Глава 27. Особенности постсоветского кризиса 1980-1990-х годов
Затянувшийся более чем на десятилетие экономический кризис породил к концу 90-х годов множество объяснений этого катастрофического явления. Наиболее распространено мнение, что кризис в экономике России возник в результате реформ и имеет, следовательно, “очистительный” характер; в ходе кризиса разрушаются старые формы и уклады и из их обломков создаются новые, способные к саморазвитию. Но изучение исторического развития советской экономики показало, что кризис этот, возникший задолго до начала либерализационных реформ в России, стал заметен еще в конце 1970-х годов, и с середины 1980-х уже зафиксирован статистически. Сами рыночные реформы, также как и выделение из СССР независимой России, стали результатом кризиса советской экономики. А недостаточная комплексная проработка реформ и ошибки при их реализации, конечно, затянули выход из кризиса.С другой стороны, кризис экономики дополнялся кризисом политическим, в результате чего и распался СССР, и кризисом партии, идеологии, что отразилось на социальных отношениях в обществе. Все это заставляет говорить о системном, а не о сугубо экономическом кризисе. В этом его сходство с кризисом в России конца XIX столетия. Тогда тяжелейший кризис в экономике (общее падение производства составило в 1901 г. 19,9%) сопровождался кризисом военным (Русско-Японская война) и вызвал кризис политический (революция 1905 г.). Тот кризис продолжался, включая годы депрессии, без малого 10 лет — с 1899 по 1908 гг. и завершился лишь после получения страной огромного международного займа.
Итак, в России к концу 1990-х годов наблюдается системный кризис экономики. Охарактеризуем его основные черты.
Первое. Кризис приобрел всеобщий характер, охватывающий практически все ключевые функциональные элементы экономической системы — производственные, финансовые, денежно-кредитные и социально-потребительские.
Еще в советский период, начиная с середины 1970-х годов и особенно в 1980-е, кризис охватил большинство функциональных узлов экономики. Кризис топливно-сырьевых и инвестиционных секторов стал результатом форсированного режима их функционирования, что в свою очередь было следствием структурных дисбалансов народного хозяйства, его технологической отсталости и износа производственного аппарата. Деградация потребительского сектора была предопределена той системой приоритетов, которая диктовалась гонкой вооружений и необходимостью наращивания производства сырья. Это тормозило рост качества жизни.
Общая модель структурной перестройки состоит в том, что параллельно с отмирающими производствами, которые заведомо не вписываются в рыночные условия, формируется достаточно мощный слой предприятий (как правило связанных с экспортом, что позволяет преодолевать ограничения сжимающегося внутреннего спроса), которые обладают потенциалом для устойчивого саморазвития. Если их масса достаточна, чтобы сформировать замкнутые воспроизводственные циклы, образуется структурное ядро новой экономики.
Производственный сектор. Становление рыночных механизмов в постсоветский период, завершение периода крупномасштабного спада производства (1991—1994 гг.) и снижение инфляции (1995— 1998 гг.) не привели к созданию в экономике структурного ядра новой индустриальной системы, которое могло бы стать опорой для обеспечения подьема всей экономики. Отсюда вместо ожидавшегося подъема затянувшееся до 1999 г. состояние депрессивной стабилизации, которая сменила трансформационный спад.
В производственном секторе на фоне двукратного падения производства в 1992—1996 гг. доля убыточных предприятий в промышленности возросла в 6 раз и достигла 43%, а в сельском хозяйстве — 80%. В 1996—1997 гг. лишь 3—5% предприятий можно было отнести к группе активно развивающихся; еще 12—15% увеличивали производство за счет накапливания неплатежей.
Государственные финансы. Несмотря на усилия по бюджетной стабилизации, положение в сфере государственных финансов за годы реформ ухудшилось. Хотя реальные расходы в 1992—1998 гг. сократились на 55—60%, бюджетный дефицит не снизился, а даже возрос и достиг к 1997 г. 10% ВВП (с учетом выплат по государственному долгу); в итоге государство перестало нормально выполнять свои социальные обязательства — возникла задолженность по финансированию конечных расходов госучреждений образования, здравоохранения, обороны и др.
Денежная и кредитная системы. Хотя в 1996—1997 гг. наметилось некоторое расширение реальной денежной массы, уровень монетизации российской экономики оставался в 90-е годы критически низким. Ситуация усугублялась тем, что 40% денежной массы (в середине 1997 г.) находилось в форме скрытых сбережений населения и не участвовало в обслуживании производственно-хозяйственного оборота. В результате усилилась натурализация хозяйственных связей, бартеризация экономики.
Начиная с 1995 г. кризис распространился и на банковскую сферу. Это проявилось в росте банковских рисков, снижении ликвидности банков, сокращении реальных банковских активов.
Домашние хозяйства. Социальное расслоение населения, рост бедности и нищеты сужают массовый потребительский спрос и препятствуют включению новых механизмов социальной активности. Так, доля расходов на продукты питания в потребительских расходах населения возросла за 1991—1996 гг. с 38 до 47%. Все более острой социальной проблемой стала безработица, уровень которой в 1997 г. приблизился к 10% численности экономически активного населения.
Второе. Нарушилась структурная целостность народного хозяйства: возросли разбалансированность и несопряженность между собой производственных, социальных и организационных структур и механизмов воспроизводства, что обостряет нестабильность; усилилась фрагментация экономики на хозяйственные анклавы с автономными узколокальными целями.
Российская экономика утратила ту сопряженность производственных и функциональных звеньев, которая позволяла ей в 50-60-е годы реализовывать ресурсные преимущества, а в 70— 80-е — сглаживать последствия нараставших структурных дисбалансов. За 1990-е годы нарушение целостности, постепенно нараставшее с середины 1970-х приобрело новое негативное качество, проявившееся, в частности, в неравномерности производственного спада: производство энергоресурсов, например, упало в 1991—1996 гг. на треть, в сырьевых отраслях — вдвое, в конечных отраслях — почти втрое.
Усилились противоречия между первичным, промежуточным и конечным секторами экономики, между ее производственными и финансовыми компонентами. Из национального хозяйства выпали звенья, необходимые для целостного развития — производство современных приборов, машин и оборудования, качественных конструкционных материалов, высокопроизводительной сельскохозяйственной техники, товаров народного потребления и др. В критическом состоянии находилась продовольственная база страны.
В условиях снижения товарности усилилась дезинтеграция национального хозяйства на анклавы с укороченными технологическими и хозяйственными связями. В регионах оставалось более половины произведенной товарной продукции, а в межрегиональный оборот поступала лишь ее четвертая часть.
Третье. Резко ослабела управляемость ключевыми экономическими процессами.
Управляемость национального хозяйства предполагает формирование общенационального экономического субъекта, обладающего (1) способностью понимать и прогнозировать логику развития объекта в его целостности и противоречивости, (2) собственными целями, адекватными общесистемным приоритетам, (3) потенциалами, достаточными для мобилизации материальных, финансовых, организационных и других ресурсов, (4) соответствующими технологиями социально-экономического проектирования и конструирования. В современной западной экономике такими субъектами выступает сеть финансовых и промышленных корпораций, инновационных и аналитических центров, государственных структур и политических институтов, связанных между собой системой формальных и неформальных отношений, а основными инструментами являются экономические, социальные и политические проекты и целевые программы.
В российской экономике с середины 90-х годов начинают создаваться относительно устойчивые финансово-промышленные структуры, но на общенациональном уровне экономический субъект в 1990-е годы так и не сформировался. Возникшие структуры не были ориентированы на оздоровление производственно-технологической базы экономики, а руководствовались, как правило, решением ситуационных проблем выживания (часто в ущерб стратегическим задачам развития), да и не располагали требуемыми рефлективными и мобилизационными возможностями. Но главное — не сложились механизмы диалога между ними, согласования интересов, выработки единой стратегии развития и правил игры. Вместо этого наблюдалась жесткая борьба между экономическими группировками за перераспределение ресурсов, к которой подключились регионы, бюрократические группы, криминальные структуры, иностранные корпорации и др.
В результате экономика страны осталась фактически расколотой на обособленные части, дезориентированной и разрегулированной. В этих условиях произошло усиление криминализации экономики, формирование обширных теневых зон, дополняющих и искажающих действие рыночных структур. По оценкам специалистов, масштабы теневой экономики в 90-е годы возросли в два-четыре раза и составляли в 1997 г. 20—40% ВВП.
Четвертое. Усилился кризис взаимодействия экономики и социальной среды, определяющей ценности, нормы и стереотипы экономического поведения, мотивации предпринимательской и трудовой активности.
Основным условием становления механизмов социальной активности в рыночной экономике является формирование массового социального типа работника и предпринимателя, ориентированного на материальный успех. Однако крушение советского общества и форсированное становление открытого общества привели к резкой социальной поляризации на фоне падения уровня жизни основной части населения, усилили деструктивные социальные процессы, влияющие на экономику по четырем основным направлениям:
— формирование по крайней мере двух полярных систем ценностных ориентаций, препятствующее консолидации общества и воспроизводящее глубинные предпосылки социальных конфликтов — патриархально-коллективистской, ориентированной на сохранение “status quo”, государственный патернализм и коллективизм (сюда относится 50—60% лиц наемного труда), и мо-дернизационной, с приоритетом индивидуализма, достижения личного успеха (20%);
— слабая структуризация общества, крушение основных ориентиров, по которым человек определял свое место в обществе; из-за утраченных жизненных ориентиров доминирующим типом социального поведения становится выживание, а не формирование долговременной личностной стратегии;
— поляризация общества по экономическому положению и образование обширной устойчивой зоны бедности; по данным обследований семейных бюджетов, соотношение среднедушевых доходов 10% наиболее и наименее обеспеченного населения за шесть лет (1991—1997 гг.) возросло в 4-5 раз, а разрыв в доходах составил к концу 1990-х годов 24-26 раз;
— преобладающее негативное отношение к сложившейся модели экономики со стороны общества вплоть до неприятия ряда ее базовых элементов, таких как рынок, приватизация, свободные цены, безработица и т. п.
В такой среде не только не формируется массовый тип наемного работника и предпринимателя, готового к риску ради высоких доходов, но неизбежно воспроизводятся предпосылки социального конфликта.
Пятое. Разрушились механизмы взаимодействия экономики и государства, которые в России традиционно выполняли системообразующую функцию по отношению как к национальному хозяйству, так и к обществу в целом.
Усиление антагонизма между государством и обществом достигло к середине 1990-х годов критической стадии конфликта. На фоне глубокой бюрократизации государства и его “приватизации” конкурирующими группами чиновников обозначилась тенденция к становлению олигархической модели политического режима. Вмешательство бюрократизированного государства в экономику стало инструментом борьбы интересов отдельных группировок.
Бюджетно-финансовый кризис 1996—1998 гг. подорвал устойчивость государственных институтов, особенно силовых структур и отраслей экономики, ориентированных на государственный спрос. Усилились тенденции экономического сепаратизма, а массовые задержки зарплаты усилили падение авторитета государства и федеральных властных институтов.
Шестое. Приобрела деструктивные формы форсированная интеграция России в мировое хозяйство, усиливающая зависимость национальной экономики от ресурсов и условий функционирования глобальной экономики.
В советский период внешняя торговля выполняла стабилизирующую функцию, поддерживая дееспособность экономики в условиях нарастающих дисбалансов, т. е. работала на поддержание ее целостности. Либерализация качественно изменила ситуацию. Форсированная интеграция российского хозяйства в структуры мировой экономики привела к образованию автономного анклава, реализующего одновременно ряд различных часто противоречащих друг другу стратегий.
Кризис форсированной интеграции проявился в ряде противоречий.
Первое из них связано с утратой геоэкономических позиций страны, традиционных внешних рынков сбыта. Это проявилось и в потере экономических связей с постсоциалистическими странами (переключившись на связи с развитыми странами, Россия вынуждена переориентироваться с вывоза продукции машиностроения на сырьевой экспорт) и в уходе с рынков вооружений.
Второе — противоречие между сырьевым наполнением экспорта и ориентацией импорта на продукцию конечных производств. Это легко видеть на примере многоуровневой структуры современной экономики: 1 — уровень, генерирующий поток инноваций и новых образцов; 2 — быстро обновляемое индивидуализированное производство; 3 — массовое крупносерийное производство; 4 — выпуск базовых ресурсов для крупносерийного производства; 5 — традиционные медленно обновляемые производства (аграрный сектор и т. п.). Более высокие уровни имеют и более высокую оценку добавленной стоимости.
Во второй половине XX столетия по экспорту Россия находилась в структуре мирового хозяйства преимущественно на четвертом уровне, а по импорту — на втором-третьем. Это означает, что страна стала плательщиком технологической ренты, донором дополнительной добавленной стоимости. Ежегодные потери за счет этого фактора составляли 5—6 млрд. долл.
Наконец, третье противоречие — кризис внешней платежеспособности. При наличии в стране масштабных запасов валюты, составивших на начало 1997 г. у юридических и физических лиц в наличной и безналичной форме 35—40 млрд. долл., и высокого активного сальдо торгового баланса (более 20 млрд. долл. ежегодно) экономика России вошла в режим автоматического роста внешнего долга.
Конечно, в основе сложившейся ситуации лежат принятые на себя Россией долги СССР (из 124 млрд. долл. по данным на 1997 г. долг СССР, возникший в 70—80-е годы, составлял 103 млрд. долл., причем три четверти их — за период 1985—1991 гг.). Даже обслуживание долга (10—15 млрд. долл. ежегодно) невозможно при сложившихся формах и уровне мобилизации ресурсов в стране. Ухудшил же ситуацию рост внешней задолженности в 1996—1998 гг. в результате дефицита государственных финансов, покрытие которого было переключено с внутренних источников на внешние (еврооблигации), и кризис денежной системы (долларизация и нелегальный вывоз валюты). Правда, договор 2000 г. с Лондонским клубом о реструктуризации и частичном списании советского долга существенно улучшил положение, тем не менее даже в этих условиях уровень рисков кредитования России в 1990-е годы значительно превышал принятые в мировой практике нормативы.
Все это делало весьма проблематичным быстрый выход России из кризиса. И даже начавшийся в 1999 г. подъем производства в сложившейся структуре экономики не мог гарантировать дальнейшего устойчивого роста. Этому мешали и накопленные за годы кризиса дисбалансы, и отсутствие институциональной среды, преступность, коррупция и, главное, недостаточность инвестиционного капитала.