Глава 13. Становление нэпа и создание условий функционирования рынка
Новая экономическая политика в сельском хозяйстве. В марте 1921 г. X съезд ВКП(б) принял решение об отмене продразверстки и замене ее прогрессивным продналогом. Налог, составлявший в среднем половину прежней разверстки, вводился в форме процента или доли от прогнозируемого объема производства продукции с учетом количества и качества земли, количества едоков, наличия скота, ожидаемого урожая. Причем налог устанавливался до весеннего сева и был сильно дифференцирован. Так, бедняки платили 1,2% от доходов, середняки уже 3,5%, а кулаки — от 5,6% до 10%; беднота вообще освобождалась от налогов, членам колхозов устанавливалась скидка 20% и т.д. Объявлялась свобода обмена, продажи остального продукта государству или на свободном рынке.
К сожалению, в это трудное время природа внесла свои коррективы в экономическую политику. После обнародования новой налоговой системы сразу увеличилась площадь посевов. Но в 1921 г. второй год подряд была засуха, и ожидавшегося урожая не было. В стране разразился голод. Переход к нэпу пришлось отложить на год. В условиях голода большевистское правительство проводило двойственную политику. С одной стороны, оно помогало голодающим, организовало импортные закупки зерна, ввело общегражданский налог в пользу голодающих, обратилось к международному сообществу. А с другой, в 1922 г., когда голодало около 36 млн. ч., около 5 млн. ч. погибло от голода, Политбюро приняло решение об экспорте 50 млн. пуд. зерна.
В октябре 1922 г. был принят новый Земельный кодекс РСФСР. Крестьяне получили право свободного выхода из общественных хозяйств и выбора форм землепользования. Разрешались, хотя и в крайне ограниченных размерах, аренда земли и применение наемного труда. В деревне пошло на убыль число насаждавшихся властями колхозов и совхозов. Крестьяне-единоличники давали 98,5% всей продовольственной продукции. Государство поощряло развитие простых форм кооперации — потребительской, промысловой, кредитной и др.
Уже в том же 1922 г. новая налоговая система дала свои результаты. Сельское хозяйство начало оживать. С мая 1923 г. был введен единый сельскохозяйственный налог в смешанной форме, а с 1924 г. — в денежной форме (по-прежнему диффе-р енцированный).
Были введены льготные условия для приобретения инвентаря. В 1921—1926 гг. было импортировано 20 тыс. тракторов. На эти цели в 1923—1926 гг. было выделено свыше 400 млн. руб. в качестве кредита селу.
Результаты подобной политики появились довольно быстро: уже в 1923 г. в основном были восстановлены дореволюционные посевные площади, в 1924 г. продукция сельского хозяйства составила 75—80% от довоенной, в 1925 г. сельскохозяйственное производство (исключая животноводство) вплотную подошло к уровню 1913 г., а в 1926 г. — превзошло его. По отдельным культурам довоенный уровень был достигнут раньше. Так, валовой сбор зерна уже в 1925 г. почти на 20,7% превысил среднегодовой сбор наиболее благоприятного для России пятилетия 1909—1913 гг.
Изменился и социальный состав села. Если до 1917 г. в деревне было 60% бедняков, 20% середняков и 15% кулаков, то в 1925 г. структура стала существенно иной: 4,4% — сельскохозяйственный пролетариат (включая 1,7 млн. батраков), 24% — бедняки, 67% — середняки и около 5% — кулаки.
Тем не менее декларированного ускоренного развития села не получилось. Причин было много:
— уравниловка в наделах при недостаточности земли (0,5 га на одного взрослого);
— архаизация труда — отсутствие техники (закупленных государством в 1921—1926 гг. 20 тыс. тракторов было явно недостаточно), химических препаратов, селекционных материалов, отработанных агротехнологий;
— община на селе, с которой боролись еще Витте и Столыпин и которая в свое время так и не была ликвидирована; после революции ту же роль стали играть комбеды, сельсоветы и партьячейки;
— неравный товарообмен города и села: если в 1913 г. пуд ржи соответствовал 5,7 аршин ситца, то в 1923 г. за тот же пуд можно было приобрести лишь 1,5 аршина. Так государство уже тогда косвенным образом, через цены (пользуясь монополией на производство и внешнюю торговлю) изымало доходы крестьянства, чтобы финансировать индустриализацию;
— недостаточное внимание государства к тозам, колхозам, совхозам.
Новая экономическая политика в промышленности. 9 августа 1921 г. СНК провозгласил переход к хозрасчету. Был ликвидирован “главкизм” как система, насаждавшая излишнюю централизацию управления промышленностью. Вместо множества главков в структуре ВСНХ были созданы два — Главное экономическое управление и Центральное управление государственной промышленности — для управления трестами. Изменилась и роль трестов.
Тресты представляли собой объединения однородных или технологически взаимосвязанных предприятий, получившие полную хозяйственную и финансовую самостоятельность, вплоть до права выпуска долгосрочных облигационных займов. В декрете ВЦИК и Совнаркома положение треста определялось следующим образом: это государственное промышленное предприятие, которому государство предоставляет самостоятельность в производстве своих операций согласно утвержденному для каждого из них уставу и которое действует на началах коммерческого расчета с целью извлечения прибыли.
Уже к концу 1922 г. около 90% промышленных предприятий были объединены в 421 трест, причем 40% из них были центрального, а 60% — местного подчинения. В тресты объединялись прежде всего крупные и технически оборудованные заводы и фабрики — “Югосталь”, “Донуголь”, “Химуголь”, “Государственный трест машиностроительных заводов” (“Гомза”) и т.п. Тресты сами решали — что производить, где и на каких условиях реализовать продукцию. Предприятия, входившие в трест, снимались с государственного снабжения и переходили к закупкам ресурсов на рынке, на базе хозяйственного расчета и самофинансирования. Закон предусматривал, что государственная казна за долги трестов не отвечает.
Созданием трестов государство сократило огромные потери бюджета по содержанию нерентабельных предприятий. Лучшие предприятия включались в тресты, а худшие закрывались. Показателен в этом отношении процесс трестирования шахт Донбасса. Летом 1920 г. техническая комиссия, проинспектировав донецкие шахты, обнаружила, что 959 действующих шахт работали без применения машинной техники: широкое использование трудармий в последние годы военного коммунизма делали применение машин невыгодным. К июлю 1921 г. число работающих шахт сократилось до 687, а к концу 1921 г., после создания треста “Донуголь” под управлением государства осталось 288 шахт, остальные были сданы в аренду или закрыты. Те же процессы шли и в других отраслях. Так, из 1000 предприятий, находившихся под управлением Главкожа, только 124 были изъяты и объединены в трест, однако эти 124 единицы давали 88% прежнего выпуска продукции.
Почти одновременно началось синдицирование промышленности. Синдикаты создавались как добровольные объединения трестов на началах кооперации, занимавшиеся снабжением, сбытом, кредитованием, внешнеторговыми операциями. К концу 1922 г. более двух третей трестированной промышленности было синдицировано, а к началу 1928 г. насчитывались 23 синдиката, которые действовали почти во всех отраслях промышленности, сосредоточив в своих руках основную часть оптовой торговли. Правление синдикатов избиралось на собрании представителей трестов, причем каждый трест мог передать по своему усмотрению большую или меньшую часть своих функций (снабжение, сбыт) в ведение синдиката.
В промышленности и торговле возник частный сектор: некоторые государственные предприятия были денационализированы, другие сданы в аренду; было разрешено создание собственных промышленных предприятий частным лицам с числом занятых не более 20 ч. (позднее этот “потолок” был поднят). Среди арендованных частниками фабрик были и такие, которые насчитывали 200-300 работников. Частных предпринимателей — владельцев торговых и промышленных предприятий, арендаторов, различных посредников и т.п. насчитывалось в 1925 г. 1,3 млн. ч. (1,5% населения страны); преобладающую часть нэпманов составляли мелкие предприниматели, сравнительно крупных торговцев и промышленников было учтено всего 74 тыс. ч. В целом на долю частного сектора в период нэпа приходилось от одной пятой до четверти промышленной продукции, хотя общий размер частного капитала был меньше чем в 1913 г. в 14 раз.
Были изменены тарифы оплаты труда. Вместо всеобщей уравниловки включались механизмы экономического стимулирования.
Серьезнейшей в тот момент была проблема восстановления промышленности и вывода ее на довоенные рубежи. Сложность этой проблемы усугублялась, с одной стороны, массовой безработицей, для ликвидации которой нужно было как можно скорее запускать остановленные предприятия. Но, с другой стороны, у правительства не было денег на финансирование восстановительных работ. Наряду с этим ограниченность сырьевой базы также не позволяла форсировать ввод остановленных производств. Учитывая это, ВСНХ стремился консервировать многие недействующие предприятия с тем чтобы высвободить финансо -вые ресурсы и сырье для ограниченного круга наиболее насущных производств. Объективно это вело к повышению концентрации промышленности.
Среднегодовой прирост промышленности составил в 1921— 1926 гг. 41%. Крупнейшие государственные капиталовложения направлялись в энергетику и добычу сырья. Частный капитал составлял до трети капиталовложений в производство товаров народного потребления и услуг. Иностранный капитал составлял лишь 0,4% и использовался практически только при получении концессий, которые достигли наибольших масштабов в 1925—1926 гг.
Если в период максимального падения производства в 1921 г. выпуск чугуна составлял всего 3%, стали — 5%, а продукции машиностроения — менее 10% довоенного выпуска, то к концу 1924 г. производство черной металлургии в целом поднялось до 20%, цветной металлургии — до 10—11%, машиностроения — до 37%, а в 1926 г. выплавка стали достигла 67,6%, чугуна — 52,2%, выпуск машиностроительной продукции — около 50% уровня 1913 г.
Выработка на одного работающего в 1921 году была в 2,5 раза ниже, чем в 1913 г. К концу 1924 г. она поднялась до 41%, а к концу 1925 г. подошла вплотную к довоенному уровню.
Конечно, развитие промышленности в России в те годы было несравнимо с европейским уровнем, не говоря уже о США, тем не менее промышленность к 1925 г. уже функционировала в достаточной мере, чтобы мог формироваться рынок товаров.
Финансовая система. Основу любого рынка составляет, как известно, стабильная денежная система, которой в начале 1921 г. практически не было; новая денежная система была разработана группой специалистов “старой закалки” во главе с проф. А.Ю. Юровским и реализована к 1924 г. под руководством наркома финансов Г.Я. Сокольникова — большевика с блестящим европейским образованием, происходившего из богатой купеческой семьи.
В октябре 1921 г. был воссоздан Государственный банк, начавший кредитование промышленности и торговли на коммерческой основе. Восстановление товарно-денежных отношений сопровождалось сложным и длительным (примерно двухлетним) процессом денатурализации хозяйственных связей и оплаты труда. В 1922—1923 гг. вслед за Государственным банком, ориентированным на роль эмиссионного, начали создаваться специализированные коммерческие банки — Торгово-промышленный банк (Промбанк) для финансирования промышленности, Электробанк для кредитования электрификации, Российский коммерческий банк (с 1924 г. — Внешторгбанк) для финансирования внешней торговли, Центральный банк коммунального хозяйства и жилищного строительства (Цекомбанк), Центральный сельскохозяйственный банк и другие. Эти банки осуществляли краткосрочное и долгосрочное кредитование, распределяли ссуды в рамках привлеченных ресурсов, назначали ссудный, учетный процент и т.д.
Была создана многоуровневая кредитно-банковская система. Для кредитования основной массы предприятий разных отраслей хозяйства и районов страны создавались акционерные банки, пайщиками которых были Госбанк, синдикаты, кооперативы, частные лица и даже одно время иностранцы. Для кредитования потребительской кооперации и сельскохозяйственного производства создавались кооперативные банки, организованные на паях общества сельскохозяйственного кредита, замыкавшиеся на Центральный и республиканские сельскохозяйственные банки. Частную промышленность и торговлю кредитовали также общества взаимного кредита.
Для мобилизации денежных сбережений населения восстанавливалась в те годы сеть сберегательных касс. В октябре 1922 г. был выпущен государственный заем в денежной форме, что наряду с развитием системы сберкасс способствовало мобилизации денежных средств населения и укреплению государственных финансов.
На 1 октября 1923 г. (хозяйственный год до 1933 г. начинался с 1 октября) в стране действовали 17 самостоятельных банков, а доля Госбанка составляла в тот момент две трети общих кредитных вложений всей банковской системы. К 1 октября 1926 г. число банков возросло до 61, а доля Госбанка в кредитовании народного хозяйства снизилась до 4%.
Были проведены две деноминации денег: в 1922 г. были введены “совзнаки” в соотношении 1 совзнак = 10 тыс. старых рублей и в 1923 г. новый рубль — в соотношении 1:1 млн. старых рублей или 100 совзнаков 1922 г. В основу новых рублей был положен обмениваемый на золото (7,74 г) червонец, равный по номиналу десяти рублям 1913 г. Червонец имел у населения огромную популярность, хотя эта бумажка имела вид непривлекательный: надписи и рисунок были сделаны только с одной стороны. “Живыми” червонцами первично оплачивались только крупные обороты государственных предприятий; в остальном обороте еще находились обесцененные совзнаки (“лимоны” и “лимарды”). В 1924 г. быстро вытеснявшиеся червонцами совзнаки вообще прекратили печатать и изъяли из обращения, заменив выпущенными в дополнение к червонцу казначейскими обязательствами достоинством в 1, 3 и 5 рублей. Формально они не были связаны с червонцем, т.к. их выпускало казначейство, а не Госбанк. Однако было установлено твердое соотношение между казначейским рублем и червонцем — 10 руб. = 1 червонцу, что соответствовало золотому содержанию рубля в 0,774234 г чистого золота.
Обращение совзнаков 1922 и 1923 гг. сохранялось до июня 1924 г.: с марта 1924 г. совзнаки подлежали обмену на новые деньги в соотношении 1 рубль 1924 г. за 50 тыс. совзнаков 1923 г. или 50 млрд. руб. прежних образцов.
Вопреки распространенному мнению, бумажные червонцы никогда не обменивались на золото во внутреннем обороте, хотя подготовка к такому шагу велась: в 1923 и 1925 гг. чеканились советские золотые монеты, в точности соответствовавшие царскому золотому стандарту в 8,6 г золота 900-й пробы, хотя в реальный оборот и не поступали, оставаясь участниками лишь биржевых и банковских операций.
Официально вся масса бумажных червонцев обеспечивалась золотом, платиной, валютой из резервов Госбанка лишь на четверть, однако реальная норма обеспечения в 1924—1925 гг. находилась на уровне 30—40%. В условиях отсутствия непосредственного обмена червонцев на золото их твердый курс внутри страны объяснялся скорее всего не золото'-валютными запасами, а бездефицитным бюджетом. Министерство финансов (Г.Я. Сокольников) проводило очень жесткую политику в отношении накапливания государственных резервов и недопущения пустой эмиссии. С целью стабилизации рубля специальным правительственным декретом была запрещена внеплановая эмиссия — в то время очень трудный, но необходимый шаг.
В эти годы происходило формирование новой финансовой и налоговой системы, что позволило создать устойчивые и достаточно емкие источники пополнения госбюджета. Если до нэпа основным источником покрытия государственного дефицита служила денежная эмиссия, то с 1921 г. началось восстановление налоговой системы.
К 1923 г. сложилась следующая система налогов. К прямым налогам относились сельскохозяйственный, промысловый, подоходно-имущественный, рентный налоги, гербовый сбор и другие пошлины. Косвенные налоги включали акцизы и таможенное обложение.
Прямые налоги служили орудием финансовой политики — рычагом перераспределения накапливаемых в процессе хозяйствования капиталов. Одновременно они становились существенным фактором роста доходов бюджета. В 1922—1923 гг. прямые налоги давали 43% всех налоговых поступлений в бюджет, в 1923—1924 гг. — 45%, в 1925—1926 гг. — 82%. Крестьяне платили сельхозналог, размер которого зависел от количества и качества земли и скота. Промысловым налогом облагались торговые и промышленные предприятия, а также единоличные ремесла и промысловые занятия. Ставка его равнялась в среднем 1,5% с торгового оборота, варьируясь по отраслям — в пищевой промышленности он составлял от 1,5 до 2%, на предметы роскоши — от 2 до 6%. Сюда же присовокуплялся патентный налог.
Другим важнейшим прямым налогом был подоходно-поимущественный. Им облагались как физические, так и юридические лица — товарищества, акционерные общества и т.п. Поимущественное обложение представляло собой прежде всего налог на капитал. Таким образом, доходы участников акционерного общества облагались дважды: сначала как совокупный доход акционерного общества, а затем как выплаченные дивиденды. Государственные предприятия были освобождены от поимущественного обложения, но платили подоходный налог в размере 8%.
Существовали также более 10 косвенных налогов на определенные продукты. В 1922—1923 гг. эта система подверглась большим изменениям. Так, в 1922 г. акцизом были обложены табак, спички, пиво, квас, фруктовые воды, кофе, чай, сахар, соль, нефтяные продукты и др. Финансовое законодательство постоянно находило все новые объекты обложения. Особенно страдал от налогов частнопредпринимательский сектор. В 1924—1925 гг. разные виды обложения отнимали у него 35—52% всего дохода.
Одновременно правительство проводило жесткие меры по экономии расходов. Так, штаты государственных организаций и учреждений, финансируемых из бюджета, насчитывавшие в 1921 г. 5,7 млн. сотрудников, в 1924 г. были сокращены до 1,1 млн. ч. В жертву экономии было принесено самое, пожалуй, святое для большевиков — военные ассигнования. В связи с окончанием Гражданской войны значительно сократился личный состав Красной армии. Максимально ограничивались система пайкового снабжения партийной номенклатуры, финансирование партийных ателье, санаториев, продуктовых распределителей. Даже в ассигнованиях на ГПУ учитывалась каждая копейка.
Важнейшей статьей экономии стало сокращение дотирования государственной промышленности: она в основном была переведена на самофинансирование. Промышленные предприятия с 1923 г. отчисляли в казну 70% прибыли.
К концу 1924 г. был ликвидирован дефицит бюджета. Благодаря грамотной и настойчивой финансовой политике бюджет 1924—1925 гг. был исполнен в точном соответствии доходов и расходов, а в 1925—1926 гг. добились превышения на 100 млн. доходов над расходами в 3,46 млрд. руб.
С выпуском серебряной и медной разменной монеты и обменом совзнаков к середине 1924 г. была создана стабильная финансово-денежная система. На валютном рынке как внутри страны, так и за рубежом червонцы свободно обменивались на золото и основные иностранные валюты по довоенному курсу царского рубля — 1,94 руб. за американский доллар. В 1925 г. российский червонец стоял на Лондонской бирже стабильнее фунта.
Возникновение государственного планирования. Для квалифицированного руководства функционированием рынка государство должно обладать системой модельного отображения экономической ситуации. Подобное отображение, позволяющее анализировать экономическую ситуацию и своевременно воздействовать на нее, могло быть построено в форме государственного плана развития народного хозяйства, опирающегося на корректную статистическую базу. Практики общегосударственного планирования ни в одной стране мира в то время не было.
Востребованность создания планирующей системы в начале нэпа объясняет, почему частный план создания электроэнергетики в стране перерос в единый общегосударственный план развития народного хозяйства, известный под названием Плана ГОЭЛРО. Это был первый официальный документ, в котором получила выражение идея комплексного индустриального преобразования России. В него была заложена идея не просто электрификации как насыщения электрическими машинами всех сфер хозяйства. Идея была в том, чтобы на этой основе перевести экономику на путь интенсивного развития. Именно поэтому в плане ГОЭЛРО предусматривалось первоочередное развитие машиностроения, металлургии, топливно-энергетической базы и химии.
План ГОЭЛРО был разработан в 1920 г. группой ученых и практиков, специалистов в области энергетики под руководством Г.М. Кржижановского. В 1921 г. на базе этой группы была организована Государственная плановая комиссия (Госплан) РСФСР — первый в мире правительственный орган общегосударственного планирования.
Задачей Госплана была организация регулярной разработки государственного плана и его корректировки с учетом выполнения. Наличие проработанного в различных вариантах плана позволяло государству рационально использовать довольно скудные в то время ресурсы при выполнении насущных задач развития народного хозяйства. На основании принятого плана формировались “контрольные цифры” развития различных отраслей и сфер народного хозяйства, выполнявшие роль ориентиров, отнюдь не обязательных для выполнения: план не был в то время жесткой системой государственных заданий, обязательных для выполнения, — таким он стал лишь после замены рынка административным механизмом. Начиная с 1925 г. контрольные цифры на год вперед ежегодно принимались правительством.
Грандиозность задач, стоявших в то время перед молодой республикой, а после образования в 1922 г. в границах царской империи союза республик — перед СССР, заставила сразу же ставить вопрос о необходимости перехода на перспективное планирование на несколько лет вперед. За основу была принята среднесрочная перспектива на пять лет. Но для налаживания регулярного планирования на пятилетний период необходимо было решить ряд методологических и методических задач, разработать инструменты такого планирования, что требовало многих лет практики планирующей системы вкупе с системой государственной статистики.
Товарооборот и кризисы. Рост производства теряет смысл и невозможен при отсутствии товарообмена — между производителем и потребителем, между отраслями, группами населения, между городом и деревней. С переходом от военного коммунизма с его распределением к новой экономической политике прежде всего стал налаживаться обмен — сначала натуральный, а затем — через торговлю. С этой точки зрения в России в начале 20-х годов сложилась парадоксальная ситуация.
Несмотря на декларированный рынок, государство и, в частности, государственные предприятия тяготели к централизованному распределению. Создававшиеся тресты и синдикаты, а именно они составляли в то время основу промышленного производства, были подконтрольны государству (в совете каждого синдиката был представитель государства со значительными полномочиями). Тем не менее рыночная торговля развивалась. Реализация готовой продукции, закупка сырья, материалов, оборудования производились уже с 1922 г. на полноценном рынке, по каналам оптовой торговли. Повсеместно создавались торговые предприятия, оптовые ярмарки.
Сначала стихийно, а затем под контролем правительства стали возрождаться и товарные биржи. В постановлении СТО “О товарных биржах” предполагалось, что биржи “мерами экономического порядка сумеют охватить и упорядочить товарооборот и оказать то воздействие, которое не может быть достигнуто в порядке административном”. Государственным предприятиям и учреждениям предписывалось регистрировать на биржах даже свои внебиржевые сделки, а позднее — и обязательно состоять ее членами.
Частный капитал в оптовой торговле составлял к 1925 г. заметную, но не решающую величину — 18%; в розничной торговле — вдвое больше, к 1926 г. — до 43%. Количество бирж было доведено к тому времени до 104. Значительное развитие вновь получила кооперация.
В условиях нехватки денег и у предприятий, и у населения произведенная продукция не находила сбыта при априорно устанавливаемых ценах, а лавировать с ценами государственные предприятия не умели, да и не были морально готовы к этому, так как правительством провозглашалось приоритетное развитие промышленности. Тем самым, с точки зрения директорского корпуса (в основном государственных заводов и фабрик), государство как бы брало на себя ответственность за сбыт промышленной продукции и финансирование предприятий. В результате готовая промышленная продукция накапливалась на складах производителей, а предприятия не получали оборотных средств.
Особенно типичной была такая картина с продукцией для деревни. Сельскохозяйственный инвентарь, химические удобрения, керосин, так необходимые деревне, предлагались по ценам, не соответствовавшим возможностям крестьян. Цены на промышленные товары выросли в 3,1 раза по отношению к 1913 г., индекс цен на сельскохозяйственную продукцию за тот же период был значительно ниже. Снижать цены промышленные предприятия не хотели. К 1923 г. это явление охватило все народное хозяйство. И несмотря на то, что промышленность производила всего 40% довоенного выпуска продукции, в стране назрел кризис сбыти. (Ситуация 1992—1993 гг. со взрывным ростом неплатежей при затоваривании складов готовой продукцией показывает, что подобное явление, по-видимому, типично для перехода от государственно-распределительной системы к рыночному товарообмену.) Другой стороной этого кризиса было снижение государственных заготовок сельскохозяйственной продукции и при отсутствии свободного налаженного рыночного обмена — возрастание трудностей с продовольственным снабжением городов.
Сельскому населению, едва оправившемуся от небывалой засухи и голода 1921—1922 гг., оказалось не по карману покупать остро необходимые товары, которые быстро заполнили все склады и магазины. Экономически возникновение “ножниц цен” было вызвано тем, что сельское хозяйство, несмотря на засуху, восстанавливалось после войны быстрее промышленности: к середине 1923 г. сельское хозяйство было восстановлено до 70% от уровня 1913 г., а промышленность — только на 39%. Столь большое несоответствие в темпах восстановления вело, с одной стороны, к удорожанию изделий фабрично-заводского производства, а с другой — к удешевлению сельскохозяйственной продукции.
Деревня забурлила и начала задерживать в ответ отсыпку зерна в государственные хранилища по продналогу. В ряде мест вспыхнули массовые крестьянские восстания ( в Амурской области — в декабре 1923 г., в центральных и западных районах Грузии — в декабре 1924 г.).
Усмирив повстанцев огнем и мечом, большевики вновь, как и в 1921 г., оказались перед необходимостью в чем-то уступить крестьянской стихии, дабы избежать еще больших осложнений. В 1924—1925 гг. была смягчена в пользу сельских производителей ценовая политика, расширено право на аренду земли и использование наемного труда. Тогда же от натурального налога перешли к денежному обложению крестьян, что давало им большую свободу в развитии хозяйства.
Кризисная ситуация с ножницами цен была постепенно ликвидирована с приходом в ВСНХ Ф.Э. Дзержинского, который не был профессиональным экономистом, но как политик понимал, что промышленные предприятия необходимо заставить продавать свою продукцию по сниженным ценам, и приложил много усилий для реализации этого механизма. За один 1923/24 хозяйственный год (с октября 1923 г. по октябрь 1924 г. — хозяйственный год начинался тогда в октябре) индекс оптовых цен промышленности был снижен на 29%. К 1925 г. кризис был преодолен, товарообмен в хозяйстве налажен. Общий товарооборот достиг 75% довоенного уровня.
Но здесь важно обратить внимание на механизм выхода из кризиса. Не вдаваясь в детали, скажем, что снижение цен на продукцию предприятий было достигнуто путем административного нажима на тресты. Этим был создан важный прецедент, тяготевший к принципам военного коммунизма и ставивший материально-ресурсные балансы Госплана выше финансовой сбалансированности рыночного равновесия. После этого правительство прочно встало на путь административного регулирования хозяйственных процессов.
Очередные сложности в экономике в связи с нарушением товарного и денежного обмена возникли и в 1925—1926 гг. Этот кризис был вызван принятием и началом выполнения летом 1925 г. явно нереальных планов развития промышленности и капитального строительства, приведших к кредитной инфляции. Пересмотр нереальных планов — процесс довольно болезненный, и государству пришлось прибегнуть к использованию государственных резервов. Хотя не обошлось и без частичного изменения планов.
Как вышли из этого кризиса? Предельно сжали экспортноимпортный план, заморозили новостройки. К этому следует добавить стремительный рост косвенных налогов, прекращение отчислений из госбюджета в резервный фонд, повышение закупочных цен на зерно. На ликвидацию кризиса государство бросило все резервы, вплоть до золотых и валютных запасов. Но резервы государства были исчерпаны. В случае еще одного кризиса у государства уже не оставалось средств для выхода из него путем использования только рыночных механизмов, без включения административно-репрессивных мер.
Но и в этом случае показательно то, что правительство действовало исходя из рекомендаций плана без должного анализа рыночной ситуации. Ведь устойчивый дефицит, вызвавший кризис 1925—1926 гг., был результатом не столько недостаточного производства товаров, сколько превышения совокупного платежеспособного спроса над товарным покрытием — а подобным расчетам места в плане не находилось. Да и воздействовать тогда следовало бы не на товарные потоки, что для государства проще, а на финансовые, что гораздо сложнее. С этого момента Госплан стал играть главную роль в управлении хозяйством страны, а с Министерством финансов правительство перестало считаться.
Рост экономической грамотности. Если в условиях полного обобществления, уравниловки и административного распределения всей произведенной массы, порождавших всеобщую незаинтересованность и безответственность, что было атрибутикой военного коммунизма, к руководству в народном хозяйстве привлекались не по профессиональному, а лишь по партийному признаку, то с приходом провозглашенных при нэпе рыночных отношений на первый план выдвинулось требование профессионализма в экономике. Причем наличие экономических знаний и навыков стало необходимо не только для высшего управленческого звена, но и в не меньшей степени для среднего руководящего звена, да и для руководителей любого уровня, будь то в торговле, промышленности или любой другой отрасли народного хозяйства. Не случайно в это время возник лозунг “учиться у капиталистов”.
После 1921 г. вся страна стала учиться экономике: популярные раньше кружки политграмоты стали замещаться кружками экономической грамотности, учились все и на всех уровнях. Появились научные центры и вузы экономического профиля, существующие, неоднократно поменяв названия, и сегодня. К середине 20-х годов хозяйство стало насыщаться вновь подготовленными специалистами по экономике и управлению хозяйственными процессами.
Социально-психологический настрой общества. В борьбе рыночных и административных механизмов воздействия на экономику многое зависело от поддержки или противодействия широких масс населения страны. Но в обществе не было единодушия в отношении к нэпу, далеко не все слои общества поддерживали рыночные отношения, лежавшие в его основе.
С введением нэпа были ликвидированы трудармии, отменены обязательная трудовая повинность и строгие ограничения на перемену места работы. Организация труда строилась на принципах материального стимулирования, пришедших на смену внеэкономическому принуждению военного коммунизма. В промышленности и других отраслях была восстановлена денежная оплата труда, введены тарифы зарплаты, исключавшие уравниловку, и сняты ограничения на увеличение заработков при росте выработки.
Условия труда существенно улучшались. Средняя продолжительность рабочего дня в промышленности составляла в 1925— 1926 гг. 7,4 часа; число работающих сверхурочно постоянно снижалось — с 23,1% в 1923 г. до 18% в 1928 г.
Быстро улучшались и условия жизни трудящихся. Появились многие льготы, такие, например, как право на ежегодный оплачиваемый отпуск (на две недели и более), отпуск по беременности и др. Заработки работавших были достаточно высокими. Квалифицированный рабочий получал до 300 руб. в месяц, неквалифицированный — до 150, стипендия на рабфаке составляла 25 руб., при том, что приличное демисезонное пальто стоило от 15 до 19 руб.
Главной бытовой проблемой для рабочих в городах было жилье: в силу постоянного роста численности городского населения его хронически не хватало. Люди жили в бараках-казармах, внешний вид и внутреннее обустройство которых мягко говоря оставляли желать лучшего.
Крестьяне стали в среднем лучше питаться, чем до революции, увеличилось потребление хлеба, мяса. Но здесь острое недовольство вызывал товарный голод: ткани, одежда, обувь, керосин — при остром дефиците всего необходимого цены на эти товары были несоизмеримо высоки в сравнении с ценами на сельхозпродукты.
Но вместе с возможностью высоких заработков пришли все более заметная дифференциация доходов и безработица, что было явно негативным явлением. Абсолютная численность безработных, зарегистрированных биржами труда, в период нэпа несколько возросла — с 1 млн. ч. в 1924 г. (в основном бывшие конторские работники гипертрофированной при военном коммунизме административной машины; добавила сложности и мобилизация) до 1,7 млн. ч. в начале 1929 г. Но расширение рынка труда было еще более значительным (численность рабочих и служащих во всех отраслях народного хозяйства увеличилась с 5,8 млн. ч. в 1924 г. до 12,4 млн. ч. в 1929 г.), так что относительный уровень безработицы за годы нэпа снизился. К тому же безработный на месячное пособие в 27 руб. 56 коп. мог купить два добротных костюма.
Что же касается идеологической поддержки реформ, то в этом отношении для периода нэпа характерна определенная двойственность. С одной стороны, нэп был объявлен государственной политикой, направленной на смычку города с деревней, на создание и использование рыночных отношений, стимулирующих быстрое развитие народного хозяйства. Тем самым провозглашалась по существу либерализация экономики, невозможная вне демократизации всех отношений в обществе.
С другой стороны, в политической сфере объявлялись гегемония пролетариата и война капиталу и капиталистам. Уже в феврале 1924 г. более тысячи нэпманов были высланы из Москвы “за спекуляцию”. Одновременно было заявлено о недопущении фракционной борьбы в партии и, следовательно, недопустимости какой бы то ни было критики принимаемых партией и правительством решений.
Противодействие рынку имело и социальные корни. Ведь доведенный до рабочих мест хозрасчет в той или иной мере ставил материальное положение рабочих в зависимость от стихии частного рынка. При отсутствии демократических институтов воздействия на работодателей именно административное вмешательство государства в экономику освобождало рабочих от последствий неизбежного в условиях рынка хозяйственного риска. Поэтому и сам рабочий класс требовал гарантировать его интересы административным путем. Отдельные слои, главным образом неквалифицированные новички из деревни на предприятиях индустрии, стремились даже к утверждению уравнительности в оплате труда, что и было частично реализовано тарифной реформой 1928 г.
Точно так же и сельский пролетариат, составлявший 35% крестьян, имел гарантии благополучной жизни (например, осво -бождение от уплаты сельхозналога), создававшиеся не рынком, а государственным вмешательством в экономику, и, конечно, поддерживал не рыночные реформы, а административное управление со стороны государства.