Какие формы преобладают — целевые денежные выплаты
Какие формы преобладают целевые денежные выплаты, налоговые льготы или предоставление бесплатных социальных услуг? Направлена ли помощь на повышение уровня потребления или на стимулирование активности (например, через оплату образования и профессиональной переподготовки) ? Являются ли социальные выплаты чистой благотворительностью или перераспределением страховых взносов? Какие группы населения и на каких основаниях получают доступ к резервуарам государства благосостояния? Каждый из поставленных вопросов может рассматриваться как составляющая стратификационной стратегии.
И в их решении важно найти разумный путь между крайними точками зрения, представляющими государство то как послушное орудие в руках господствующего класса (марксисты), то как институт, совершенно нейтральный в классовом отношении и по природе своей, и по следствиям проводимой политики (либералы).
Исторически в политике welfare state, считает один из наиболее известных его теоретиков Г. Эсприн-Андерсен, сложилось по крайней мере три общих стратификационных принципа.
1. Либеральный принцип. Социальная помощь оказывается по остаточному принципу бедным и малообеспеченным слоям, не способным добыть себе минимум средств существования посредством рыночных возможностей (предполагается определение минимальных социальных потребностей и выявление нуждающихся групп).
Корень же политики состоит в обеспечении эмансипации индивида, который добывает себе социальные гарантии путем частного (рыночного) страхования.
2. Консервативный принцип. Это принцип выступает в двух основных формах этатистской и корпоративной, в зависимости от основного источника социальных выплат. Но в обеих версиях он предполагает патерналистские построения с отдельными программами для различных профессиональных и статусных групп, с привязкой выплат и льгот к трудовому вкладу, с предоставлением высоких гарантий в обмен на верность и лояльность организации, с опорой на обеспечение семьи, а не индивидуального работника, 3. Социал-демократический принцип. Сначала данный принцип проводился посредством концентрации фондов в распоряжении профсоюзных и прочих демократических объединений.
Но затем он достиг стадии универсализма, основанного на правах гражданства, в соответствии с которыми каждый гражданин имеет права на равные льготы, независимо от степени нужды и своего трудового вклада.
Наиболее яркое воплощение данная политика нашла в принципе Бевериджа (Великобритания, 40-е годы) 15.
15 Espring-Andersen G. Op. cit. P. 48, 61-64.
В реальной политике, разумеется, все три принципа реализуются в своих сочетаниях. Но все же в разных странах есть свои устойчивые предпочтения (например, в 80-е годы консервативный принцип наиболее ярко проявляется в Германии, социал-демократический в Швеции, либеральный и Австралии).
Но так или иначе все они воплощаются в соответствующих стратификационных членениях. А борьба за выбор между различными принципами и формами их проведения передвигается в центр множества современных социальных конфликтов.
Гражданство и класс (Т. Маршалл и др.) Принято считать, что заслуга соединения двух социологических дисциплин социальной политики и социальной стратификации принадлежит Т. Маршаллу, опубликовавшему в 1950 г. книгу Гражданство и социальный класс16.
В последнее время проблематика книги начала активно подниматься на щит17.
В противовес марксистам, в глазах которых государство благосостояния только воспроизводит, а то и усугубляет классовые различия, в теории гражданства утверждается, что достигаемое в результате универсализирующей демократической политики уравнивание социальных статусов не только противостоит, но во многом способно погасить огни классового неравенства или серьезно перекроить ткань классовых отношений. Причем в данном случае важно не столько уравнивание доходов, сколько снижение риска и неопределенности положения низших слоев населения, общее повышение уровня социальных гарантий.
Гражданство предполагает не только социальные нрава на определенный жизненный уровень, но и права собственности, хотя и не приносящие автоматически обладания этой собственностью, но открывающие доступ к такому обладанию.
Гражданство как полноправное членство в сообществе или государстве действительно изначально противоречит основам классового расслоения. И демократическая борьба низших классов за утверждение гражданских прав всегда была отчасти и борьбой за свое уничтожение как класса.
Но при этом, отметим, реализация гражданских прав сама по себе являет особый, достаточно жесткий стратифицирующий принцип. Он ограничивает группы, не имеющие гражданского статуса, или резидентов с неполными правами в приеме на работу, приобретении собственности, занятии определенными видами деятельности (например, 16 Marshall Т. Н. Citizenship and Social Class.
Cambridge, 1950.
17 Burhalet J. M. Citizenship: Rights. Struggle and Class Inequality. L. . 1988; Mann M.
Ruling; Class Strategies and Cilizeitship II Sociology. 1987.
Vol. 21.
N 3. P. 339-354.
предпринимательством). И одно только резкое изменение условий предоставления гражданства способно в течение двух-трех десятилетий существенно перекроить карту социальной структуры любого западного государства.
Домашняя собственность и переструктурирование классов (Питер Саундерс и др.) С накоплением домашней собственности (собственности на предметы потребления и, в первую очередь, на жилье) возрастает дифференцирующая роль этой собственности. Это позволяет некоторым исследователям даже поставить вопрос о так называемых жилищных классах (housing classes) 18 или о среднем собственническом классе, имея в виду именно обладателей домашней собственности19. (В Великобритании с конца 1970-х годов вопрос приобрел дополнительную актуальность в связи с политикой консерваторов по приватизации жилья.) Заслуживает внимания позиция П. Саундерса, который призывает не смешивать потребительские и классовые различия (относя последние преимущественно к сфере производства). При этом Саундерс считает, что значение различий в обладании домашней (прежде всего, жилищной) собственностью способно превзойти роль профессионально-трудовых различий. Жилищная собственность становится объектом столкновений материальных интересов по поводу использования земли, распределения дотаций и кредитов.
Она также формирует самостоятельную основу дифференциации жизненных возможностей групп например, через накопление богатства в условиях опережающего роста стоимости жилья. Это и позволяет говорить о процессах перестратификации20.
Саундерс, таким образом, пытается противопоставиться марксистам, для которых условия потребления принципиально вторичны по отношению к классовым (производственным) условиям, и радикализовать позицию веберианцев, для которых потребительские различия остаются преимущественно вопросом сферы престижа и стиля жизни статусных групп. Приведем заключение Саундерса: Обладание жильем как выражение одного из различий между приватизированными и обобществленными средствами потребления...
есть скорее отдельный, наиболее влиятельный фактор детерминации различий в потребительском секторе. Поскольку подобные различия в принципе не менее важны, чем различия классов для понимания современной стратификации, и поскольку жилищные условия играют 18 Rex J., Moore R. Race, Community and Conflict.
I., 1967.
19 Pratt G. Class Analysis and Urban Domestic Property; A Critical Reexamination // Intern.
J. Urban and Regional Res., 1982. Vol.
6. P. 481-502.
20 Sounders P. Domestic Property and Social Class II Intern. J. Urban and Regional Res., 1978. Vol.
2. P. 233-251.
ключевую роль в определении жизненных возможностей, в социальной идентификации и (посредством накопления капитала собственниками жилья) в модификации условий распределения ресурсов и экономического неравенства, из этого следует, что вопрос о домашней собственности должен занять подобающее ему центральное место и анализе социальных различий и политических конфликтов21.
Новое звучание старых тем В заключение перечислим в назывном порядке еще некоторые подходы, чтобы еще раз продемонстрировать, насколько разнородны по направлениям и методам современные стратификационные исследования.
Непропорционально высокая доля этих исследований по-прежнему посвящена проблемам рабочего класса22. В их числе возродились этнографические исследования местных сообществ (community studies), концентрирующие внимание на формировании разделяющих культурных границ23.
Произошло своего рода новое открытие явления бедности. Наиболее известная и фундаментальная работа в этом направлении принадлежит перу Питера Таунсенда.
Он отходит от традиционных измерений дифференциации доходов и накопленного имущества, раскрывая проблему бедности с точки зрения обладания необладания ресурсами, необходимыми для нормативного социального воспроизводства.
Индивиды, семьи и группы населения, указывает П. Таунсенд, могут считаться находящимися в состоянии бедности, если у них отсутствует достаточное количество ресурсов для поддержания типов питания, участия в видах деятельности, достижения условий жизни и быта, традиционных или, по крайней мере, широко поощряемых и одобряемых в обществах, к которым они принадлежат. Размеры их ресурсов настолько ниже того, чем обладает средний индивид или семья, что они в действительности исключены из нормальных отношений, жизненных традиций, деятельности24.
Наконец, еще один аспект анализа социальной структуры, привлекший к себе особое внимание, связан с территориальными (spatial) особенностями структурного формирования, происходящего в разных регионах одной и той же страны. Этот аспект сопряжен с использованием 21 Sounders P. Beyond Housing Classes; The Sociological Significance of Private Properly Rights in Means of Consumption II Divided Nation, L., 1989.
P. 206.
22 Newby H. The State of Research Into Social Stratification in Britain. L., 1982. P. 9.
23 См., например: Willis P. Learning to Labour: How Working Class Kids Get Working Class Jobs. Westmead, 1979.
24 Townsend P. Poverty in the United Kingdom: A Survey of Household Resources and Standards of Living. Alien Lane, 1979.
P. 29.
методов, остававшихся до последней поры в ведении географической науки25.
Подытоживая короткий обзор новых сюжетов и стратификационной теории 70-80-х гг., нельзя не обратить внимания на то, что в упоминаемых работах большей частью используются хорошо знакомые стратификационные переменные, которые просто вытягиваются со вторых ролей на приоритетные позиции. Одновременно делаются попытки отодвинуть в сторону экономический класс и социальнопрофессиональную статусную группу.
Переменные порою заимствуются из смежных областей социальной дифференциации (случай с аскриптивными статусами: полом, этничностью) или из смежных социальных дисциплин (социальная политика, социальная география).
* * * Указанные подходы пытаются, каждый по-своему, уловить качественные сдвиги, уже произошедшие и происходящие ныне в социальной структуре современного общества. Нет особой нужды доказывать, что буквально все затронутые выше проблемы не являются чем-то потусторонним для сегодняшней России.
Многоаспектная сегментация рынка труда в ней наблюдалась всегда и только усложнялась бюрократическим характером этого рынка. А с развитием новых негосударственных секторов экономики она неизбежно усиливается.
Если социальные отношения полов, в силу относительной слабости феминистских движений, еще не привлекают пока столь пристального внимания, то вокруг вопросов этнической дифференциации вода постепенно закипает. Те же этнические меньшинства первые столкнулись с преимуществами проживания без прав гражданства (яркий пример русские в Прибалтике).
Регионализация, сопряженная с выстраиванием локальных социальных структур, отличных от того, что есть у соседей, затронула уже не только бывший Советский Союз, но и саму Российскую Федерацию.
Развернута массовая приватизация жилья, сопровождаемая процессами его активного перераспределения. Обладание качественным жильем (включая загородные дома) становится все более серьезным дифференцирующим признаком.
И проблема бедности нас также не минует, это очевидно.
Так что весь этот разветвленный аналитический аппарат, при соответствующих поправках, еще не раз пригодится. Заметим, что перечисленные доселе подходы не посягают на принципиальные основы соцструктурного анализа.
Иной поворот ожидает нас в работах современных пост-структуралистов.
23 Massey D. Spatial Divisions of Labour. L., 1984; Savage M. Spatial Differences in Modern Britain II The dunning Social Structure. L., 1989.
P. 245-268.
2. Новый французский вызов: классы в работах пост-структуралистов Мы выделяем в особый раздел краткое описание позиций некоторых представителей новой французской социологии. Делается это по той простой причине, что последние не укладываются сколь-либо явно ни в одно из классических направлений, Французские социологи в лице М. Фуко (1926-1984 гг.), П. Бурдье (1930 г. рождения), А. Турена (1925 г. рождения) пытаются найти свой путь, лежащий в стороне как от позитивизма заокеанских функционалистов, так и от идеологизаторства европейского ортодоксального марксизма.
В основе возникновения новой французской школы (или школ) нам усматривается попытка леворадикальной социологии, во многом под влиянием французских событий мая 1968 г., переосмыслить собственные позиции и, в первую очередь, освободиться от ряда принципов марксистской методологии. Непременной ревизии подвергается экономический детерминизм с перенесением акцентов в сферу знания и культуры.
Преодолевается традиция прямолинейного структурализма в пользу анализа социального действия и социальных отношений. Одновременно объявляется непримиримая методологическая война позитивистскому противопоставлению субъекта и объекта исследования.
Включенность, ангажированность исследователя рассматривается как неотъемлемый момент производства знания. Бросается вызов и традиционным классовым теориям, что совершается, однако, без разрыва с проблематикой классовой борьбы.
Именно на последнем аспекте мы и сосредоточим свое внимание, вовсе не утверждая, что именно этот аспект является самым важным для всех концептуальных построений цитируемых авторов.
Классовая борьба без классов (Мишель Фуко) М. Фуко дает своеобразное философско-историческое описание стратегий, реализующих интересы европейской буржуазии в период с ХVIII столетия. Эти стратегии связаны не с прямым классовым угнетением и экономической эксплуатацией, но с выработкой механизмов так называемого паноптизма или всеобщей поднадзорности (integral surveillance) и дисциплинирования масс в практиках их повседневной жизни.
Всеобщие дисциплинирующие и нормирующие режимы вводятся через перестроение пеницитарной системы и контроля за преступностью, системы социального здравоохранения и контроля за половыми отношениями, развитие психиатрии и контроля за психическими заболеваниями. Школа и больница, фабрика и армейский барак все они становятся институтами мощного дисциплинирующего воздействия, причем отнюдь не только на отклоняющиеся группы.
Необходимы именно механизмы исключения (exclusion) как таковые, аппараты надзора, медикализация сексуальных отношений, контроль за сумасшествием, преступностью все те микромеханизмы власти, которые возникают с определенного момента, чтобы выразить интересы буржуазии26.
По сути введение подобных механизмов является реализацией стратифицирующих стратегий, ибо оно преследует цель порождения антагонизма в низших слоях, а точнее цель отделения от основной массы низших слоев наиболее взрывоопасных групп: оторвать пролетариат от недопролетариата (крестьянство здесь в виду не имеется), оторвать трудящихся от плебса.
Примером стратификационного действия становится тюремная система, профессионализирующая преступные элементы и использующая их в качестве постоянной угрозы против рабочего класса. Плебс же ставится перед своеобразным выбором дисциплинарных режимов.
Буржуазия предлагает ему (непролетаризированному плебсу. В. Р.) следующий выбор: ты можешь отправиться в тюрьму или в армию, в тюрьму или в заморские колонии, в тюрьму или на службу в полицию27.
Успешно поддерживается также и антагонизм пролетариата и армии.
При этом нельзя сказать, что стратегии эти, хотя и осуществляются в интересах буржуазии, ею вполне осознаны.
Как же это происходит? Ключом к решению данного вопроса и к анализу всей социальной структуры для Фуко становится особое (внеполитическое) понимание власти.
В его построениях принципиально отсутствуют централизованная власть и вообще всякое обладание властью. Власть это не атрибут государственного аппарата или какого-то отдельного класса. Это отношения, причем, не эксплуатации и подавления, а взаимоотношения индивидов в процессе производства знания и информации. Это отношения борьбы за истину, а более точно, за режим производства дискурсов, которые считаются истинными (научными) или ложными, за правила отделения истинного от ложного.
Власть, таким образом, не только утилизирует, но и производит знание.
Власть не присваивается, подобно товару, отдельными индивидами или классами. И в то же время никто не отчужден от власти.
Она циркулирует через цепные и сетевые сплетения социальных связей.
Фуко обращает наше внимание на капиллярные постоянно реконструирующиеся формы микровласти, возникающие из локальных, специфических условии жизни. Он не отвергает возможности функционирования власти и в пирамидальных формах при осуществлении властных воздействий сверху.
Но любая властная стратегия, по его убеждению, 26 Foucault M. Power I Knowledge: Selected Interviews and Other Writings, 1972-1977.
Hampstead, 1980. P. 101.
27 Ibid. P. 23.
есть отношение взаимодействия, невозможное без автономного движения снизу. Формой же ее реализации становятся самые разные пространства и тела (в том числе, физические тела людей, как в случае социального контроля за внешностью) 28.
Как при таком понимании выглядят социальные классы? По мнению Фуко, не существует никакой предзаданной структурной решетки, как нет каких-то глобальных стратегий классового господства, навязываемых прочим (угнетенным) классам.
Классы оформляются как результат локальных программ и стратегий, реализуемых в сетях повседневных взаимодействий.
Господствующий класс не просто абстракция, но и непредзаданная общность. Чтобы стать господствующим классом, чтобы это господство (domination) воспроизводилось, класс должен выступить результатом набора заранее продуманных тактик, осуществляемых в русле больших стратегий по утверждению этого господства.
Однако между стратегией, которая фиксирует, воспроизводит, мультиплицирует и акцентирует существующие силовые отношения, и классом, обнаруживающим себя в правящей позиции, находятся взаимные отношения производства29.
Фуко охотно употребляет слова типа война, борьба, поле битвы. Но классовая борьба обретает у него особое содержание. Она, собственно, ведется вне классов, не как большая битва, но как множество мелких схваток, порожденных местными условиями труда и жизни.
По существу это борьба всех против всех. (Причем появление гоббсовского Левиафана этого примирителя-узурпатора не предполагается.) Чем определяется положение интеллектуала в этой борьбе? Его классовым положением, но также специфическими условиями труда и жизни и наличествующим в данном сообществе режимом производства знания.
Основная же роль интеллектуала в постоянном изучении поля сражения (survey of battlefield) в доступном ему секторе этого поля.
Класс и хабитус (Пьер Бурдье) П. Бурдье, один из учеников М. Фуко, также порывает с экономизмом. Он определяет класс как совокупность агентов со сходной позицией в социальном пространстве. Само же социальное пространство образуется, по его мнению, целым рядом силовых полей политическим, экономическим, социальным, культурным и символическим.
Замечается, что экономическое поле всегда стремится навязать свою структуру 28 Ibid. P. 159, 201, 207.
29 Ibid. P. 203.
другим полям. Но последние все же сохраняют свою относительную автономию.
В каждом поле имеет хождение соответствующий капитал, выступающий в материальном или инкорпорированном (освоенном субъектами) состояниях, В зависимости от обладания этими капиталами группы имеют разную власть над тем или иным полем. На основе гомологии позиций в разных полях между господствующими и подчиненными группами могут устанавливаться более или менее устойчивые союзы.
Однако смешивать принципы дифференциации разных полей нецелесообразно.
В противовес марксистам Бурдье не считает возникающие в социальном пространстве группы реальными классами. По его словам, это лишь возможные классы, Вероятность же мобилизации класса, превращения его в класс-для-себя зависит от дистанции между агентами в социальном пространстве и способов восприятия этого пространства.
Последние, в свою очередь, являются продуктом социальных институтов и предшествующей символической борьбы...
Борьба за формирование здравого смысла, за стиль легитимной перцепции ведется непрерывно, Успех в этой борьбе дает, по выражению Бурдье, чудовищную, почти магическую власть именовать и стратифицировать группы. Восприятие, таким образом, есть не простое отражение объективных условий, но конструктивный акт по выработке чувства социальных границ.
Любое социальное деление есть продукт длительной работы по коллективной идентификации. И ученый, желающий объективировать оценки, даваемые самоклассифицирующимися агентами, должен каждый раз реконструировать работу истории, в ходе которой складывается данное деление, Особую роль в этом продуцировании рангов, порядков, градаций имеет символический капитал.
В борьбе за навязывание легитимного видения социального мира, в которую неизбежно вовлечена и наука, агенты располагают властью, пропорциональной их символическому капиталу, т. е. тому признанию, которое они получают от группы30.
Наиболее надежной символической стратегией является стратегия официальной номинации через институционализацию своего символического капитала в различного рода званиях, дипломах. Задействование юридической силы государства неизменно увеличивает силу внушения.
Власть группы, особенно в политическом поле, часто учреждается через процесс делегирования ее официальным представителям. В результате группа начинает определяться через того, кто говорит от ее имени.
30 Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // Бурдьес П. Социология политики. М., 1993.
С. 71.
Класс существует в той и лишь в той мере, в которой уполномоченное лицо, наделенное plena polеntia agеndi может быть и ощущать себя облеченным властью говорить от своего имени31.
Так происходит объективное объединение класса как воли и представления, или класса на бумаге как возможной группы, которая часто выдается марксистскими теоретиками за реально мобилизованную группу.
Пожалуй, наиболее интересным элементом позиции Бурдье является вводимое им понятие хабитуса (habitus) системы присущих индивиду диспозиций мышления и действия, результирующей его знаний и опыта.
Хабитус как матрица восприятий и классифицирующих практик выдвигается как важнейший опосредующий элемент в формировании любой коллективной идентификации. Хабитус это инкорпорированный класс32.
Но он не простой результат структурации классовых условий, а также и активное структурирующее начало33.
Хабитус оказывает воздействие на политические мнения и поведение данных классов, а также на образующиеся в рамках этих классов стили жизни и способы потребления. По мнению Бурдье, деятельностным практикам, из которых складывается стиль жизни, предшествует совокупность вкусов (tastes) схем приятия и восприятия.
А вкусы, и свою очередь, базируются на хабитусе, на который влияют прежде всего такие факторы как социальное происхождение и образование.
Одна из характерных логических цепей представлена Бурдье в следующем виде: объективные условия существования (хабитус (вкусы ( практики (стиль жизни.
Вдоль подобных цепей оформляются различия между классами в восприятии литературы и искусства (особенно, музыкального), потребительских привычках, спортивных занятиях. Что касается искусства, люди из рабочего класса более склонны к этическому восприятию образов, склонны приписывать искусству выполнение социальных функций. Их вкусы формируются в большей мере потребностями в соучастии.
В то время как для интеллектуалов более характерно эстетическое восприятие чистых форм искусства. Последнее для них, напротив, становится формой отрицания социального мира.
Бурдье пытается сравнивать классовые позиции и стили жизни и придавать им пространственное изображение.
Итак, класс и хабитус в понимании Бурдье превращаются в ключевые понятия социальной структуры. Причем, между классовой позицией, вписанной в структуру должностей, и наклонностями, вписанными в хабитус, могут возникать несоответствия и острые проти 31 Там же.
С. 91.
32 Там же. С. 126.
33 Bourdien P. Distinction: A Social Critique of the Judgment of Taste L., 1984. P. 101, 171.
поручил, в которых проявляются зоны неустойчивости социальной структуры.
Революционные и постреволюционные ситуации изобилуют многочисленными примерами патетичных или гротескных несовпадений между историей объективированной и историей инкорпорированной, между габитусами, созданными для других должностей, и должностями, созданными для других габитусов, которые наблюдаются также при любом общественном порядке, хотя и в меньших масштабах, и особенно в зонах неустойчивости социальной структуры34.
В поисках социальных акторов (Ален Турен) Подобно своим коллегам, А. Турен исходит из того, что в новом обществе (он его называет программируемым) экономические решения и экономическая борьба более не обладают ни автономией, ни центральным местом, как это было в предшествующем обществе35.
Конфликтность по-прежнему лежит в основе всех социальных отношений, каковые суть отношения власти. Но власть определяется не как обладание, а как господство, способность контролировать области неопределенности. С дисперсией власти конфликты становятся более многомерными.
Трудящиеся участвуют в них уже не только как работники, но как потребители, жители определенных районов и территорий.
Вместе с конфликтностью сохраняется и классовый характер общества. Однако Турен достаточно жестко отделяет классовый анализ от проблематики социальной структуры.
Мы наблюдаем исчезновение классов как социальных существ, как реальных социальных и культурных слоев, заявляет Турен, и соответственно возрастает значение классовых отношений как аналитического принципа, приемлемого для раскрытия социальных конфликтов... Говорить о социальных классах значит, скорее указывать на классовые проблемы, нежели определять какие-то группы36.
Основные формы господства в пост-индустриальном (программируемом) обществе базируются в первую очередь на знаниях и образовании. А технократия превращается в новый господствующий класс.
Новый господствующий класс, подчеркивает Турен, определяется наличием знания и определенного уровня образования37. А вот 34 Бурдье П. Социология политика.
С. 294.
35 Тоuraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts, and Culture in the Programmed Society.
N. Y., 1971. P. 4.
36 lbid. P. 80.
82.
37 Ibid. P. 51.
5 В. В. Радаев, О. И. Шкаратап
другое определение: Правящий класс есть группа осуществляющих свое господство инноваторов (innovator-dominators) 38.
Доминируемые же классы более не эксплуатируются, но интегрируются в общую систему и подвергаются манипулированию. И потому ключевым вопросом для них является борьба за свое самоопределение.
В авангарде этой борьбы за самодетерминацию оказываются сегодня не профсоюзы и вообще не традиционные слои рабочего класса, но образованные специалисты, техники, студенты. А центром социокультурного сопротивления становятся университеты.
Когда же возникают классы, которые при этом не являются элементами социальной структуры? Только тогда, когда индивиды превращаются в социальных акторов (actors), т. е. самоопределяются на основе присущих им культурных ориентации и процессе собственной деятельности.
По мнению Турена, невозможно отделить класс, классовое сознание и социальное движение, т. е. классовое действие39. При таком подходе все общество представляется как иерархизированная совокупность систем действия, а социология в целом рассматривается как социология действия.
Под действием же понимается следующее; Действие есть поведение актора, управляемое культурными ориентациями и утверждаемое внутри социальных отношений, определенных неравными возможностями контроля за этими культурными ориентациями40.
На групповом уровне действия акторов оформляются в рамках так называемых социальных (общественных) движений.
Социальное движение есть коллективное организованное действие, посредством которого классовые акторы борются за контроль над историчностью (historicity) (культурными моделями и ориентациями. В. Р.) в данном идентифицируемом историческом контексте41.
Социальные движения, по Турену, не аномалия и не приложение к структуре, но сама ткань социальной жизни. Социальные движения не являются какими-то исключительными и драматическими событиями, они постоянно образуют сердцевину общественной жизни42.
Социология действия предполагает и совершенно иные исследовательские методы, отличные от методов функционалистов и структуралистов (которым сам Турен был привержен на первых порах). К таким методам относится, например, социологическая интервенция Турена особым образом организованное провоцирование действия.
В ходе такой интервенции группа отобранных участников социального движения осуществляет анализ своих позиций в процессе коллек 38 Touraine A. The Voice and the Eye: An Analysis of Social Movements. Cambridge.
1981. P. 31.
39 Ibid. P. 68.
40 Ibid. P. 61.
41 Ibid. P. 31-32.
42 Ibid. P. 29.
тивного взаимодействия. Выявление и порождение новых акторов как бы сливается здесь в одном нераздельном процессе. Социолог в рамках подобного исследования не остается в позе стороннего наблюдателя или чистого идеолога, но превращается в посредника между участниками группы и представляемым ими движением. Он погружается в процесс выработки потенциальными акторами своей коллективной самоидентификации (происходит провоцирование, в том числе и собственной вовлеченностью).
При этом социолог сохраняет за собой свою особую роль проблематизатора и аналитика43.
Так совершается попытка поворота от чистого изучения классов к их активному формированию.
* * * При всей сложности взаимоотношений эти три яркие и самобытные фигуры многое объединяет. Их всех можно отнести к пост-структуралистам как по нынешним позициям, так и по эволюции взглядов (пройдя через структурализм, они обращают его в объект своей критики).
А наблюдаемая взаимная непримиримость позиций (речь идет в первую очередь о Бурдье и Турене), на наш взгляд, во многом является результатом близости исходных методологических установок.
