ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ПРИРОДА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ И СОЦИАЛЬНЫЙ АГНОСТИЦИЗМ
Создание трудовой теории стоимости является заслугой Адама Смита. Для достижения сущности капиталистического строя необходимо было не только расширить область возникновения прибавочной стоимости, но и сузить ее, так как не все виды полезной деятельности и не всегда порождают прибавочную стоимость. Поэтому Маркс специально рассматривает полемику по поводу понятий производительный и непроизводительный труд.
Правильное определение производительного труда, как труда, обмениваемого на капитал, впервые дано тоже Смитом. Далее необходимо было рассмотреть все общественное производство как единое целое, подчиненное одним законам. Это сделал впервые физиократ Кенэ.
Смит такой задачи перед собой не ставил, поэтому Маркс рассматривает взгляды Кенэ после учения Смита.
Задача, поставленная Кенэ, не могла быть решена без категории стоимости. Необходимо было мысль о трудовом источнике стоимости положить в основу всей политической экономии, проанализировать её следствия и объяснить, исходя из нее, все явления капиталистической действительности.
Эту задачу попытался разрешить Давид Рикардо.
В процессе последовательного определения стоимости рабочим временем Рикардо приходится разрешать те затруднения, которые заставили Смита отказаться от этого определения и заменить его суммой доходов: 1) кажущееся нарушение закона стоимости в обмене между трудом и капиталом, 2) кажущееся порождение прибавочной стоимости не только трудом, но и капиталом, так как любой капитал в любой сфере производства приносит среднюю прибыль, 3) кажущееся порождение прибавочной стоимости землей, так как земельная рента, как правило, превышает среднюю прибыль. Выявление и попытки решения этих затруднений предопределяют структуру второго тома.
В этой связи привлекаются вновь взгляды Смита и других авторов в тех вопросах, которые они решали более удачно, чем Рикардо, и которые были необходимым условием разрешения выявленных им затруднений.
Попытки Рикардо преодолеть эти затруднения оказались
неудачными из-за его метода насильственных и недостаточных абстракций. Рационально их разрешает Маркс, вводя категории прибавочной стоимости; абстрактного и конкретного труда и рабочей силы, постоянного и переменного капитала, обращаясь к институту частной собственности на землю и показывая прибавочную стоимость как внутреннюю сущность прибыли и ренты.
Структура третьего тома Теорий прибавочной стоимости предопределяется анализом дальнейшего движения относительно этих затруднений: вспять, как у Мальтуса и рикардианцев или вперед, хотя и незначительно, у других авторов.
Как видим, экономическая мысль вращается вокруг понятия прибавочная стоимость с XVII века, но выделение его в чистом виде стало возможным только в XIX в результате построения и усовершенствования модели экономической действительности. Приведенный экскурс по основным разделам Теорий прибавочной стоимости может служить наглядной иллюстрацией того, сколь мало, по словам Энгельса, любое великое научное открытие принадлежит одному лицу. Стремление доказать эту мысль на конкретном материале, видимо, имело место у Маркса.
Одновременно сравнение с политэкономами второй четверти XIX века резко оттеняет значительность сделанного Марксом исторически сформулированную и объективно доступную для всех задачу радикально разрешить удается только ему.
Историко-философское значение анализа
проведенного Марксом
На примере истории понятия прибавочной стоимости хорошо видно, как в представлениях Маркса о категориях совмещается понимание их как орудия познания, средства передачи социального опыта и как продукта творческой деятельности человека, как кульминации индивидуального вклада и как социального продукта. При сличении такого понимания категорий с представлениями в истории философской мысли обнаруживается, что оно, если не по своим отдельным компонентам, то в их единстве, оказывается уникальным.
Первое исследование роли категорий в процессе познания принадлежит Аристотелю, и с тех пор представление о категориях как важнейшем средстве познания не исчезает из философских представлений, объединяя представителей самых различных направлений. Ряд высказываний по этому поводу может быть обнаружен в философии нового времени. С гениальной
убедительностью оформляющая роль основных понятий показана Кантом. Как видим, в вопросе о роли категорий в процессе познания Маркс идет в русле общефилософской мысли, резко отличаясь в этом отношении от классической политэкономии, не уделявшей, по его мнению, достаточного внимания вопросам формы, и от современных историй экономических учений; по сравнению с философией нового времени этот вопрос у Маркса более заострен и выделен.
По вопросу о происхождении категорий в истории философии шла ожесточенная борьба. Часть философов, начиная с Платона, считает их изначально присущими душе. Примером тому средневековый реализм, теория врожденных идей, защита ее Лейбницем, позиция Юма по вопросу о причинности и, наконец, априоризм Канта. Другие мыслители вслед за Аристотелем отстаивают взгляд на категории как продукт познавательной деятельности (Локк, Гольбах, Гельвеций, Фейербах).
Первые критикуют материалистическую позицию в вопросе о происхождении категорий за механистическую, по сути дела теорию их возникновения, справедливо утверждая, что наряду с понятиями, которые получаются путем простого обобщения чувственных данных, есть понятия, которые таким путем получены быть, не могут. Вторые убедительно критикуют мистицизм идеалистического хода мысли, справедливо показывая, что не может быть иных каналов для возникновения всеобщих понятий, кроме чувства и опыта.
Выдающуюся роль в обосновании опытного происхождения категорий сыграл Джон Локк, а в критике упрощенного представления об их возникновении из данных опыта Иммануил Кант. У Спинозы и Фихте, не участвующих активно в этом споре, мы встречаемся с признанием, интуитивного происхождения важнейших понятий наряду с понятиями, получаемыми путем обобщения чувственных данных или путем вывода из имеющихся понятий.
В представлениях Маркса о категориях обнаруживается снятие этой многовековой полемики. Понимание категорий как средства передачи социального опыта позволяет объяснить их появление в уме в тех случаях, когда они не могут быть объяснены простым обобщением чувственного опыта.
Понимание их как продукта творческой деятельности конкретной личности позволяет размежеваться с мистицизмом, по вопросу об их происхождении. Понимание их как социального продукта позволяет показать детерминированность их происхождения, вскрыть земные корни чистой интуиции. Постановка вопроса на уровне наиболее общих понятий, принципиально не поддающихся непосредственному выведению из опыта и разработка схемы их творческого производства существенно обогащают материалистическую линию, сохраняя основной ее тезис: всеобщее понятие оказывается невыводимым из опыта, если понимать опыт как простое чувственное восприятие, но оно происходит из опыта, если понимать под ним развивающуюся деятельность мыслителя с понятием. В философии Гегеля появляются совершенно новые моменты в понимании категории представление о них как о чем-то развивающемся.
Показывая движение понятия от тощей абстракции к развитой конкретности сначала в царстве чистых идей, а затем через ступени объективного духа в человеческом сознании, Гегель вносит колоссальный вклад в одну из важнейших философских проблем проблему сущности категорий. Если мы попытаемся сравнить гегелевское представление сущности категорий с теми моментами в их понимании, которые мы обнаружили у Маркса, то этот прием, так удачно помогающий выявить качественное превосходство Маркса по сравнению с предшествующей философией, казалось бы, в отношении Гегеля терпит крах. Мы обнаруживаем у него не только понимание категорий как средства познания, передачи социального опыта, но и как творческого продукта индивидуальной деятельности в её общественной обусловленности.
Однако если продолжить этот прием до выявления места принципа общественной сущности понятия в общей системе воззрений Гегеля, можно вскрыть существенные различия.
Принцип развития понятия и его надындивидуальной природы появляется у Гегеля как важное средство борьбы с агностицизмом и априоризмом, призванное объяснить отсутствие
совпадения между сущностью объекта и знанием о нем на каждом данном этапе. Но это для Гегеля всего лишь второстепенное средство главным аргументом оказывается идея изначального тождества бытия и мышления, идея предсуществования мира понятий как природе, так и человеческому знанию о ней.
В результате по вопросу о происхождении категорий он радикально отличаясь от всех предшествующих авторов, в конечном счете оказывается в стане тех, для кого понятие, в том или ином виде присутствует в душе изначально.
Идея предсуществования мира понятий нередко рассматривается как досадное недоразумение, как результат непонимания Гегеля или как простой курьез. На самом деле эта идея сказалась на всей картине развития мысли, нарисованной Гегелем. Она предопределила абстрактный и мистический характер терминологии Гегеля, выражающего по сути дела простую идею общественной природы познания, обусловила изначальную
сконструированность схемы развития познания как неуклонного движения к понятию, автоматически вызвала принижение сущности индивидуального вклада в историю мысли и недооценку его творческого характера.
Нахождение тождества бытия и мышления в практической предметной деятельности сделало для Маркса ненужной идею предшествования понятий, и мысль об их социальном производстве смогла теперь выступить в ее подлинном значении. В Теориях прибавочной стоимости мы находим исследование общественных предпосылок создания категории прибавочной стоимости, конкретизацию понимания категории как социального продукта. Эта мысль воплощается на примере такого понятия, которое не может быть получено ни путем простого обобщения чувственных данных, ни путем простого вывода из имеющихся понятий.
В этом оно сходно с категориями логики, выделенными еще Аристотелем, но, прорывая их узкий, замкнутый круг, дающий основания говорить о предшествовании категорий миру природы, оно выводит нас в мир все новых и новых понятий науки.
Маркс, показывает зависимость понятия, являющегося кульминацией индивидуальной творческой деятельности, от предшествующего развития теории, прослеживает конкретную предысторию со всеми её зигзагами и отклонениями в связи с неповторимым вкладом определенной исторической личности на каждом этапе развития. Вскрывая внутреннюю зависимость каждого выдающегося этапа в развитии политической экономии и развития практики, Маркс обнажает глубочайшие и разветвленные земные корни понятия прибавочной стоимости, поскольку эти этапы были основными историческими вехами на пути движения к нему.
Анализ истории категории прибавочной стоимости позволяет в конкретном образце увидеть как рациональный смысл, так и ограниченность давней материалистической идеи опытного происхождения понятий, теории врожденных идей, априоризма, идеи интеллектуальной интуиции, гегелевской схемы саморазвития идеи.
Защита гегелевского представления о понятиях в докторской диссертации Маркса и неизменная критика Гегеля в последующих работах за превращение понятия, явившегося результатом наведения порядка в мыслях в самостоятельное лицо, за то, что он внутри действительной эмпирической истории заставляет разыгрываться спекулятивную историю, за то, что личность является у него простым рупором общественно назревшей идеи, за абстрактный, мистический характер терминологии; выработка метода критики систем, подобных гегелевской, как воспроизводящего их на рациональной основе все это говорит о раннем и непрерывном интересе Маркса к проблеме категории и дает возможность утверждать, что Теории прибавочной стоимости строились как противопоставление Феноменологии духа и Науке логики. Выявив в Теориях прибавочной стоимости понимание категорий, снимающее и существенно обогащающее предшествующие представления, а также специальное исследование на конкретно-историческом материале представления о категории как социальном продукте, мы должны признать за Марксом вклад в решение проблемы категорий, соизмеримый по своему значению лишь со сделанным Аристотелем, Локком, Кантом и Гегелем.
ОБЩЕСТВЕННО-ИСТОРИЧЕСКАЯПРИРОДА НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯИ СОЦИАЛЬНЫЙ АГНОСТИЦИЗМ
Вопрос об общественном характере научного познания издавна связывался с вопросом о способах получения истинного знания: к нему обращается философия нового времени, рассматривая очищение разума как условие познания, к нему прибегает Гегель, как к одному из решающих аргументов в борьбе против агностицизма.
В современной буржуазной социологии познания, когда общественная природа познания стала предметом особого исследования, сохраняется связь этого вопроса с проблемой получения истинного знания, но прямо противоположным оказывается ответ на этот вопрос. Обнаруживая неустранимость личного и классового интереса в познании, ограниченность познания наличными формами деятельности, выявляя зазоры и издержки, порожденные коллективной природой научного творчества, эти философы начинают рассматривать социальную сущность научного познания как препятствие к истинному знанию.
Если основой сомнений античного скептицизма в возможности достижения истинного знания являлось главным образом непонимание диалектики истины и заблуждения, основой сом-нений в возможности рационального знания Беркли абсолютизация субъективности наших ощущений, основой агностицизма Юма сомнение во всеобщности наших знаний о причинах явлений, основой агностицизма Канта признание существования априорных форм знания, оформляющих данные нашего опыта, то абсолютизация отрицательных сторон общественной природы познания порождает новые сомнения в возможности истинного знания и может рассматриваться как новая разновидность агностицизма социальный агностицизм.
Он не выступает как лозунг или явно доказываемая цель, но имеет место как массовый ход мысли, главным образом по вопросу о возможности познания общественных явлений, и как объективный результат исследований современной буржуазной социологии познания, которая, сосредоточивая свое внимание преимущественно на социальных моментах, не способствующих, а препятствующих достижению истинного знания, оказывается по мнению советских исследователей (Н. В. Мотрошилова и Л. Е. Хоруц), социальной патологией знания.
Таким образом, идея общественной природы познания исторически меняет свой гносеологический статус из средства опровержения агностицизма превращается, по сути дела, в средство его обоснования.
Какова позиция Маркса в этом вопросе?
Уже предварительное знакомство с его работами показывает, что он исходит из возможности достижения истинного знания вообще и в понимании общественных явлений, в частности. Однако в современной буржуазной социологии познания существует мнение, что Маркс в вопросе о возможности познания закономерностей общественной жизни был излишне оптимистичен, некритичен и не учитывал препятствий, порождаемых зависимостью познания от наличных форм деятельности, неустранимостью личной и классовой заинтересованности в результатах познания, отсутствием объективного критерия истинности в этих вопросах, противоречием между невозможностью индивидуального постижения действительности и возможностью сделать это только путем индивидуального охвата в мышлении совокупности всех основных ее моментов.
Мнение о поверхностном подходе Маркса к вопросу о возможности истинного знания может опровергаться на материале его предшествующих работ, в которых ясно зафиксировано особое внимание к агностицизму и выдающимся заблуждениями предшествующей мысли, ставится задача не только преодолеть их, но и выявить земные корни заблуждений, показать их как объективный и закономерный продукт познания. Наряду с этими работами Теории прибавочной стоимости дают новый интересный материал, особенно по вопросу о возможности познания общественных явлений.
