Economics: взгляд сквозь призму современной марксистской теории
Разумеется, это не означает, что экономические системы, метасистемы и подсистемы состоят из абсолютно совпадающих элементов. Это значит лишь, что такой совпадающий набор элементов содержится в них наряду с другими, не совпадающими элементами.
Скажем, можно целостно, по единой системе параметров, охарактеризовать систему отношений собственности на предприятии, в регионе, в стране, сравнив их затем с господствующими отношениями собственности в странах, принадлежащих к данному кругу стран (развитых, развивающихся или стран с переходной экономикой) и т.п.
Иными словами, при использовании предлагаемого методологического подхода каждая из сравниваемых систем оказывается открыта вверх и вниз для анализа по единой взаимосвязанной системе параметров.
Завершая наши размышления над проблемой построения гипотезы периодической системы параметров (элементов) экономических систем, мы можем сделать кажущийся банальным, но принципиально важный вывод: совокупность экономических систем, находящихся в данном социально-экономическом пространстве-времени, образует единый организм с единой системой координат и с диалектически едиными (но не одинаковыми) закономерностями развития. Из этой банальной посылки можно сделать ряд далеко идущих выводов.
Во-первых, можно установить закономерности генезиса и угасания отдельных звезд конкретных экономических систем (или их совокупностей, даже целых формаций или цивилизаций).
Во-вторых, если признать диалектический характер экономических систем, можно предположить и то, что их совокупность развивается столь же диалектически, чем-то напоминая дерево, рождающееся из семени, проходящее через различные стадии: росток (в нем ствол, листья, семена и т. п. соединены в единую синкретичную систему); молоденькое деревце, на котором есть всего-то три-четыре ветви; могучий организм с сотнями ответвлений, мощной корневой системой, тысячами листьев.
Сказанное позволяет предположить, что в социально-экономическом (и любом другом генетически развивающемся) мире система координат (параметров) пространства-времени будет вырастать и усложняться (подобно живому организму, дереву, или, если использовать другой образ, подобно расширяющейся вселенной) по мере эволюции человечества (при этом, однако, не будем забывать о том, что на определенном этапе сама экономическая формация начинает переживать эпоху заката, трансформируясь в пост-экономическую).
Начавшись с простейшей и крайне ограниченной системы координат примитивного сообщества, где в синкретичном единстве были слиты все многочисленные черты будущего многообразия социально-экономической жизни, эта система координат (векторов) усложнялась, усложняется и будет усложняться по мере развития и усложнения социально-экономической жизни человечества. Именно эта историко-генетическая модель развертывания все большего многообразия закономерностей и измерений (координат) социально-экономической жизни и обусловит соподчиненность (логику взаимосвязи) системы параметров, координат, по которым мы ныне можем определять качество конкретных экономических систем.
Тем самым координаты отдельных систем в социально-экономическом пространстве и времени, сами системы и состояние социально-экономического пространства-времени оказываются сопряжены и взаимосвязаны единой логикой естественной эволюции социума.
Наконец, мы можем предположить, что названная взаимосвязь координат между и внутри векторов приводит к формированию устойчивых групп стран. Традиционно их подразделяют на первый (развитые страны), второй (бывшие и нынешние социалистические страны) и третий (развивающиеся страны) миры.
В основе этого деления лежит смесь двух критериев: уровня экономического развития и господствующего способа производства. Обрисованный выше многовекторный подход к сравнению экономических систем позволяет нащупать конкретно-всеобщее единство184 различных экономических систем, объединяемых в определенные анклавы не по принципу формальной общности ежа и сапожной щетки, а конкретно-всеобщей взаимосвязи содержательных характеристик, которыми обладает каждая экономическая система по каждому из векторов.
Это действительное содержательное, противоречивое (т.е. включающее взаимоотрицание, борьбу) социально-экономическое (а также политическое, технологическое и т.п.) единство (конкретная всеобщность) экономических систем в рамках определенных групп может быть сравнено с взаимным притяжением космических объектов (выше мы использовали параллель между пространством экономических систем и космическим пространством), образующих планетные системы и созвездия. В социально-экономической жизни также присутствуют притяжение и отталкивание различных систем.
Какое именно и как оно действует, каковы законы всемирного тяготения в сфере экономической жизни этот вопрос пока остается без ответа, хотя многие частные аспекты этой проблемы (естественно, по иному сформулированной) широко исследуется специалистами по мировому хозяйству.
Какими именно окажутся эти группы стран мирового сообщества, выделенные не по формальным критериям сходства, а по принципу реального единства, взаимосвязанности их экономик и их социумов, их эволюции и их судеб вопрос особый. Авторы не имеют в настоящий момент его готового решения.
Однако можно твердо предсказать, что это решение не будет сильно отличаться от того, что подсказано самой жизнью, только принимаемой как конкретно-исторический всемирный процесс, а не отражение современного обыденного сознания. Но это уже тема другого исследования
Economics: взгляд сквозь призму современной марксистской теории
После политико-экономических и, соответственно, идеологических перемен 1991 года большинство экс-советских экономистов в одночасье перестали быть марксистами-ленинцами (воистину прозрев на склоне лет они внезапно и одновременно осознали всю тщету попыток автора Капитала и его последователей дать научную картину мира). Молодежь сменила идейные и научные ориентиры, даже всерьез не задумавшись о том, стоит ли на деле выкидывать весь прежний багаж.
Впрочем, остались еще ортодоксы, верующие в правоту каждой строки Капитала не менее, чем христиане верят в Священное Писание, да горстка неангажированных ученых, не пытающихся примкнуть к большинству или к меньшинству, а стремящихся нащупать точки взаимодействия современной экономической теории, относящейся к так называемой mainstream, и классической политической экономии как двух различных (более того противоположных), но абсолютно необходимых ветвей современной экономической науки.
Впрочем, даже на протяжении 90-х раздавались голоса противников такого подхода к экономической теории, а в последнее время ситуация стала постепенно изменяться.
В России критический подход к доминированию economics вообще был и остается весьма распространен. Наша работа по своим постановкам и нацеленности во многом корреспондирует с серией публикаций в журнале Вопросы экономики, где еще в 1992-1993 гг. в рамках дискуссии по проблемам поиска новой парадигмы отечественной экономической науки высказывались сомнения в целесообразности сведения теории и преподавания к неоклассической парадигме.
Такого рода публикации продолжались и в последующем. Не менее активно публиковались статьи с критикой засилья неоклассики в журналах Экономист, Российский экономический журнал и др.
В последние годы вышли две книги, под общим названием "Капитал" и Economics, под редакцией В.Н. Черковца. Активную политику, направленную на восстановление в правах политической экономии (не в ущерб, а в дополнение к микро- и макроэкономике) ведет зав. кафедрой политической экономии экономического ф-та МГУ им.
М.В.Ломоносова А.А.Пороховский, его поддерживают многие коллеги из Санкт-Петербурга, Ростова-на-Дону, других городов России, а также Беларуси и ряда других государств СНГ. Критично относится к абсолютному доминированию Economics директор Инстиута экономики РАН Р.С.Гринберг и ряд других академиков.
Укажем также на работы Ю. Осипова и его коллег по Философско-экономическому обществу, регулярно публикующие материалы на эту тему в журнале Философия хозяйства.
Критикуют economics и зарубежные, в том числе американские ученые186. В США существует ассоциация гетеродоксальной экономической теории, ряд других научных сообществ, нацеленных на развитие плюрализма в экономической теории.
Аналогичные сети и сообщества существуют в Европе, Японии, Китае. В 2007 году создана Международная ассоциация политической экономии.
Весьма симптоматичной стала и публикация в 2007 г. в газете Mond открытого письма французских студентов, недвусмысленно выступивших против засилья формализованной и математизированной неоклассической экономической теории. Ниже мы приводим некоторые выдержки из этого письма:
Мы, студенты-экономисты разных стран мира, заявляем, что мы принципиально неудовлетворены получаемым нами преподаванием экономики. Для этого имеются следующие причины.
- Мы хотим вырваться из выдуманного мира!
Подавляющее большинство из нас выбрало изучение экономической теории для того, чтобы максимально глубоко понять те феномены экономики, с которыми сегодня сталкиваются граждане. Однако то обучение, которое мы получаем, в большинстве своем состоящее из неоклассической теории или подходов, производных от нее, в целом не отвечает нашим ожиданиям. Даже тогда, когда теория обоснованно абстрагируется на первом этапе от случайностей, она в дальнейшем не возвращается к их объяснению.
Фактическая сторона (исторические факты, функционирование институтов, изучение поведения и стратегий агентов) почти не существует. Более того, этот отрыв преподавания от конкретных реалий создает огромные проблемы для тех, кто хотел бы быть в дальнейшем полезен для экономических и социальных акторов.
- Мы против бесконтрольного использования математики.
- Мы выступаем за плюрализм подходов в преподавании экономической теории
Преподаватели слишком часто не оставляют места для рефлексии. Из множества существующих подходов к экономическим проблемам нам, как правило, дается только один. Этот подход претендует на то, чтобы объяснить все чисто аксиоматическими средствами, так, как будто это является истиной в последней инстанции.
Мы не принимаем догматизм. Мы хотим плюрализма подходов, адекватного многообразию и сложности объектов и неоднозначности решений, характерных для большинства больших проблем экономики (безработица, неравенство, место финансовых рынков, достоинства и недостатки свободной торговли, глобализации, экономическое развитие и т.д.).
Мы не хотим более иметь эту навязанную нам аутистическую [замкнутую на себя пер.] науку
Результатом этого письма, позднее подписанного десятками тысяч студентов и преподавателей всего мира, стало появление и растущая популярность Интернет-журнала Post-Autistic Economics review (недавно изменил название на Real World Economics Review).
Так что дискуссии о проблемах развития и взаимодействия различных школ экономической теории и вопросах использования их багажа в экономических исследованиях и экономическом образовании не только не утихают, но и нелинейно нарастают.
Economics и политическая экономия: к постановке проблемы
По поводу трактовки терминов economics и политическая экономия идет немалая (хотя и несколько вялая, не акцентированная) полемика. Мы придерживаемся точки зрения, согласно которой окончательно договориться о понятиях до начала содержательного исследования невозможно, ибо они получают свое наполнение именно в рамках определенной научной системы.
Ограничимся лишь некоторыми не слишком спорными предварительными замечаниями.
Дело в том, что в нашей стране где-то с конца 80-х годов (после перевода на русский язык ряда учебников) термин economics стал употребляться во вполне определенном смысле для обозначения суммы знаний (и соответственно учебной дисциплины), излагаемых в стандартном учебнике, где всегда присутствует разделение на микро- и макроэкономику и описывается функционирование рынка плюс (отчасти) его регулирование государством (во вводном курсе микроэкономики de facto рассматривается рынок образца XIX начала XX вв., макроэкономики середины прошлого столетия).
В основе этих учебных курсов (а предмет данного раздела теоретические основы учебных дисциплин) лежит концепция А. Маршалла (он и ввел термин economics), дополненная идеями кейнсианства, неокейнсианства (Р. Харрод, Э. Хансен), посткейнсианства (Дж.
Робинсон, П. Сраффа) с одной стороны; монетаризма (М. Фридмен) и пересекающейся с ним новой классической теории (А. Лаффер, М. Эванс и др.) с другой. В свою очередь, в глубинной основе этой суммы знаний лежат маржинализм (У.
Джевонс, К. Менгер, Е. Бем-Баверк, Л. Вальрас и др.), теория факторов производства (восходящая к Ж.-Б. Сэю) и предельной производительности (развитая Дж.
Б. Кларком). Неоклассический синтез (П. Самуэльсон), инкорпорируя кейнсианские идеи в систему постулатов теории рыночного равновесия (поскольку Дж.
М. Кейнс также во многом основывался на последних), счастливо избежал принятия духа кейнсианства, отрицающего автоматизм рыночного равновесия. Институционализм, неоинституционализм и ряд менее известных школ при этом вообще остались по ту сторону типичных учебных курсов (в последнее время в лучшем случае преподаются наряду с ними).
Для описываемой научной и учебной дисциплины типичным является использование терминов экономическая теория, economics как обозначений понятийного поля187.
В отличие от этой суммы знаний и дисциплин термин политическая экономия для большинства экономистов России188 ассоциируется с классической экономической теорией, на базе которой в середине прошлого столетия сформировались две противоположные теоретические парадигмы марксистская (или политэкономия труда) и иная, не имеющая однозначного самоназвания, но включающая в себя широкий круг школ, развивавших идеи предельной полезности, факторов производства и т.п. (назовем такую совокупность школ политической экономией капитала; подробнее об этом определении ниже). Ряд из них положен в основу объяснения механизмов функционирования рынка, излагаемых в учебниках economics.
Нельзя поэтому сказать, что economics вообще не имеет касательства к политической экономии. Однако развитие собственных политико-экономических теоретических предпосылок давно уже стало для economics более чем второстепенным делом.
Как видно, различение названных терминов нестрого и отчасти носит исторический характер, отчасти связано с акцентом на разных пластах экономической жизни: к глубинным проблемам (субстанция и природа богатства, ценности и т.п.), причинно-следственным связям, к социально-экономической интерпретации хозяйственных явлений (будь то теория эксплуатации или теория факторов производства) больше тяготеет политическая экономия; к изучению функционирования современной рыночной экономики economics.
Итак, современная экономическая наука делится на политическую экономию и economics, а внутри первой на две линии: политическую экономию труда и политическую экономию капитала (внутри economics также существуют различные тенденции, но их подробный анализ не является здесь нашим предметом). К 90-м годам XX в. первая линия политической экономии истончилась и в настоящее время ее представители в мире составляют 5-7 процентов (в России чуть больше) от общего числа специалистов в области экономической теории, а вторая (исследование природы ценности и других фундаментальных проблем) линия политической экономии вообще практически исчезла, снявшись почти без остатка в математизированном economics.
Economics в последние десятилетия как фундаментальная наука развивается весьма вяло (за исключением некоторых периферийных областей, связанных с так называемым экономическим империализмом проецированием неоклассической методологии на не-экономические области). Интерес к фундаментальным проблемам не определяет главные направления исследований в economics, и, естественно, весьма слабо отражается в учебных курсах (разве что в виде аксиом здравого смысла).
Принципиально новые исследования в этой сфере если и появляются (например, касающиеся особой роли информации, знаний, творческих способностей человека в современной экономике), то, как правило, не оказываются прямо связаны ни с одной из основных школ economics189.
Политическая экономия (как труда, так и капитала) в современном мире угасает (точнее, угасала до недавнего прошлого. В последнее время, как мы уже заметили, наметились и некоторые позитивные тенденции).
Что же касается economics, то несмотря на всю критику в адрес black board economy (букв.: экономика школьной доски), она играет основную роль в научных исследованиях экономистов (развиваясь главным образом в направлении усложнения математического аппарата190) и продолжает абсолютно доминировать в учебных программах.
Причины доминирования economics в науке и преподавании
Так каковы причины доминирования economics? Главная на economics есть социальный заказ (разумеется, не в смысле прямого диктата, о чем и как писать, а в смысле благоприятного отношения тех, кто формирует общественное мнение... и планы финансирования). Причем заказ двоякий, идущий и от хозяйственной практики, и от господствующей идеологии. Для господствующей практики (точнее практики хозяев экономики) стабильного (или претендующего на это имя) регулируемого (минимально, в духе неолиберализма) рыночного хозяйства, не ждущего сколько-нибудь значительных качественных перемен, более того, отторгающего такие перемены, для такого хозяйства economics есть наиболее адекватная парадигма научных исследований и экономического образования.
Эта парадигма детализирует знания о механизмах функционирования такой системы, что полезно для успешного бизнеса на микро- и макроуровнях при условии, что в основах рыночной системы не происходит качественных изменений. Оговоримся: теоретические рекомендации и продвинутые знания в этой области нужны не столько наемным работникам и потребителям, сколько капиталу и его представителям (менеджерам как капиталу-функции), обладающим реальной властью в современной экономике. Они заказывают музыку в экономической да и не только экономической науке и образовании.
И именно economics оказывается наиболее полезной дисциплиной для такой хозяйственной практики.
С точки зрения идеологии для господствующих политических сил наиболее важной задачей в области нормативного массового сознания является поддержание уверенности в стабильности, незыблемости, эффективности данных ценностей и отношений. И именно парадигма economics необходима для решения этой задачи, ибо в ее рамках и анализ, и обучение ведутся либо прямо не замечая (если угодно игнорируя) наиболее опасные (с точки зрения поддержания стабильности данной системы) вопросы об источниках богатства, справедливости и исторических границах данной системы, либо давая на них ответы строго в рамках абстрактной теории общего рыночного равновесия.
Что же касается политической экономии, то даже наиболее близкие к economics фундаментальные теории (предельной полезности, предельной производительности, факторов производства и т. п.) терпимы (ибо обосновывают аксиомы economics), но относительно, ибо вносят в учебные курсы элементы сомнения. Любая политическая экономия как фундаментальная наука (а политэкономия труда вдвойне, так как она критична по определению) неудобна уже тем, что ставит основополагающие вопросы, пробуждая ненужную (с точки зрения бизнеса бесполезную) и идеологически опасную критичность ума.
Поэтому учебный курс (а заодно и исследовательскую деятельность) желательно ограничить лишь использованием выводов, почерпнутых из некоторых школ политической экономии капитала, представляя эти выводы как аксиомы, а не как теории, требующие критического осмысления (доказательства, корректировки, на определенном этапе опровержения, ведь всякая теория устаревает).
Марксизм же с названных точек зрения представляется особо неудобной доктриной. Особенно неудобен марксизм в его современном виде в виде теорий, критически осмысливающих экономику реального социализма, представляющих ее как в принципе тупиковую социально-экономическую систему, дающих крайне далекую от популярных брошюр Ленина и Сталина картину современного мирового капиталистического хозяйства191.
Причины такого неудобства также несложно показать.
Во-первых, марксистская теория на первый взгляд бесполезна с точки зрения ее использования узким специалистом в какой либо конкретной области рыночного хозяйства (а именно таких специалистов по преимуществу готовят сегодня, именно такими пытаются стать экономисты-исследователи на других почти нет спроса), ибо дает слишком много ненужных знаний. Более того, она помогает сформировать критически мыслящего и достаточно широко образованного специалиста, которому будет трудно и неприятно работать в своей узкой области, не нарушая общепринятых правил и не подвергая сомнению аксиомы. Во-вторых, марксизм как теория, исследующая закономерности генезиса, развития и отмирания экономических систем (в том числе рыночной), опасен для хозяев общества, ориентированного на сохранение status quo, будь то современное буржуазное общество или реальный социализм.
В-третьих, марксизм как политическая экономия труда ставит и заставляет критически осмысливать проблемы собственности, социального неравенства, противоречия общественных интересов, вычленяя их причины, что также опасно для стабильной буржуазной системы (творческий марксизм был опасен и для застойного социализма ввиду того, что задавал вредные вопросы об эксплуатации, привилегиях, уравниловке в мире воплощенной социальной справедливости).
В силу названных (как минимум) обстоятельств классическая политическая экономия (ориентированная на вопрос почему?) вообще, а современный марксизм в особенности, отторгаются господствующей сферой практики в буржуазном обществе как бесполезные, а идеологией трактуются как вредные, а потому ошибочные (в этой извращенной логике суть идеологии в мире отчуждения).
Но есть практика и практика.
Практика как деятельность общественного человека, творящего историю (естественно, в рамках объективно возможных русел социального развития), гораздо шире, чем бизнес в стабильном буржуазном обществе. В той мере, в какой мы хотим быть практичными в изначальном смысле этой великой категории192, для нас важно понять законы исторической жизни, исторического прогресса и регресса. Эту задачу помогает решать сложная система теорий, лежащих в рамках той же парадигмы, что и политическая экономия труда.
И здесь логичен вопрос: действительно ли можно нащупать точки взаимодействия политической экономии и economics?
Возможен ли синтез economics и политической экономии?
Отвечая на поставленный вопрос, будем исходить из следующих предположений.
Первое. Economics уже есть эклектический (по крайней мере в большинстве случаев, особенно в макроэкономике) синтез определенных политико-экономических разработок (точнее, снятие, перевод этих теорий на язык функционирования рынка) от теорий предельной полезности, предельной производительности, факторов производства до кейнсианства.
