создана задолго до того, как началось освоение космоса при помощи искусственных аппаратов. Исследовались внешние условия движения космических тел, некоторые противоречия системы, которые должны быть разрешены.
Была создана наука о том, какими могут и должны быть космические аппараты, и лишь после многих десятилетий неудач первая ракета вышла в космос.
Конечно, в социальных науках прямые аналогии с естественными науками вообще малоупотребимы. Но, тем не менее, эта аналогия еще раз указывает на наличие реальных объективных процессов, которые можно и должно исследовать с тем, чтобы строить и обосновывать научные гипотезы и теоретические выводы, создавая элементы научной политической экономии социализма.
Нормативная или позитивная?
И все же моя основная задача состояла не в том, чтобы абстрактно размышлять о том, наука политэкономия социализма или нет, а в том, чтобы, исходя из некоторых абстрактно-методологических критериев, сделать акцент на соотношении нормативного и позитивного начал в нашей науке. Выше я попытался показать, что если мы можем при помощи некоторой теории лучше понять закономерности функционирования экономических объектов в прошлом и настоящем и прогнозировать их развитие на будущее, что будет подтверждено в недалеком прошлом, значит это наука.
И все остальные размышления об объекте становятся как бы уже вторым делом.
Выше автор показал, какие именно понятия, категории, связи, закономерности могут быть использованы для понимания природы советской системы, понимания природы нашей российской трансформационной экономики и понимания мировой экономики.
Однако здесь возникает ряд проблем.
Проблема идеальной модели социализма и реального социализма. Я не хочу сейчас вступать в спор о том, что у нас реально было в СССР, на эту тему я уже многократно высказывался в печати427.
Но когда я говорил об идеализации превращенных форм, я имел в виду следующее. Политэкономия социализма, вырастая из исследования не столько нашей реальности (это существенный момент, который прозвучал в дискуссии, и я благодарен за это участникам дискуссии), сколько из анализа противоречий производительных сил и производственных отношений, внутренних противоречий капитализма, в том числе постиндустриальной эпохи, и общих противоречий экономической формации конструировала модель экономической системы социализма.
Так, основной экономической закон социализма выводился не столько из исследования реальных процессов в СССР, сколько из анализа противоречий производительных сил и производственных отношений и закономерностей заката царства необходимости, экономической системы, основанной на ограниченности ресурсов. Точно так же планомерность выводилась главным образом из противоречий процесса обобществления, противоречий развития рыночной системы, тенденций подрыва рынка и развития неполной планомерности при империализме и т.д.
Данная модель, как правило, апологетически сопрягалась с реальностями нашей эпохи, когда мы утверждали, что именно этот идеал реально воплощен в СССР. Мы некритически переносили теоретическую модель, выработанную определенным образом, на реальность. Но при этом мы изучали и реальные экономические отношения нашего общества, что помогало эту теоретическую модель существенно уточнить, детализировать и сделать более реальной.
В какой мере кто сумел это сделать вопрос очень интересный. Спор рыночников кронродовской школы и университетской школы, и, более широко, рыночников и нерыночников, лишь один из аспектов этой проблемы. И ныне даже многие из экс-рыночников признают, что цаголовская трактовка социализма как плановой в своих исходных определениях системы была ближе к реальности, нежели модель рыночного социализма.
При этом они, однако, настаивают на том, что единственно жизненной и стабильной системой может быть исключительно рыночный социализм (с чем не согласен), но это опять же особый вопрос.
Продолжим. При таком подходе, при отделении нашего исследования идеализированных форм от анализа реальных процессов очень важно показать, что это на самом деле плодотворный подход, что кроме апологетики он может содержать в себе большой позитивный заряд, если мы отличаем идеализированную модель от реальности и не подменяем реальности ее идеализированной моделью, поскольку он позволяет показать, каков объективный заказ, требования современных производительных сил, культуры и т.п. к оптимальному (исходя из критерия прогресса Человека как высшей ценности и главного ресурса развития новой эпохи) облику экономических систем. Затем мы можем сравнить эту модель с тем, что мы имеем реально.
И это сравнение нормативного теоретического исследования с позитивным анализом реальных процессов принципиально важно.
Самое интересное то, что нормативный подход (если он исходит не из утопий и благопожеланий, обслуживая заказ той или иной господствующей силы например, лозунг построить за 20 лет материально-техническую базу коммунизма или за 500 дней рыночную экономику, а из анализа объективных законов развития метасистемы, например экономической формации) позволяет анализировать сущность реальных процессов, а не только их эмпирически данные формы.
Так, в товарном мире эмпирически данным является то, что вещь правит человеком, и в отношения вступают вещи, а не люди. Это эмпирически дано, это факт. И исследователь это должен отразить: вещи относятся с вещами, товары с деньгами и т.п.
Но исследователь, который понимает, что экономика в целом является отношениями людей (а это продукт теоретического обобщения марксизма), может увидеть за отношениями вещей отношения людей и показать их реальные противоречия. Точно так же экономика реального социализма была дана как система директивного планирования, в котором основные параметры определялись в центре, товарные отношения регулировались Госкомцен, и т.д. и т.п.
Но исследователь, который понимает, что это превращенная форма реальных объективных процессов, мог понять, что за этим скрывалась плановая сделка, дефицит, псевдо-административные цены (я выражаюсь на языке Корнаи, можно было бы сказать это на другом языке).
Методология соединения нормативного и позитивного подходов, различения сущности и явления принципиально значима для понимания сегодняшней реальности, если мы не хотим быть такими же апологетами успешных рыночных реформ, как ранее были апологетами развитого рыночного социализма.
Так, мы можем некритически использовать данные, которые нам дал Госкомстат, у нас приватизирован 71% предприятий (на самом деле это значит, что им присвоили вывеску акционерных предприятий) и сделать вывод, что частная собственность восторжествовала в экономике России. Но серьезный исследователь, использующий методологию анализа сущностных процессов, будет копать вглубь, исследуя, как реально устроены эти предприятия, как там работник соединяется со средствами производства, какие механизмы присвоения и отчуждения (быть может, феодальные или государственно-патерналистские) там на самом деле господствуют и т.д.
Иными словами, понимание апологетичности политэкономии социализма реверсивно очень важно для понимания нашей сегодняшней экономической теории, тоже во многом апологетической. То же самое касается и политэкономии, описывающей западную хозяйственную систему.
При этом, когда ты говоришь, что политэкономия социализма была апологетичной, с этим все соглашаются очень легко, но с апологетичностью неоклассики сегодня никто не хочет соглашаться. И здесь перед нами всего лишь кривое зеркало нашего прошлого: тогда власть принадлежала социалистам и апологетической была буржуазная теория, сейчас капиталистам, и печать апологетики применима лишь к политэкономии социализма.
На самом же деле проблема всякой политической экономии состоит в различении (1) научного анализа сушностных процессов, (2) позитивно-некритического описания превращенных форм и (3) прямого обслуживания правящих слоев при помощи абсолютно некритической интерпретации специально подобранных фактов.
В этой связи не могу не заметить, что политическая экономия социализма, конечно же, использовала (как минимум, в лице университетской школы) метод, примененный ранее в Капитале. Но именно политическая экономия социализма с наибольшей очевидностью высветила как возможные позитивные результаты, так и проблемы, ошибки, связанные с использованием этого метода.
Вот почему мы столь большое внимание уделяем как достижениям (построение структурированной модели исходного, основного и т.п. производственных отношений, выделение механизма функционирования экономики и т.п.) так и фундаментальным порокам (апологетика и т.п.) нашей науки в области методологии.
О некоторых конкретных проблемах политической экономии социализма: трактовка государства и его функций
Прежде всего, мне хотелось бы акцентировать принципиально значимый для современной экономической теории (включая теорию рыночной экономики современной эпохи) подход к трактовке государства его экономической природы и функций. Политическая экономия социализма показала, что это не вмешательство внешних политических сил в экономику, а рождение нового экономического субъекта новых (нерыночных по своей природе, более того, как я постарался показать выше пострыночных, компенсирующих провалы рынка) производственных отношений. В том и смысл политэкономии социализма, что она перераспределение ресурсов при помощи государства трактует не как административный процесс, а как объективное экономическое отношение, которое вызвано к жизни современным развитием производительных сил, культуры и мирового сообщества.
И это ее достижение сегодня необходимо применить для трактовки государства. Я готов поспорить, что без политэкономии социализма мы сегодня целостную модель экономических функций государства в развитой рыночной экономике не нарисуем, что любой учебник экономикс систему экономических функций государства трактует уже, чем политэкономия социализма. Сравните, как описаны провалы рынка в этих учебниках и как это может быть сделано с использованием политэкономии социализма. В написанной совместно с А.И.Колгановым книге Теория социально-экономических трансформаций (М., 2003) я предложил такую схему и сейчас отмечу лишь некоторые ее крупные блоки.
В основу систематизации этих блоков положим основные параметры структуры экономической системы, выделенные нами выше (кстати, то же опираясь на достижения политической экономии социализма).
Так, исходное производственное отношение или, на современном языке, отношения координации (напомним, что их видами являются натуральное, товарное и плановое хозяйство) предполагают наличие определенных функций государства по участию в процессах (ниже дается минимальный перечень таких функций) формирования пропорций в экономике, отношений обмена и трансфертов, качества и цен.
