Глава 24. Этико-социальное направление: М.И. Туган-Барановский и С.Н. Булгаков

? Русская экономическая мысль на рубеже веков

? М.И. Туган-Барановский: этический принцип и экономическая теория ? С.Н. Булгаков: в поисках христианского экономического мировоззрения

1. Русская экономическая мысль на рубеже веков

Последние десятилетия ХГХ — первая четверть XX в. можно об значить как период подъема отечественной экономической на' Трудно объяснить подобное явление единственной причиной. О' сти это связано, безусловно, с достаточно бурным хозяйственным витием, прежде всего с ростом промышленности, банковской с ры, транспортной системы и т.д. Очевидно, что развитие эконом стимулировало исследования в области, которую принято назы конкретной экономикой, включив в нее наряду с исследования посвяшенными различным отраслям промышленности, сельского зяйства, военно-экономические вопросы, проблемы финансов, ко юнктуры России и зарубежных стран и т.д. Одновременно наблі лось усиление интереса русских экономистов к теоретическим воп сам политэкономии, включая проблемы методологии, экономи кой этики, истории экономических учений, наконец, резко увел' лось число учебников и учебных пособий. Можно назвать це‘ плеяду русских экономистов дооктябрьского периода: С.Н. Булга* В.А. Базаров, Н.Х. Бунге, П.В. Воронцов, Н.Ф. Даниельсон, В.К. триев, В.Я. Железнов, А.А. Исаев, И.М. Кулишер, И.Н. Миклащ ский, В.Ф. Левитский, В.И. Ильин, В.В. Святловский, П.Б. Стру М.И. Туган-Барановский, И.И. Янжул. Благодаря этим ученым р сийская экономическая наука накопила огромный интеллектуальнь потенциал, который проявился в 20-е годы в работах их учеников ІІ.Д. Кондратьева, А.В. Чаянова, Г.А. Фельдмана, Е.Е. Слуцкого и др.

Важной чертой российской экономической науки дооктябрьского периода была ее своеобразная универсальность. Экономические, а вернее сказать, социально-экономические проблемы рассматривались главным образом в русле проблем философских, социологических, исторических и религиозных.

Очевидно, что особую роль сыграла и специфика русской общественной мысли в целом, прежде всего ее своеобразный универсализм. Как писал Булгаков, русская общественная мысль все теоретические учения «воспринимает по преимуществу с практической стороны, в связи с вопросами практической этики и общественных программ, превращая таким образом доктрины в общественные «направления»... «Русские направления» до сих пор отличаются универсальным характером. Они давали вполне определенные воззрения на мир, разрешали религиозные и философские вопросы, вопросы политики и морали, общественной и личной жизни... Словом, в них сливались Воедино как теоретическое, философское мировоззрение, так и поли і ические и социально-экономические программы»².

Один американский исследователь русской экономической мыс-ііи желая подчеркнуть ее многоплановость и многогранность, даже шил ее с музыкальной фугой². Любопытно, что и на персональ-' і уровне можно наблюдать пересечение философии, экономи-' этики, политики. Ярким примером являются С.Н. Булгаков и ¹ . Франк, оба известные даже в большей степени как философы,

экономисты.

Русские экономисты были «погружены» в социальную проблема-у в широком смысле. На Западе экономисты-теоретики, как пра-' о, также интересовались социальными вопросами и порой высту-' и с достаточно радикальными реформаторскими идеями, но они ¦мились четко разграничивать практическую и теоретическую ча-жономической науки (см., например, гл. 13). Русские экономис-ораздо в меньшей степени следовали этому принципу даже в от-і існии той части экономической науки, которую принято назы-' . теоретической, не говоря уже о ее практической части, которая

оптирована на достижение поставленных перед обществом целей. Бели говорить о наиболее влиятельных в русской экономической ке направлениях, то здесь первенство принадлежит, безусловно,

Булгаков С.Н. «Без плана: «Идеализм» и общественные программы // іый путь. 1904. № 10. С. 261.

’ Normano I.F. The Spirit of Russian Economics. N.Y., 1945. R IX.

марксизму, утверждавшему классовый подход (см. гл. 7), и немецко исторической школе, также стоящей на принципах методологиче кого холизма, но предлагающей рассматривать явления хозяйстве' ной жизни с национально-государственных позиций (см. гл. 8). Сл дует упомянуть и о либеральном народничестве, которое вместе с марксизмом и исторической школой сыграло важную роль в разим* тии конкретно-экономических и статистических исследований. Что касается теоретических исследований, то по большей части они были связаны с обсуждением и популяризацией идей марксизма.

Неудивительно, что русские экономисты не слишком больш внимание уделяли новым направлениям в экономической наук связанным с теорией предельной полезности и маржинализмо' Субъективизм и методологический индивидуализм плохо вписывал ся в социальный контекст привычного для русских экономистов дискурса. Рациональный, максимизирующий свою полезность индивид не очень подходил на роль главной организующей конструкции экономической теории. Новый подход к анализу экономическій явлений, который был связан с маржинализмом, либо игнорирован ся, либо вызывал неприязненное отношение. В итоге сложился ж который разрыв между вектором развития западной и российский науки, что нашло свое отражение в потоке переводов зарубежных экономистов, большую их часть которого составляли работы иси> рико-экономического характера, посвященные социально-экоіт мическим проблемам.

Все это дало основание С. Франку написать в 1900 г.: «Все развитие теории политической экономии за последние 20—30 лет прошл незамеченным для нас, потому что не укладывалось в раз принятуі схему теории Маркса; учения Книса, Менгера, Бём-Баверка, Джс* вонса, Маршалла и многих других остались до сих пор китайской ф.і мотой для огромнейшей части нашей образованной публики, и сот имена эти упоминаются в нашей журнальной литературе, но толі.м для того, чтобы послать по их адресу резкие упреки в «отсталости» «буржуазности»... Вряд ли нужно прибавлять, что европейская наук очень мало беспокоилась о нашей русской оценке ее и продолжал быстро продвигаться вперед по раз намеченному пути... в конце кои цов не европейской науке, а нам самим придется стыдиться наше’ енки»⁶. Сегодня очевидно, что тенденция к отстранению отечест-шой науки от западной, наметившаяся еще в XIX в., в XX в. приела законченный характер, и последняя фраза оказалась справед-ной даже в большей степени, чем мог ожидать ее автор.

Однако в самом конце XIX в. и особенно в начале следующего ка можно найти множество свидетельств того, что русские эконо-йсты осваивали новые идеи западной науки и отчасти их принима-

⁷. Этот процесс происходил на фоне и в связи с усилением у мно-русских экономистов критического отношения к марксизму. Вме-с тем можно привести немного примеров, когда принцип маржи-изма принимается полностью, вытесняя марксизм. Здесь можно звать П, Струве, который пытался вообще отказаться от рассмот-ия проблемы ценности как самостоятельной по отношению к про-ме цены*. Он, в частности, писал: «То, что принято в современной тературе трактовать под заголовком «субъективная ценность», есть ихологический процесс оценки. Когда этот процесс приводит к ме-вому акту, мы имеем перед собой явление цены. Это явление по іеству и интересует экономистов. Рядом с ценой над нею, или под Ю не существует никакого другого реального экономического яв-•ия». Стремление уйти от проблематики ценности можно обнару-ть и у В. Войтинского⁹. Еще дальше от привычного ракурса рас-отрения проблемы ценности — цены ушел В.К. Дмитриев, который, яду с другими разработками (в частности, метода «затраты — вы-к», анализа монополистической конкуренции), пытался осуще-ить синтез теории предельной полезности и теории издержек про-Водства¹⁰.

Более заметным было направление, представители которого ви-и в маржинализме прежде всего новую теорию ценности и стре-лись согласовать ее с трудовой теорией стоимости марксизма.

^л Франк С. Теория ценности Маркса и ее значение. СПб., 1900. С. II—III. й'жое к этому объяснение причин невнимания со стороны русской эко-мической науки к новой школе — предельной полезности можно найти же у В. Дмитриева (см.: Дмитриев В.К. Теория ценности. Обзор литрату-//Критическое обозрение. 1908. II).

⁷ При этом явное предпочтение отдавалось австрийской школе. Так, к Пну первого десятилетия века были переведены на русский язык основ-Т работы Бём-Баверка и Менгера, а также Джевонса. «Принципы поли-Чсекой экономии» Маршалла в русском переводе появились лишь в сере-е 80-х годов, а работы Вальраса до сих пор ожидают своего часа.

* Струве П. Хозяйство и цена. Ч, 1. М., 1913. С. 96.

⁴ Войтинский В. Рынок и цены. Теория потребления рынка и рыночных , СПб., 1906. ..

"’Дмитриев В.К. Экономические.-очеркИ?М., .1904'^.,".,

В этом «объединительном» ключе рассуждал С. Франк, поисками ли ко-философской основы объединения трудовой теории стоимости и теории предельной полезности занимался М. Туган-Барановскиіі

Что касается других разделов теоретической политэкономии можно отметить следующее. Влияние австрийской школы вмес. традиционным для русской общественной мысли повышенным і ' манием к философским основам общественных наук выразило> огромном интересе русских ученых к проблеме предмета и мето, экономической науки. В конце XIX — начале XX в. появляются раб ты В. Левитского, П. Струве, А. Исаева, М. Тареева, А. Миклаше ского, И. Янжула и др., посвященные этой проблеме, выходят в р ских переводах «Исследования о методе социальных наук» К. Менге (1894), «Характер и логический метод политической экономы Дж. Кэрнса (1897), « Основы науки. Трактат о логике и научном мет де» У.С. Джевонса (1881), «Предмет и метод политической экономы Дж.Н. Кейнса (1899) и др.

В исследовании проблем денег, денежного обращения, процен рынков циклов и кризисов русские экономисты шли в ногу с зап ными коллегами, а в ряде случаев опережали их. Так, конъюнктуря теория денег М. Туган-Барановского была не только содержательн альтернативой количественной теории, которая приобрела особ популярность на Западе прежде всего благодаря исследования И. Фишера, но и указала на ряд проблем, которые только начин привлекать внимание западных экономистов. Идея Туган-Барано ского о том, что изменение общего уровня цен в результате воздей вия массы денег на экономику происходит во взаимодействии с центной ставкой, заставляет вспомнить не только К. Викселля, Дж.М. Кейнса, а утверждение о том, что этот результат зависит от сматриваемого временного горизонта, наводит на мысль об иссл ваниях современных монетаристов.

Что же касается проблемы рынков, циклов и кризисов, то со іи г определенностью можно сказать, что, во-первых, эта проблема прі надлежала к числу наиболее обсуждавшихся, уже потому, что благ даря Марксу она оказалась тесно связана с вопросом о перспекти капитализма; во-вторых, в России были приверженцы всех суще вовавших теорий циклов и кризисов, хотя наиболее популярной б*, теория недопотребления Сисмонди, которую с различными моди кациями отстаивали В. Воронцов, А. Финн-Енотаевский, А. Ис М. Бунятян и др.; в-третьих, теория циклов Туган-Барановского ренесла акцент с агрегированного подхода на структурный и тем мым оказалась в русле анализа цикла, предпринимаемого сто

Ьмской школой и отчасти предвосхитила подход Хайека; наконец, мно русские экономисты первыми сделали шаг от анализа дело-кикла к исследованию долгосрочных циклических колебаний. Продолжая обсуждать проблему взаимоотношения русской и заной экономической науки и конкретизируя утверждение С. Фран-следует заметить, что и некоторое время после революции взаи-ействие между отечественной и мировой наукой продолжалось, том что в этот период интересы отечественных экономистов во гом определялись специфическими практическими задачами. Но задачи были настолько обширны, что давали простор и для тео-ческого анализа. Так, задача разработки планов народного хо-тва способствовала тому, что были поставлены проблемы про-эирования и предвидения и в связи с этим широкий круг методо-"чсских вопросов, касающихся задач и возможностей экономикой науки, специфики экономического знания, а задача реализаціей централизованного планирования побудила некоторых эко-истов (например, Б. Бруцкуса) обратиться к проблемам распро-нения информации и координации в сложных системах, т.е. за-Иуть проблемы, которые позже стали предметом обсуждения изсса и Ф. Хайека; практическая задача индустриализации уси-іі интерес к проблеме сбалансированного роста, инициировав поение макроэкономических моделей (модель экономического рос-ельдмана — см. гл. 31), включая модели с производственными книями. К сожалению, развитие экономической науки в после-ябрьский период было прервано, и далеко не все, что российские ¦ые успели сделать, оказалось интегрированным в мировую эко-ичсскую науку. Это не означает, что начиная с 30-х годов отечест-Н;ія наука вообще не развивалась, но идеологическое давление вело к тому, что ситуация существования двух враждебно настро-ых друг к другу течений: «буржуазной» науки и марксистской, была “оздана, причем в гораздо более жестком варианте. В результате, "отря на имеющиеся достижения, отечественная наука оказалась шяции, что привело в конечном счете, как и было предсказано, к уіцественному отставанию от западной.

Мы остановимся на наследии двух выдающихся русских эконо-чж — М.И. Туган-Барановского и С.Н. Булгакова, в творчестве рых нашли отражение специфические черты русской экономном науки соответствующего периода, прежде всего универсализм. Гели выбор Туган-Барановского вряд ли может вызвать удивленіи значение этого ученого для русской и мировой науки общеприз-Ііино, хотя мы попытаемся отойти от привычных схем изложения его

взглядов и рассмотреть их под углом зрения этико-философсі принципов, то внимание к Булгакову, и особенно учитывая предл женный ракурс рассмотрения его идей, может показаться спорны Но именно необычность подхода Булгакова с точки зрения эконо мической ортодоксии, а также его прозорливость в отношении рял наиболее болезненных для экономической теории проблем, которая с этой необычностью связана и из нее вытекает, оправдывает интеро к этому мыслителю в рамках этой книги,

У обоих экономистов можно найти много общих черт: оба отдали должное марксизму, критически переосмыслили его, хотя и с разлил ных позиций, попытались определить контуры политэкономии, пг посредственно базирующейся на определенном этическом принципе. Для М.И. Туган-Барановского таким принципом явилась кант" анская идея верховной ценности человеческой личности, С.Н. Булгакова — христианская этика в ее обращенности к пробл мам хозяйства. Наследие этих экономистов весьма обширно и вым дит за рамки только этой проблематики, вместе с тем этическая пр< допределенность обусловила неординарный ракурс рассмотрения целого ряда проблем, представляющий интерес и сегодня.

2. М.И. Туган-Барановский: этический принцип и экономическая теория

М.И. Туган-Барановский соединил в себе ученого-экономиста социального философа, озабоченного проблемой построения ново общества, которое бы отвечало кантианскому принципу верховн ценности человеческой личности. Как ученый-экономист он стремил познать объективные законы капиталистической экономики и сдел немало в таких областях, как теория ценности, рынков и кризис история народного хозяйства и экономической мысли. Вместе с т

не только признавал неизбежность этической обусловленности по-тической экономии, но и руководствовался нравственным крите-ем при разработке важнейших понятий политэкономии.

Для Туган-Барановского единственно приемлемым нравственным итерием был кантианский принцип верховной ценности, а следо-тельно, равноценности человеческой личности. Он считал канти-ское учение об этическом идеале огромным достижением общест-шюй мысли Нового времени, полагал, что этот принцип является нтральной идеей современного этического сознания и является [необязательным «для всех людей с нормальным нравственным знанием»¹². Именно общепризнанность этического идеала может ужить гарантией объективности (критерий которой, заметим, он формулирует), и в этом случае обе части политэкономии — прак-ческая и теоретическая — оказываются внутренне связанными. По ению Туган-Барановского, только этот принцип и может стать еди-точкой зрения на хозяйство, позволяющей, как он писал, возвы-ься над противоположностью интересов, в том числе и классовых, збежно отражающихся и на теоретической политэкономии. Гаран-й объективности науки, построенной таким образом, он считал енно общепризнанность этого этического принципа для данного ества в данных исторических условиях.

Непосредственным результатом утверждения этого принципа ста-возможность объединения теории предельной полезности и тру-ой теории стоимости.

Туган-Барановский полагал, что признание труда основой стоимо-, возможность сравнения всех видов труда и их объединения в none общественного труда и есть признание верховной ценности че-сческой личности. «В процессе производства принимают участие олько человек, но и средства производства. Почему же мы рассма-ваем весь продукт как созданный только человеческим трудом? чему же мы признаем только труд человека активным деятелем про-одства? И почему, с другой стороны, мы приравниваем в этом от-іении между собой все виды труда без различия? Почему мы счита-все виды труда человека сравнимыми между собой и соединяем их в у общую массу, одно общее понятие общественного труда?

Без сомнения, потому, что мы молчаливо исходим из руководя-й этической идеи политэкономии — верховной ценности, и пото-равноценности человеческой личности»¹³.

Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии. 3-е изд. Пп,

3. С. 30.

"Тамже. С. 63-64.

С другой стороны, именно человек определяет субъектив полезность данного блага, оно становится ценным не само по с а в оценке человека. Важным моментом в рассуждениях учеі было утверждение, что субъективная ценность блага зависит 01 количества, а оно в свою очередь для свободно воспроизводи товаров — от объема затраченного труда. Здесь и обнаружив;!' возможность соединения двух моментов: объективного и суб' тивного.

Туган-Барановский не ограничился констатацией этого фак сформулировал теорему, устанавливающую количественные соо.. шения трудовых затрат и ценности при оптимальном распределени ресурсов. «Если производство руководится основным хозяйственны принципом — стремлением к достижению с наименьшей затрато наибольшей пользы, — то отношения предельных полезностей св бодно производимых продуктов и их трудовых стоимостей равны» Это утверждение было высказано в статье «Учение о предельной п лезности хозяйственных благ как причина их ценности» , в ней приведен пример (в духе тех, которые использовали представите австрийской школы), подтверждающий его правильность. Но основе этой иллюстрации Туган-Барановский сделал следующий в“ вод: «Мы постарались показать, что тпп (теория предельной пол ности. — Ред.) не только не составляет опровержения взглядов Р кардо или Карла Маркса, но что, напротив, эта теория, правиль понятая, составляет неожиданное подтверждение учения о ценно' названных экономистов. Менгер и его школа исследовали субъекту ные причины ценности, Рикардо и его последователи — объекти ные. До работы Менгера можно было думать, что оценка блага по е хозяйственной полезности не соответствует оценке того же блага трудовой стоимости последнего. Теория предельной полезности казывает, что оба принципа оценки находятся между собой в согласии, которое тем больше, чем в большей мере распределение народною труда подчинено хозяйственному принципу»: Он делает еще один вывод, важный для его будущих рассуждений о социализме: «Трудовые стоимости продуктов играют решающую роль в установлении хозяйственного плана — распределении производства между различными отраслями»*.

Иллюстративный характер доказательства тезиса о пропорциональности трудовых затрат и предельных полезностей воспроизводимых благ, предложенный Туган-Барановским, был в 1902 г. в работе экономиста киевской экономической школы (представителей которой, заметим, отличал большой интерес к использованию математики) Н.А. Столярова дополнен строгим алгебраическим доказательством. Столяров решал стандартную задачу нахождения условного экстремума, причем целевой функцией была функция общественной полезности или, как он писал, пользы, а ограничением — совокупный объем трудовых ресурсов. При условии, что общественная полезность любого блага зависит от количества только этого блага, частные производные целевой функции совпадают с предельной полезностью соответствующих благ, что и позволяет легко получить искомое соотношение. Эта небольшая работа оказалась по существу одной из первых математических работ в области общественной функции полезности и предвосхитила идею народнохозяйственного оптимума, которая в виде системы оптимального функционирования экономики (СОФЭ) активно разрабатывалась в нашей стране в 60-е іоды.

Вклад Туган-Барановского в собственно экономическую теорию • вязан с разработкой проблем реализации, циклов и кризисов, денег.

I Іроблеме циклов посвящена его первая крупная работа — «Периодические промышленные кризисы» (1894), в которой, оп ираясь на статистический материал по истории промышленных кризисов в Англии и критический анализ предшествующих теорий рынка, ученый предложил разрешение проблемы реализации для случая расширенного ’роизводства и объяснение периодичности кризисов и механизма ¦ нкдов. Он попытался дистанцироваться от двух наиболее влиятель-ых позиций поданной проблеме: идущей от Сэя и отрицающей возможность общего перепроизводства, и опирающейся на концепцию недопотребления, прежде всего в ее марксистском варианте, и придающей перепроизводству характер перманентного явления.

Туган-Барановский предложил собственное решение проблемы рынка, суть которого состоит в том, что «при пропорциональном рас пределении общественного производства (между производство' средств производства и предметов потребления для разных классов. Ред.) никакое сокращение потребительского спроса не в силах вьг звать превышения общего предложения продуктов на рынке сравнительно со спросом на последние». Еіавным моментом в его аргумеі і тации было признание того, что потребление не является единствен ным и главным фактором, определяющим размеры рынка. Послед ние зависят прежде всего от спроса на средства производства. Здесь можно заметить истоки той линии рассуждений относительно глав ной причины нарушения макроэкономического равновесия, которая сегодня связывается с именем Дж.М. Кейнса. Речь идет, разумеется, о признании лидирующей роли инвестиций в развитии циклически го процесса.

Общий смысл рассуждений Туган-Барановского сводился к еле дующему. При увеличении доли прибыли, направляемой на про?п водство, действительно уменьшается потребление капиталистов, ми увеличивается спрос на средства производства и на рабочую сил\ Соответствующим образом изменяются и пропорции производи ва: производство средств производства растет более высокими тем пами, чем производство предметов потребления. Очевидно, что п добный рост неизбежно должен прекратиться, и его внезапная о тановка и есть кризис, во время которого указанные пропорции «н сильственным» образом восстанавливаются. Кризис предстает ситуация общего перепроизводства. Толчок кризису может дать репроизводство одного товара, затем ситуация перепроизводства одном рынке через механизм цен и доходов передается на эконо' ку в целом. Следовательно, утверждает Туган-Барановский, проб ма заключается в пропорциональном развитии экономики, «п пропорциональном распределении производства никакое сокра' ние потребительного спроса не в состоянии вызвать превыше общего предложения над спросом... И ясно, что никогда не мо быть действительного общего перепроизводства товаров; возмо но лишь частичное перепроизводство их».

Важную роль в развитии кризиса, а также в восстановлении пропорций Туган-Барановский отводил кредиту, который придает любым колебаниям характер лавинообразного процесса. Здесь он следовал в русле кредитно-денежной теории цикла, которая рассматривает циклический процесс сквозь призму соответствия между спросом на ссудный капитал, определенным потребностями производства, и его предложением со стороны банков. Иными словами, в данном случае по существу затрагивается хорошо известная благодаря Кейнсу проблема равновесия между сбережениями и инвестициями (причем признается, что в отличие от процесса сбережений, который достаточно стабилен, инвестиции осуществляются импульсами), а также проблема воздействия инвестиций на производство, т.е. проблема мультипликатора. В фазе подъема, когда инвестиционная активность велика, инвестиции финансируются не только за счет текущих сбережений, но и за счет накопленных ранее, т.е. в фазе депрессии, запасов свободных капиталов. Согласно этой теории кризису предшествует финансовая паника, вызнанная исчерпанием резервов ¦ ного капитала, а подъему — восстановление этих резервов. Ту-і Барановский даже сравнивал этот процесс с паровой машиной, в і рой капитал — пар, который, расширясь, двигает поршень — промышленность.

Сегодня можно сказать, что модель Туган- Барановского была первой и самой оригинальной «из целого семейства моделей цикла, в основе которых лежало соотношение между сбережениями и инвестициями, среди приверженцев которых наиболее значительными і 1 Шпитгоф, Бунятян, Кассель и Кейнс, когда он писал “Трак->^!2. К этой оценке известных ученых можно добавить, что среди і ких экономистов идеи Туган-Барановского разделяли В.Я. Же-ов, И.М. Кулишер, В.К. Дмитриев. Что же касается теоретичес-і новаций при исследовании цикла, то следует отметить, что Ту-Барановский, по существу, попытался соединить макроэкономи-ий (агрегатный) подход со структурным, и значение этой попыт-ія экономической теории трудно переоценить, хнализ экономической конъюнктуры не может считаться завер-'іым без обращения к проблемам денег и их стоимости. При ис-овании циклов и кризисов Туган-Барановский, по существу, бс-! в стороне этот круг проблем, обратившись к ним в работе «Бу-н пые деньги и металл», написанной в 1917 г. В этой работе он вы-11 ул так называемую конъюнктурную теорию денег, которая про-

¹ Screpanti Е., Zamanti S. An Outline of the History of Economic Thought, «lord, 1993. P. 220.

тивостояла как товарной теории денег, так и количественной теории. С чисто теоретической точки зрения основная проблема, вокруг которой разворачивались в то время споры и сосредоточил свое внимание Туган-Барановский, состояла в выяснении механизма взаимовлияния денежной массы, относительных и абсолютных цен. Сегодня этот механизм принято называть механизмом трансмиссии. Товарная теория отводила деньгам пассивную роль, лишая их качественного отличия от других товаров, и рассматривала абсолютные цены как в достаточной степени условный показатель. Количественная теория, напротив, рассматривала изменение массы денег как абсолютно экзогенное явление, но интересовалась исключительно конечным результатом — влиянием на общий уровень цен, причем сам механизм этого влияния, включая вопрос о скорости реакции различных сегментов экономики, т.е. в современной терминологии вопрос о лагах, оставался, по существу, вне поля зрения.

В противоположность этому Туган- Барановский с самого начала исходил из того, что процесс приспособления экономики к изменениям денежной массы, а в конечном счете их влияние на абсолют ные, или денежные, цены — процесс сложный и длительный, предполагающий взаимодействие между массой денег, объемом кредитных средств и скоростью их обращения. Очевидно, что при таком подходе изменение массы денег и его влияние на экономику нельзя отделить от процессов на финансовом рынке, т.е. от движения процентных ставок и стоимости ценных бумаг. В итоге влияние денег на абсолютные, или денежные, цены «следует искать в отношениях товарного рынка к денежному, в широком смысле слова». С этим высказыванием Викселля Туган-Барановский полностью соглашается и делает вывод: «Ценность денег предстает перед нами как нечто объективно заданное всей совокупностью меновых отношений. Деньги сами по себе никогда не определяются нами. Мы их оцениваем лишь как средство приобресть те или иные хозяйственные предметы. Но сколько именно можно получить хозяйственных предметов в обмен на заданную сумму денег, это зависит не от нашей воли, а от объективных условий рынка»²³, т.е. от общей конъюнктуры рынка. Конъюнктурная теория денег позволила сделать вывод о возможности регулирования ценности денег в рыночной экономике. «Ценность товаров строится на основе сознательных оценок отдельных индивидов, чем государство управлять не может; напротив, ценность дене есть бессознательный стихийный продукт социального взаимодей ствия, вполне допускающего государственное регулирование», при этом Туган-Барановский указывает и на возможный способ регулирования — через регулирование вексельного курса и курса валюты.

Как и для многих русских экономистов, вопрос о перспективах капитализма представлял для Туган-Барановского особый интерес. ()твет на этот вопрос он искал в теории циклов и кризисов и в теории с і оимости. Что касается теории циклов и кризисов, то, как уже отмечалось, Туган-Барановский пришел к выводу, что ограниченность потребления не является непреодолимым препятствием расширенному капиталистическому воспроизводству. Вместе с тем стихийный харак-і ер капиталистического производства проявляется в том, что пропорциональность производства постоянно нарушается. При существующем рынке ссудного капитала и банковской системе это ведет к периодическим кризисам. Однако в отличие от Маркса, полагавшего, что при капитализме действует долгосрочная тенденция усиления противоречий, которая проявляется в углублении циклического падения производства и понижающемся движении нормы прибыли, Туган-Ба-і >.и ювский считал, основываясь на своей теории, что циклические кри-иісы преодолеваются и нет тенденции их углубления. В отношении же нормы прибыли он полагал, что на уровне теоретического анализа в ' илу множественности разнонаправленных и разновеликих по силе факторов, влияющих на норму прибыли, нет возможности выявить ка-і ?ю-либо общую тенденцию движения нормы прибыли. Ошибка Маркса, по его мнению, заключалась в том, что, говоря о тенденции повышения производительности труда и связывая ее с ростом органического строения капитала, он в действительности рассматривал случай, когда стоимость произведенной продукции была неизменной. Отсюда и был сделан вывод о тенденции снижения нормы прибыли. В Противоположность этому Туган-Барановский полагал, что «развитие Производительной силы общественного труда имеет тенденцию не понижать, а повышать процент прибыли».

Заметим, что критически переосмысливая схему Маркса, Туган-арановский придерживался тезиса о том, что труд является основ-і.ім источником прибыли. Если только предположить, например, лед за И. Кулишером, что в условиях современного капитализма іряду с трудом рабочего источником прибыли становятся изобретения и нововведения (идея впоследствии, как известно, была сформу лирована Шумпетером), то сомнения Туган-Барановского относи тельно справедливости одного из основных тезисов марксизма полу чат дополнительное подтверждение.

Таким образом, в противовес Марксовому тезису о внутреннсн обреченности капитализма как экономической системы, Туган-Бл рановский пришел к выводу о жизнеспособности капитализма как системы хозяйства. Более того, он считал, что развитие капитализма является прогрессивным и неизбежным явлением в таких странах, как Россия. Однако это не означает, что Туган-Барановский отка зался от критики капитализма. Он критиковал капитализм с соцн ально-нравственных позиций. Основное противоречие капитализма состояло, по мнению Туган-Барановского, «в том, что капитализм обращая человеческую личность в средство, в раба вещей, в то же врі мя ведет к распространению и укреплению общественно-моралы го сознания, признающего личность верховной ценностью общее венной жизни» . И это позволяло поставить вопрос о переходе к t

29

циализму как о сознательном процессе .

Поскольку социализм представляет сложную систему и предп; лагает различные сочетания способов организации, отношение, различным типам социализма определяется исходя из нравств' ного идеала. Беря за основу нравственного императива кантианск принцип, Туган-Барановский пришел к признанию свободы л; ности, а не равенства, как утверждали в тот период многие соц; листы, важнейшей социальной ценностью. «Равенство, — пи он, - само по себе, отнюдь не является положительным благом.^т равенство есть несомненное социальное зло, но устранение зла лишь первый шаг в направлении к социальному идеалу. Социа_? ним же идеалом является не социальное равенство, а социальная свобода».

С этой точки зрения Туган-Барановский подошел к оценке различных в зависимости от степени централизации типов социализма. Каки многие социалисты того времени, он не видел того, что расширение регулирующей функции государства может привести к падению эффективности производства. Напротив, он полагал, что «централизация благоприятствует умножению общественного богатства», поскольку позволяет подчинить производство плану. Вместе с тем принципы построения плана, которые выдвигал ученый, напоминали идеи сторонников рыночного социализма 1930—40-х годов и основывались на интеграции теории предельной полезности и трудовой теории стоимости. С целью достичь максимума общественной полезности он предлагал определять объемы производства товаров из условия пропорциональности их предельных полезностей трудовым затратам.

Туган-Барановский полагал, что при соответствующей органи-і.щии учета можно непосредственно определить трудовые затраты.

' 11 о же касается полезности, то о ней можно судить по изменениям іроса. Причем последние и должны побуждать государство соот-¦тствующим образом корректировать цены. Как информационные игналы цены при социализме и капитализме — одно и то же. Раз-мічия лежат в другой области — в распределении труда между отраслями. При социализме, когда затраты труда учитываются непо-рсдственно (а не через зарплату в составе издержек производства), можно обеспечить оптимальную аллокацию ресурсов, в то время как при капитализме пропорции восстанавливаются во время кризиса. 11 ри социализме деньги — лишь единица изменения, условный знак, нс имеющий ничего общего с товаром, а цены — обменные соотношения.

Проблема эффективности, по мнению Туган-Барановского, мог-і.і быть решена в условиях государственного социализма, но сущест-ноиала опасность ограничения личной свободы. Именно поэтому он • мотрел с надеждой на развитие других форм организации, прежде і'сего кооперации. Для него кооперация — не только путь к социа-нізму, но и форма организации, которая открывает простор свободному труду, смягчая принудительный характер государственного со циализма.

Работа «Социализм как положительное учение» была написана, когда российская действительность мало соответствовала представ лениям Туган-Барановского о будущем общественном устройстве. Можно ли отнести это несоответствие на счет неподготовленности России к социализму, о чем, хотя и не прямо, предупреждал ученый, или это закономерный результат попытки претворения идеи социа лизма в любом обществе с той лишь разницей, что в более развитом эксцессы были бы меньше? Можно ли говорить, что социальная ис тория нашего века свидетельствует о движении культурных народов в сторону общества, признающего личность высшей ценностью, н, соответственно, подтверждает точку зрения Туган-Барановского? Эти вопросы и сегодня стоят на повестке дня.

3. С.Н. Булгаков: в поисках христианского экономического мировоззрения

Универсализм в подходе к анализу экономических явлений, и терес к проблеме общественного идеала, социальная направленное экономических исследований, наконец, стремление к новой экон мической науке, адекватной этому идеалу, — все это ярчайшим обр зом проявилось в наследии выдающегося русского религиозного мь" лителя, философа и экономиста С.Н. Булгакова*.

Не только эти черты роднят Булгакова с Туган-Барановским, о шей у них была и увлеченность марксизмом (не случайно обоих пр

ито относить к так называемому легальному марксизму), и доста-очно быстрый и естественный отход от марксизма, наконец, оба ак-ивно занимались общественной и педагогической деятельностью, тход Булгакова от марксизма начался, по существу, с его первой рупной работы «Капитализм и земледелие», которая была задумана как подтверждение марксистского тезиса о концентрации производства применительно к сельскому хозяйству. Но она привела автора к противоположному выводу и, более того, побудила поставить под сомнение не только некоторые прогнозы марксизма относительно тенденции социального развития, но и принципы познания, лежащие в основе этих прогнозов. «Ошибка Маркса (имеется в виду тезис о концентрации производства. — Ред.) да послужит нам предостережением. Она объясняется не тем, что ему не хватало ума — ум он имел гениальный, — и не тем, что ему не хватало знаний — он принадлежит к самым ученым экономистам не только своего, но и всех времен, — она объясняется общими социально-философскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания. Он считал возможным мерить и предопределять будущее по прошлому и настоящему, между тем каждая эпоха приносит новые факты и новые силы исторического развития — творчество истории не оскудевает. Поэтому всякий прогноз относительно будущего, основанный на данных настоящего, неизбежно является ошибочным. Строгий ученый берет Здесь на себя роль пророка или прорицателя, оставляя твердую почву фактов.

Поэтому что касается предсказаний на будущее, то честное Ignoranus мы предпочитаем социальному знахарству или шарлатанству. Завеса будущего непроницаема. Наше нынешнее солнце осве-щлстлишь настоящее, бросая косвенный отблеск на прошлое. Этого достаточно для нас, для нашей жизни, для злоб нашего дня и его интересов. Но мы тщетно вперяем свои взоры в горизонт, за который спускается наше заходящее солнце, зажигая там новую зарю грядущему, неведомому дню».

Этот выход из собственно экономической области исследования и область философии и гносеологии был началом процесса, который Можно назвать поиском основ новой философии экономического знания и который побудил Булгакова обратиться, как и Туган-Бара-іюпекого, к этике. Но в отличие от последнего это была не этика Кан-11, а этика христианства. В этом уникальность Булгакова, его особое есто в истории отечественной политэкономии.

В 1915 г. в рецензии на «Философию хозяйства» (1912) В. Сперанский писал: «Профессору Сергею Николаевичу Булгакову принадлежит, несомненно, единственное в своем роде место среди русских ученых-экономистов. Далеко не замыкаясь в формальные рамки своей присяжной специальности и не греша в то же время поверхностным дилетантизмом, он стремится к созданию цельного религиозно-экономического миросозерцания. Он хочет открыть человечеству не только новую землю материального благоденствия, но и новое небо радостного религиозного социосозерцания».

Речь шла о том, чтобы подчинить политическую экономию этическим принципам христианства, что предполагало не только радикальное переосмысление существующих экономических теорий, hq и отказ от господствующей экономической философии в целом к системы представлений, стержнем которой является подчиненное всех отношений росту материального богатства. Поэтому он, напр мер, в отличие от М.И. Туган-Барановского не ставил перед собо задачу примирения экономической теории марксизма (трудовой т ории стоимости) и маржинализма (теории предельной полезности а требовал отказа от них как имеющих общую философскую базу материализм и позитивизм, которая проявлялась в рассмотрении х зяйственной деятельности человека и труда исключительно скво призму создаваемых им материальных благ. Именно это обстоятел ство оказалось для Булгакова решающим, несмотря на методолог ческие различия между австрийской школой и маржинализмом в ц лом, базировавшимся на принципе методологического индивиду лизма, и марксисткой политэкономией с ее методологическим холи мом и классовым подходом.

Булгаков стремился разработать принципиально новые филосо ские основания политэкономии, предложить, используя терм Й. Шумпетера, новое вйдение, которое отвечало бы христианско представлению о хозяйстве и хозяйственной деятельности, труде и б гатстве. При этом он весьма специфическим образом затронул цел ряд сложных вопросов, которые имеют отношение к современн исканиям в области методологии и философии экономической наук но предложил неожиданную перспективу рассмотрения как этих п блем, так и проблем современного экономического развития.

Суммируя и огрубляя многоцветную палитру рассуждений Бу гакова, можно следующим образом сформулировать его позицию обозначенным вопросам.

1. Богатство есть условие свободы человека, материальный фундамент проявления его творческих устремлений и одновременно условие материального существования данного общества.

2. Труд является одновременно и актом необходимости, и актом творчества.

3. Трансцедентальным субъектом хозяйственной деятельности является человечество.

Эти весьма абстрактные и далекие как от экономических реалий, так и от привычного способа их анализа тезисы дают новый и необычный ракурс рассмотрения хозяйства и хозяйственных явлений, порой выражающийся в необычной трактовке известных проблем и постановке новых.

Первый из приведенных тезисов предполагает несколько моментов: отсутствие противоположности между материальной и духовной сторонами бытия, положительную оценку роста богатства как способа устранения бедности и освобождения человека от внешней природной несвободы, расширение понятия богатства за счет включения в него требования справедливого распределения.

Идея единства материального и духовного мира, как известно, была сформулирована еще в ходе Реформации и сыграла важную роль в современном хозяйстве, поскольку дала моральное оправдание устремленности человека к лучшему материальному положению. Здесь Булгаков по существу солидаризируется с М. Вебером в оценке значения религии, прежде всего протестантизма, для развития капитализма. Однако оправдание роста богатства он дает и широком этической контексте, обусловливая его рядом ограничений.

Преодоление разрыва между материальной и духовной сферами снизано для Булгакова с признанием свободы человека христианской ценностью. При этом он утверждал, что осуществление свободы для отдельного человека невозможно в условии бедности, навязанной обстоятельствами жизни, которые не зависят от человека. В этом слу-ііе бедность рассматривается как противостоящая свободе. При та-ом понимании богатство становится необходимым условием осуще-'ін'існия свободного выбора.

-Рост богатства, — писал Булгаков в «Кратком очерке политэко-омии», — увеличивающий силы человека и пробивающий стены от-у.-кнения между человеком и природой, есть только отрицательное гі'Ніие для духовной жизни человека, он создает для него более ши-(н-.ііе возможности духовной жизни, открывает перед ним новые іирокие перспективы, но не решает за него, не. предопределяет того

употребления, которое сделает из них единичный человек и сои ное человечество».

Таким образом, негативно понимаемой свободе придается тивный смысл — как потенциальной возможности утверждения и вития человеческого духа. Она рассматривается «как положится мощь, как растущее обладание богатством и вследствие этого потенциальной возможности проявления и самоутверждения веческого духа...».

Богатство, трактуемое как условие осуществления свободы и посылка реализации духовного потенциала человека, предпол более широкий ракурс рассмотрения, нежели сведение его к про сумме материальных благ, которыми владеет человек. В связи с Булгаков ставит вопрос о человеке в рамках хозяйственной сис и его взаимодействии с другими людьми. Он указывает по кра мере на два обстоятельства.

Прежде всего Булгаков говорит о богатстве не только и не с ко в индивидуалистическом, сколько в народнохозяйственном с ле, как о некотором общем условии существования общества.

Понимаемый как освобождение от власти природы, рост на ного богатства представляется прогрессом всего общества, а хри анское требование свободы от богатства в личной жизни станов способом направить индивидуальные усилия на развитие матер ной культуры общества в целом. Таким образом, Булгаков устра противоречие между личной заинтересованностью в росте мат ального благосостояния и благом общества.

Далее Булгаков касается весьма сложной и по-прежнему ак ной, как в области практических решений, так и в рамках тео проблемы соотношения между богатством и справедливостью говоря современным языком, противоречия между экономиче эффективностью и справедливостью.

Булгаков преодолевает это противоречие весьма радикаль образом: он определяет рост общественного богатства как тако ложение, при котором увеличение массы материальных благ пр ходит при неувеличении неравенства в их распределении. Прит подходе дилемма, над которой бьется теория благосостояния, в ще исчезает. В некотором смысле подход Булгакова напоминает, нее, предвосхищает концепцию Ролза (см. гл. 14). Следствием концепции применительно к проблеме благосостояния являете

сстно, предложение оценивать изменение общественного благо-тояния по изменению положения наименее благополучных групп, угими словами, если рост богатства сопровождается возрастанием пени неравенства, то нельзя считать, что благосостояние общест-унеличивается. А это и было требованием Булгакова.

Теперь несколько слов о втором базисном положении полит-оиомии Булгакова — о труде и его следствии для экономической ории. Булгаков видел в труде одновременно акт творчества и прошение жесткой природной необходимости, при этом индивиду-иый акт хозяйственной деятельности он рассматривал как орга-чески связанный с трансцедентальным субъектом хозяйства — че-Ііечеством.

Для Булгакова в труде соединились христианская заповедь тру-ті.ся и изначальная связь материального и духовного. В этом про-яется глубокий гносеологический смысл труда и хозяйственной Ительности, указывающий на возможность преодоления противо-чин между идеализмом и материализмом.

Очевидно, что подобное понимание труда несовместимо с тради-‘опным для экономической науки сведением труда к фактору про-Ііодства, а человека — к индивиду, решающему задачу оптимально-распределения ресурсов. Рассматривая труд как фактор, затрачен-й в производстве материальных благ, экономическая теория окапается перед неразрешимой проблемой динамики. Не случайно Шумпетер в 1926 г. в поисках внутренней причины развития обрати к творческой деятельности человека, в центр процесса разви-і(оставил предпринимателя-новатора: только человек и его твор-ио является источником нового³⁸.

Булгаков имел в виду неэкономического индивида, «экономиче-го человека», а творческую личность. Признав связь хозяйствен-деятельности и творчества, он указал на важность духовных, нравных мотивов в труде, а следовательно, и на необходимость учи-ь влияние нравственных мотивов на экономическую жизнь и ственное поведение человека. Сегодня мы находим отзвук этой в работах ряда экономистов и социологов, прежде всего предки гелей так называемой социальной экономики³⁹.

І.ругим, хотя и связанным с предыдущим, аспектом является идея шческой целостности хозяйства, т.е. о том, что не отдельные ато-рованные акты хозяйственной жизни формируют хозяйство,

Шумпетер Й. Теория экономического развития. М.: Прогресс, 1982. См., например: EtzioniA.The Moral Dimention: Toward a New Economics. „ 1988; WisskopfW. Alienation and Economics. N.Y., 1971.

а хозяйство является предпосылкой, условием отдельных актов ?и зяйствования. Здесь мы вспоминаем историческую школу и под* дим к третьему положению Булгакова.

Идея органической целостности хозяйства означает признание несводимости к простой сумме хозяйственных актов отдельных дивидов. Причем подобное утверждение, по мнению Булгакова, равдано не только гносеологически, но и генетически. «То, что вается хозяйством в смысле эмпирическом, выражается в множ раздробленных хозяйственных актов, совершаемых отделы людьми... В генетическом понятии хозяйства... мы безусловно нимаемся над этими частными раздробленными актами и рас риваем их как проявления некоторой единой функции, облада' известной связанностью, единством иного рода, чем только их браическая сумма. Динамически они представляются нам части ми, отрывочными проявлениями некой единой деятельности, чиненной в своем развитии своим особым нормам... Мы не усмо ли бы в хозяйстве ( и науке) самого существенного его содержаіг если бы не остановили в достаточной мере внимания на целом,; ходящем за пределы отдельных актов... хозяйство не Только чески, но и фактически, исторически есть prins отдельных акт зяйства (а наука — наук). Хозяйство должно уже существовать в основах, чтобы возможны были эти отдельные акты...»

Что может означать подобная позиция с точки зрейия совр ной науки? '

Очевидно, мы можем увидеть здесь, говоря современным яэ~ аргумент в пользу рассмотрения экономических процессов в институционного подхода, который сегодня получает все ба признание, причем интерес к этому подходу поддерживается блемами трансформационной экономики, решение которых н ется найти с помощью традиционных для экономической наук ходов и концепций.

Проблема институтов и их роли неотделима от вопроса об и исхождении и о том, каковы возможности сознательного воз вия на этот процесс и на состояние экономической системы ный момент. Позиция Булгакова по этому кругу вопросов видна рассуждениях об экономической политике и о роли экономич науки в ее определении.

Ракурс рассмотрения этих вопросов у Булгакова определял позицией в спорах по поводу существования так называемых тивных законов, которые разгорелись в конце XIX — начале XX и К

е отмечалось, в книге «Капитализм и земледелие» Булгаков высту-л против марксистских претензий на знание объективных законов вития, неизбежных и неумолимых как законы физики и позволя-их предсказывать историческое развитие, а также разрабатывать называемую научную социальную политику. В дальнейшем в «Фи-софии хозяйства» он вновь обратился к этой проблеме и подтвер-высказанный ранее тезис, добавив утверждение о том, что обще-енная наука не обладает и не может обладать надежным знанием орических перспектив и потому прогнозирование социального вития беспочвенно. Что касается политики, то она, по мнению такова, в значительной степени независима от теории, и из дан-; научных предпосылок могут быть выведены различные ее направив. Социальная окраска проводимых мероприятий зависит от тех , которые считают их желательными и в силу желательности объ-иют соответствующую политику единственно научной. Что же в ом случае экономическая наука может предложить практике? Булгаков полагал, что политэкономия может и должна давать со-ы, но и политики, и экономисты должны помнить, что на ее рентах «неизбежно лежит печать субъективности, вольного личного рчества», так как здесь «интерес и страсти влияют больше, чем где то ни было, и это одно уже заставляет относиться к ее выводам с бснно недоверчивой осторожностью»⁴¹. В этом он видел основу называемого «жизненного реализма».

Признавая неизбежность существования многих точек зрения и ичного понимания проблем, Булгаков тем не менее высказывал е мнение. Он видел практический смысл политэкономии в указа-лутей роста народного богатства как условия духовного разви-общества и личности. Социально-экономическую политику, поденную этой цели, Булгаков назвал идеализмом.

В области практической политики идеализм Булгакова представ-попытку реализации политического требования свободы лично-, подкрепленную расширением вмешательства государства в эко-'ику с целью преодоления хаотической и стихийной организации ййстватого времени⁴².

(’реди практических вопросов, по поводу которых высказывался ліаков, интерес представляет проблема собственности. Специфики) позиции состояла в сознательном приуменьшении значения

V. -23.

" Булгаков С.Н. Без плана: «Идеализм» общественные программы //

Булгаков С.Н. Краткий очерк политической экономии. М., 1906. ’ -23.

" Булгаков С.Н. Без плана: «Ид Ыіі путь. 1904. № 10. С. 269-270.

вопроса о форме собственности на фоне ожесточенных споров данному вопросу между представителями различных политических I социально-экономических течений. Он противостоял как марксж там, усматривавшим в частной собственности источник всех зол, та илибералам, полагавшим, что частная собственность обеспечивает] экономическую эффективность, и свободу. Булгаков считал неио можным выносить окончательный приговор существующим соииаіп. >| ным институтам, в том числе и частной собственности. Рассматри вая ее как исторический институт, «который все время меняется своих очертаниях, и ни один из образов ее существования не им< самодовлеющего, преобладающего значения»⁴⁵, он подчеркивал обходимость исторического отношения к собственности и к ее ф( мам, т.е. отношения в зависимости от того, чему она служит в Д8 ный момент (имея в виду предложенный им критерий роста обше< венного богатства).

Соответственно, при определении направления экономичес| политики Булгаков предлагал исходить не из отношений собсті ности, а из критерия роста богатства при соблюдении требова| неувеличения абсолютной и относительной бедности отдельных' нов общества. При таком подходе отношение к проблеме собст^ ности должно формироваться в контексте политики, а не наоб( политика — в контексте отношения к собственности. Последняя рачиваетсвое первостепенное значение, подчиняясь обшей цели, стижения экономической и социальной свободы человека.

Аналогичную по сути позицию занял Булгаков в отношении проса о преимуществах капитализма и социализма. Он, в частно! писал, что «абстрактные категории социализма или капитал^ столь удобные для демагогии, оказываются совершенно неприм! мы для углубленного рассмотрения вопроса в свете совести. Но высшая ценность, при свете которой и нужно давать сравнителі расценку разных хозяйственных форм. Это есть свобода личш правовая и хозяйственная. И наилучшей из хозяйственных форм] бы она ни называлась и какую бы комбинацию капитализма и с([ ализма, частной и общественной собственности она ни предста да, является та, которая наиболее обеспечивает для данного сое ния личную свободу как от природной бедности, так и от социалі неволи. Поэтому в своих суждениях о хозяйственных формах и ¦ шении к ним православие исторично. Это есть область релятив] средств при неизменности цели» .

Сегодня в свете трансформационных процессов, с одной стороны, и поисков гуманистических оснований социально-экономической системы XXI в. — с другой, это высказывание Булгакова воспринимается не только как своеобразная программная и в достаточной степени конкретная политическая установка, но и как указание на безусловные приоритеты, следование которым только и может привести к смягчению существующих социальных и экономических конфликтов. В этом и состоит историческая заслуга Булгакова перед отечественной и мировой общественной мыслью.

Рекомендуемая литература

Туган-Барановский М.И. Периодические промышленные кризисы. История английских кризисов. Общая теория кризисов. М.: Наука, РОССПЭН, 1997.

К лучшему будущему. Сб. социально-философских произведений. М.: РОССПЭН, 1996.

Кондратьев Н.Д. М.И. Туган-Барановский // Истоки. Вып. 2. М., 1990.

Булгаков С.Н. Философия хозяйства. М.: Наука, 1991.

Іфебнев Л.С. О чем писал М.И. Туган-Барановский //Экономические науки. 1990. № 5.

С. 13.

Г лава 25

Формирование доктрины планового хозяйства

? Марксизм о научно планируемом обществе

? Проект «всеобщей организационной науки»

О Модель «единой фабрики» и ее корректировка

1. Марксизм

о научно планируемом обществе

Плановое хозяйство, опыт построения которого начали захват шие в конце 1917 г. власть в России большевики, должно было воп тить идеи К. Маркса и Ф. Энгельса о более высоком, чем кагшталис ческий, коммунистическом способе производства, когда «вместе с в сторонним развитием индивидуумов вырастут и производительн силы и все источники общественного богатства польются полным током». Историко-философское и политэкономическое обоснован революционной коммунистической доктрины резюмировал вывод, «созданные в пределах капиталистического способа производства м совые производительные силы, которые он уже не в состоянии об дать, только и ждут того, что их возьмет в свое владение организон ное для совместной планомерной работы общество, чтобы обеспеч всем членам общества средства к существованию и свободному раз тию их способностей, причем во все возрастающей мере».

В категориях своего формационного подхода Маркс и Энге, дали общие определения характера производительных сил, подго^-ленных капиталистическим производством к переходу на более сокий уровень {обобществление труда, крупное машинное лроизв ство, электрификация), и ориентиры нового — коммунистическог типа производственных отношений:

«ассоциированный труд, выполняемый добровольно, с готов стью и воодушевлением» — «непосредственно общественный тру мерой которого является рабочее время, поскольку «общество мо просто подсчитать, сколько часов труда заключено в паровой ма

пс, в гектолитре пшеницы последнего урожая, в ста квадратных метрах сукна определенного качества»;

«прозрачно ясные» отношения в «союзе свободных людей, работающих общими средствами производства и планомерно расходующих свои индивидуальные рабочие силы как одну общественную рабочую силу»;

общество, «освобожденное от пут капиталистического производ-t-1 па», избавит работника от судьбы «искалеченной экономической разновидности, прикованной к одному участку производства», вырастит «новое поколение всесторонне развитых производителей, которые понимают научные основы всего промышленного производства и каждый из которых изучил на практике целый ряд отраслей производства от начала до конца»;

«законы их собственных общественных действий, противостоявшие людям до сих пор как чуждые, господствующие над ними законы природы, будут применяться людьми с полным знанием и тем самым будут подчинены их господству».

При распределении общественного продукта должны быть выделены для обеспечения процесса расширенного производства: 1) фонд Возмещения потребленных средств производства; 2) фонд расширения; 3) резервный и страховой фонд. Другая часть совокупного продукта предназначена служить в качестве предметов потребления, за вычетом: 1) общих, не относящихся непосредственно к производству издержек управления; 2) общественных фондов потребления (школы, средства здравоохранения); 3) фондов для нетрудоспособных.

Если использовать терминологию современной неоконсервативен философии⁸ и институциональной экономической теории⁹, то в оммунистическом проекте можно выделить три ключевые предпо-ылки:

1) миф универсального гнозиса — образ прозрачного и пластичного мира, доступного интеллекту и подвластного воле человека;

2) ориентацию на создание структур с изначальной гуманитарной и нерыночной направленностью, игнорирующую (тщетно) оппортунистическое поведение индивидов;

3) неограниченный (и неосторожный) оптимизм в том, что ка ется прогресса «производительных сил» (изобилие ресурсов и п дуктов, открываемое прогрессом науки и техники) и пластично человеческой природы.

Ориентиры будущего послекапиталистического общества бы «намыты» в русле утопического социализма XIX в. — радужных ид лов и коммунитарных экспериментов, с одной стороны, «крити политической экономии» — с другой.

Доктринальные основания образов «естественного порядка» б жуазной политической экономии и «совершенного строя» социал тических (коммунистических) проектов могут быть сопоставлен трех главных антитезах:

разделение труда — перемена труда как форма его превращени «первую жизненную потребность» и средство всестороннего раз тия личности;

«невидимая рука» рынка и конкурентной анархии — сознате ная планомерная организация общественного производства;

распределение доходов по факторам производства — распреде ние «каждому по его труду», а затем и «каждому по потребностям»

Идея перемены труда была унаследована марксизмом от полу зумного фантазера Шарля Фурье и практичного фабриканта-фила тропа Роберта Оуэна; идея планомерной ассоциации трудящихс принцип распределения по трудовым заслугам — от Клода Анри Р руа де Сен-Симона (о «гении и энциклопедическом уме» котор' Маркс, по свидетельству Энгельса, отзывался «исключительное в торгом») и его учеников, которые ввели само слово «социализм».

Фурье и Оуэн предполагали идеальный строй в виде относите но небольших хозяйственных общин, преодолевающих противоп ложность между городом и деревней, но преимущественно сельс* хозяйственных. Воспитание и обученйе новых поколений долж было подготовить их к трудовым «сеансам» (Фурье), обеспечива щим привлекательность труда в его разнообразии. Из фурьеризм оуэнизма возникли общеевропейская практика детских садов и мар систская концепция политехнической школы^и. Убеждение, что «к“ дый ребенок с 9-летнего возраста должен часть времени быть зан

тым производительным трудом, сочетаемым с умственным образованием и гимнастикой», было закреплено в формуле I Интернационала (Базельский Конгресс, 1865) о праве каждого ребенка на «интегральное образование, которое даст ему возможность стать одновременно работником умственного и физического труда». Интегральное, политехническое образование и разнообразие труда были, очевидно, дли Маркса и Энгельса предпосылками в утопии превращения труда Я «наслаждение», в «первую потребность жизни».

Но марксизм — вслед за сен-симонизмом — представлял коммунистический труд централизованным, ассоциированным в крупных масштабах, созданных машинным производством. Сен-Симон наряду с установлением трехпалатного парламента (палаты изобретений, образования и исполнения — последняя исключительно из богатейших промышленников) проповедовал связующую роль банков в объединении «промышленности всех родов» для достижения цели общенародного интереса. Эту идею после смерти учителя развили в 1828—1829 гг. его последователи. Они выдвинули идею общей банковской системы с трехуровневой иерархией (центральный, территориальные и специализированные отраслевые банки) для согласования потребностей производства и потребления и решения основных задач научно-промышленного общества: «точной классификации работников», «разумного распределения орудий производства», «правильной оценки сделанного», «справедливого вознаграждения труда».

В годы наивысшего расцвета сен-симонистской школы (начало 1830-х годов) к ней примыкал Эмиль Перейра, который спустя 20 лет реализовал идею удешевленного общественного промышленного кредита с массовым распространением мелких акций среди населения, создав вместе со своим братом Исааком банк «Креди Мобилье» (IS52). Маркс заметил, что братья Перейра внесли «кредитные и банковские грезы» сен-симонистов в практику акционерного дела. Сам Маркс считал, что в банковской системе дана форма общественного счетоводства и распределения средств производства в общественном мііештабе; кредит и акционерные общества — переходный пункт к превращению капитала в собственность ассоциированных произво-ли гелей, «упразднение капиталистической частной собственности на псионе самой капиталистической системы» и средство к постепенному развитию в национальном масштабе кооперативных фабрик, торые уже являются прообразом к «положительному упразднению тиой собственности» при социализме.

В свою очередь Энгельс солидаризовался с формулой Сен-Си на о том, что политическое управление людьми должно превратит в «руководство процессами производства», трактуя ее как «мысль отмене государства». Государство, по Марксу и Энгельсу, — проду частной собственности на средства производства и разделения общ ства на классы, выражение классовой воли господствующих класса Оно будет постепенно отмирать после обобществления собствен сти революционной диктатурой пролетариата — государством пе ходного периода превращения капиталистического общества в к< мунистическое.

Однако еще при жизни Энгельса партийные лидеры германсі социал-демократии — А. Бебель, К. Каутский и др. - стали шир< использовать понятие «Zukunftsstaat» («государство будущего») политическую цель социал-демократов, реализация которой по лит осуществить необходимые экономические преобразова В брошюре «На другой день после социалистической революц (1902) Карл Каутский высказал мнения, что в пролетарском Zuku staat’e найдут завершение тенденции к горизонтальной концсн ции фабричного производства (экономия на масштабах) и к госу ственному попечению о науке, все более и более превращающейс бесхлебное ремесло, которым нельзя добывать себе средства к ни, которому могут посвящать себя только лица, получающие за содержание у государства». Но при главенстве государственного - зяйстваего роль будет второстепенной в торговле, где на первый выступят потребительские товарищества и общины; в руки ко' нальных учреждений перейдут производство предметов потребл и распределение их для удовлетворения местного спроса. При держке К. Каутского вышло в 1897 г. сочинение Атлантикуса (п доним уроженца Риги Карла Баллода (1864-1931), в 1905-19! профессора Берлинского ун-та) «Der Zukunftsstaat», излагайте примере Германии детальные статистические расчеты рационал организации социалистическим государством отдельных отра сельского хозяйства (от мелиорации до производства сахара и вг и промышленности (от железоделательной до производства рояле при сосредоточении производства главнейших жизненных среде крупных предприятиях, гдедегко можно достигнуть обществен контроля, и сохранении частной инициативы в производстве метод роскоши, жилищном строительстве й издательском деле._г

Баллод был первым из социалистов, кто выставил в качестве ства достижения более высокой производительности труда всео распространение разработанной американским инженером Ф

рлком У. Тейлором системы рационализации трудовых действий и управления предприятием (scientific management). При такой рационализации «достаточно» всеобщей трудовой повинности молодежи в течение 5—6 лет после получения среднего образования (после завершения службы в трудовой армии - пожизненная рента), с отбором после 2 лет особо одаренных для овладения административными, медицинскими, научными, художественными и педагогическими рофессиями.

Взгляды Маркса, Энгельса, Каутского и Баллода были главными сточниками представлений о плановом хозяйстве для пришедших к ласти большевиков. Однако в речи на I Всероссийском съезде советов народного хозяйства (май 1918 г.) В. Ульянов-Ленин заявил, что не знает ни одного сочинения о социалистическом обществе, «где бы указывалось на ту конкретную практическую трудность, которая встанет перед взявшим власть рабочим классом, когда он задастся задачей превратить всю сумму накопленного капитализмом богатейшего Исторически неизбежно-необходимого для нас запаса культуры и знаний и техники — превратить все это из орудия капитализма в орудие социализма»¹⁴.

Вождь большевиков явно лукавил, поскольку уже Э. Бернштейн, ревизуя Маркса, констатировал иллюзорность надежд на то, что управление производством в крупных размерах и в соответствии с но-нейшими требованиями науки осуществимо руками самих рабочих. Чем обширнее предприятие и сложнее ведение его дел, тем более трудно соблюдение принципа, «чтобы руководитель непосредственно абирался теми, кем он руководит, и зависел от их расположения

15

.1» .

«Недомолвкам» Маркса относительно «высших форм труда» уде-д главное внимание в своей книге — первой в России, специально освященной критике «Капитала», — экономический обозреватель журнала «Вестник Европы» Л.3. Слонимский (1850-1918). «В капиталистическом производстве, по описаниям Маркса, господствует сложная умственная работа, требующая технических и коммерческих зна-іий, большого практического искусства, находчивости и изобретатель-сти, тогда как значение простой рабочей силы неизбежно понижа-я вместе с сокращением и упрощением функций мускульного труда

^м Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 382.

¹⁵ Бернштейн Э. Исторический материализм. СПб., 1901. С. 183. Но еще ее выпукло проблему конкретных практических трудностей управления бществленным производством в соответствии с новейшими требовани-и науки ставил бывший партийный соратник Ульянова-Ленина А. Богда-

в

в крупной промышленности». Но это противоречит тем выводам которым ведут Маркса «фикция кристаллизованного труда какоп^: делителя ценности» и «искусственное внесение элемента суров классовой борьбы», поскольку «представители высших форм тр~ уже входят в состав буржуазии и тем не менее без их непосредств ного участия немыслимо существование и развитие какой бы то было отрасли крупного промышленного производства».

2. Проект «всеобщей организационной науки»

Александр Александрович Богданов-Малиновский (1873—192 стал широко известен после выхода своей первой книги — «Крат' го курса экономической науки» (1897) — результата, как подчерки автор, его сотворчества с тульскими заводскими рабочими, котор «широтой и разнообразием своих запросов» направляли «ищущ мысль молодого лектора» в сторону марксизма как «монистичес го миропонимания», соединяющего «в одной сложной цепи разн тия звенья технические и экономические с вытекающими из формами духовной культуры». «Краткий курс» Богданова стал мым популярным учебником политической экономии в Росс к 1906 г. вышло уже 9 изданий, причем появился и раздел «Соц* диетическое общество». Кроме того, в соавторстве с И. Степа* вым-Скворцовым Богданов написал «Курс политической экономя (1-й том в 1910 г.; 2-й — в 1918 г.).

Политическая экономия, так же как и активная революционн деятельность (увенчавшаяся солидерством, а затем соперничест: с В. Ульяновым-Лениным в Большевистском центре), была лишь ч стью напряженных усилий Богданова по претворению в жизнь п; граммы «монизма», соединяющего идеалы рабочего движения с и тегративными концепциями естествознания и философской мьк «Страсть к монизму», искания универсального «социально-трудо^г го миропонимания» и образ «планомерности как самой сущности циализма» Богданов воплотил в работы «Эмпириомонизм» (в 3 то^-1904— 1906), «Красная звезда» (роман-утопия, 1908),«Тектология: общая организационная паука» (в 3 томах, 1913—1922), «Вопросы с ализма» (1918; написано между февральской и Октябрьской рево циями 1917 г), «Социализм науки» (1938) и др. Революционер-ма

ст, Богданов по своим философским и социокультурным позици-был убежденным позитивистом и сциентистом. Дистанцировав-ись и от большевиков, и от теоретиков II Интернационала (Г. Пленной, К. Каутский), он отказался от основанной на гегелевской диа-ектике интеллектуальной парадоксии, сделав вывод, что «из царст-в необходимости в царство свободы ведет не скачок, а трудный путь».

этот путь есть путь овладения рабочими массами знаниями и на-ыками, необходимыми для осуществления «строя хозяйственной лапомерности».

Всемирную историю Богданов резюмировал формулой «дробление ?ловека» — в специализации и в расхождении высших, «организаторских» форм труда от низших, «исполнительских». Именно отношения «организаторов» — «исполнителей», укорененные в технико-экономических отношениях, но оформленные и регулируемые идеологически, - основа классового деления общества; причем организаторский класс, как правило, складывается и становится классом раньше, чем исполнительский, но с течением времени теряет реально организаторскую функцию, превращаясь в класс паразитический и вырождаясь. Буржуазия, утвердив капиталистическое воспроизводство, начинает развиваться «по преимуществу в потребительном, т.е. паразитическом, направлении» и вырождается в рантьерство.

Организаторская деятельность «на службе капитала и буржуазного ) оеударства» переходит к «технической интеллигенции» (термин введен Богдановым в 1909 г.) — промежуточной социальной группе владельцев специализированных знаний. Социально-экономический идеал технической интеллигенции, численность и роль которой растет вслед-с і вие всевозрастающего значения «производства идей» для техническою и экономического прогресса, Богданов характеризовал так: «Планомерная организация производства и распределения под руководимом ученых-экономистов, врачей, юристов, вообше — самой этой интеллигенции; при этом она создает привилегированные условия для себя, но также условия жизненно удовлетворительные для рабочего класса, тем самым устраняются основания для классовой борьбы и юлучается гармония интересов».

Этот образ целиком совпадает с технократической утопией Г. Гант-— Т. Веблена, но Богданов противопоставил ему другой утопичес-й идеал — программу создания тектологии (от греч. тектон — стро-ель) — «всеобщей организационной науки», универсальной теории ганизации человеческих знаний для обеспечения интегрального

образования, «всесторонней подвижности труда», «целостного ор низационного мышления» и «всесоциальной планомерности», основе «всеобщей организационной науки» Богданов предпол выработать «общие методы исследования, которые давали бы кл самым различным специальностям и позволяли бы быстро овл вать ими». «Наука — великое орудие труда... будет обобществлена, этого требует социализм по отношению ко всем орудиям труда». Е «всесторонняя подвижность труда» работников-универсалов — «• обходимое условие гибкости форм производства и планомерности развития», то без наличия точных знаний, которыми «пока владе' только интеллигенты-организаторы», рабочим даже в случае захв' политической власти не на что рассчитывать, кроме «перехода из-ига капиталистов под иго инженеров и ученых» .

Свой грандиозный замысел Богданов рассматривал как развит' «исторического монизма» Маркса и Энгельса и «гносеологическо демократизма» австрийского физика и историка науки Эрнста М (1838—1916), подчеркнувшего то «преимущество хозяйства науки ред всяким другим хозяйством... что накопление ее богатств нико' •не приносит ущерба». «Гносеологический социал-демократизм» Б данова был завершением выраженного в I томе «Капитала» маркси ского рационалистического максимализма: сознательный планом®' ный контроль ассоциации трудящихся над системой «прозрачно я ных» производственных отношений¹⁴.

Предложенный Богдановым «всеорганизационный» проект б* отвергнут большевиками-лениниами, обвинившими тектолога в то' что в его системе «идея общности всех людей преобладает над иде классовой и групповой борьбы», в ревизионизме и «оппортунист ческом культурничестве». В свою очередь Богданов, разработки 1917 г. концептуальную схему «обобщения всего организационн опыта, накопленного человечеством», применил ее к эпохе миро войны и революционного кризиса и раскритиковал в книге «Вопі сы социализма» представления «максималистов» В. Ульянова-Леіш на и Ю. Ларина о наличии предпосылок для «завтрашнего» перехо і к хозяйственной планомерности, якобы созданных системой воем но-государственного капитализма.

Богданов отодвигал возможность планомерного хозяйства, или злективистского строя», в отдаленную перспективу, гораздо чет-ругих выделяя его технические предпосылки: 1) поднятие машин-.) производства на ступень автоматизации — тенденция к преврати) рабочей силы в синтетический тип, совмещающий функции „)в «организаторского» и «исполнительского», и к устранению сольной градации видов труда; 2) «грандиозная революция в спосо-сообщения»; 3) электроэнергия, которая поддается «детальному іределению, учету и контролю» — база «машинного производства лее высокой, чем нынешняя, фазе». Богданов первым в России и іровой политико-экономической литературе указал на атомный іктер XX столетия и на угрозу ядерного омницида: работа над элек-іеством и производными от него явлениями открывает еще более ідиозные перспективы освоения внутриатомной энергии, поставив ‘д научной техникой самую революционную из всех задач, даже ичное разрешение которой «само по себе повело бы к преобразо-і ю всей социальной организации: оно должно дать в руки людям іе гигантские и грозные силы, которые необходимо требуют кон-ія общечеловеческого коллектива, иначе они могут оказаться ги-•ными для всей жизни на земле»²⁰.

Использовать современную науку для прямого воплощения со-іизма в жизни не так-то легко. Требуется огромная предваритель-работа»²¹, чтобы заменить стихийный двигатель технического проса — экономическую конкуренцию — планомерным решением за-іа основе оформленного опыта прошлого; мобильность рыночно-іроса на рабочую силу — новым механизмом добровольного пере-ения производителей по звеньям производства, основанным на совой однородности, развитии здоровой «органической» потреб-и в труде и универсальных методах овладения знаниями и навы-і, которые должна обеспечить всеобщая организационная наука. Гектология А.А. Богданова была наиболее разработанным изуто-ских проектом социализма как безрыночного, бесклассового на-•-планируемого общества. Ходом истории ей было суждено осей достоянием архива науки — после полувека отвержения и заб-ія привлечь к себе внимание как эвристически ценный опыт сопя общей теории структур и организаций, предвосхищение ки-іетики и общенаучного системного подхода²². Примечательно, что

⁰ Богданов А.А. Вопросы социализма. С. 7—8.

¹ Там же. С. 28.

'См.: Предисловие // Богданов А.А. Тектология: всеобщая организаци-іі.ін наука. Т 1. М., 1989. С. 13-14.

Богданов оценивал К. Маркса как «великого предшественника орга низационной науки», у которого в политической экономии последовательно проведена «структурная точка зрения». Сам Богданов по дробно разработал теорию устойчивого развития структур, рассматривая при этом количественные отношения как тип структурных уделяя особое внимание категории организационной пластичности взаимодополнению комплексов более грубых, но стабильных, и бе лее гибких, но уязвимых. Универсальные «тектологические» понятии системной дифференциации и контрдифференциации, подвижной» равновесия, цепной связи и «закона наименьших», бирегулятор.» положительного и отрицательного отбора, консервативного и про грессивного отбора, системных кризисов представляют большой ж Тодологический интерес.

Политическую экономию «коллективистского строя» Богдан рассматривал как часть тектологии — учение о функциональных с зях между отраслями производства и живыми элементами этих отр лей, функциональных зависимостях между формами труда и потр костями работников. Однако результаты применения «организаци ного метода» в политэкономии оказались довольно скромными. Э комические учебники Богданова — в отличие от отвергнутой «Тек логии...» — стали общепризнанными в первое советское десятилет но Богданов-политэконом, ограниченный рамками позитивистски . терпретированного марксизма (энергетическая теория трудовой ст мости), мало использовал эвристические возможности «всеобщей ганизационной науки». Но за создателем «Тектологии...» остается слуга первого глубокого анализа формы, в которой началось «стр тельство социализма» в России — «военного коммунизма».

В книге «Вопросы социализма» Богданов проанализировал во но-государственный капитализм имперской Германии, принят Ульяновым-Лениным и меньшевиком Лурье-Лариным за «полн шую материальную подготовку социализма». Это государствен регулирование Богданов оценил не как «прообраз» социализма новой организации общественного производства, а как ублюдочн систему приспособления к регрессу производительных сил икр рыву экономических и культурных связей между странами — «вре ние» в капитализм «военного коммунизма», особой формы обще венного потребления, подобной организации осажденной крепос

Постепенное распространение «военного коммунизма» с армии на остальное общество (паек семействам мобилизованных — карточное распределение — регулирование иен и сбыта, принудительное синдицирование — контроль над направлением и размерами производства, принудительное трестирование — принудительное распределение материалов и орудий труда, всеобщая трудовая повинность) сошло ту «атмосферу миража», в которой максималисты типа Ленина и Ларина увидели предпосылки «планомерной организации произ-¹ :тва». «Ленин... встав во главе правительства, провозглашает со-листическую революцию и на деле проводит воеино-коммунис-•скую», — подытожил Богданов свой «организационный анализ»²⁴. Большевики, в пылу революции отмахнувшись от поставленного чановым диагноза «военного коммунизма», задним числом в I г. утвердили категорию «военного коммунизма» для обозначе-своей политики в ходе гражданской войны в России. При этом ин стал настаивать, что «военный коммунизм» был вынужден юй и разорением. Он не был и не мог быть отвечающей хозяйст-іым задачам пролетариата политикой. Он был временной мерой, декларация была, однако, явной попыткой затушевать доктри-,ные истоки политики «военного коммунизма», которые и сам :ін, и его соратники отчетливо раскрывали в 1917—1920 гг., в том іе в принятой в 1919 г. партийной Программе.

3. Модель «единой фабрики» и ее корректировка

Кроме Программы РКП(б) доктринальное обоснование полити-военного коммунизма» можно найти в сочинениях таких руко-ііцих деятелей Советского государства, как председатель Репво-)вета Л. Троцкий, главный редактор газеты «Правда» Н. Бухарин, первый председатель ВСНХ Н. Осинский, председатель Комитета хозяйственной политики ВСНХ Ю. Ларин, председатель президиума Социалистической академии Е. Преображенский и др. В качестве главных мер перехода к социалистическому хозяйству эти авторы Называли:

максимальное — посредством национализации — обобществление йства, при котором «вообще не должно быть отдельных предпри-і, хотя бы и государственных; есть только технические производ-иные единицы, частицы единого общественного хозяйства»;

установление в национализированной промышленности по оС> разцу форм германского военно-государственного капитализма, «на полняемых пролетарским классовым содержанием», жесткой верти кали ВСНХ (Высший совет народного хозяйства) — отраслевые «главки» и «центры» - предприятия;

милитаризация труда;

неуклонная замена торговли «планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов», беспо щадная борьба со спекуляцией;

превращение банковского аппарата в «аппарат единообразною учета и общего счетоводства Советской Республики» с перспективой уничтожения банка и превращения его в «центральную бухгалтерию--, проведение мер, расширяющих область безденежного расчета и пол готовляющих уничтожение денег.

Большевики довершили развал расстроенной войной и револю циями денежной системы, видя в полном обесценении (нуллифи* ции) денег способ борьбы с классовыми врагами и закономерный п к переходу на безденежные хозяйственные связи; была начата раз ботка технико-статистических методик перевода сложного труд простой, для того чтобы заменить систему денежных «измерител ценности» иными единицами учета — трудовыми («тредами») и «энергетическими» («энедами»).

Проделывая «опыт революции», В. Ульянов-Ленин руководств вался принципом «политика не может не иметь первенства над э~ номикой» и ограничивался на ходу вносимыми прагматически-изменениями в те схемы, которые он в более ранних работах очерт отрывочными, хотя и категоричными, замечаниями:

социализм — «крупное производство без предпринимателей-«уничтожение товарного хозяйства»;

«постоянно, сознательно поддерживаемая пропорциональное 11. означала бы планомерность»;

«все общество будет одной и одной фабрикой с равенством тру;и и равенством оплаты»;

«свергнуть капиталистов, разбить железной рукой вооруженны рабочих этих эксплуататоров, сломать бюрократическую машину с временного государства — и перед нами... высоко технически обо_ дованный механизм, который вполне могут пустить в ход сами об

диненные рабочие, нанимая техников, надсмотрщиков, бухгалтеров, оплачивая всех их, как и всех вообще государственных чиновников, заработной платой рабочего»²⁴.

Представляя себе плановое хозяйство как «единую фабрику», Ленин представлял экономическую политику «диктатуры пролетариата» как прямое властное регулирование с решением конкретных кадровых и научно-технических задач, главнейшие из которых: 1) освоение естественных производительных сил; 2) электрификация; 3) научная организация труда и управления (НОТ). Важнейшими коррективами, внесенными в первоначальный ленинский эгалитаризм, были признание несостоятельности «рабочего контроля» и особо оговоренное в партийной программе отступление «на известное время» от принципов равенства — более высокое вознаграждение специалистов, «чтобы они могли работать лучше, чем прежде».

Наиболее развернутое изложение доктрины планового хозяйства как «общественно-технической задачи» дал Н. Бухарин в книге «Экономика переходного периода» (1920), провозглашая «конец политической экономии» при переходе от «неорганизованного» товарного хозяйства к «организованному» социалистическому и «пролетарское» внеэкономическое принуждение — «начиная от расстрелов и кончая трудовой повинностью» — как «метод выработки коммунистического человечества из человеческого материала капиталистической эпохи». В таком контексте Бухарин ставил проблему «соподчинения технической интеллигенции пролетариату». Бухарин признал «структурно решающим, самым основным вопросом» проблему «социального сгустка организационного и техническо-научного опыта — ех-буржу-азии организаторского типа и ниже ее стоящей технической интеллигенции». Он писал, что «функционально техническая роль интеллигенции срослась с ее монопольной позицией как социально-классовой группы при господстве капитала»; диктатура пролетариата переворачивает общественную иерархию, в которой техническая интеллигенция сохраняет то же «среднее место» — над основной массой рабочего класса, но в подчинении выражающей его «коллективную нолю» государственно-экономической власти³⁰. Бухарин считал основной внутренней задачей строительного фазиса революции преодоление «упорства навязчивой идеи здорового капитализма» в со-шании интеллигенции и уповал на внутреннее перерождение «специалистов» и на подъем из рядов пролетариата новых слоев, которые постепенно становятся вровень со старой интеллигенцией.

Признание необходимости — ввиду угрозы «российской Вандеи» — оставить политику «военного коммунизма» и перейти к нэпу задали новый контекст видению проблем планового хозяйства. Общие ориентиры теперь были определены так: «развязать стихию рынка, чтобы затем обуздать ее планом»; «не запретить или запереть развитие капитализма, а направить его в русло» государственного капитализма (концессии Советского государства иностранным капиталистам, а также кооперацию, привлечение государством предпринимателей какторговцев-комиссионеров, аренду госпредприятий или земельных (лесных) угодий). Главная задача нэпа была сформулировав на Лениным как экономическая «смычка» между той мелкокресть.. янской, мелкобуржуазной, мелкособственнической стихией, которг «ежедневно, ежечасно и в массовом масштабе рождает капитализм» и социализированной «крупной промышленностью», в которую бы введен принцип хозяйственного расчета.

Необходимость уживаться с крестьянином-хлеботорговцем; искать компромисса (в форме концессий) с капиталистическим миром, пока пролетарская революция в других странах запаздывает; «лично заинтересовать» через хозрачет работников предприятий госпромы тленности — таковы звенья «цепи» признания Лениным неосущес і вимости непосредственного перехода к нерыночному плановому хо зяйству.

Творец нэпа определил его как «тип экономических отношений, который вверху имеет вид блока пролетарской государственной вла сти с иностранным капиталистом для свободного оборота с кресть янством внизу». Внимание, которое Ленин уделял концессиям, было, возможно, связано (хотя прямых ссылок на это нет) с влияни ем книги буржуазного профессора В.И. Гриневецкого (1861 — 1919) «Послевоенные перспективы русской промышленности» (1918), где вое становление и структурное преобразование российского хозяйсі ва увязывались с реинтеграцией страны в мировую экономику и пр* влечением иностранных капиталов.

Налаживание связи с крестьянской деревней и с мировым ры ком потребовало от большевиков проведения денежной рефор 1922—1924 гг., обеспечившей устойчивую валюту — советский чер нец. Однако надежды на приток капиталов-из стана «классовых в гов» вскоре развеялись. С другой стороны, ни сам творец нэпа, его соратники не смогли найти концептуальной смычки между п ном и рынком, в то же время выслав из страны праволиберальн

экономистов, заявлявших о несовместимости социалистического строя с рациональным хозяйствованием.

Последним усилием Ленина осуществить «коренную перемену всей нашей прежней точки зрения на социализм» был призыв обратить внимание на кооперацию, «чтобы достигнуть через нэп участия в кооперации поголовно всего населения», поскольку «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства, при классовой победе пролетариата на буржуазией — это есть строй социализма».

После смерти Ленина его партийным соратникам, а также и привлеченным на ответственную работу в Госплан, ВСНХ, наркоматы и вузы беспартийным экономистам и молодым «красным профессорам» предстояло в жарких дебатах определиться по проблеме плана и рынка. Эта осевая проблема советской экономической мысли 1920-х годов раскрывалась веером проблем более конкретных, среди которых можно выделить:

методологические проблемы познания объективных законов социалистической экономики;

проблемы теоретического осмысления новых явлений, всплывавших из бурных волн нэпа, — «ножниц цен», товарного дефицита и т.д.;

острейшие проблемы практической политики — о возможности построения социализма в одной стране; об источниках капиталовложений для индустриализации; о рабоче-крестьянском союзе; о характере народнозяйственного планирования.

Экономические дискуссии по этим проблемам проходили на фоне ожесточенной политической борьбы за руководство в партии большевиков.

Содержание раздела

---

---

Главная сайта

---