Разрешение теоретических противоречий
Он работал необычайно разнообразно и плодотворно. Вот лишь некоторые из областей, в которых ему удалось внести заметный вклад: литература, музыка, теория познания, эстетика, социология, публицистика.
Перечислим наиболее значительные из его книг второго немецкого периода: Разыскания о Вагнере (1952), Диссонансы. Музыка в развороченном мире (1956).
К метакритике познания (1956), Заметки о литературе. 1. II. Ill (1958.
1961. 1969). Теория поверхностного образования (1962). Музыкальные моменты (на франц. яз., 1964), Аспекты гегелевской философии (1957), Введение в музыковедение (1962), Негативная диалектика (1966).
Позитивистское течение в немецкой социологии (1969). Композиция фильма (совм. с Ейслером. 1969).
Уже после его смерти, в 1971 году вышло собрание его сочинений, насчитывающее двадцать томов. Большой резонанс получила полемика между Франкфуртской школой и позитивистами, в которой приняли участие Теодор Адорно и Карл Поппер.
Юрген Хабермас и Карл Альберт. В Германии она получила название Positivisinusstreit (Позитивистский диспут) и стала заметным событием в интеллектуальной жизни Западной Европы.
По сути она представляла собой противостояние либеральной и радикальной критики современного познания. Внешне в концепциях критической теории Адорно и критического рационализма Поппера было много общего: обе теории противостояли специализации и бюрократизации научного поиска, обе критиковали структуры закрытой мысли и тотальные системы, обе осуждали низведение разума до некритического социально-технологического института. Однако их реальное и серьезное различие лежало в политической с4)ере.
Поппер полагал, что что свободные, состязательные дебаты сообщества ученых возможны в западном обществе и приведут к теоретической когерентности, сплоченности: Адорно же считал, что такие дебаты неизбежно будут искажены господствующими экономическими и социальными структурами, в рамках которых они ведутся, а теоретическая когерентность при этом выполняет идеологическую функцию, маскируя социальные противоречия. Из-за того. что Адорно рассматривал социальное освобождение в качестве обязательного предварительного условия для Разрешения теоретических противоречий, он полагал, что его позиция созвучна освободительным интересам эксплуатируемого класса. По
иронии судьбы Поппер, атакуя эзотерический язык и труднопонимаемое гегелевское наследие в критической теории, рассматривал себя как защитника антиэлитарной, демократической позиции. Для Адорно главная 'политическая проблема заключалась в том, что разум не применяется критически для оспаривания данной реальности. Вместо этого мысль или господствует над реальностью (идеализм), либо реальность господствует над мыслью (эмпиризм), а когда любой из полюсов берется в качестве философской первопричины, мысль входит в противоречие со статус-кво. Главная теоретическая проблема для него состоит в том, чтобы определить диалектический метод без идентификации, при которой напряжение между мыслью и реальностью остается не решенным.
Свой главный методологический труд, вышедший в 1966 г. он озаглавил Негативная диалектика для того, чтобы отличить свою концепцию от гегелевкого идеализма. С другой стороны, это был метод доказательства, основанный на неидентичности понятий их объективному содержанию (например, разума реальности) на нескольких уровнях: 1) объект не дотягивает до своего понятия (рациональное общество на самом деле иррационально); 2) понятие оказывает насилие по отношению к идентифицируемому объекту (разум схватывает реальность, господствуя над ней); 3) только противоречивые понятия (правда миф) могут определить объект (реальность), являющийся в действительности противоречивым. Можно также сказать, что негативная диалектика это метод экзегезиса, основанный на нсидентичности между значением текста и намерением автора когда тексты интерпретируются диалектически, не приводится очевидных аргументов против, таким образом субъективные, культурные, познавательные процедуры могут быть прочитаны как шифры объективной социальной тотальности. Нерешаемая природа негативной диалектики запрещает критической теории становиться систематизированной социальной теорией.
Адорно, например, не пытается примирить Фрейда и Маркса, поскольку он полагал, что такой синтез ослабит критический потенциал обоих. Вместо этого Адорно использует их теории контрапунктом он интерпретирует психологические явления как отражение социально-экономической структуры, но в то же время анализирует социально-экономическую структуру в терминах ментальных явлений (культура, познание, структура характера), ее поддерживающих.
Те же утонченные методы он применял и при интерпретации явлений массовой культуры. Его критиковали, в частности Эдвард Шилз в статье Дневные мечты и кошмары [Daydreams and Nightmares // Sewanee Review. 1957, η.65. р.587-608], за неумение оценить демократические черты массовой культуры.
Однако он воспринимал джаз или газетные гороскопы с той же философской серьезностью, как и текст Хайдеггера, и полагал, что когда они читаются критически, они не менее способны осветить социальную истину, Чтобы оценить марксистские компоненты творчества Адорно, необходимо понять, что для него диалектический материализм всегда был методом познания, диктуемым самим материалом, независимо ни от какой классовой то1^^ зрения. В конце 50-х годов его университетская деятельность во Франкфуртском университете имени Гете почти постоянно вовлекает его в конфликты, будоражащие политическую и культурную жизнь ФРГ: уже говорилось об острой перепалке с позитивизмом в обществоведении и полемике с Карлом Поппером; еще одна проблема его бурного реагирования это реформа системы высшего образования в ФРГ.
1968 год застает его в схватках с движением немецкого студенческого протеста, которое откликнулось на известные майские события в Париже серией забастовок и демонстраций. Адорно же скептично отнесся к объективной возможности революции и поддерживал свой статус неучастия. Студенты часто ставили ему в упрек, что своей критической теорией он персонально заключает соглашение с существующим истеблишментом.
Со своей стороны, Адорно без колебаний отвергает активизм фракции немецкой Новой Левой. Он убежден в необходимости структурной трансформации социальных отношений, но остается абсолютно убежденным в том, что подлинный революционный праксис должен быть праксисом ненасильственным. Его внезапная смерть во время каникул от сердечного приступа 9 августа 1969 года оставила незавершенными две работы, которым он придавал важное значение: Эстетическую теорию и монографию о Бетховене. Систематическое изложение теоретических концепций Адорно встречается как мимимум с двумя трудностями.
Одна состоит в том, что его деятельность не принадлежит исключительно к какой-либо одной области. Адорно пианист, музыкант и композитор, может быть также равным образом назван философом, социологом, эстетиком и писателем. Другая сложность состоит в том, что, по его собственному утверждению, подлинная философия не поддается изложению, резюмированию, и это требует от толкователя постоянных объяснений и комментариев. Один из аналитиков его творчества Марк Хименес называет его способ изложения паратактическим: расположение фрагментов его дискурса (рассуждения) умышленно отрывочно, организовано в форме созвездий вокруг центральной темы.
Его философия изначально враждебна любой системе, наиболее адекватное выражение она находит в афоризме, либо во множестве моделей [ Jimenez М. Adorno //Dictionaire des Philosophes. V. 1 2me ed.
P:PUF,1984,p.24]. В известной французской энциклопедии La Grande Larousse отмечается, что критическая теория общества Франкфуртской школы приняла у Адорно намеренно пессимистические акценты радикального отказа...
Необходимо достичь определенного страдания в качестве философской категории, но он сохраняет ностальгию по примирению (реконсилиации). Его эстетика, которая не всегда избегает элитарности, отвергает индустрию культурного потребления (Kulturindustrie) и подчеркивает в искусстве функцию протеста, полного разрушения существующего порядка [ La Grande Larousse. V.I.
P.:Larousse, 1995, p. 122]. А одна из посвященных его творчеству работ, вышедших в Лондоне, называется: Меланхолическая наука. Введение в теорию Т. Адорно [ Rose G. The Melancholy Science.
An Introduction to the Thought ofT.W.Adomo. L.: Basinsstoke, 1978]. проф.
В.П. Култыгин, д. филос. н.
Введение
Проблема Исследования, о которых здесь пойдет речь, были ориентированы на гипотезу, согласно которой политические, экономические и общественные убеждения индивида нередко образуют своего рода всеобъемлющий и когерентный образ мышления, стержнем которого является склад ума или дух, а сам образ мышления является выражением скрытых черт индивидуальной структуры характера. В центре интересов исследователей был потенциально фашистский индивид индивид, чья структура делает его особо восприимчивым к антидемократической пропаганде. Мы употребили слово потенциальный. поскольку мы занимались не теми лицами, которые объявляли себя фашистами или принадлежали к известным фашистским организациям.
Во времена, когда мы собирали основную часть нашего материала, фашизм только что потерпел поражение в войне, и, поэтому, мы не могли рассчитывать на то, чтобы наши испытуемые открыто идентифицировали себя с фашизмом. Однако было нетрудно обнаружить лиц, воззрения которых позволяли предположить, что они охотно приняли бы фашизм, если б ему удалось превратиться в достаточно сильное и уважаемое движение.
Концентрируясь на потенциальных фашистах, мы ни в коей мере не считаем, что другие структуры характеров и идеологии менее интересны или поучительны как объекты изучения. Однако мы полагаем, что ни одно социально-политическое течение не представляет собой столь серьезной угрозы нашим традиционным ценностям и институтам, как фашизм, и, наконец, что с фашизмом легче бороться, познав психологические силы, способствующие ему.
Если же нас спросят, почему мы. коль скоро мы хотим исследовать новые средства борьбы с фашизмом, не уделяем в равной мере внимание также и потенциальному антифашисту, мы ответим, что безусловно изучаем главные черты, свойственные антифашистской оппозиции, однако, последние не укладываются в один определенный образ мышления. Центральное место среди результатов этого исследования принадлежит выводу, согласно которому лица. наиболее восприимчивые к фашистской пропаганде, имеют очень много общего. (Они проявляют многие характерные особенности, складывающиеся в единый синдром. нри том что в рамках этой основной структуры наблюдаются типичные отклонения.) Лица. решительно отвергающие фашизм, в большей мере отличаются друг от друга.
Задача диагностировать потенциальный фашизм и выявить его детерминанты потребовала специально разработанных для этой цели приемов, от которых нельзя было ожидать, чтобы они в той же степени годились для исследования иных образов мышления. Несмотря на это выявлено несколько типов структур характера, особо резистентных по отношению к антидемократическим идеям. О них будет сказано в дальнейших разделах. Коль скоро существует потенциальный фашистский индивид, то что он представляет собой при ближайшем рассмотрении?
Как возникает у него антидемократический образ мышления? Какие личностные факторы структурируют его мышление? Насколько широко такого рода индивиды распространены в нашем обществе?
Каковы их детерминанты, каков процесс их развития? Данное исследование должно помочь ответить на эти вопросы. Даже ее.™ наш постулат, согласно которому потенциальный антидемократический индивид представляет собой нечто цельное, выглядит достаточно приемлемой гипотезой, он должен впредь подвергаться проверке.
В исследованиях. посвященных проблеме политических типов людей, следует различать две основные концепции: концепцию идеологии и концепцию человеческих потребностей, лежащих в основе идеологии. Хотя и то, и другое в индивиде следует рассматривать как единое целое, они могут быть исследованы в отдельности. Одни и те же идеологические тенденции у разных индивидов могут иметь различные причины, а одни и те же личные потребности могут находить выражение в различных идеологических тенденциях. Термин идеология в этой книге употребляется в том значении, в котором он употребляется в современной литературе: он обозначает систему мнений, поведений и представлений о ценностях образ мыслей о человеке и обществе.
Мы можем говорить об идеологии индивида в целом или о его идеологии в различных областях социальной жизни: политике. экономике, религии, в вопросе о различных меньшинствах и др. Идеологии существуют независимо от отдельного человека (независимые идеологии определенных эпох являются результатом как исторических процессов, так и текущих социальных событий). В зависимости от индивидуальных потребностей и меры их удовлетворения или неудовлетворения, они имеют для отдельных индивидов различную притягательную силу.
Разумеется, есть люди. абсорбирующие идеи более чем от одной из существующих идеологических систем и синтезирующие их в образ мышления, являющийся в той или иной мере исключительно их собственным образом мышления. Однако, при изучении мнений, поведения и представлений о ценностях достаточно большого количества лиц, скорее всего, были бы выявлены общие для них образы мышления.
Во многих случаях они, возможно, и отклонялись бы от наиболее популярных идеологий, но все они соответствовали бы вышеописанному понятию идеологии, а в каждом отдельном случае вьмвилось бы. что они выполняют функцию приспособления индивида к обществу. В самом начале исследования относительно потенциального фашистского индивида исходным пунктом наших размышлений был антисемитизм. Солидаризируясь с большинством обществоведов, авторы разделяют точку зрения, согласно которой антисемитизм в значительно большей степени базируется на субъективных факторах и общей ситуации, в которой находится антисемит, чем на подлинных свойствах евреев, и что детерминацию антисемитской установки следует искать прежде всего в личности ее носителя. Поскольку этот акцент на структуру характера с необходимостью выдвигает на первый план не социологические или исторические, а психологические подходы (хотя в конечном счете все эти три аспекта можно отграничить друг от друга только условно), мы не стремились объяснить существование антисемитских представлений причинами общественного характера.
Более того. вопрос ставился следующим образом: Каким образом получается так, что определенные люди принимают такого рода идеи, в то время как другие нет? И поскольку исследование с самого начала ориентировано на вышеупомянутую гипотезу, мы исходили из предположения, (1) что антисемитизм не есть особое или изолированное явление, а часть объемной идеологической системы, и (2) что восприимчивость индивида к такого рода идеологиям в первую очередь зависит от психологических потребностей. Что касается предварительных выводов и гипотез относительно антидемократических индивидов, то прежде чем их можно будет признать окончательными, они должы быть подвергнуты многочисленным и тщательным наблюдениям во многих случаях с помощью количественного анализа. Чтобы с уверенностью можно было сказать что множество мнений, линий поведения и представлений о ценностях, демонстрируемых тем или иным индивидом действительно представляют собой консистентную структуру или организованное целое, необходимо самым интенсивным образом исследовать этого индивида.
Известна лишь одна методика. позволяющая установить, образуют ли групповые мнения, типы поведения и представления о ценностях определенные образы мышления, из которых одни более распространены, чем другие. Она заключается в том, чтобы измерить определенное множество мыслительных содержаний в заранее определенных группах испытуемых, а затем с помощью стандартизованных статистических методов определить, какие из них соотносятся друг с другом. Многим социопсихологам научное изучение идеологии, как она определена выше. представляется делом безнадежным.
Измерение отдельной специфической, изолированной установки с необходимой точностью является продолжительной и мучительной процедурой для обоих и объекта исследования, и самого исследователя. (Часто утверждают, что установка, если она не специфична и не изолированна, вообще не может быть корректно измерена.) Как же можно тогда вообще надеяться на то, что в рамках приемлемого времени можно охватить бесчисленные образы поведения и представления, которые в своей совокупности составляют идеоло-ппо? Ясно, что для этого необходим отбор. Исследователь должен ограни- читься существенным, а что является существенным, можно определить лишь с позиций теории. Теории, определяющие ход этого исследования, будут изложены позднее в соответствующем контексте.
Теоретические размышления сопровождают нашу работу на всех ее стадиях, однако в ее начале должно быть изучение наиболее легко наблюдаемых и относительно специфических мнений, поведений и представлений о ценностях. Мнения, поведения и представления о ценностях, как мы их понимаем, с большей или меньшей точностью поддаются описанию в словах.
Но с психологической точки зрения они остаются на поверхности. Однако степень откровенности каждого отдельного человека при ответах на аффективно заряженные вопросы (к примеру, относительно меньшинств или текущих политических событий) зависит от ситуации в каждом случае. В определенных случаях может возникнуть несоответствие между тем, что говорит и что на самом деле думает испытуемый. То, что он думает на самом деле. он. по-видимому, выскажет в доверительном разговоре с близкими друзьями.
Все это, с психологической точки зрения лежащее относительно неглубоко от поверхности, психолог может непосредственно наблюдать, если он при этом использует адекватные методы. Именно это мы и пытались сделать. Между тем у индивида могут быть и тайные мысли, которые он, если это возможно, ни при каких обстоятельствах не выдаст. Это могут быть и мысли, в которых он не желает признаться самому себе.
Это могут быть мысли, о которых он не говорит вслух, поскольку они настолько смутные и неупорядоченные, что он не способен их выразить в словах. Найти доступ к этим скрытым тенденциям особенно важно, потому что, по-видимому, именно здесь находится потенциал для демократических или антидемократических идей и действий в решающих ситуациях. То, что люди говорят, и в известной степени даже то, что они думают на самом деле, не в последнюю очередь зависит от духовного климата, в котором они живут. Если этот климат меняется, то один приспосабливается к нему быстрее, чем другой.
Если заметно усилится антидемократическая пропаганда, то некоторые люди быстро воспримут ее и тут же передадут дальше, другие же только если им покажется, что этому верят все, третьи же не поддадутся и в этих условиях. Иными словами, индивиды очень различны в своей предрасположенности к антидемократической пропаганде. в своей готовности проявить антидемократические тенденции. Для того чтобы измерить фашистский потенциал в этой стране, представляется необходимым исследовать идеологию на этой ступени готовности. В Германии до прихода Гитлера к власти наблюдалось меньше открытого антисемитизма, чем сейчас у нас.
Являются ли его перспективы у нас, как хочется надеяться, более скромными, можно установить только путем интенсивных исследований, в ходе которых будет четко зафиксировано все видимое и изучено то, что под этим видимым скрывается. Что касается соотношения идеологии и действия, то у людей, задающихся антидемократической пропагандой и открыто участвующих в нападках на меньшинства. обычно предполагается конгруэнтность между действиями и мнениями, поведением и представлениями о ценностях.
Порою, правда, утешает мысль о том, что иные из тех, кто высказывает антидемократические воззрения, не реализуют их, а, возможно даже, и не желают этого. И здесь снова возникает вопрос о потенциальности. Точно так же, как и открытое вербальное высказывание, откровенное действие в большой мере зависит от данной социально-экономической ситуации, однако различные индивиды сильно отличаются друг от друга своей готовностью к тому, чтобы дать втянуть себя в активные действия. Исследование этого потенциала является частью исследования общей идеологии индивида.
Выводы относительно того, какие и какой интенсивности мнения, типы поведения и представления о ценностях могут подвигнуть индивида на действия, и какие личностные факторы способны удержать его от них, имеют большое практическое значение. То что идеологически обусловленная готовность к восприятию, вербальная идеология и идеология, выражаемая в действиях, в основном относятся к одному и тому же типу, представляется несомненным.
Интерпретация идеологии индивида в целом должна описать не только структуру каждого из этих уровней, но и структуру этих структур. Что индивид говорит в присутствии других, что он говорит, когда он чувствует себя огражденным от критики; что он думает, не желая сам себе признаться в этом, что он склонен думать и делать в случаях, когда он подвержен различным воздействиям все эти феномены могут рассматриваться как части единой структуры. Она может быть не интегрирована, внутренне противоречива или консистентна, но она образует единство, поскольку ее составляющие связаны друг с другом определенным, имеющим психологический смысл, образом. Для понимания такой структуры необходим анализ всего характера.
По нашей теории, характер это более или менее устойчивая организация сил индивида, которые определяют его реакции в различных ситуациях и тем самым, в значительной мере и его консистентное поведение, будь то в вербальной или физической форме. Сколь бы консистентным не было поведение, оно, однако, не тождественно структуре характера, характер стоит за поведением, находится в индивиде. Силы, относящиеся к характеру, не являются реакциями, а представляют собой потенциал реакций.
Находит ли такой потенциал открытое проявление или иет, зависит не только от данной ситуации, но и от потенциалов поведения, образующих оппозицию по отношению к потенциалу реакций. Заторможенные силы характера относятся к более глубинному слою. чем те, которые непосредственно и консистентно манифестируются в поведении. Что представляют собой силы. относящиеся к структуре характера и процессы, которые они организуют? Наша теория относительно структуры характера тесно примыкает к воззрениям Фрейда, однако в процессе более или менее систематического описания аспектов структуры характера, в значительной мере доступных прямому наблюдению, мы действовали в первую очередь в традициях академической психологии.
Силы характера это в основном потребности (влечения, желания, эмоциональные импульсы), которые в части своих особенностей, своей интенсивности, по способу удовлетворения и направленности на объекты варьируются от одного индивида к другому, а по отношению к другим потребностям находятся в гармоничном или конфликтующем взаимодействии. Существуют примитивные эмоциональные потребности, существует потребность уйти от наказания и получить одобрение соответствующей группы людей, существует потребность сохранения гармонии и интеграции в собственном Я. Поскольку, как мы видели, мнения, поведение и представления о ценностях зависят от человеческих потребностей, и поскольку характер в основном это организация потребностей, он может рассматриваться как детерминанта идеологических предпочтений, однако не как окончательная детерминанта.
Ни в коем случае не являясь чем-то с самого начала данным и фиксированным, реагирующим на окружающее, характер развивается под давлением условий окружающего мира и никогда не может быть изолирован от того общественного целого, в котором он существует.
