Любимов Ю. В. - ПРОБЛЕМЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИНТЕГРАЦИИ
Одним из важнейших вопросов не только теоретического, но и в значительной степени практического свойства, является вопрос о государстве, государственности. Вряд ли стоит подчеркивать необходимость понимания существа государства и связанных с этой категорией вопросов, которые по сей день остаются весьма дискуссионными.
Прежде всего, следует отметить наличие фактически двух различных понятий: государство как исторически устоявшаяся система самоорганизации общества и государство как надстроечная (институционализованная )' часть социально-политического устройства. На наш взгляд, смешение этих понятий в историческом исследовании представляет собой серьезную методологическую ошибку.
В первом случае речь идет о специфическом состоянии общества {субъекта истории), которое может быть названо одной из форм его существования или, в частном случае, государством. Во втором - о "продукте" общественного развития. Иначе говоря, общество самоорганизуется, в результате чего усложняется его структура и, в конце концов, возникают особые (формальные) органы власти, которые приобретают черты некоей автономности, но по происхождению являются объектом социального установления (институции) . Если проследить эволюцию государства в его институциональном аспекте, то легко можно увидеть практически любые составляющие системы органов управления на самых ранних этапах истории общества. При этом формальные характеристики хотя и не вполне институционализованы (оформлены, установлены), но уже функциональны.
К тому же термины, обозначающие эти функции, часто используются как эпитеты уже в институционализованных формах ("отец нации" - как глава государства, "вождь партии" - как руководитель политической организации, "Отче наш" - как первопричина бытия). Таким же образом развитие органов власти можно проследить не только в диахроническом срезе, но и при рассмотрении подсистем: будь то уровень деревни, города, семьи, цеха . И хотя общественное развитие приводит к тому, что возникают новые формы самоорганизации, предшествующие подсистемы сохраняются и продолжают функционировать, обеспечивая управление специфической для данной подсистемы деятельностью.
Более того, в истории немало примеров самоорганизации в значительной степени автономных систем (например, федерации, конфедерации или СНГ), каждая из которых обладает практически всеми атрибутами объединения в целом. В этом случае возникает вопрос о принципиальных условиях, в которых возникает общественная необходимость возникновения новой формы самоорганизации общества. "Государство есть продукт общества на известной ступени развития; государство есть признание, что общество запуталось в неразрешимое противоречие с самим собой, раскололось на непримиримые противоположности, избавиться от которых оно бессильно. А чтобы эти противоположности, классы с противоречивыми экономическими интересами, не пожрали друг друга и общество в бесплодной борьбе, для этого стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая бы умеряла столкновение, держала его в границах "порядка".
Здесь очень важно, что, во-первых, государство - продукт развития общества, во-вторых, возникают интересы, которые рождают противоречия, в-третьих, появляется необходимость "порядка", то есть согласования этих интересов. Что, собственно, представляют собой эти интересы, с позиций классового подхода очевидно - появление классов или слоев общества, различным образом встроенных в социальную систему. Таким образом, вполне естественно, что на определенном этапе общественного развития логично возникают интересы и собственно институционализированной государственной структуры - "государственного аппарата" (или шире - органов
управления), отчуждающего себя от общества . Управление не просто выделяется в особый род деятельности, но и приобретает ярко выраженный системный характер, который, в свою очередь, обусловлен его "включенностью" в процессы развития самого общества. Однако исторически обусловленное обособление органов управления привело в определенном смысле к противопоставлению "общества" (т.е. государства как организации общества) и "государства" (как фактической подсистемы государственного устройства).
Таким образом, сложилось впечатление, что исследование государства сводимо к анализу (истории, формирования и развития) "государственного аппарата". Если подобный подход приемлем в специфически правоведческих исследованиях, то в историческом анализе он явно неуместен.
Несомненно, значение государственных органов велико, весьма существенна их роль в социальных процессах, и в особенности в современную эпоху. Тем не менее важно понимать, что развитие органов управления во многом определяется параметрами эволюции общества и является его производным.
Сами управленческие функции представляют собой в определенном смысле проявление универсального свойства человеческих коллективов организованности, т.е. организации системы связей индивидов, превращающей множество в единое целое (семья, племя, община и т.д.), но вместе с тем создающей и качественно новую индивидуальность - член коллектива (родственник, соплеменник, мирянин и т.д.). Принципиально важно, что организованность человеческих (хотя и не только) коллективов зиждется на потребности самосохранения: обеспечение жизнедеятельности и ее воспроизводство.
Также важно, что, так сказать, новая индивидуальность несет в себе черты как нового, так и "старого" ("коллективность" и "индивидуальность"). При этом множественность ипостасей, представляющая собой в определенном смысле иерархию ролей, не всегда проявляется в чистом виде, поскольку любой социальный организм реагирует строго функционально, как подвижная интегрирующая система, а это обусловливает уникальность любого явления и в то же время подчиненность общим законам развития.
Государство как форма организации общества не только не устраняет "низших" форм, но и сама осуществляется под их непосредственным (генетически) и опосредствованным (символически) воздействием. Однако и "низшие" формы организации общества также претерпевают определенные изменения, поскольку включены в систему иного уровня.
В каждый конкретный момент времени система отражает баланс внутренних сил, каждая из которых сохраняет свой вектор развития (действие в соответствии с собственным интересом), что позволяет говорить о внутренней противоречивости процесса самоорганизации, а, следовательно, и чреватого конфликтом. В этих условиях механизм разрешения последнего может быть как внутренним (согласование или любые формы противоборства), так и внешним (арбитраж).
Именно в сфере разрешения конфликтов лежит один из мотивов социального развития.
Важным представляется вопрос о принципиальных характеристиках общественной системы, которые могут служить критериями государственности. На наш взгляд, наиболее строгую систему критериев дал Ф. Энгельс.
Последующие авторы не внесли ничего принципиально нового. Итак, особенности государственной организации по сравнению с родоплеменной заключаются, во-первых, в ослаблении кровнородственных связей и замене их на "территориальные" , что проявлялось в создании городских центров. Во-вторых, "учреждение публичной власти", то есть признаваемой, легитимной власти, которая таковой воспринимается обществом.
Следствием этого является наличие определенного правового механизма наделения властными полномочиями. В-третьих, поскольку основная функция "публичной власти" - управление, то необходимы источники ее существования - возникает система налогообложения. Таким образом, непосредственное участие в производстве трансформируется в опосредствованное, а форма участия в распределении этого продукта превращается в жалованье.
В-четвертых, формируются группы интересов и в первую очередь -общие интересы органов власти, основной задачей которых становится регулирование групп интересов сообщества в соответствии с традициями, включая правовые.
Социально-политическая интеграция, как важнейшая составляющая политогенеза, представляет особый интерес, поскольку объединение двух или более самостоятельных субъектов требует взаимной адаптации, то есть согласования, а подчас и формирования общих интересов, в определенном смысле изменения принципов социального устройства, благодаря чему обеспечивается функционирование вновь образованной системы. На самом деле взаимодействие систем не всегда приводит к поглощению одной из них. Когда мы говорим об огосударствлении, нужно иметь в виду, что происходит взаимный процесс, в результате которого агенты взаимодействия, задавая условия осуществления объединения, сами подвергаются изменениям, адаптирующим функционирование новой системы.
Фактически понятия донора и реципиента являются условными и не соответствующими реальности. На наш взгляд, любая культура (или культурная традиция) является интегрирующим инструментом для множества заимствований. Сугубо оригинальных традиций, по всей видимости, вообще не существует. Но важно подчеркнуть, что любое заимствование никогда не осуществится, если не пройдет период освоения и, самое главное, если не будет соответствовать общественно значимой потребности в инновации.
К сожалению, нередко та или иная культура представляется как некий котел, в который сбрасываются те или иные "элементы" других культур. Таким образом, как бы теряется ее самоценность.
Такое аддитивное толкование заимствования совершенно недопустимо. В равной мере, если заимствования не происходит, то только потому, что общество либо обладает иным механизмом реализации своих потребностей, либо вовсе не обладает такой потребностью, так как наличная система вполне обеспечивает социальное воспроизводство.
Столь же неправомерно считать заимствование искажением "оригинала", поскольку освоение "чужого" приводит к созданию сложной системы смыслов, обусловленных той или иной традицией.
Выбор темы данной работы обусловлен рядом обстоятельств.
Во-первых, история народов, населяющих нашу страну, не может не вызывать живейшего интереса, в особенности проблемы взаимоотношения с русскими или в более узком смысле - с Русским государством. Становление Российской империи особенно актуально в наши дни, когда народы, населяющие некогда обширную страну, вступили в пору своего самоопределения как в культурном, так и в политическом аспектах и пытаются пересмотреть свое отношение к "метрополии", а, следовательно, и взаимоотношениям с русскими, с русской культурой. Это важно еще и потому, что стремление переосмыслить исторический опыт развития уникального геополитического пространства, как правило, носит односторонний характер.
Отмечаются подчас лишь негативные явления, что вполне объяснимо эмоционально, но при этом забывается и значительный положительный опыт. Именно в России, в рамках единой системы, многочисленные и разнотипные по культуре народы в процессе взаимодействия и взаимовлияния сохранили свои этнические черты, свою идентичность и, в определенном смысле, потенциал развития до нашего времени.
Однако были и попытки борьбы с традиционностью и благое стремление к модернизации отсталых в своем развитии народов, связанные с грубым и некорректным вмешательством в общественно-исторический процесс. Это проявлялось и прежде, и ныне проявляется в форме жесткого противостояния Центра и национальных регионов.
Во-вторых, интерес к данной теме продиктован тем, что речь идет о взаимоотношении разнотипных социально-политических систем. В данном случае мы можем говорить о России, как представляющей в целом европейский тип организации общества, поскольку, несмотря на специфические черты и особенности, она вполне пользовалась тем политическим инструментарием, который формировался в ареале общеевропейской традиции. Это относится к пониманию государственности, власти, права и т.п. В свою очередь, некоторые народы, в соприкосновение с которыми вступило русское государство, не обладали видимыми атрибутами государственности, свойственными оседлым культурам.
Более того, они часто и не составляли в полном смысле единства.
В-третьих, означенный период можно считать переломным моментом развития российской политической системы. С одной стороны, Россия была вовлечена во взаимодействие с уже развитыми государствами Европы, адаптируя свою политическую структуру к "европейскому стандарту".
С другой - расширяя свою территорию на восток, она была вынуждена строить свои отношения с инотипными народами, населявшими южные и восточные территории, для которых европейская государственность была в то время чуждой. Северное и северо-восточное направление не встречало серьезных препятствий: освоение этих территорий шло, как правило, спокойно, если не учитывать отдельные случаи (как например, обострявшиеся время от времени отношения с мордвой и пр.). Таким образом, Россия формировала во внешней политике как бы два стандарта: для Европы и для Востока. Процесс освоения восточных земель, начавшийся несколько ранее, в наибольшей степени проявился в XVII веке, когда началась экспансия русских в Зауралье.
Конечно, это не было случайным и стихийным процессом.
Такое движение было подготовлено всем ходом исторического развития. Однако именно с началом освоения Сибири связаны наиболее значительные перемены в политической организации общества.
Этот период характеризуется наиболее интенсивным процессом политического освоения не только иного социокультурного, но и природно-климатического пространства.
Многочисленные исследования этих проблем можно сгруппировать в две взаимопротивоположные по своим установкам группы. Основная масса работ, в значительной степени большинство работ отечественных исследователей, и в особенности советского периода, носят преимущественно "апологетический" характер, что вполне объяснимо и не требует дополнительных замечаний. Столь же значительно число работ, в которых отмечается отчетливая "критическая" направленность.
Это относится к исследованиям "революционной" поры, как рубежа ХІХ-ХХ веков, так и "постсоветского" периода, а также к трудам зарубежных ученых. Это не исключает наличия "критической" составляющей в работах "апологетических", поскольку время от времени возникали политические потребности в критике капитализма.
Как следствие в таких работах противопоставлялись Русское государство и Русский народ. Таким образом, роль государства оказывалась категорически отрицательной в отношении как к "покоренным" народам, так и по отношению к собственному народу. В результате чего и возник своеобразный культ "тюрьмы народов".
Так, несомненный интерес представляют ценнейшие материалы по истории колонизации, и в особенности специальные этнографические и лингвистические исследования известных общественных деятелей рубежа ХІХ-ХХ вв. - В.Г.Богораза, В.И.Иохельсона, В.И.Зензинова и др. Ими исследованы не только факты культуры туземного, но в том числе русского старожильческого населения. Однако при этом "трагические моменты личной судьбы некоторых политических ссыльных не могли не наложить отпечаток на характеристику природы и населения Сибири".
В результате такой ангажированности интерпретация фактов была подчас сильно искажена. Это касалось прежде всего русского старожильческого населения, представленного по большей части казаками или их потомками, которые ассоциировались с царизмом.
В постсоветский период появилось значительное число публикаций подчас созвучных установкам предреволюционной поры. Россия предстает как откровенный колонизатор и эксплуататор, в меру возможностей извлекающий политический и экономический дивиденд благодаря случайному стечению обстоятельств, доставшихся именно России, а не какой-либо другой стране.
В этом случае русские и русская культура непосредственных исполнителей "завоеваний" выступает в своем наиболее неприглядном виде, а эффект ее влияния становится отрицательным. При этом нередко "забывается" действительно благотворное воздействие и "вспоминаются" лишь обиды.
На наш взгляд, чрезмерно эмоциональный подход к такой серьезной проблеме совершенно недопустим не только в научной, но в особенности в массовой литературе и публицистике. Следует помнить, что любое событие истории многозначно и в нем всегда можно найти как положительный, так и отрицательный аспект.
При этом необходим "такой подход к историческому исследованию культуры, при котором... порождаемые современностью представления и ценности самого ученого были бы, если не сведены по возможности к минимуму, то, во всяком случае, полностью приняты в расчет: избавиться от них нельзя; кроме того, еще вопрос, представляют ли они собой только "помехи" на пути познания или же вместе с тем служат и стимулом для понимания культуры прошлого".
Следует сразу же оговорить, что при внешней схожести, по названию, Российская империя не есть аналог Британской или Османской, а также и Византийской. Более того, при всем, казалось бы, сходстве между Россией и Византией, многократно подчеркиваемом в научной литературе, система власти в России не есть прямое заимствование из Византии, даже при последующей "коррекции" под влиянием Золотой Орды. Не отрицая влияния, а также взаимовлияния, стоит рассмотреть эту проблему, как уже упоминалось, не в аспекте определения "донора" и "реципиента", а с точки зрения условий, которые способствуют такому взаимодействию, а также его реальным результатам. Одним из факторов, способствующим взаимовлиянию, является установление тесных контактов между народами.
Нередко используемый конструкт, представляющий общественное сознание или систему социальных институтов как некую сумму из заимствований (Византия, Золотая Орда и т.д.), не может быть принят потому, что, хотя естественно функционирующая система всегда открыта для инноваций, введение какого-либо нового элемента представляет собой более сложный процесс, нежели обычное добавление. Даже если допустить, что некая система каким-то "чудесным" образом была перенесена на другую "почву", то вряд ли кто-нибудь будет утверждать, что такая "операция" может дать соответствующие "плоды". Разве что заметить при этом, что почва плохая. Еще один момент требует пояснения.
При исследовании исторического развития того или иного народа, его культуры следует избегать конкретной телеологической установки. Использование понятий "развитые страны", "малокультурные народы" и тому подобных должно быть строго ограничено определенным контекстом. При анализе развития необходимо учитывать тот факт, что речь не должна идти о развертывании наличных интенций, а лишь о множестве возможностей, которые могут развиться в имеющиеся на развитом уровне структурные элементы или функции.
Даже ретроспективный анализ должен подразумевать, что имеет место не разворачивание уже заложенных, как в homunculus’е, тенденций, а их формирование в определенных конкретно-исторических условиях. Прослеживая историю того или иного явления, осуществленного на более поздних этапах, следует иметь в виду, что изначально те или иные элементы могут быть только возможностями, но не реальными тенденциями, которые формируются лишь при соответствующем стечении обстоятельств. Таким образом, наличие того или иного свойства или структуры может обладать лишь вероятностью своего осуществления.
То есть тенденция имеет смысл лишь как телеологизм.
Наконец, требует пояснения выбор собственно региона. Рубеж конца XVI и начала XVII века ознаменовался мощной экспансией основных европейских стран на Восток. Не была исключением и Россия.
Несмотря на то, что и ранее совершалось немало походов в восточные земли, лишь с этого времени начинается фактическое присоединение и освоение Сибири. За Уралом произошла встреча с западными ойратами, обосновавшимися позднее в Нижнем Поволжье. Таким образом, встретились различные духовные традиции: православие, ислам, буддизм, традиционные системы верований, что послужило началом формирования традиции межконфессиональных отношений, не всегда складывавшихся нормально, но в то же время не доходивших до состояния религиозных войн.
Надо сказать, что русскому сознанию чужда нетерпимость как религиозная, так и этническая. Вряд ли можно всерьез рассматривать идею "Третьего Рима" в смысле экспансии православия, но вместе с тем нельзя и отрицать значения религиозного фактора вовсе.
Так, нормативное понятие "верноподданный" содержало указание на основные составляющие: отношение к вере и государственной власти.
Проблема конкретно-исторического исследования значимого периода русской истории необходимо связана с ее рассмотрением также и в аспекте сугубо методологическом, поскольку проблема государства, государственности, государственного устройства, а тем более государственнического "менталитета" требуют своего прояснения. Несмотря на кажущуюся простоту, категории и понятия, используемые при анализе социально-политических явлений, представляют сложную познавательную задачу.
Освоение Сибири и установление новых международных связей фактически способствовали выработке внутри- и внешнеполитической концепции государства и формированию национальной политики в регионах, населенных народами с самобытной культурой. Будучи периферией Европы, Россия оказалась своеобразным транслятором "западной культуры" на Восток, но в то же время постоянные контакты с кочевыми народами не могли не оказать мощного воздействия на исторический процесс в собственно России, что составляет существо проблемы "особого пути".
Обращение в данной работе к проблемам колонизации русскими Северо-Восточной Азии, распространение русской культуры среди местного населения, формирование своеобразных анклавов русской старожильческой культуры обусловлено и экстремальными условиями, в которых протекали эти процессы: резкое отличие природы и климата, значительная удаленность от культурных центров, своеобразие социального состава русских переселенцев, наконец, этнокультурно-разнородное местное население, с которым необходимо было устанавливать нормальные взаимоотношения, обеспечивающие включение осваиваемых районов в единый организм уникального геополитического пространства - Российской империи.
В этот период приходилось решать политические проблемы как со странами Европы, с уже сложившейся традицией государственности, так и со странами и народами иных политико-культурных традиций (Османская империя, Китай, народы Поволжья и Сибири). Важнейшим следствием колонизации, в определенной степени значимым для формирования особенностей исторического развития русского общества, было создание устойчивой системы взаимоотношений различных сегментов социально-политической структуры, которое в большей степени может соответствовать понятию культурно-исторической традиции.
Содержательный анализ этого понятия и составит основной предмет данного исследования.
Географическое положение России, занимающей восточную часть Европы и основной массив северной части Азии, многообразие её населения, перипетии истории вольно или невольно ставят проблемы специфики ее развития, особенностей её культуры. Что такое Россия? Запад или Восток?
Европа или Азия? Или нечто среднее - Евразия?.
Ответ на этот вопрос представляется чрезвычайно сложным. Во-первых, потому, что трудно представить себе однозначную характеристику столь многослойного и развивающегося историко-культурного пространства.
Во-вторых, столь же неоднозначны сами по себе характеризующие его "маркеры". Очевидно, остается проблемой их реальность и степень абстракции.
По сути, противопоставление Восток-Запад является идеологемой, возникшей в результате закрепленного и культивированного впечатления "просвещенного европейца" и вряд ли может служить эпистемологическим "инструментом".
