Ислам и политическая борьба
Но важно отметить, что, по данным Зониса, дети базарных воротил, то есть представители буржуазии, представляли менее одной пятой от общего числа самых влиятельных людей страны.
Главный источник обогащения элиты нефтяные доходы находился в руках правительства, и контроль над ним осуществляли шах и его окружение. Поэтому тысяча семейств больше зависела от государственной власти, чем когда бы то ни было.
Распределение богатств шло в соответствии с традициями ближне- и средневосточной деспотии сверху вниз с помощью подарков, выгодных подрядов, прямой и массовой коррупции.
Да, для выживания иранский политический режим, его бюрократическая элита должны были хоть как-то совершенствоваться, видоизменяться, проводить какие-то реформы, провозглашенные хотя бы на бумаге. Но бюрократический склероз государственной машины был настолько силен, система обратной связи между элементарнейшими запросами общества и ответом на них со стороны властьимущих настолько парализована, что любые, даже благие решения, принимаемые верхами, или не доходили до низов, или же осуществлялись в совершенно искаженном виде.
Любые мероприятия мертвящей бюрократии давали самопоражающие результаты. Ее паразитизм был безусловным и вопиющим.
Когда доходы Ирана от нефти резко возросли, они лишь в очень незначительной мере пошли на удовлетворение реальных нужд общества, но в большинстве просто означали учетверение, удесятерение казнокрадства, усугубление паразитического характера бюрократии. Государственная машина Ирана знала только один ответ на надвигавшуюся народную революцию репрессии и исторически была обречена.
Крот истории рыл глубоко.
В результате скачка цен на жидкое топливо после 1973 года доходы иранского правительства от нефти в 1975 году увеличились почти в 10 раз по сравнению с 1972 годом. В 1977 году они достигли 23 миллиардов долларов (примерно 40 процентов всего валового национального продукта страны, почти 80 процентов доходов бюджета).
За период 19721977 годов Иран получил от экспорта нефти почти 90 миллиардов долларов. Эти суммы были настолько крупными, что, несмотря на колоссальные потери от воровства и взяток, несмотря на расходы на вооружение, в стране шел бурный экономический рост.
Правда, за формально высокими цифрами развития скрывался именно рост цеп на нефть, но все же Иран действительно превращался из аграрной в индустриально-аграрную страну.
В Иране появились металлургические, машиностроительные, нефтехимические заводы, автосборочпые и тракторосборочные предприятия, газовая п алюминиевая промышленность, предприятия сельскохозяйственных орудий, заложены основы судо- и самолетостроения, сделаны шаги к созданию атомной энергетики. С 1960 по 1975 год численность промышленных рабочих возросла вдвое.
Индустриализация по-ирански не ослабляла, а усиливала экономическую зависимость Ирана от развитых капиталистических стран.
К тому же, несмотря на некоторые успехи индустриализации, крупные, по иранским понятиям, предприятия оставались островками в море 250 тысяч мелких заведений и мастерских. В современных отраслях в середине 70-х годов было занято около 100 тысяч рабочих из общей массы почти в 2,5 миллиона человек.
Предприятия, имевшие механические или электрические двигатели, охватывали всего 700 тысяч занятых. Более 1 миллиона человек трудились в кустарных мастерских, основанных на ручном труде или на использовании примитивных станков.
Особенность иранской ситуации была в том, что низшие, самые массовые торгово-ремесленные слои не обязательно и не всегда порождали капитализм, а, наоборот, зачастую консервировали, воспроизводили в новых общественно-исторических условиях прежние производственные отношения. Показателем этого было устойчивое сохранение, хотя и видоизмененных, средневековых цехов и гильдий на иранских базарах.
Традиционные общественные структуры разрушались, видоизменялись, но часто просто не заменялись новыми. Демографический взрыв, миграция в города (за десятилетие, предшествовавшее революции, около 5 миллионов), сопровождавшаяся псевдоурбанизацией, приводили к болезненному разбуханию городских традиционных структур.
Но одновременно массовый ввоз иностранных товаров и конкуренция современных отраслей промышленности подрывали их производственную базу. Социальное неравенство усиливалось.
Выбитые из традиционного жизненного уклада, сельские мигранты пополняли низшие и отчасти средние прослойки городского населения, занимая во многих случаях некое промежуточное положение между различными социальными группами, пишет советский историк С. Агаев. Лишенные возможности включиться в сферу промышленного производства ввиду ограниченной занятости на предприятиях, многие из них основывали мелкие кустарные мастерские, лавочки и т. п. на базе традиций сельского домашнего ремесла... В составе и на границах низших и средних городских социальных прослоек сельские мигранты сохраняли специфические производственные и социально-психологические черты.
Объединившиеся в общинах, образованных на базе мечетей, они наибольшим образом способствовали начавшемуся возрождению ислама, ставшего впоследствии, как писала газета Унита от 24 мая 1980 г., главным знаменем тех социальных сил, которые были основными участниками иранской революции, обездоленных крестьян, переселившихся за последние пятнадцать лет в крупные города, того нового класса, который пока еще нельзя отождествлять ни с люмпен-пролетариатом, ни с мелкой буржуазией, ни с трудовыми слоями населения (рабочие, крестьяне).
Прослойка зажиточных крестьян, превращавшаяся в фермеров и поставлявшая значительную часть сельскохозяйственной продукции Ирана, также не стала опорой режиму, потому что чувствовала гнет хищного бюрократического аппарата и находилась под сильным влиянием оппозиционно настроенного мусульманского духовенства.
Экономическое развитие Ирана, несмотря на его возросшие финансовые возможности, подрывалось колоссальными военными расходами. В отдельные годы они поднимались почти до трети государственного бюджета.
Военная инфраструктура и вооруженные силы отвлекали лучших, самых квалифицированных инженеров, техников и рабочих.
Уже в середине 70-х годов платежный баланс Ирана стал дефицитным. Инфляция достигла 2030 процентов в год и сильно била по реальным доходам большинства па-селения, по тем 54 процентам семей, которые жили ниже порога бедности.
Пышно расцвела спекуляция, особенно землей и недвижимостью.
В перенаселенных городах не хватало жилья, воды, электричества, транспорта. Как зарвавшийся банкрот, шах подписывал векселя давал обещания народу, которые не мог и не хотел выполнить.
Революция растущих ожиданий обернулась революцией обманутых надежд. Удар пришелся и по средним городским слоям, страдавшим от жилищной дороговизны.
Экономический кризис под золотым дождем нефтяных доходов, лишения масс в условиях наглого обогащения верхов, ломка традиционных общественных связей, не заменявшихся новыми, все это создавало невиданную социальную напряженность.
За годы белой революции шахский режим так и но смог обеспечить себе сколько-нибудь широкой социальной базы и опирался на репрессивный аппарат САВАК, армию, полицию. Против поверхностных реформ режима выступили самые различные силы.
Крупные помещики и ханы племен оказывали открытое сопротивление аграрной реформе, в ряде случаев вооруженное. Многие религиозные лидеры во главе с Рухоллой Мусави Хомейни объявили, что реформы не соответствуют предписаниям ислама.
Их возмущало даже формальное предоставление избирательных прав женщинам. Оппозиция справа объективно сомкнулась с движением интеллигенции, студенчества, служащих, торговцев, ремесленников и рабочих, сочувствовавших Национальному фронту или левым организациям, против шахской деспотии.
Демократическое движение требовало проведения политики нейтралитета, отказа от односторонней ориентации на Запад и улучшения отношений с Советским Союзом. Духовенство осуждало предоставление американским военнослужащим неподсудности иранским судам.
Весной и летом 1963 года духовенство возглавило крупные антиправительственные выступления, с которыми власти жестоко расправились. Сотни, а может быть, и тысячи людей были убиты.
Многие крупные богословы были арестованы, подвергнуты пыткам и даже казнены.
Антишахское движение в открытой форме временно перешло в сферу отдельных террористических актов против представителей власти.
Наибольшую политическую активность среди городского населения в 60 первой половине 70-х годов проявляло студенчество, численность которого с 1961 по 1975 год увеличилась в 5,6 раза (не считая обучавшихся за границей), пишет С. Агаев.В его составе в это время удельный вес представителей средних городских слоев значительно опережал долю выходцев из других социальных прослоек. В связи с проблемами трудоустройства, из-за политического климата и психологической атмосферы в Иране многие студенты после окончания учебы предпочитали выезжать из страны, а обучавшиеся за рубежом отказывались возвращаться на родину...
Характерной чертой развития движения студентов в Иране в рассматриваемый период явилось распространение среди них идей научного социализма, соединяемых в ряде случаев с догмами исламской религии. В обстановке жестокого военно-полицейского гнета, усугублявшего свойственное молодежи революционное нетерпение, эти идеи в иранском студенческом движении преломлялись сквозь призму леворадикальных настроений, обусловливавших тактику террора и методы партизанской войны. Крупнейшими группировками такого типа были организация Чарикхайе федаийе халге Иран (Жертвующие собой партизаны иранского народа), называвшая себя марксистско-ленинской, и организация исламо-социалистического, исламо-марксистского направления Моджахедине халге Иран (Борцы за святое дело иранского народа). В обе организации наряду со студентами входили представители интеллигенции, мелкие торговцы, ремесленники, а также рабочие.
Со второй половины 70-х годов группировки моджахединов и федаинов фактически отказались от вооруженных акций и посвятили себя подпольной политической борьбе. Под влиянием марксистских идей они все более эволюционировали в организации революционно-демократического типа.
Движение левых молодежных организаций находило поддержку части оппозиционно настроенной интеллигенции. Как реакция на навязанную Ирану шахом псевдомодернизацию среди некоторых представителей интеллигенции проявлялись и антизападные настроения, требования освободить страну от засилья США, сохранить национальную самобытность, культуру и традиции, вернуть обществу ценности мусульманской цивилизации.
Главные оппозиционные движения в Иране приобрели религиозную окраску. Ислам оказался движущей силой уникальной для новейшего времени антимонархической, антиимпериалистической революции, которая привела к созданию теократического режима.
Поэтому было бы нелишним хотя бы вкратце остановиться на роли исламского фактора в общественно-политической жизни как Ирана, так и других стран этого региона.
Ислам и политическая борьба
Политическая окраска современных мусульманских движений сложна и подвержена постоянным изменениям. Социальные структуры мусульманских стран аморфны, классовые грани размыты, общество носит многоукладный характер.
Крестьянство, мелкая буржуазия города, полупролетарские слои составляют большинство населения и служат социальной средой для сильных религиозных чувств. Политические режимы стран, где население исповедует ислам, представлены широким спектром от революционно-демократических до феодально-теократических.
Зеленое знамя ислама (зеленый любимый цвет основателя мусульманства Мухаммеда) может осенять как борцов против империализма и феодализма, так и консерваторов, махровых реакционеров. Под знаменем ислама может развертываться освободительная борьба, говорилось в Отчетном докладе ЦК КПСС XXVI съезду партии.
Об этом свидетельствует опыт истории, в том числе и самый недавний. Но он же говорит, что исламскими лозунгами оперирует и реакция, поднимающая контрреволюционные мятежи.
Все дело, следовательно, в том, каково реальное содержание того или иного движения.
Наступление европейского колониализма на мусульманские страны привело на рубеже XIXXX веков к полной или частичной потере ими своей независимости. В качестве ответа на этот исторический вызов в мусульманском обществе оформилось три главных течения, которые осознавали необходимость изменений, чтобы преодолеть социально-экономическую отсталость, восстановить или сохранить национальную независимость.
Модернисты-европеисты требовали решительного преобразования социально-политической структуры, экономической, военной, правовой системы по образцу ^буржуазного общества Западной Европы. Они призывали отказаться от наследия ислама, считая, что в нем кроется причина отсталости их стран, их военной и экономической слабости. Они призывали население стать европейцами, приобщившись к западноевропейской капиталистической цивилизации.
Самым ярким представителем этого течения стал Мустафа Кемаль Ататюрк основатель республиканской Турции, а также кемалисты, его сторонники, которые пошли на глубокий разрыв с традициями, отделили религиозные институты от государства и запретили использовать религию в политических целях.
Другое течение представляло собой умеренных реформаторов, к которым примыкали умеренные исламисты. Суть их программы сводилась к тому, чтобы взять технические достижения западной, то есть капиталистической, цивилизации, несколько реформировать исламские институты, учреждения и традиции и тем самым открыть дорогу для прогресса, не отказываясь от своего наследия.
К числу лидеров этого течения принадлежал Джемаль ад-Дин аль Афгани, который обосновал идеологию панисламизма, принятую на вооружение правящим классом Османской империи накануне ее гибели.
Крайние традиционалисты мусульманские ортодоксы отвергали все духовные и общественные ценности Запада, все достижения западной цивилизации, соглашаясь принять лишь ее технику и военную организацию. Для них задача состояла не в том, чтобы реформировать ислам, а в том, чтобы вернуться назад к его первоначальной чистоте, восстановив его в том виде, как он существовал первые три века после своего появления (VIIХ века нашей эры).
Используя одно из течений такого рода (ваххабизм) возникла, например, в 20-е годы нашего века Саудовская Аравия в самом отсталом районе Ближнего Востока.
Однако сама принадлежность к любому из этих трех течений, границы между которыми весьма условны, отнюдь не определяла четкого политического кредо. Ататюрк фактически расчищал путь для развития Турции по капиталистическому пути. Но одновременно он выступал как крупный лидер национально-освободительного движения своего периода и как сторонник сотрудничества с Советским Союзом.
В Египте 5060-х годов президент Насер выбрал в качестве ориентира социализм, установил плодотворное сотрудничество с СССР, провел значительные преобразования общества, хотя затронул многие традиционные институты в гораздо меньшей степени, чем Ататюрк. В противоположность им Реза-шах в Иране, как и его сын Мохаммед Реза, которые также причисляли себя к модернистам, проводили европеизацию с одной целью усиления своей деспотической власти.
Исторически ислам означал далеко не только ритуал, догматику, ряд культовых особенностей. Он пронизывал или освящал социальные институты, особые формы собственности, политического и социально-экономического устройства, права, философии, бытовой регламентации, этики, социальной психологии, был образом жизни сотен
миллионов людей. Как таковой он принадлежит к числу наиболее мощных и устойчивых религиозно-идеологических систем классового общества.
Смена идеологий сопровождает лишь величайшие перевороты в истории человечества и отдельных народов. Менее значительные социальные течения используют, как правило, старые, проверенные идеологические одежды, перелицовывая их, приспосабливая для своих нужд, делая акцент на одних положениях и игнорируя другие. Сама идеология ислама дает богатую почву для использования ее разнообразными общественными течениями.
Его особенностью была слитность духовного и светского начала с теоретическим приоритетом религиозной власти. Исторически сложилось так, что вплоть до начала эпохи империализма социально-политические катаклизмы в мусульманских странах происходили в религиозных рамках, находя свое отражение в многочисленных ересях и сектах, но, не нарушая целостности ислама как системы.
В исламе, который с самого своего возникновения был, в частности, идеологией классового общества, одновременно всегда звучала сильная эгалитаристская (уравнительная) струна. И в Коране, и в религиозных преданиях немало призывов создать более справедливое общество, смягчить эксплуатацию и классовый гнет, облегчить положение неимущих.
Именно эту сторону ислама могли использовать и используют левые мусульманские организации.
Революционная часть интеллигенции, средних слоев и рабочих в мусульманских странах познакомилась с передовыми идеями нашей эпохи и приняла их на вооружение, трансформировав в соответствии с конкретными условиями. В ряде стран сложились коммунистические и революционно-демократические партии.
Они выступают за сотрудничество с мусульманскими организациями, о широкими массами верующих на основе требований освобождения трудящихся от гнета эксплуататоров, движения по пути социально-экономического прогресса, укрепления независимости и борьбы с империализмом и колониализмом.
Революционные демократы часто обращаются к исламу для объяснения ряда социальных преобразований, в частности распределения помещичьих земель среди крестьян. Такая политика находит понимание и поддержку как масс, так и многих религиозных деятелей, облегчает некоторые внутренние реформы.
Доказывая соответствие аграрной реформы догмам ислама, покойный ныне президент Алжира X. Бумедьен отмечал, что нет религиозных запретов, препятствующих справедливому распределению земли. Наоборот, в Коране есть положение, которое гласит: люди совместно владеют огнем, то есть энергией, пастбищами, то есть землей, и водой.
Но идеология ислама предоставляет обширный арсенал оружия для власть имущих. Эксплуататорские классы стараются использовать религию для оправдания и защиты своих привилегий, для освящения догмами системы угнетения большинства меньшинством.
Они объединяются и иногда сливаются с клерикальными кругами, чтобы совместными усилиями отвлечь массы от борьбы против угнетения.
Буржуазия мусульманских стран в конкретно-исторических условиях нашей эпохи отнюдь не всегда стремится к распространению светской идеологии и секуляризации общественной жизни, как это делала западноевропейская буржуазия в период своего подъема. Часто наоборот.
Она видит в исламе, особенно в его положениях, направленных на освящение отношений эксплуатации и классового общества, заслон против распространения прогрессивных, прежде всего коммунистических, идей. В большинстве мусульманских стран компартии стоят вне закона, преследуются, подвергаются репрессиям. Достаточно наблюдать развитие событий, скажем, в Пакистане, чтобы в этом убедиться. Провозглашенная военным режимом программа переустройства общественно-политической и экономической системы на исламской основе служит укреплению реакции, хотя крайними клерикалами считается недостаточной.
Внедрение мусульманских общественных институтов призвано освятить и легализовать власть конгломерата правящих классов Пакистана верхушки военной бюрократии, крупных земельных магнатов, крупной промышленно-финансовой и торговой буржуазии. Власти намеренно подогревают в стране религиозный фанатизм, направленный как против индуистской Индии, так и против социалистического Афганистана.
Подъем религиозных чувств, явное усиление политических движений с религиозной окраской, резкая политизация ислама вызывались рядом причин.
Значительная часть населения в Иране, как и в других мусульманских странах, прямо или косвенно связана с докапиталистическим укладом, в массе своей неграмотна. Мусульманские традиции, обычаи, институты, верования, по существу, единственные знакомые ей формы общественного бытия и сознания.
Для нее естественно выражать свои социально-политические устремления, протест против гнета в религиозной форме. В. И. Ленин писал, что выступление политического протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем народам, на известной стадии их развития[2].
Экономическое положение и социальный статут широких слоев населения ухудшается в связи с развитием капитализма, идущего в молодых государствах в уродливой, особенно болезненной форме. Империалистическое вмешательство, внедрение капиталистических отношений означают и наступление на морально-этические нормы трудящихся, выработанные в рамках религиозных традиций. В этих условиях широкие слои населения во многих развивающихся странах находят в исламе форму протеста против навязываемого им извне образа жизни с его поклонением золотому тельцу, с дальнейшим углублением разрыва между богатством и нищетой, созданием и укреплением коррумпированной элиты, с его подавлением национальной культуры, проповедью насилия, аморальности.
Религиозно настроенные борцы против империализма и неоколониализма внушают своим последователям идеи трудолюбия, воздержанности, облекая их в мусульманскую форму и используя как раз эгалитаристскую сторону ислама. Стоит отметить, что среди мусульманского духовенства встречается немало лиц, которые искренне верят в исламские добродетели и ценности, в возможность создания особого мусульманского общества социальной справедливости.
Не только массы, лишенные доступа к образованию, но и многие представители образованных слоев в мусульманских странах, будучи не в состоянии примирить свой уже сложившийся образ жизни и идеалы буржуазного общества, почерпнутые в Западной Европе или США, с семейными и общественными традициями, чувствуют определенный психологический надлом. Общественные и государственные институты, созданные по западноевропейским и американским образцам, часто служат каналом для проникновения монополистического капитала в ущерб национальной буржуазии.
Поэтому значительная часть образованных слоев, разночинцев, объективно выражающих интересы национальной буржуазии, обращается к традиционным мусульманским ценностям, пытаясь найти в них ответы на проблемы сегодняшнего дня, а в мусульманских институтах подходящие формы для своей деятельности.
