Этот водораздел отнюдь не теоретическая конструкция.
По всем этим параметрам в современной рыночной экономике государство ведет определенную деятельность. Это (1) прямое (государственный заказ, инвестиции, закупки, направленные, например, на развитие ВПК, образования, фундаментальной науки, аэрокосмических программ и т.п.) и косвенное (налоговые и таможенные льготы, дешевые кредиты и т.п. средства структурной политики) регулирование пропорций; (2) нормативы качества почти на все виды сельскохозяйственной продукции и продуктов питания и мн.др.; (3) государственное регулирование цен и правил ценообразования (являющееся правилом в области цен на многие тарифы, потребительские товары и т.п.); (4) определение правил и механизмов взаимодействия рыночных агентов в широком диапазоне от правил торговли до антимонопольного законодательства (это один из подвидов более многообразной функции регулирования институтов, о которой ниже) и мн. др.
Основное производственное отношение и весь комплекс оформляющих современную экономику отношений собственности предполагает политико-экономическое исследование не только (1) государственной собственности (о ней как особой сфере экономических отношений, а не просто провале рынка экономикс как таковой тоже предпочитает не распространяться; политическая же экономия социализма показала, что за формой государственной собственности скрывается область новых экономических отношений, возникающая там и тогда, где и когда государство действует не как особый сверх-капитал, а как действительный представитель общенародных интересов; кстати, выделение этих интересов и их реального экономического содержания тоже одна из заслуг нашей науки) и (2) функций государства по охране прав собственности (здесь неоинституционализм сделал немало), но и (3) включение государства в регулирование распределения прав собственности (я нарочито использую современный язык для обозначения того, что наша наука исследовала в связи с проблемами хозрасчета и распределения экономических правомочий в отношениях между государством и предприятием; а ведь ныне государство существенно ограничивает права частного собственника в области распоряжения его же собственным имуществом), а также (4) регулирование деятельности по использованию такого государственного имущества, как земля, недра, культурные ценности и т.п. блага, значительная часть которых находится в государственной собственности разных уровней, (5) поддержка малого бизнеса (как известно, в условиях нынешней конкуренции этот тип собственности не может выжить без поддержки государства), (6) содействие демократизации отношений собственности (например, планы ESOP в США и Западной Европе) и многое другое. Конечно же, прямо политическая экономия социализма эти функции не исследовала, но именно она дала ту методологию исследования экономических функций государства а именно, отношение к государству как субъекту нового типа экономических отношений, которая подталкивает исследователя к поиску именно этих отношений и, как следствие нахождению все новых и новых забытых неоклассической теорией, но в жизни развивающихся объективных экономических процессов.
Блок социальных параметров экономики (основной экономический закон) выявит огромный пласт отношений по сознательному регулированию (1) трудовых отношений, отношений труда и капитала (от социальных норм до трехстронних коллективных договоров), а также (2) занятости (не только пособия по безработице, но структурная политика и стимулирование занятости в современных секторах, например, бесплатные компьютерные курсы), опосредуемые государством (3) пострыночные механизмы распределения, такие как бесплатное общедоступное распределение многих благ (например, бесплатное среднее, а во многих странах ФРГ и др. высшее образование и мн.др.), социальные трансферты, налоговое перераспределение доходов и т.п.
Еще более многообразны функции государства в области регулирования отношений воспроизводства и функционирования экономики. В частности, именно здесь располагается весь объем функций государства по регулированию макроэкономической динами (роста и т.п.), финансово-кредитной системы и мн. др.
Я не буду здесь уходить в детали это не предмет данного текста.
Многие из названных выше механизмов, конечно же, хорошо известны и экономикс, но я хотел сделать в данном случае иной акцент, опирающийся на методологию политической экономии социализма, а именно: во всех этих случаях за конкретными экономическими функциями государства скрывается новый пласт экономической реальности отношения сознательного регулирования экономических процессов в общенациональном (региональном, международном) масштабе. Эти функции государства качественно отличны от традиционных (акцентируемых экономикс) функций государства как института волевого (не-экономического) поддержания условий функционирования рынка, капиталистической системы хозяйствования (функции по защите прав собственности, регулированию денежного обращения и т.п.).
Этот водораздел отнюдь не теоретическая конструкция. Именно здесь проходит линия, разграничивающая рыночников-либералов и государственников-социалистов (от социал-демократов и далее влево).
Первые стремятся всячески ограничить роль государства исключительно не-экономическими функциями по созданию условий для развития рынка, вторые (часто даже не осознавая этого теоретически наподобие мольеровского героя, не знавшего, что он говорит прозой) стремятся к развитию новых, пострыночных экономических отношений, реализуемых при помощи государства (но, как это было показано выше, не сводимых к деятельности этого института).
Вот почему спор на протяжении десятилетий и в мире, и в России идет не о том, сильное или нет государство нам нужно сильным может быть и фашистская пиночетовская диктатура, защищающая модель Чикаго-бойз, а о том, повторю, развивать или нет в экономике новые, пострыночные отношения. Либералы не случайно столь активно выступают против осуществления государством селективного и антициклического регулирования, развития социальных трансфертов и бесплатного распределения общественных благ во всем этом они нутром чуют действительно угрожающие всевластию рынка и капитала зародыши новых общественных отношений.
И именно для исследования последних нам может быть полезна политическая экономия социализма (естественно, опять же намеренно повторюсь, при условии отделения ее апологетической шелухи от ростков научной теории пострыночной экономики).
Но к экономическим функциям государства отнюдь не сводятся пострыночные отношения, исследованные (частично, не полностью, перемежая теоретические достижения и апологетику мутантного, бюрократического социализма) нашей наукой. Из числа конкретных проблем укажу также на разработку проблемы нерыночных ценностей и стимулов.
К аксиомам нашей науки относилось выделение творческого труда, свободного времени и неотчужденных социальных отношений (коллективизм, свободная работающая ассоциация) как важнейших слагаемых экономической жизни эпохи рождения постиндустриального общества (эпохи НТР). Не менее интересные разработки были сделаны в области выделения социально-экономической (выдвигающей интегральный фонд благосостояния и свободного гармоничного развития личности, а не только денежного дохода в качестве соизмеряемого с затратами результата развития), экономической теории самоуправления и мн.др.
Позволю себе также дополнительно аргументировать кажущуюся очевидной, но редко акцентрируемую (если вообще упоминаемую) тезу, сформулированную выше: если развитие государственного и социального (сознательного, централизованного, во многом планового) регулирования; широкое внедрение экологических, социальных, гуманитарных норм; все более широкое распространение общественной собственности во всем многообразии ее форм; передача общественным (не-частным, некоммерческим структурам) ряда прав собственности даже на предприятия рыночного сектора (контроль, ограничения и т.п., находящиеся в руках государства, профсоюзов и других НПО); производство, распределение и использование общественных благ (в том числе наиболее значимого для постиндустриального общества ресурса культурных ценностей, фундаментальных знаний, базовых человеческих качеств общедоступность большей части образования и здравоохранения в развитых европейских странах) и т.п. есть провалы рынка (термин неоклассики; я бы сказал рынка и капитала), то
То эти феномены можно и должно считать ростками именно пострыночных и посткапиталистических отношений. Аргументация здесь проста: все названные феномены явно нельзя причислить к до-рыночным, до-капиталистическим (рабовладельческим, феодальным) экономическим феноменам; они стали массовым явлением и научной проблемой лишь на этапе позднего капитализма, развитого рынка и являются сферами, где рынок уже не эффективен (с точки зрения новых социальных, гуманитарных, экологических и т.п. критериев), следовательно, это более развитые, более прогрессивные (с точки зрения названных выше новых критериев, обретающих все большую актуальность по мере движения к постиндустриальному обществу), чем рынок, т.е. пострыночные отношения.
Вот почему я хочу повторить еще раз, что политэкономию социализма как науку, дающую объяснение реальным экономическим связям при помощи определенной системы категорий и понятий, можно использовать для, во-первых, понимания нашего прошлого (с учетом того, что она дала очень специфическую картину этого прошлого); во-вторых, для понимания природы нашей переходной экономики, и, в-третьих, для понимания черт пострыночной, посткапиталистической экономической жизни в сегодняшней реальной экономике, в экономике будущего. В частности, я берусь утверждать, что в сегодняшней мировой экономике существуют пострыночные, посткапиталистические отношения в области координации, собственности, распределения доходов, воспроизводства, мотивации и т.д.
Для понимания этих механизмов политэкономия социализма (при ее критическом использовании) полезна и необходима, поскольку она наработала многое такое, чего не знают современные теоретики или что они узнали позже и в ограниченных масштабах и под очень специфическим углом зрения.
При этом я хочу вновь повторить: прежде чем использовать какие-либо достижения политической экономии социализма, мы должны проделать тяжелую, но абсолютно необходимую работу по нелицеприятной критике нашей науки как ненаучной в той мере, в какой она ориентировалась на обслуживание самосознания правящего класса советской системы.
В то же время не следует впадать в чрезмерную эйфорию, останавливаясь лишь на внешней характеристике прежней системы как плановой, опирающейся на общественную собственность и распределение по труду, быстро растущей и якобы пропорциональной. Не столько сравнение с абстрактным идеалом (кстати, и этот идеал, как я постарался показать выше, был не придуман, а главным образом абстрагирован из реальных процессов и явлений), сколько анализ реальных отношений.
Мы не можем забывать, что экономика МСС была полна глубоких противоречий, в том числе и тех, что тормозили технический, социальный и гуманитарный прогресс, обуславливали политический и идеологический авторитаризм (и воспроизводились им), вплоть до чудовищных форм сталинизма. Противоречие централизованного планирования и плановых сделок, бюрократизма, ведомственности; ростки гармоничного развития личности и чудовищные провалы в сфере личного потребления; опережающее развитие ключевых отраслей и повсеместный дефицит все это практика нашей экономики прошлого, адекватно отображавшаяся лишь в некоторых полудиссидентских работах, открыто появившихся в малотиражных научных изданиях только в начале 80-х годов, но игнорировавшаяся нашей официальной наукой.
Есть у нашей науки и ее собственно теоретические глубинные недостатки, недоработки. Не менее чем любая другая сфера научной деятельности, политическая экономия социализма включала огромное количество низкокачественных, вторичных и просто халтурных работ, ориентированных на реализацию чисто карьерных целей (вот почему, говоря о достоинствах нашей науки, мы имели в виду наиболее интересные тезисы наиболее интересных работ, а не все те сотни тысяч книг и статей, что выходили в странах МСС).
Более того, и специфика ее объекта (ростки, тенденции, мутантные формы), и особые условия работы ученых (авторитарный режим и цензура в МСС, где номенклатура была не заинтересована в истинном отображении дел; отторжение этих разработок профессиональным сообществом и вытекающая из этого маргинализация на Западе вследствие подчинения науки и образования капиталу), и главное распад и кризис первых экономических систем, называвших себя социалистическими, все это не могло не привести к фрагментарности и недостроенности здания нашей науки (хотя даже эти ростки являются одним из высоких примеров стремления к системности), переплетению крупиц истины и научных открытий с (повторю) откровенной апологетикой и прямым недомыслием.
