Общественные учреждения не растут сами собой.

Темные века были для человечества периодом политического, социального и экономического регресса, когда оно опустилось гораздо ниже своего прежнего уровня. Историк Уильям Манчестер говорит об этом: «Если соединить вместе сохранившиеся фрагменты, то возникающая картина — это смесь нескончаемых войн, коррупции, беззакония, одержимости странными мифами и почти непостижимого безмыслия» (62).
Историки не любят теперь применять термин «Темные века», называя это время Средними веками, потому что они узнали об этой эпохе многое, что позволяет считать их не совсем «темными». В самом деле, в этот период люди развили две главных ценности, лежащих в основе нынешней цивилизации, — интерес к систематическому созданию новых технологий и веру в права отдельного человека. В древнем мире не было ни той, ни другой, но без этих двух главных ценностей наш современный мир не мог бы существовать. В конце концов, этот период беспорядка и упадка привел к самому быстрому техническому и экономическому прогрессу в человеческой истории. Это создало, наконец, другую систему ценностей и мечту о другом будущем.

И эти новые идеологии — идеологии рационализма, романтизма, эмансипации, утилитаризма, позитивизма и коллективного материализма — гораздо больше способствовали созданию современных обществ, чем используемые в этих обществах технологии.
К промышленной революции и к современной эпохе привели не классическая Греция и не классический Рим, а Темные века. В то время были основаны университеты и начались поиски знания, возникла вера в технологию и был изобретен индивидуализм (63). Вероятно, представление о Богетворце, по образу которого был создан человек, привело к тому, что человек захотел сам стать творцом и уверовал в возможности технического прогресса. Трудно судить, произошла ли вера в человеческую личность из протестантской религии с ее верой в личную связь между человеком и Богом или, наоборот, сама протестантская религия произошла от веры в человеческую личность. Но, во всяком случае, вера в человека возникла.

В Средние века общество было так мало развито, что никто не мог рассчитывать на его помощь. Прогресс индивидов мог основываться только на их личной инициативе. В конце концов большое отступление привело к большому продвижению.

Но не мешает иметь в виду, что между этими событиями прошла тысяча лет.
Неспособность Китая использовать свои замечательные технологические достижения для осуществления промышленной революции и неспособность Темных веков вернуться к существовавшей прежде производительности демонстрируют тот факт, что лучшие общественные системы вовсе не возникают автоматически, даже если необходимая технология уже есть. Урок истории ясен. Общественные учреждения не растут сами собой.

Лучшие учреждения и убеждения автоматически не возникают.
Никто в точности не знает, что случится, если неравенство в нашем обществе будет дальше расти, а значительное большинство семей будет испытывать снижение реальных заработков. Но можно с уверенностью предположить, что если капитализм не обеспечит повышения реальных заработков большинству своего общества в эпоху, когда общее богатство все время растет, то он ненадолго удержит за собой политическую поддержку большинства. И точно так же если демократический политический процесс не справится с явлениями, порождающими внутри капитализма эту реальность, — каковы бы ни были эти явления, — то в конечном счете будет скомпрометирована и демократия.

Большая масса избирателей с открытой враждебностью, не получающая благ от экономической системы и не верящая в заботы правительства, не дает оснований предвидеть экономический или политический успех.
В мире, где национальные лидеры не способны обеспечить повышение реальных заработков и не могут помешать их падению, эти лидеры — или какойнибудь вновь избранный лидер — рано или поздно начнут указывать пальцем на когото другого, надеясь, что их сторонники станут считать когото другого виновником своих проблем. В Соединенных Штатах белые мужчины со средним образованием поверили, что причиной снижения их реальных заработков являются конструктивные действия в пользу женщин и черных. Конструктивные действия, говорят они, должны быть прекращены. Калифорнийцы сваливают свои проблемы на иммигрантов, в виде наказания сокращаются общественные услуги для иммигрантов — и законных, и незаконных.

В конгрессе бедные рассматриваются как враг, и программы пособий для них должны быть сокращены, чтобы сэкономить деньги на пособия более богатым (64).
Все эти действия не решают основных проблем. Все они — отвлекающие маневры, направляющие общественное мнение против какогонибудь бессильного меньшинства, на которое пытаются свалить вину. Например, система социальных квот — это больше разговоры, чем конкретные дела, и ни один исследователь не обнаружил ни малейшего свидетельства, что социальные квоты повинны в снижении реальных заработков белых мужчин.

И если иммигранты останутся неграмотными или больными, то жизнь в Калифорнии от этого не улучшится и это не побудит их отправиться домой. Плохое обращение с иммигрантами, если они уже здесь, — это примерно то же, что стрелять самому себе в ногу. Правильный ответ — это сделать из них производительных граждан, способных позаботиться о себе, а не оставлять их зависимыми и бедными.

Конгресс может срезать до нуля все программы для бедных, и все это не поможет устранить большой и растущий структурный дефицит.
Однако все эти «неправды» будут оказывать глубокое влияние на американскую политику. Можно говорить, что программы социальных квот вначале не рассматривались как постоянная мера, что они были затем расширены, охватив слишком много «липовых» групп, и что в последнее время они не проводились с достаточной разборчивостью, — но стараться свернуть все программы социальных квот столь же неразумно, как выпустить злого духа из бутылки. Доходы черных намного ниже доходов белых, и теперь правительство даже не притворяется, будто собирается чтото делать с этой жгучей проблемой. Неудивительно, что черные видят в этом объявление войны их экономическому будущему.

Белое воинство ополчается против черного «миллионного марша».
Обвинения, которые мы слышим в настоящее время, очень похожи на звучавшие в старой Югославии, хотя можно надеяться, что эмоции, когда они найдут себе выход, будут не такими, как в старой Югославии. Сербы, чтобы быть настоящими сербами, должны очистить свою страну от хорватов, боснийских мусульман, албанцев и македонцев. Они защищают христианский мир от мусульманского мира, но столь же ожесточенно они борются против своих собратьевхристиан, хорватов.

Подобным образом Америку надо очистить от бедных, одиноких матерей, иммигрантов и тех, кто не может обойтись без помощи системы социальных квот, — чтобы сделать Америку той настоящей Америкой, какой она была в мифах.
Без социального конкурента капитализм может поддаться соблазну игнорировать присущие ему внутренние недостатки. Этот соблазн уже проявляется в высоком уровне безработицы в индустриальном мире. Неудивительно, что когда угроза социализма исчезает, то повышается уровень безработицы, допускаемый для борьбы с инфляцией, быстро расширяется неравенство в доходах и богатстве и растет люмпенпролетариат, отвергнутый экономической системой. Таковы были проблемы капитализма при его рождении.

Они составляют часть системы. Они привели к рождению социализма, коммунизма и государства всеобщего благосостояния. Если эти решения не действуют — а они не действуют, — то к системе надо привить чтото еще, но что же?
Внутренние реформы очень трудны для капитализма, потому что у него есть ряд верований, отрицающих потребность в какихлибо намеренных институциональных реформах. По теории капитализма, общественные учреждения должны сами заботиться о себе (65). Общества с эффективными учреждениями изгоняют из бизнеса общества с неэффективными учреждениями, поскольку они более производительны. В намеренных социальных реформах нет надобности.

Невидимая рука рынка поставляет эффективные учреждения, точно так же, как она поставляет наиболее желательные для потребителя товары.
Крах коммунизма молено даже рассматривать как подтверждение этого принципа. Теория, как можно подумать, работает. Ошибочность этой точки зрения проявляется в продолжительности времени, нужного для того, чтобы эффективные учреждения изгнали из бизнеса неэффективные. В случае коммунизма это заняло семьдесят пять лет.

Чтобы изгнать Темные века, потребовалась почти тысяча лет. А в Китае без надлежащих учреждений лучшие технологии никогда не шли этой стране на пользу, и преимущества блестящих изобретений никогда не проявились. В конечном счете неэффективность терпит поражение — но часто она остается неэффективностью в течение столетий, а затем эффективность возникает на другом конце света.

РОЛЬ ПРАВИТЕЛЬСТВА

Как известно из истории, правительства играли важную роль, включая в капитализм невключенных. Мы увидим в следующей главе, что правительству будет принадлежать главная роль в восстановлении экономики, способной порождать повышение реальных заработков для большинства граждан в эпоху искусственной интеллектуальной промышленности — хотя эта роль будет очень непохожа на роль, отводимую правительству при социализме или в обществе всеобщего благосостояния. Однако капитализму очень трудно признать за правительством надлежащую роль. Как раз для эпохи капитализма характерны споры о роли правительства — должно ли оно чтото делать, чтобы изменить работу рынка. В самом деле, во всех других успешных системах, предшествовавших капитализму, между общественным и частным вообще не было различия.

В Древнем Египте или Риме не поняли бы, что означают рассуждения о пределах власти правительства. Вещи, которые мы называем общественными и частными, были так переплетены между собой, что делали такое различение невозможным. Подобным же образом при феодализме феодальный барон доставлял и то, что мы назвали бы государственными услугами (защиту, закон и порядок), и то, что мы назвали бы частным трудоустройством. Его приказы касались всего, что делалось в его владениях.

Лишь при капитализме есть частный экономический сектор, где правит капитализм, и общественный сектор, занимающийся неэкономическими проблемами, где правят другие силы (66). Неудивительно, что в такой ситуации капитализм хочет ограничить роль общественного сектора до самого низкого уровня, совместимого с его собственным выживанием.

Содержание раздела