Слушайтесь своего вождя
Здесь переход осуществляется благодаря употреблению одинакового выражения для чего-то реального и чего-то метафорического. Майские цветы были преданны морским бурям. Компания Томаса находится в финансовом кризисе, он называет его бурей, чтобы иметь возможность сравнить свое движение с вознесением майских цветов.
Он извлекает выгоду из ореола незабываемой американской легенды и набожности отцов-пилигримов. Набожными являются и его последователи. Быть набожньто означает также приносить жертвы, поэтому во имя майских цветов их призывают к пожертвованию денег.
Совершенно формальной является связь идей в последнем примере: В сознании Христа мы приходим и уходим и находим пастбища. Наш Бог заботится о пастбищах для своих овец.
В этом причина, почему послание выходит сегодня оно является пищей для духовной жизни. Центральное бюро рассылает один и тот же материал одновременно большому количеству людей. В одном случае, это якобы Бог, питающий своих детей духовной пищей, в другом это мистер Томас, который вещает по радио. Посредством ассоциативного перехода с помощью языка Библии Томас, подающий свое послание как послание Бога, достигает глубинного смысла этого трюка.
Он близок к так называемому трюку перехода (трансфера) в упомянутом исследовании Кафлина, но содержит больше, чем идею о заимствовании престижа у чего-то устоявшегося и переносе его на нечто апокрифическое и даже низменное. Его настоящая цель, наверное, не столько подсластить фальшивую аргументацию, сколько разрушить у слушателей понятие логики, и отнять у них в конце концов любое понятие правды, которое эти люди должны были бы иметь. С опорой на авторитет, включающий в себя поведение любого оратора перед толпой, что одновременно равнозначно команде, они тренируются для восприятия риторического словоизвержения. Они должны отказаться от элемента сопротивления, содержащегося в каждом акте ответственного мышления, и следовать за вождем сначала разумом, а затем лично сквозь огонь и воду.
Сотни и сотни раз используемая во всех речах такая техника, как практически и все другие обсуждаемые в этом исследовании, становятся, так сказать, моделью и получают еще больший шанс быть принятыми. У Томаса такой стиль мышления, консистенция которого, благодаря постоянным повторениям, скрывает внутреннее противоречие в каждом конкретном случае.
Слушайтесь своего вождя
Азбучная истина, заключающаяся в том, что авторитарная пропаганда делает все, чтобы создавать авторитарные идеи, сама по себе не является признаком фашизма. Другие идеологии, особенно религиозные и феодально-консервативные во все времена превращали понятие авторитета в свою тему. Новым в пропаганде авторитета является то, что антидемократия не может больше ссылаться на авторитеты, которые, как церковь, считаются достоверными благодаря сверхъестественным откровениям, или обоснованными вездесущей традицией, вроде легитимной идеи феодального авторитета и до определенной степени даже монархизма. Современный авторитаризм стоит перед проблемой, появившейся впервые еще во времена французской реставрации в произведениях таких реакционеров, как Бональд и де Мейстр.
Фашизм должен был бы пытаться оправдать авторитаризм, как одну из присущих современному обществу тенденций, и при этом он должен быть готов к суждению, противоположному идее авторитарности, и должен предстать как раз перед теми массами, которые он хочет подчинить себе посредством авторитета. Эта почти неразрешимая задача, если она вообще должна быть предпринята с какой-либо надеждой на успех, то потребует определенной уловки и искажения фактов. Большинство видов техники по рациональной и демократической защите слепого авторитета, зачастую разоблаченные, избиты. Типичным является описанный в исследовании Кафлина (Институт анализа пропаганды) трюк трансфер, переносящий хорошо обоснованный, популярный авторитет веры в идеи или лица на тезис, который фашист хочет переодеть в одежды славы авторитета.
В равной степени это относится и к известному трюку грузовик с оркестром, который должен завлекать людей в движение, обманывая их, что якобы многие уже присоединилось. Мы не хотим снова описывать эти беспрерывно применяемые Томасом приемы12 и ограничимся лишь описанием недостаточно изученных трюков и исследованием более широкого психологического заднего плана современного пвевдоавторитета. Самое характерное средство обосновать авторитет путем пропаганды квазирациональным путем, не прибегая к традиционно признанным институтам, это подхватить авторитарный термин и сделать его фетишем. А. Сандерс описывает этот трюк под заголовком магические слова13.
Образцом представляется персонификация всех тоталитарных режимов через дуче, фюрера или через лидера, как у Мартина Лютера Томаса14. Термин фюрер действительно является характерным и выражает претензию на непререкаемый авторитет, требование следовать фюреру, не ссылаясь на традиционный титул династии. В этом отношении пропагандистский инстинкт Гитлера был настолько ярко выраженным, что он после смерти Гинденбурга даже не принял титул Рейхспрезидента, а назвал себя фюрером всего немецкого народа. Фюрер это тот, кого нужно слепо слушаться и воле которого надо подчиняться из-за его собственных, всесторонне чтимых заслуг.
Его психологический статус парадоксален: иррациональную преданность последователей он связывает с рациональной претензией, что он действительно особенно подходит для этой задачи и должен быть признан ими лучшим. Без сомнения, моделью послужил офицер, который для области политики был лишен всех признаков опыта и организованного контроля. Фюрер сам по себе является офицером, против решения которого не возможно что-то возразить.
Его свободу слово фюрер выражает тем, что оно становится абсолютом. Легализованные национал-социалистические конструкции, подобные типу харизмы фюрера, поддерживают распространенное мнение о фашизме, которое согласилось бы с объяснением, что понятие фюрер, как абсолютное, является совершенно иррациональным и ни в коей мере не отличается от других магических обожествлений человеческих существ.
Хотя его экстремальная иррациональность и произвол неоспоримы, этот вопрос был бы очень упрощен и его серьезность недооценена, если непосредственно указать на него. чтобы покончить со всей идеологией вождизма как с чистой бессмыслицей. Нужно принять во внимание два факта. Во-первых. в различных государствах концентрация экономического могущества достигла такой ступени, что те, кто обладает этим могуществом, действительно осуществляют то. что в рациональном индустриальном обществе сводится к абсолютному авторитету. Тогда потенциальная сила населения становится заметной, поскольку авторитарные фюреры вынуж-/ дены тем, над кем они властвуют, доказывать каким-либо образом свою полезность.
Этот факт приводит к парадоксальному в представлении фюрера как абсолютного, но в то же время ответственного авторитета. Общественный конфликт, стоящий за этим толкованием, придает принципу фюрера внутреннюю силу, который из-за присущей ей логической непоследовательности является относительно не уязвимым.
Хотя авторитет, без сомнения, включает в себя реакционные элементы, идолопоклонство в слове фюрер является не просто возвратом к варварским привычкам мышления, но оказывается результатом позднего индустриального общества, на что по крайней мере нужно указать. Между индустриальной рациональностью и магическим идолопоклонством посредником выступает реклама. Техника конкуренции выработала тенденцию придавать магическую силу рекламным текстам, в сопровождении которых продаются товары, и усиливать эту магию слов благодаря беспрестанному и постоянному, рационально спланированному повторению, притупляющему, однако, осознанную силу суждения будущих клиентов. Важным моментом в этом процессе является то, что покупатели, чувствующие за постоянно повторяющимися словами сконцентрированную силу, проявляют определенную готовность к послушанию, которое приводит к тому, что разрывается связь между собственными интересами и действительной пользой товара.
В конце концов, они придают продукту определенную ценность самому по себе, волшебную силу фетиша. Этот механизм повсюду в современном процессе торговли настолько автоматизирован, что его можно перенести без труда с помощью простой техники рекламы в область политики. Методы продажи идеи не сильно отличаются от методов продажи мыла или какого-либо безалкогольного напитка. При социально-психологическом рассмотрении магический характер слова фюрер и вместе с ним харизма фюрера являются ничем иным как очарованием текстами рекламы продаж товаров, которые заимствовали слуги непосредственной политической власти.
Речи Томаса содержат выразительный пример процесса потери связи между понятием фюрер и рациональным контекстом, его абсолютизацией, фетишизмом. И неважно, кто фюрер; фюреризм сам по себе идеал, и если говорит человек, пользующийся авторитетом, то за ним следует идти. В одной из своих изоляционистских речей Томас говорит: Возьмите, например, статьи Харри Карра из лос-анджелесской Тайме и прочтите, о чем он сегодня говорит на первой странице... Мы живем в ужасное время, которое чревато мировой войной.
Она здесь, говорит он. Он говорит о том, что японцы готовы поглотить Китай и взять его под свою власть. Он говорит, что если Америка только пошевельнет пальцем в знак протеста, это будет означать войну, если Великобритания только пошевельнет пальцем в знак протеста, это будет означать войну.
Он говорит нам, что Япония захватом Северного Китая обратила внимание мира на то, что Восток близится к концу, имея в виду господство белого человека. Почему мир не слушает этих людей? Если они уже не слушают Христа и Библию, почему они тогда не слушают своих фюреров? В последнем предложении в речь Томаса вкралась многозначность.
Он молча признает, что религиозный авторитет угас и переносит таким же образом молча авторитет на сегодняшних вождей, которые рассматриваются, так как они вожди и обладают властью, как единственные правомочные наследники божественной и абсолютной авторитарности. В этом решающем пункте, который ярко демонстрирует чрезвычайную иррациональность идеи фюрера, нужно было бы подключить контрпропаганду и подробно изложить, что фашизм оправдывает вождизм ничем иным как вождизмом, что в фашистском обществе восхищение властью важнее всего другого, а именно его мнимого национализма (этот факт ясно выражен в последней цитате), и что в конце концов, можно заменить не только тех, кто выполняет божественные функции вождя, но соответственно также и противников: те же самые изоляционистские группы, за которых выступал Томас в 1935 году, и которые в то время заняли непререкаемо прояпонскую точку зрения, хотели бы сегодня направить все военные усилия против Японии, которая считается теперь заклятым врагом. Имидж фюрера Томаса, который он иногда показывает более конкретно, очень напоминает нордический, национал-социалистический тип с выправкой.
Хотя имидж должен апеллировать к некоторому роду христианской элиты, используются картины архаической храбрости, дающие возможность сделать вывод об определенных мужских и одновременно героических качествах, прежде всего о недостатке сочувствия и противоречащие идее христианского сострадания. Я ищу мужчин, которые имеют мужество стоять за свои убеждения. Я ищу женщин, которые действуют по своему убеждению.
Я ищу молодую жизнь, молодых американцев, которые слава Богу, имеют острые глаза и ясные принципы, молодых мужчин, храбрых американцев; я ищу молодых женщин, которые смотрят прямо и могут думать последовательно, и которые, слава Богу, готовы действовать, которые не боятся высказывать свое мнение; которые не боятся сказать: Да, я умру за старое знамя моей отчизны; которые хотят пойти на линию огня и своей жизнью, если необходимо, защищать эту большую организацию, проливая кровь своего сердца. Не только фюрер, но и вождь должен быть фюрером, готовым бороться и умереть, и эта готовность вне зависимости от специфического содержания, за которое необходимо умереть, связывается с очень общим понятием этой большой организации и превращается в преимущество для себя. Экскурс в технику Fait accompli* Как нам кажется, такие хорошо известные приемы, как прием снабжать собственную систему трюков идеями устоявшихся авторитетов, или призыв грузовика с оркестром (два миллиона покупателей не могут заблуждаться), или такие определенные понятия, как вождь, которые делаются фетишем, это только специальные случаи широко распространенного метода, лежащего в основе любой фашистской пропаганды, по крайней мере, в этой стране. Его можно назвать техникой fait accompli и состоит он в том, чтобы рассматривать спорные вопросы как уже решенные.
Это предшествующее решение подсовывается массам, защищающим точку зрения оратора или личного (официального) авторитета, от которого он получает свой престиж, или, по крайней мере, какого-то четко очерченного представителя верхов из области идей, что должно быть переведено в практические, технические термины. Некоторые причины для этой техники ясны. Во-первых, требуется меньше независимости и нравственной смелости, чтобы вступить в партию, которая находится на пути к победе; это преимущество весьма ценно в ситуации, когда агитатор должен считаться с огромным числом людей, которые, живя в условиях, делающих их полностью зависимыми от более сильных, не хотят идти ни на какой риск.
С другой стороны, вера, что дело уже решено, заставляет считать любое сопротивление безнадежным предприятием. Терроризирующий эффект усиливается еще и из-за того факта, что фашизм постоянно включает Numerus clausus** и идею элиты, пришедшие позже должны опасаться серьезных потерь, если фашистский режим установится.
Таким образом, они присоединяются к грузовику с оркестром, так как они не хотят опоздать. Само собой разумеется, техника fait accompli, которая часто принимает бессмысленные и обманчивые формы, едва ли могла бы функционировать, если бы у нее не было базы не только в психологии масс, но и в реальной действительности. Современный экономический порядок имеет действительно широкую тенденцию часто делать людей объектами процессов, которые они часто не понимают и на которые они ни каким образом не влияют.
Жизнь, из которой исчезают самостоятельное экономическое предпринимательство и инициатива, является для них в меньшей степени жизнью, определяемой собственной свободной волей, а превращается в нечто, что идет наперекор им, с этого момента их жизнь заранее предрешена. Если появляется организация, которая создает впечатление, что ее постоянно поддерживают определенные силы, и которая что-то обещает своим последователям, то многие охотно и по своей воле поменяли бы неясное * Fait accompli (фр·) свершившийся факт. ** Numerus clausus (лат.) ограниченная толпа. положение быть просто объектами на членство в таком движении, ведь таким образом они могут поменять проклятую мысль о полной зависимости на активную позицию, на веру в то. что отказом от собственной воли они подключатся к организации, победа которой предрешена.
Техника fait accompli затрагивает центральный механизм фашистской психологии масс: трансформация чувства бессилия в чувство власти. Чувство бессилия воплощается в подозрении, что исход уже решен, причем ты сам в этом никак не участвовал, однако потом ощущаешь, что таинственным и иррациональным образом появляется чувство силы, когда перебегаешь к уже узаконенному победителю. Самой важной задачей контрпропаганды было бы, может быть, вмешаться в этот механизм и решительно объяснить массам, что признание в слабости, полный отказ от себя никогда не приведет к настоящей силе и социальному возрождению.
Однако не только фашистская пропаганда манипулирует этим механизмом, он запускается в ход повсюду в современной массовой культуре, прежде всего в кино. Если его использует фашистский агитатор, он может положиться на процессы, которые в определенной степени уже автоматизированы. Даже по виду самый безвредный комик кино в состоянии с этой точки зрения, не осознавав того, содействовать этим пагубным целям господства произвола. Между тем. этот механизм, как кажется, включает в себя элемент. связанный с еще более глубокими психологическими процессами, и, образующий, может быть. платформу осязаемых эффектов.
Здесь мы можем намекнуть на это в довольно общем виде; наблюдается весьма распространенная тенденция в современном обществе принимать существующее, то что есть, и даже этим восхищаться. Во времена просвещения дух позитивизма в самом широком смысле разрушил магические и сверхъестественные идеи посредством конфронтации с эмпирической действительностью.
Прежде всего в США превалирует мнение: истина есть естественно то, что может быть подтверждено фактом. Понятие фактического повсюду в современной истории духа оказалось сильнее, чем какая-либо метафизическая сущность. Однако историческое превосходство является лишь одним из многих других моментов: мы говорим здесь лишь о выживании магических психологических черт после отмены мета4)изических идей, о чудовищном насилии сегодняшней высокоорганизованной социальной жизни над индивидуумом и непрозрачности, даже иррациональности самого существующего порядка.
Все это способствовало тому, что фактическое было окружено как раз тем ореолом, против которого первоначально создавали идею фактического. Даже религия широко и неосознанно была вытеснена очень абстрактным. но сверхмогучим культом существующего. Доказательством того, что что-то существует, считается, что оно сильнее и поэтому лучше чем то, что не существует. Что бы ни называли философским дарвинизмом, он пронизывает каждый уголок современной психологии в такой мере, которая едва ли может быть переоценена.
Техника fait accompli эксплуатирует это положение. Придавая всему, что реклама хвалит и что люди желают иметь, качество существующего, она имеет тенденцию делать это объектом восхищения парней-подростков, которые мечтают о машинах и самолетах.
Чем упорнее существующее представляется в терминах техники рационального и применяемого, тем сильнее восхищение. Как мы потом увидим, Томас полностью использует понимание этой возможности.
Мысль, что существующее широко оправдывает самое себя, ведет назад к исходному пункту наших рассуждений о трюке фюрера, к констатации, что понятие фюрер, лишенное всякого оправдания, рационально или традиционно принимается и прославляется. Когда Томас задает удивительно общий вопрос, почему люди не идут вслед за своим вождем?, то его культ фюрера основывается, как мы показали, не только на предпосылке, что власть уполномачивает фюрера, но и, наверно на том, что само существование фюреров, подтвержденное историей, является достаточным основанием для узаконивания их.
Здесь фашистская пропаганда глубоко связана с основными чертами современной антропологии культуры. С ней можно более чем с эфемерным успехом бороться только тогда, когда в нашем сегодняшнем порядке окончательно преодолеется очарование существующим в его основе. Иррациональность фашистского воодушевления идеей осуществленных фактов в общем и идеей устойчивого вождизма в частности это только последнее следствие идеи здравого человеческого смысла, что ничего нет более успешного,чем сам успех. Только если опровергнуто кажущееся благоразумие таких идей, можно опровергнуть также и абсурдность фашизма.
У Томаса техника fait accompli, не считая неуклюжего использования трюков грузовик с оркестром, трансфер и подобных, больше проявляется в оформлении языка, чем в содержании аргументов. Его организация была слишком ограничена, чтобы расширить пропаганду fait accompli в большем объеме, в таком, в каком она велась национал-социалистами в 1930-1933 годах. С другой стороны, по всей видимости, идея fait accompli в большей степени выражается только языковыми средствами, а не спорными утверждениями об уже достигнутых успехах; она меньше подвержена национальному контролю и поэтому более эффетивна. Мы приведем несколько типичных и все время повторяющихся формулировок fait accompli из речи Томаса.
Как будто это хорошо известно слушателям, он в основном говорит о своем крестовом походе как об этом движении, великом движении, об этом деле, как будто это является доказанным, прочно устоявшимся, и этим он избегает необходимости все время снова объяснять, чего он собственно хочет. Однако грозный и жуткий подтекст выражения это движение такой устрашающий, что он не может быть даже точно обозначен, однако его нельзя не заметить. В такой же степени Томас ссылается постоянно на свои памфлеты как на эти жизненно важные произведения и называет свою газету Христианско-американский крестоносец, Официальный листок движения, что гозволяет делать двусмысленные выводы. С одной стороны, он внушает, очевидное, учитывая коммерческую рекламу, что какие-то, не имеющие на то право лица, т.е. темные силы, например, или другие конкретные группы, могли бы незаконно высказываться за крестовый поход, в то время как только его газета является настоящей, а все другое дешевой подделкой.
С другой стороны, название Официальный листок придает газете и стоящей за ней организации окраску официальности в смысле законного, может быть, даже официального авторитета, другими словами, делается намек на то, что конечная цель захват власти почти достигнута. Все фашистские движения стремятся выступать как авторитет, который дополняет существующее правительство и одновременно стоит к нему в оппозиции в качестве полноправной вспомогательной организации еще господствующего общественного порядка, готовый в любое время заменить его. Для выполнения этой техники имеется длинная цепочка идей, начиная от Официальной газеты, политического шантажа до огромных полувоенных организаций, как например, частных армий национал-социалистов до 1933 года.
Метко ее характеризует американское выражение self-styled* или self-appointed authority**. Однако весьма характерно, что ее пришлось охарактеризовать стандартным выражением, так как трюк придания партикулярным и частным предприятиям вида общественных и установившихся институтов, сам стал институтом, что является, вероятно, признаком глубоко укоренившегося перехода современного общества к бюрократии. Трюк единства Один из самых успешных лозунгов национал-социалистов был направлен против якобы бесчисленных партий в Германии. Отсутствие внутреннего единства они считали причиной кризисов в Веймарской республике, особенно ее неспособность в последние годы создать здоровое большинство в парламенте.
Этот немецкий трюк оправдывал себя даже за границей, где часто утверждали, что демократия едва ли могла бы функционировать при наличии 20-30 партий. С самого начала эта идея основывалась на лжи, большинство якобы вредных партий никогда не играли решающей роли и никогда их не было больше 6-7, которые еще имели какое-то значение.
Показательно то, что в США. несмотря на их старую и стабильную двухпартийную систему, применяется призыв к единству как прикрытие для тоталитарного репрессивного содержания. Томас применяет его очень часто, не скупясь. Еще больший вес, чем настоящий хаос, имеет предостерегающий призыв к единству.
У понятия единства в том смысле, в * Self-styled (англ.) самозванный, мнимый. ** Self-appointed authority (англ.) наделивший сам себя властью.
