Глава 15. Конец нэпа
Усиление противоречий. Из многочисленных противоречий, которыми с самого начала был отмечен период нэпа и которые усиливались даже в пору его расцвета, можно выделить три основных.
Первое противоречие нэпи вызвано тем, что в кичестве глив-ного приоритети текущей хозяйственной политики большевики неизменно риссмитривили без всяких экономических основиний вос-стиновление и интенсивное ризвитие крупной промышленности. Она оценивалась, во-первых, как основная экономическая опора власти, своего рода социалистический оазис в бурной и малоуправляемой стихии мелкотоварного производства, преобладающего в народном хозяйстве; во-вторых, как становой хребет обороноспособности государства, находящегося отнюдь не в дружественном окружении.
Изыскивать ресурсы для развития тяжелой промышленности в условиях сплошной убыточности крупной государственной промышленности, особенно ее индустриальных отраслей, можно было только за счет материальных средств, извлекаемых из деревни через налоги и искусственную ценовую политику.
Четко выраженный приоритет промышленности перед сельским хозяйством порождал второе противоречие нэпи — неэквиви-лентный обмен между городом и деревней. Оно перманентно грозило власти новыми конфликтами с крестьянством. Кризисы 1923, 1925 и 1927 гг. были вызваны именно им, и каждый такой кризис требовал от государства все больших уступок крестьянству.
Но всеми этими мерами не было устранено третье из основных противоречий нэпи, уже внутри села. Оно порождилось клис-сово ориентировинной игрирной политикой советской влисти. В стремлении укрепить социалистическую опору в деревне советская власть поддерживала (отменой или снижением налогов, предоставлением льготных кредитов и т.п.) экономически немощные бедняцкие и середняцкие хозяйства (соответственно 34% и 62% всех крестьянских дворов) и сдерживала развитие крупных сельских производителей — кулаков (удельный вес последних не превышал 4% населения деревни).
Негативные экономические последствия “ограничения кулачества как класса” отягощались и регулярно проводимыми советской властью уравнительными переделами земли, и широко распространившейся практикой добровольного раздела кулаками своих хозяйств в стремлении выскользнуть из-под налогового пресса. Все это влекло за собой дробление крестьянских дворов (в 20-е годы его темпы вдвое превышали дореволюционные), падение их мощности и производительности труда работников. Слабеющие единоличные хозяйства не могли использовать сколько-нибудь сложную сельскохозяйственную технику (в 1926 г. 40% пахотных орудий составляли деревянные сохи), а треть их не имела даже лошадей — практически единственной тягловой силы в деревне. Не удивительно, что урожаи были самые низкие в Европе.
Прямым следствием аграрной политики большевиков стало снижение со второй половины 20-х годов товарности крестьянских хозяйств. Каждая новая закупочная кампания давала государству меньше, чем предыдущая. Деревня на глазах “архаизировалась”, возвращаясь к натуральному хозяйству. Снижалась и социальная мобильность ее населения. Если до войны около 10 млн.
крестьян ежегодно уходили на сезонные работы (нанимались батраками к крупным землевладельцам, рабочими на заводы и т.п.), то в 1927 г. число отходников не превышало 3 млн. Аграрное перенаселение в стране составляло тогда 20 млн. человек. Во многом это объяснялось замедлением темпов промышленного роста, что постоянно увеличивало армию безработных в городе (в 1924 г. — 1 млн., в основном сокращенных управленческих работников, в 1927 г. — уже около 2 млн. квалифицированных рабочих).
Принятое в конце 1925 г. XIV съездом партии решение об ускоренной индустриализации тем самым было решением о свертывании нэпа, хотя в то время об этом официально сказано не было. Ведь ускоренная индустриализация требовала изыскания дополнительных финансовых ресурсов, которые могли быть получены только путем административного, силового изъятия их у других секторов экономики и перераспределения между отраслями. Следовательно, свободные рыночные отношения должны быть заменены административным управлением всеми сферами народного хозяйства, а без свободы в экономических отношениях не может быть и демократических отношений в обществе.
Уже в конце 1927 г. хлебозаготовки проводились за счет “свертывания” нэпа в сфере оборота, применения методов военного коммунизма. А в 1928 г. Сталин говорил о грабеже села как норме экономической жизни. Он отмечал, что крестьянство, во-первых, платит государству не только обычные прямые и косвенные налоги, но еще и переплачивает, покупая по высоким ценам промышленные товары, а во-вторых, оно недополучает на ценах на свою сельскохозяйственную продукцию. Он называл это “добавочным налогом на крестьянство в интересах подъема индустрии”, данью, чем-то вроде сверхналога, которое государство вынуждено брать.
Свертывание финансово-денежной системы. В 1926 г. страна еще жила в условиях устоявшейся финансовой системы, где сумма денег соответствовала товарной массе и стоимости движимых и недвижимых ценностей. Но при ограниченных ресурсах страны единственный способ, который был в распоряжении тех, кто хотел форсировать построение социалистического “светлого будущего”, состоял в выдаче предприятиям ничем не обеспеченных денег. Началась накачка деньгами заведомо убыточной государственной промышленности, в основном — военной.
В начале 1926 г. удалось сдержать начавшую было раскручиваться инфляцию. Госбанк и Наркомфин сумели ограничить кредитование промышленности и рост денежной массы в пределах 20,3% годовых. Хозяйство было спасено, однако смертельный удар по червонцу был нанесен.
С удалением Сокольникова и Юровского из Госбанка и Нар-комфина (первого за принадлежность к оппозиции, а второго — как “меньшевика от финансов”; в конце 30-х оба были расстреляны) ускорилась эмиссия, стоимость червонца стала падать, а золота для поддержания курса на валютных биржах не хватало. В этой ситуации оставались только два пути — девальвация червонца или отмена его конвертируемости и ликвидация финансовой системы с заменой ее административным перераспределением средств. Советское правительство пошло по второму пути, и в конце 1926 г. валютные биржи в СССР были закрыты, а обмен червонцев на золото на внешних рынках прекращен. С апреля 1927 г. началось печатание “пустых” денег и кредитование ими промышленности. Уже в мае денежная масса выросла на 10%, а в июле-сентябре — на 20%. Нормальная финансово-денежная система перестала функционировать.
Конец нэпа на селе. XV съезд партии (1927 г.) был посвящен социалистическому переустройству деревни. Предполагалось развитие общественных хозяйств — колхозов. Определенные предпосылки к этому создавались. Так, государство налаживало производство сельскохозяйственной техники, прежде всего тракторов (к 1928 г. в сельском хозяйстве работали 27 тыс. тракторов, из них 3 тыс. — отечественных). Развивалась система контрактации как формы натурального обмена между городом и селом, правда, цена одного трактора соответствовала в 1928 г. цене за 1600 т. зерна (в 1960 г.—164 т., в 1980 г.—82 т.). Начали создаваться мощные зерносовхозы и МТС. Однако все это было лишь в зародыше, и требовались годы для широкого развития базы обобществления. В условиях международной обстановки тех лет и борьбы за власть времени для создания общества “цивилизованных кооператоров” у государства не было. Большинство же сельчан в то время было против колхозов.
Вместе с тем XV съезд партии ознаменовал переход к планово-распределительной системе управления, приняв директивы пятилетнего плана развития народного хозяйства. В основу плана были заложены высокие темпы индустриализации, наступление на частнокапиталистические элементы города и деревни путем значительного повышения налоговых ставок, поощрительные меры в отношении беднейшего крестьянства и усиление кооперирования деревни.
В 1927 г. был получен хороший урожай, но из-за отсутствия товарообмена с городом крестьяне не продавали продукцию. Государство должно было изменять политику отношения к селу: либо вводить привлекательные для крестьян экономические условия заготовок, либо применять жесткие чрезвычайные меры для изъятия продуктов. Государство большевиков не могло пойти на смягчение экономических отношений города и села (ведь для объявленной ускоренной индустриализации необходимо бы -ло перекачивать средства из сельского хозяйства в промышленность), следовательно, оставался только путь репрессий.
Зимой 1927—1928 гг. не были собраны государственные поставки. Для изъятия сельскохозяйственной продукции “временно” были приняты крутые меры: на село посланы 30 тыс. коммунистов (“рабочие отряды”). Сделав свои выводы, государство начало свертывать потребкооперацию, продолжая создавать МТС и колхозы-гиганты.
По существу нэп на селе уже кончился, а коллективизация еще не началась.
В 1928 году крестьяне сократили посевы, многие кулацкие хозяйства “самоликвидировались”, и зимой 1928—1929 гг. разразилась катастрофа. Партия приняла решение о реквизициях на селе.
Перспективный план. Весной 1929 года после многих необоснованных переделок под давлением Сталина XVI партконференцией, а затем V Съездом Советов был принят первый пятилетний план развития народного хозяйства на 1928—1933 гг. Задачи плана — укрепить обороноспособность, добиться независимости экономики от импорта, полностью вытеснить частный капитал путем создания государственной крупной промышленности и коллективизации в сельском хозяйстве, начать хозяйственный и культурный подъем республик.
Стержнем плана служила, конечно, ускоренная индустриализация как основа материально-технической базы социализма — планировался рост промышленного производства на 135% за 5 лет. Если за восстановительное пятилетие 1923—28 гг. капитальные вложения в промышленность составили 4,4, в сельское хозяйство — 15 и в транспорт — 2,7 млрд. руб., то в пятилетие 1928—33 гг. соответственно — 16,4; 23,2 и 10 млрд. руб. Изменилась и структура капитальных вложений — 33% в промышленность против 47% в сельское хозяйство — в планируемой пятилетке по сравнению с 20% против 68% — в предыдущей.
Темпы роста народного хозяйства, заложенные в плане, были явно завышены, поэтому для его выполнения требовались напряжение всех сил страны, с одной стороны, и полная замена экономических отношений административными командами, с другой. Необходимо было построение централизованной системы управления хозяйством сверху донизу, опиравшейся на юрисдикцию “диктатуры пролетариата” и уничтожение “чуждых пролетариату элементов” в обществе. Эти переходные процессы, осуществлявшиеся в 1928—1931 гг., фактически завершились к 1932 году.
Чтобы не возникало сомнений в правильности цифр плана и отчетов о его выполнении, в 1929 г. было ликвидировано ЦСУ, а позже в 1933 г. постановлением Политбюро ВКП(б) было запрещено любым ведомствам публиковать какие-либо, кроме официальных изданий Госплана, сведения по итогам пятилеток.
Результаты нэпа. В целом нэповская экономика представляла собой сложную и неустойчивую рыночно-административную конструкцию. Причем введение в нее рыночных элементов имело для большевистского правительства вынужденный тактический характер, а сохранение административных — принципиальный и стратегический. Не отказываясь от конечной цели (создания нерыночной социалистической экономики), большевики прибегли к использованию товарно-денежных отношений при одновременном сохранении в руках государства “командных высот”: национализированных земли и недр, крупной и большей части средней промышленности, транспорта, банковской системы, монополии внешней торговли.
С точки зрения Ленина (хотя мысли Ленина этого периода отрывочны и хаотичны), существо нэповского маневра заключалось в подведении экономического фундамента под “союз рабочего класса и трудового крестьянства”, иначе говоря — предоставление известной свободы хозяйствования преобладавшей в стране многомиллионной массе мелких товаропроизводителей с тем, чтобы снять их острое недовольство властью и обеспечить политическую стабильность в обществе. Как не раз подчеркивал большевистский лидер, нэп являлся обходным, опосредованным путем к социализму, единственно возможным после провала по -пытки прямого и быстрого слома всех рыночных структур в период военного коммунизма.
Нэп сыграл свою решающую роль в восстановлении хозяйства после разрухи, вызванной революцией и Гражданской войной, в создании индустриальных основ народного хозяйства России и других республик СССР. В 1922—1927 гг., то есть за семь лет, производство валовой продукции промышленности выросло более чем в четыре раза, а сельского хозяйства — примерно в два раза. В промышленности прирост производства продукции шел невиданными темпами: 1921 г. — 42,1%, 1922 г. — 30,7%, 1923 г.
— 52,9%, 1924 г. — 14,6%, 1925 г. — 66,1%, 1926 г. — 43,2%, 1927 г.
— 14,2%. Подобные темпы, даже принимая во внимание восстановление после разрухи, были рекордными за всю историю страны и уже, видимо, никогда не повторятся.
Народное хозяйство развивалось не строго планомерно, хотя и сбалансированно с точки зрения равновесия всех секторов экономики. Но к концу активного развития нэпа (1926—1927 гг.) в силу различных экономических и, главным образом, политических действий советского правительства назревал кризис в промышленности и сельском хозяйстве, усиливались безработица и социальная напряженность в обществе.
Экономическая эффективность развития оставляла желать лучшего. В промышленности в 1928 г. создавалось прибыли на 20% меньше, чем до войны в царской России, на железнодорожном транспорте — в 4 раза меньше, в обеих отраслях вместе — в 2 раза меньше. Проблему накопления капиталов для индустриализации обостряло также то обстоятельство, что законодательно блокировался перелив внутренних частнокапиталистических средств в крупную и среднюю промышленность: частный капитал сюда просто не пускали. Свободные частные средства уходили поэтому на рынок золотого червонца, и государству было все труднее удерживать искусственно заданный его уровень.
Безработица не сокращалась, достигнув 1,5 млн. ч. Реальная зарплата практически не росла. С осени 1928 г. в городах начали вводить карточки на хлеб.
Надо еще раз подчеркнуть, что нэп был свернут не только желанием Сталина и его ближайшего окружения. Новая (читай: рыночная) экономическая политика не успела проникнуть во все экономические отношения в хозяйстве страны, покончила далеко не со всеми учреждениями (даже экономическими, не говоря уже о политических) и традициями эпохи военного коммунизма. В стране существовали мощные административные и социальные силы, которые не только не были заинтересованы в продолжении и развитии нэпа, но были его активными противниками.
С нэпом в промышленность пришел хозрасчет, но он сочетался с сильным административным давлением; государство ограничивало действие рыночных отношений. Не была разработана, несмотря на большую пропаганду, система внутризаводского хозрасчета — его заменяла традиционная система норм, тарифов, расценок, связывавшая заработок не с конечными результатами труда, а с распоряжениями администрации.
Нэп требовал компетентного использования хозяйственных рычагов, а в управленческом аппарате (чем выше, тем больше) доминировали кадры, привыкшие и умеющие действовать только административными способами, приказным порядком.
В сохранении нэпа не были заинтересованы и те 30-35% крестьян, которые были освобождены от налога и непосредственно от государства получали разного рода льготы и гарантии. Сохранился в деревне и административно-командный стиль управления. Сельсоветы и волисполкомы свою основную задачу видели в сборе сельскохозяйственного налога и выполнении различных распоряжений вышестоящих органов, стремясь контролировать всю деревенскую жизнь, но нисколько не заботясь о помощи крестьянам в подъеме хозяйства, организации хозяйственного и культурного строительства.
С ликвидацией нэпа и переходом к административному управлению было покончено с безработицей, с 1929 года был введен семичасовой рабочий день, а затем пятидневная неделя. В эти годы были заложены организационно-экономические основы материально-технической базы социализма — ликвидирована многоукладность в народном хозяйстве, началась коллективизация в сельском хозяйстве, выравнивание производственного развития территорий. Появились новые отрасли производства, необходимые для усиления обороны страны.
В свою очередь ликвидация нэпа (частной собственности и рыночных отношений), усиление административного управления привели к развалу финансово-экономической системы; исчезли оценки и стимулы экономической эффективности функционирования хозяйства, возникла экономическая разбалансирован-ность между секторами экономики, что привело к замедлению темпов индустриализации, отставанию (практически развалу) сельского хозяйства, снижению обеспеченности населения продуктами и товарами народного потребления, появлению отрицательных экономических (рост незавершенного строительства, снижение общественной производительности труда) и социальных (разобщение города и села) явлений.
Рекомендуемая литература
1. Боханов А.Н., Горинов М.М., Дмитренко В.П. История России. XX век. М., 1996.
2. Геллер М, Некрт А. Утопия у власти. История Советского Союза от 1917 г. до наших дней. Кн. 1. М., 1995.
3. Канторович В.Я. Советские синдикаты. М., 1927.
4. Ленин В.ЖПисьмо Г.Я. Сокольникову. ПСС, т. 54.
5. Мау В.А. Реформы и догмы. 1914—1929. М., 1993.
6. Сарабьянов В.Н. Основные проблемы НЭПа. М.-Л., 1926.
7. Сокольников Г.Я. Новая финансовая политика: на пути к твердой валюте. М., 1995.
8. Юровский Л.Н. Денежная политика советской власти. 1917— 1927. М., 1996.
Часть 5
Период индустриализации
(1929-1941 гг.)К концу 20-х годов советская экономика фактически достигла предреволюционного уровня, а в некоторых направлениях и превзошла его. Но в сопоставлении с передовыми западными странами, ушедшими с того времени далеко вперед, Россия существенно отставала от мирового развития. Попытки догнать его, оставаясь субъектом мировой политики, диктовали стратегию форсированной индустриализации. Суть ее была изложена Сталиным на пленуме ЦК ВКП(б) в конце 1928 г., и с учетом последующих уточнений можно сформулировать ее основные черты:
1) сконцентрировать максимально возможные материальные, финансовые и людские ресурсы на нескольких ключевых участках, которые должны были служить на последующих этапах опорной площадкой для технической реконструкции сельского хозяйства, легкой и пищевой промышленности, транспорта и других отраслей;
2) широко использовать достижения мировой науки и техники, чтобы выиграть время. При этом импорт машин и оборудования служил для развертывания собственной машиностроительной базы мирового уровня с тем, чтобы в последующем осуществить техническую реконструкцию других отраслей за счет отечественного производства средств производства;
3) быстро распространять передовой опыт и лучшие достижения в области технологии и организации труда при помощи директивного планирования.
Начало индустриализации было положено еще в период нэпа. Именно тогда были заложены гигантские стройки флагманов российской промышленности, во многом определявшие ее лицо в последующие десятилетия. Однако тогда же стало ясно, что ускоренный рост отраслей промышленности, ориентированных на усиление обороноспособности страны, а не на производство продукции народного потребления, в условиях отсутствия достаточных финансовых ресурсов и развитых экономических связей с внешним миром мог быть реализован лишь в системе неэкономического, административного управления хозяйством.
Надо было сломать рыночный, экономический механизм нэпа и создать вместо него административную систему управления. Поскольку подобная система создавалась впервые в мире, ее строительство шло методом проб и ошибок и заняло несколько лет. Но уже к 1932 году необходимая система централизованного административно-планового управления была создана и позволила стране обеспечить независимое развитие хозяйства на индустриальной базе и создать к концу тридцатых годов производственную и военную машину — одну из самых мощных в мире.