d9e5a92d

Изыскивая новые пути - Кокорев



Василий Александрович Кокорев был сын солигаличского купца средней руки, торговавшего солью. Мать его была женщина редких качеств, и всю свою жизнь Коко рев внимательно слушал ее советы. Семья была старообрядческая, принадлежала к беспоповскому поморскому согласию, и Василий Александрович до конца дней своих остался верен верованию отцов. Получил он весьма малое образование, нигде не учился, кроме как у старообрядческих начетчиков; никакой школы не кончил. Рано начал он заниматься торговой деятельностью и на ней приобрел необходимую в жизни опытность. Отсутствие книжных знаний пополнил чтением и вошел в ряд людей глубокой культуры; был хорошим оратором, красочно и остроумно — со словечками — выражал свои мысли; обладал литературным талантом и оставил ряд трудов...

Материальное благополучие Кокорева началось тогда, когда он стал заниматься откупами. В 1843 году он сделался поверенным одного из откупщиков и начал свою карьеру на этом пути с представления «записки» о необходимых реформах в откупном деле. В этом проекте Кокорев желал «придать торговле вином увлекательное направление в рассуждении цивилизации» и выдвигал мысль об откупном комиссионерстве. Питейный доход в то время составлял примерно 45% государственного бюджета, почему всякая мысль упорядочения откупного дела приветствовалась финансовой администрацией. Кокорев стал сам действовать как откупщик-комиссионер; дела у него пошли весьма успешно, он быстро составил огромное состояние и занял одно из первых мест среди откупщиков. С. И. Мамонтов в своих воспоминаниях называл его «откупщицким царем».

Ставши богатым человеком, Кокорев дал полный простор и своей энергии, и своей творческой инициативе. Он был одним из пионеров русской нефтяной промышленности, создав еще в 1857 году в Сураханах завод для извлечения из нефти осветительного масла и Закавказское торговое товарищество, а впоследствии — Бакинское нефтяное общество. Он организует Волжско-Камский банк, сразу занявший видное место в русском финансовом мире; утверждает Северное страховое общество; строит в Москве знаменитое Кокоревское подворье, где имеется и гостиница, и торговые склады, — сооружение, которое стоило 2 1А миллиона, — цифра рекордная по тому времени; наконец, участвует в создании русского Общества пароходства и торговли.

Помимо своей деятельности в области народного хозяйства, Кокорев немало работал и в области общественной. Высшей точкой его общественной карьеры был год после Крымской войны. По совету Кокорева, во время Крымской войны откупа были сданы на новое четырехлетие без торгов, и это было временем его наибольшего значения. По окончании войны он обратил на себя внимание торжественной встречей, организованной черноморским морякам, приехавшим в Москву. Представители московского купечества в ноги кланялись защитникам Севастополя, а откуп разрешил героям три дня пить безданно и беспошлинно.

Кокорев вообще славился устройством банкетов и разного рода чествований. Это он стал во главе лиц, оказавших в Москве гомерическое по размеру гостеприимство американскому посольству Фокса.

Общее оживление и пробуждение общественного мнения после Крымской войны встретили в нем горячего сторонника. Над его либерализмом подсмеивались и в шутку называли его «русским Лафитом». Поэт Н. Ф. Щербина находил, что на Кокорева нет и рифмы на русском языке, чтобы достойно воспеть его деяния. Но когда в первые годы царствования Александра II началось движение в пользу освобождения крестьян, — как это ни странно теперь, эту реформу нужно было пропагандировать, — он занял в ряду -защитников отмены крепостного права одно из первых мест. На обеде в Английском клубе (1857) он произнес речь, напугавшую московского генерал-губернатора. Кроме того, издал ряд брошюр, в частности «Миллиард в тумане». Эта кличка так и осталась за ним в Москве.

Кокорев был также собирателем картин и начал покупать произведения и русских, и иностранных художников еще в начале 50-х годов. В 1861 году открытая им галерея в особо выстроенном для нее здании заключала в себе свыше 500 картин, из коих половина русской школы. Одною Брюллова было 42 картины; Айвазовского — 23. Были и произведения старинных русских живописцев: Левицкого, Боровиковского, Угрюмова, Матвеева, Кипренского и других.

Галерея Кокорева просуществовала, однако, недолго: менее десяти лет. После его банкротства она была распродана в розницу. Часть купил II. М. Третьяков для своей галереи, часть купил Александр III, тогда еще наследник престола. Лучшие иностранные картины были приобретены Дмитрием Петровичем Боткиным.

Главное литературное произведение Кокорева носит название «Русские провалы». Оно было напечатано незадолго до смерти автора и представляет своеобразное сочетание воспоминаний и ожесточенной критики разных правительственных мероприятий. Вот как автор характеризует свою задачу:

«Пора государственной мысли перестать блуждать вне своей земли, пора прекратить поиски экономических основ за пределами отечества и засорять насильными пересадками на родную почву; пора, давно пора возвратиться домой и познать в своих людях свою силу».

Кокорев преисполнен самого глубокого пессимизма и видит будущее в черных красках.

«Печалование о расстройстве русских финансов, — пишет он, — объемлет в настоящее время все сословия; все чувствуют, как в наших карманах тают денежные средства и как неуклонно мы приближаемся к самому мрачному времени нужд и лишений».

Как известно, его мрачные предсказания не оправдались и ничего особо страшного не произошло. Русские финансы после реформы, связанной с эпохой С. Ю. Витте, стали на новый, более здоровый путь и успешно выдержали ряд таких испытаний, как русско-японская война. Вообще, все рассуждения Кокорева носят (в области экономики) характер славянофильствующей полемики и лишены серьезного и глубокого анализа действительности. Теперь не может не вызвать улыбки его попытка считать «провалами» привоз хлопка в Россию, или привоз чая морским путем, или, наконец, взаимоотношение между серебром и ассигнациями. К моменту опубликования своих писаний Кокорев уже не был в расцвете славы. Его мемуары не помогли ему вернуть былое влияние.

Как многие другие русские самородки, Кокорев не сумел удержаться на том высоком уровне, куда сумел себя вознести. Все его благополучие было связано теснейшим образом с откупами. Когда откупное дело стало сходить на нет, его дела пошатнулись и он увидел их запутанными. Он расплатился с казной, отдав за полцены свое московское подворье; продал свою коллекцию картин, свой дом. Совсем он не разорился, но прежних возможностей у него уже не было. Он войдет в историю как человек «большого калибра» и «игры ума». Его в шутку всегда называли кандидатом в министры финансов. В те времена ему это не было возможно, но и без этого не только в истории московского купечества, но и в русской истории вообще он останется яркой фигурой человека, которые хорошо знал нужды России и ее народный характер, угадывал ее потребности и подчас находил нужное решение.

П. Бурышкин

ГУБОНИН

К московскому промышленному, скорее, финансовому миру принадлежал и Гу-бонин, известный железнодорожный строитель, построивший ряд новых линий, выполнивший много частных подрядов и сделавший себе огромное состояние, исчислявшееся, в период его расцвета, в десятках миллионов рублей. Петр Ионович Губонин родился в крепостной крестьянской семье в деревне Борисовой Коломенского уезда Московской губернии в 1828 году. Деревня эта принадлежала помещику Бибикову. Отец Губонина был каменщик, и у него самого, с молодых лет, было около Подольска небольшое заводское предприятие для тески камней. С молодых же лет он стал заниматься и подрядами по каменным работам. В дальнейшем, вместе с инженером Садовским, он получил подряд на постройку каменных мостов Московско-Курской железной дороги. Подряд был удачно выполнен, и, когда началась в России железнодорожная горячка в половине 60-х годов, он — временами один, временами в компании — построил немало новых дорог. Так, им были выстроены: Орловско-Витебская дорога, Грязе-Царицынская, Лозово

Севастопольская, Уральская, Горнозаводская, Балтийская и другие.

Ставши богатым человеком, он принял участие в создании многих новых предприятий, и банковских (Волжско-Камский банк), я страховых (Северное страховое общество), и общества «Нефть», и других. Купил он также в Крыму известное имение Гурзуф, завел там обширное виноделие и стремился сделать из него европейский курорт.

Губонин был тесно связан деловыми отношениями с Кокоревым, иногда даже они вместе получали концессии. Во многих кокоревских начинаниях, например, в Волжско-Камском банке участвовал Губонин. Кокорева и Губонина связывает еще и в известном смысле общая судьба: оба нажили большие деньги и оба их потеряли. Губонин не прошел через банкротство, как Кокорев, но от былых миллионов не осталось и следа.

Губонин принимал также участие в постройке и создании культурных очагов. Так, в значительной степени на его средства было выстроено Коммиссаровское техническое училище в Москве, которое долгое время готовило техников, очень ценившихся в московской промышленности.

Принимал Губонин ближайшее участие и в постройке у Москве храма Христа Спасителя. Выйдя из крепостных крестьян, он прошел через купечество и вышел в дворянство. Он имел чин тайного советника и получил потомственное дворянство особым Высочайшим указом. Дворянство было ему дано «в воздаяние пожертвований с 1870-1872 года, на устройство и обеспечение бывшей в сем году политехнической выставки в Москве и во внимание к стремлению его своими трудами и достоянием содействовать общественной пользе». Позднее дворянское достоинство было распространено и на детей его. Но Губонин не захотел быть «мещанином во дворянстве», в чине тайного советника он ходил в картузе и сапогах бутылками и надевал звезду на долгополый сюртук.

У него было два сына: Сергей и Николай Петровичи. У них уже не было связи с московским купечеством. Один из его внуков был убит во время русско-японской войны на «Варяге».

П. Бурышкин

КОНОВАЛОВЫ

I

Основателем товарищества мануфактуры Ивана Коновалова с сыном является крестьянин вотчины помещика А. И. Хрущева — Петр Кузьмин Коновалов, который в 1812 году имел сновальное и красильное заведения в селе Болячках Костромской губернии, а в 1827 году ценность фабричного производства одной «китайки» достигала цифры 52 000 рублей.

В 1841 году, помимо «китайки», вырабатывались — миткаль, нанка, канифас, льняные скатерти и салфетки, и общая производительность в год достигла 217 000 рублей, которая увеличивалась из года в год, до самой смерти Петра Кузьмича, последовавшей в 1846 году, когда управление делами перешло к его сыну Александру Петровичу, так как старший сын Осип Петрович (1806-1855) из дела вышел, основавший собственную фабрику, а второй сын Ксенофонт Петрович вскоре (1849 год) умер.

В 1857 году Александр Петрович первый в Вичугском районе ввел паровой двигатель, а в 1864 году им была выстроена механическая ткацкая фабрика на 84 станка, тоже как новизна для этого района. В 1870 году на фабрике Александра Петровича работало уже 813 механических станков.

В 1870 году Александром Петровичем была закончена красильно-отделочная фабрика в местечке Каменка близ Волги и этим положено начало для целого ряда подобных фабрик Вичуго-Кинешемского района. Причина характерного для Вичуг-ского края явления, приобретшего особенно широкое распространение с 80-х годов прошлого столетия лежит в недостатке воды, который с развитием фабрик начинает чувствоваться все сильнее и сильнее.

Стоимость годового производства по данным 1858 года достигала лишь 562 625 рублей, а в 1879 году она повысилась до 1 660 400 рублей, когда в производстве большое значение приобрела выработка льняного полотна, составляющая 25% стоимости общего производства. Число рабочих в последнем году достигло 2 000 человек, среди которых насчитывалось 20 мастеров и подмастерьев и 200 женщин.

Начиная с 1880 года, когда общее производство достигало 2 080 000 рублей, выработка льняных изделий снова начинает падать, и в настоящее время стоимость их не превышает 8% общей стоимости фабричного производства, которое превышает 10 миллионов.

По смерти Александра Петровича в 1889 году младший его сын Петр Александрович был выделен, и фабриками стал заведовать его старший сын Иван Александрович, которым в 1891 году была увеличена ткацкая фабрика до 2 237 механических ткацких станков, и в 1894 году была пущена в ход бумагопрядильная фабрика на 45 000 веретен, так что годовое производство к 1890 году достигло пяти миллионов рублей. Это и побудило Ивана Александровича преобразовать фирму из единоличного предприятия в паевое товарищество с основным капиталом 5 000 000 рублей, что и было осуществлено в 1897 году, когда общее руководство предприятием было отцом передано сыну Александру Ивановичу.

В 1900 году прядильная фабрика значительно расширяется до 65 000 веретен, также ткацкая, а особенно отбельно-отделочная фабрика начала расширяться, так что общая годовая выработка в 1912 году достигла 11 миллионов рублей. В этом году основной капитал увеличен до 7 000 000 рублей, а мощность всего предприятия характеризовалась следующими цифрами:

Прядильное производство. Количество прядильных веретен — 72 796, крутильных — 6 696. Переработано хлопка около 250 000 пудов.

Ткацкое производство. Количество механических станков — 2 237, на которых переработано бумажной пряжи — 165 560 пудов, а льняной и вигоневой — 13 773 пуда. Всего выработано бумажных, полульняных и льняных товаров — 863 810 штук, весом — 174 900 пудов. По заказам товарищества выработано другими фабрикантами бумажных товаров — 175 628 штук, весом — 27 122 пуда.

Отбельно-красильно-отделочное производство. Производительность этих фабрик в Каменке выражается цифрою около 1 110 000 штук.

Рабочие. На фабрике в Болячках около 5 000, а в Каменке около 1 000 человек, годовой заработок которых вместе составляет 1 200 000 рублей. Замечательно, что рабочие обеих фабрик, со дня их основания и до настоящего дня, т.е. в течение более 100 лет ни разу не бастовали, что служит самым лучшим доказательством прекрасных отношений между хозяевами и рабочими.

В 1912 году в ознаменование столетнего юбилея фирмы в Болячках открыта новая клиника-больница на 100 кроватей, родильный приют на 25 кроватей и ясли на 160 детей.

Ч. М. Иоксимович

II

Семья Коноваловых была костромского происхождения. Начало их промышленной карьеры описал Мельников-Печерский, автор «В лесах» и «На горах». Александр Иванович был четвертым поколением основателя дела. Отца его, Ивана Александровича, я знал хорошо. Звали его «Петр Великий», и он, действительно, был внешне похож на великого преобразователя России. Но на этом сходство и кончалось. Иван Александрович был известен своими легендарными кутежами и пристрастием к прекрасному полу. Не знаю, каким образом, но в начале столетия его как-то отстранили от дела, сослали в Харьков и дали соответствующую пенсию. Коноваловским делом стал управлять Александр Иванович. Коноваловская мануфактура «Т-во Ивана Коновалова с сыном», работала бельевой и одежный товар. Фабрика считалась немного устаревшей и, по сравнению со своим прошлым, в некотором упадке. Но дело считалось и было богатым.

Александр Иванович был первым браком женат на Второвой, сестре известного Николая Александровича. Они скоро разошлись. Вторым браком Александр Иванович женился на француженке, которая, если не ошибаюсь, была гувернанткой у Кокоревых. От первого брака у него был сын, Сергей Александрович, ныне профессор одного из английских университетов.

Александр Иванович был отличный музыкант-виртуоз — в Париже даже давал концерты. Был он учеником одной из самых больших русских знаменитостей.

Вторая половина общественной деятельности Александра Ивановича прошла на моих глазах.

Но в биржевом комитете я его уже не застал, а был он заместителем председателя.

П. Бурышкин

III

Коновалов Александр Иванович, Мануфактур-Советник, родился в 1875 году. Общее образование получил в Костромской гимназии и Московском университете, а профессиональное — в Мюльгаузене и Эльзасе, где он работал на фабриках и заводах.

По возвращении из-за границы в 1897 году принял на себя руководство делами товарищества мануфактур Ивана Коновалова с сыном. Александр Иванович был

одним из инициаторов учреждения Костромского комитета торговли и мануфактур, председателем которого он состоял с 1905 -по 1908 год. Инициативе Александра Ивановича принадлежит создание хлопкового комитета при Московской бирже, открывшего свои действия в 1908 году для арбитража среднеазиатских, кавказских и персидских хлопков. В настоящее время Александр Иванович состоит с 1907 года председателем Российского Взаимного страхового союза, являясь одним из его учредителей; с 1906 года — выборным Московского биржевого общества, причем с 1906-1910 годы он был старшиной Московского биржевого комитета, а с 19081910 — заступающим место председателя Московского биржевого комитета, с 1901 года — членом Костромского комитета торговли и мануфактур, с 1906 — членом Московского отделения торговли и мануфактур, с 1908 — членом совета Московского купеческого общества взаимного кредита, с 1909 по 1912 годы Александр Иванович был избран членом Государственной думы четвертого созыва от Костромской губернии. В июле 1913 года был избран гласным по Кинешемскому уездному земству.

КРЕСТОВНИКОВЫ

Род Крестовниковых — является одним из самых старых. В писцовых книгах Костромской губернии еще во второй половине XVII века упоминается крестьянин под кличкой «Крестовник», каковая, видимо, произошла от того, что он постоянно принимал участие в «крестных ходах». Его сыновья сохранили это прозвище, и только позднее появилась полная фамилия. Впоследствии часть семьи переселилась в Москву и другие города. Так, по преданию семьи Крестовниковых, во время осады Оренбурга Пугачевым, в 1773-1774 годах, поставщиком на гарнизон был Гаври-ло Крестовников. От этого Гаврилы Крестовникова в семейство Григория Александровича, председателя биржевого Московского комитета, по наследству перешла икона, перед которой, по семейному преданию, прабабушка Григория Александровича молилась, когда Пугачев шел брать приступом Оренбург.

В Москве Крестовниковы появляются в начале XIX века. По материалам для истории московского купечества, собранным Н. А. Найденовым, они состоят в московском купечестве с 1826 года, и перечислились из города Переславля-Залесского Владимирской губернии. Но, видимо, они были в Москве и ранее, так как в библиотеке Московского биржевого комитета сохранились письма одного из Крестовнико-вых, повествующего о своих приключениях в Москве, занятой французами в 1812 году, и о том, как он оттуда с трудом выбрался. Сохранились также и балансы их предприятий (от 1817 года), где они участвовали с какими-то другими компаньонами. Но с конца 20-х годов они начинают действовать самостоятельно.

У Константина Косьмича Крестовникова, умершего совсем молодым около 1830 года, было семь сыновей, из которых только у старшего, Александра Константиновича, и у Владимира Константиновича были дети. Остальные умерли бездетными. Все братья первоначально участвовали в общих торговых и промышленных делах, но главное руководство было в руках Александра Константиновича.

В 1847 году братья Крестовниковы построили в сельце Поляна Московской губернии, при станции Лобная, Савельевской железной дороги, прядильную фабрику, перейдя, таким образом, из группы торговцев в промышленники. В 1853 году они же построили в Казани стеариново-мыловаренный завод. Впоследствии этот завод сделался и глицериновым, и химическим. Этим заводом до глубокой старости управлял Иосиф Константинович, который обладал большими знаниями по химии...

Этот завод был в России первым по своей специальности и, после Октябрьского переворота, стал государственным заводом по обработке жир-веществ № 1.

Для характеристики одного из Крестовниковых старшего поколения я приведу интервью по поводу таможенной войны с Германией, которое появилось в газете «Новое время» в 1893 году. Вот как смотрят на дела В. и К. Крестовниковы, представители фабрично-торгового товарищества братьев Крестовниковых; фирма имеет некоторые отношения с Германией, отправляя туда глицерин и, хотя на теперешней войне не теряет пока, не выгадывает, но готова и на потери, лишь бы выйти с честью из нынешнего положения.

«Иначе нельзя, — говорил воодушевлено седой старик Крестовников, — без потерь невозможно. Потерпим, если нужно. Но чтобы из этого толк вышел, а не один только разговор. Надо характер выдержать. Достаточно раз мы подставляли наши затылки. Довольно. Пора и за свой ум взяться. Ведь вот вы небось читали, что мы не успели объявить наши повышенные тарифы, как в Познани, если не ошибаюсь, уже некоторые фабрики закрылись. Значит уже и кранкен. И существовали, значит, они исключительно на наш счет, как чужеядные грибки и полипы, следовательно, польза нам уже есть от этой войны. Есть польза и от одного сознания, что им без нас никак нельзя, а нам без них можно. Только мы попридержались, и уже плохо: фабрики прекратили свое действие. Ведь это замечательный факт. И невольно вспомнится тут и Петр Великий, и его дубина. Задал бы он этому покупающему познанские чемоданы, — разве мы не можем обойтись без познанских фабрик. Зачем же мы содержим за свой счет эту ораву. Нет, непременно, во что бы то ни стало, нужно выдержать характер, понести жертвы, но выйти, наконец, на свою дорогу. Что за опека. Да и зачем они нам. Мы и без ихних чемоданчиков и саквояжиков как-нибудь извернемся, а вот как они без нашего хлебушки будут обходиться, — вот это мы посмотрим. Хлеб ведь для близира покупается. Без хлеба обойтись трудновато. Некоторым образом можно с голоду умереть». В 1847 году Александр Константинович женился на Софии Юрьевне Милиотти, и в 1885 году у нее родился сын Григорий. Будущий председатель Московского биржевого комитета окончил Московский университет по естественному отделению физико-математического факультета и, совместно с профессором В. В. Мордвиновым, опубликовал ряд работ по органической химии в журнале Русского физико-химического общества, и в Берлинском химическом обществе. Проработав около года, после окончания университета, на Казанском заводе своей семьи, он поступил на службу в управление Московской-Купеческой, тогда еще частной, железной дороги. В начале 90-х годов дорога была выкуплена казной, и Г. А., представляя интересы прежнего общества, вошел в соприкосновение с крупными петербургскими деятелями, как Н. А. Вышеградский, С.

Ю. Витте, Поссьер и др.

В начале 90-х годов Григорий Александрович вернулся в товарищество братьев Крестовниковых, где занял место председателя правления. К этому времени братья его отца достигли уже старости и уходили на покой. Григорию Александровичу пришлось активнейшим образом взяться за руководство сложными и разносторонними делами их фирмы. Ему приходилось каждый год ездить в Сибирь для организации там скупки бараньего сала. Эти поездки, по санному пути, на лошадях — Сибирской дороги тогда еще не было — дали ему возможность хорошо познакомиться с российской действительностью того времени и, в частности, с крестьянским хозяйством и убедиться, насколько плохо обстояло дело с крестьянским скотоводством. Он стал противником общины и считал, что переход к хуторскому хозяйству может способствовать подъему благосостояния в деревне.

По инициативе Григория Александровича было создано товарищество Московского механического завода, первого в России (по времени) по изготовлению ткацких станков. Это свое начинание Григорий Александрович считал одним из самых важных из осуществленных им.

Примерно в это время начинается и его работа в биржевом комитете. при Н. А. Найденове. В 1896 году, во время всероссийской выставки в Нижнем Новгороде, от несет трудную обязанность председателя комиссии экспертов; участвует активно в происходящем там торгово-промышленном съезде.

Г. А. Крестовников был, несомненно, одним из самых выдающихся общественно-промышленных деятелей, которых знала дореволюционная Россия, и это тем более примечательно, что его активная работа на командных постах продолжалась сравнительно недолго: около десяти лет (с 1906 по 1915 год): она сводилась всего к двум моментам: председательству в Московском биржевом комитете и участию в Государственном совете по выборам от торговли и промышленности. Правда, раньше он недолго был членом Московской городской думы, участвовал в биржевом комитете, при Н. А. Найденове, но его яркая, волевая и авторитетная фигура -выявилась тогда, когда он занял пост председателя биржевого комитета. Он не ставил, кстати сказать, свою кандидатуру, он выдвигал популярное в Москве имя С. И. Четверикова, но последний сам настаивал на необходимости выбрать Крестовнико-ва, и биржа пошла за ним. Для нового председателя задача была не легкая. Во-первых, у всех на памяти была деятельность его предшественника, двадцать пять лет с лишним сохранявшего свое звание; во-вторых, время было исключительно трудное, — Россия только что пережила первую революцию, и определить позицию торгово-промышленного класса, установить вехи, по которым ему надлежало двигаться, — было делом весьма и весьма нелегким.

Мне уже пришлось говорить, что в эту пору Москва как бы выпустила из своих рук «лидерство», не сумев, или не желая явиться центром всероссийских организаций промышленности и торговли, — то, что в скором будущем осуществил Совет съездов. Здесь я только добавлю, что ударение нужно делать на слове «не желая», так как и Крестовников, и те, на кого он опирался, — а это было громадное большинство тех, кто был связан с биржей, вовсе не стремились тогда подставлять вместо московской организации всероссийскую.

Г.А. Крестовников отлично разбирался в вопросах общегосударственного значения; доказательством тому служат его речи в Г осударственном совете, где он был одним из ораторов, которых слушали, но в порядке организационном он отстаивал самостоятельность — можно бы сказать «самостийность» — биржевого комитета в Москве. Это ему Московская биржа обязана тем, что ее комитет до самых дней революции остался «сам по себе», — одной из самых влиятельных промышленных группировок в России.

Я не знаю, любил ли Григорий Александрович Петербург, но для меня несомненно, что он, как и многие другие московские жители, недолюбливал петербургское чиновничество и, в особенности, чиновников от промышленности. Это ярко сказывалось на его отношениях, а за ним шел и весь биржевой комитет с Советом съездов. Конечно, официально комитет входил в состав петербургских группировок: представители Москвы были на съездах, где их принимали с почетом, и всегда сажали на председательские места. Григорий Александрович бывал и председателем съезда, или председательствующим на самых больших собраниях, а все-таки чувствовалось, что Крестовников не только «отражает» московские интересы и настроения, но и сам способствует этому противоположению одной столицы другой. И эта нарочито московская позиция Крестовникова весьма способствовала усилению и его авторитета, и его популярности. Редко кто начинал с ним спор в собрании биржевых выборных. Да надо и прибавить, что к своим председательским обязанностям Григорий Александрович относился с необычайной добросовестностью и всегда полностью знал те вопросы, которые будут обсуждаться, и мог дать все справки.

В его манере нести торгово-промышленное представительство была еще одна особенность, которая тоже немало способствовала усилению его авторитета. Я не очень знаю, интересовался ли он политикой, как таковою, но в нем не было и признаков «партийности». Он не боялся окружать себя, даже брать себе ближайшими помощниками своих политических противников. С П. П. Рябушинским, который смотрел на многие вещи совсем иначе, чем Григорий Александрович, они довольно долго вместе дружно работали, находя общий язык по вопросам профессиональным или с точки зрения общих интересов промышленности.

В его фигуре было спокойствие, я бы сказал, величавость. Не помню, чтобы он когда-нибудь кричал, суетился или «кипятился». Он не был оратор адвокатского склада, но когда он говорил, у него всегда было что сказать, и потому его внимательно слушали.

Примерно с 1900 года Григорий Александрович состоял председателем совета Московского купеческого банка. Банковской организации тогда в России еще не было, а когда она возникла, она была в Петербурге. Купеческий банк был самым крупным финансовым учреждением, и остальные банки группировались вокруг него, образовав, не формально, как бы банковский комитет. Это придавало должности председателя Совета как бы общественный характер и было впоследствии важным дополнением к роли Григория Александровича председателя биржевого комитета .

Григорий Александрович был женат на дочери Тимофея Саввича Морозова, Юлии Тимофеевне. Это усиливало его связь с московским хлопчатобумажным миром, который считал его своим.

Дети Григория Александровича и Сергея Владимировича продолжали жизнь семьи в ее старых традициях.

П. Бурышкин

СЛЕД ИХ ОСТАНЕТСЯ НЕИЗГЛАДИМЫМ

СТАХЕЕВЫ

Совместная дружная работа Ивана Ивановича Стахеева и Прокопия Петровича Батолина в течение многих лет (с 1899 г.) была всегда неизменно направлена на улучшение способов ведения своих обширных операций и на дальнейшее безостановочное развитие их, вызываемое требованиями жизни и времени. В круг их деятельности входили: крупнейшее в России по размерам хлебное дело на внутреннем и внешнем рынках; вопросы земледелия и сельского хозяйства; торговля нефтью и керосином; транспортное дело, как тесно связанное с этими делами; торговля мануфактурой и другими товарами, обслуживающими потребности широких народных масс.

Развитие именно этих отраслей торговли и промышленности и составило содержание большей части отдельных обществ и организаций, объединенных впоследствии под фирмой торгово-промышленного товарищества «Иван Стахеев и К°».

Хлебное дело — коренное дело товарищества, и к нему оно относилось с особенной любовью и заботой.

Начав дело в районе родного Прикамья, товарищество постепенно распространялось, с одной стороны, на восток и Сибирь, с другой — оставалось в центральных губерниях, где открывало конторы, и далее на юг, к богатому Черноморскому побережью.

Производя значительные операции с отправкой наших хлебных товаров за границу и чувствуя тоже непосредственно на себе все отрицательные стороны и все неустройство нашего портового дела, товарищество задумало самостоятельно устроить по крайней мере себя и, на первых порах, для экспорта через Балтику приобрело земельные участки и складочные помещения в городе Балтийском Порту с намерением начать работы для расширения уже существующей там небольшой гавани и оборудования ее по всем правилам современной портовой техники, а для районов, тяготеющих к Черному морю, товарищество приобрело участие в обществе, имеющем складочные и погрузочные средства и прекрасно оборудованную гавань в городе Николаеве.

По мере такого разрастания дела товарищество в целях и в видах лучшего руководства делом создавало отдельные организации в главных районах; для Восточной России, с главной конторой в Елабуге, — Камско-Вятское торговое товарищество; для Волжского района, с центром в городе Казани, — общество Казанских мельниц, которому товарищество передало принадлежащую ему большую паровую мукомольную мельницу около Казани; для хлебного района Центральной России было учреждено Соединенное общество сельского хозяйства и торговли с главной конторой в Кирсанове (Тамбовской губернии), которому переданы имение, принадлежащее товариществу Б этой губернии, и мукомольная мельница (с водяными турбинами); для Юга России товарищество учредило Акционерное общество торговли и промышленности на Юге России с главной конторой в Николаеве, важном портовом городе на Черном море; этому обществу, с открытием после войны проливов, предстоит огромная работа.

Параллельно с развитием операций с торговлей хлебом товарищество все время укрепляло свои связи с производителями зерна. Помимо собственного непосредственного участия в обрабатывании земли и сборе хлебов, товариществом были образованы, при участии владельцев земли, два общества — «Рожь» и «Колос».

Постепенное развитие торговли нефтяными продуктами имело своим последствием занятие заметного места в общих оборотах страны и определенного положения на рынке, чему еще способствовали и имевшиеся в распоряжении довольно большие перевозочные средства, обслуживавшие главным образом бассейн реки Волги.

Но, естественно, желание положить в основу торговли собственную нефть и этим укрепить свое положение в этой области все время заставляло думать о том, чтобы обзавестись собственными нефтяными промыслами.

Мысль о том, чтобы утвердиться где-нибудь в Баку или Грозном, была оставлена из-за трудности конкурировать там с местными старыми, уже сильно укрепившимися фирмами. Поэтому нужно было думать о новых, еще не разведанных областях. С этой целью была приобретена концессия на разработку нефти в пустынных и безлюдных степях южной части Уральской области. Начаты были, несмотря на огромные трудности, из-за дикости и отдаленности местности, интенсивные работы, которые через два года настолько увенчались успехом, что представилось вполне целесообразным затратить в этой работе большие капиталы: было учреждено первое акционерное общество с капиталом в б миллионов рублей. С учреждением этого общества дело пошло значительно быстрее. Было приступлено к обширным эксплуатационным и разведочным работам, и к концу второго года своего существования добыча этого общества была доведена до уровня 5,5 миллионов пудов в год. Такие блестящие результаты работы этого первого общества дали возможность товариществу организовать вторую, еще с большим капиталом, компанию для эксплуатации остальных оставшихся у него в той же Уральской области нефтеносных земель.

В настоящее время степи Уральской области совершенно преобразились: появилось много новых, прекрасно оборудованных поселков, степь покрыта лесом вышек, дымят два больших завода, проложены длинные нефтепроводы (более 100 верст длиной). Новый Уральский нефтеносный район по количеству добываемой нефти занимает сейчас уже третье место в России.

Одновременно с этим товарищество предпринимало шаги к укреплению и развитию торговли нефтяными продуктами путем приобретения и постройки складов и перевозочных средств, главным образом по Волге, Каме и на востоке, по всей Сибири.

Как было указано выше, торговля мануфактурой была одним из важных отделов деятельности учредителей товарищества. Думая о создании условий для того, чтобы этой отрасли дать возможность работать совершенно самостоятельно, товарищество наметило логическое развитие ее в приобретении в. дальнейшем, с одной стороны, фабрик и, с другой, земель для культуры и сбора хлопка.

С этой целью товарищество начало выполнение этой программы покупкой участков в Ферганской области и энергично занялось орошением и культурой хлопка на этих участках. Затем эти участки были переданы образованному новому обществу «Фергана», которое имело целью дальнейшее расширение посевных площадей. Для очистки и переработки хлопка и хлопкового семени приобретено участие, кроме намеченных к постройке новых заводов, в известных в этом крае предприятиях Андреевского товарищества, маслобойного завода Соловьева в Андижане и общества «Салонин». Для скупки же хлопка и торговли им было образовано Русско-Азиатское хлопковое общество с правлением в Москве, этом главном центре хлопковых оборотов в России.

Вслед за Ферганской областью товарищество распространило свою деятельность и начало развивать ее в обширных, почти еще не тронутых владениях смежного Бухарского ханства. Из почти неисчерпаемого запаса земель, годных под культуру хлопка, товарищество уже обеспечило себя очень значительной площадью и ныне разрабатывает планы и схемы целого ряда предприятий, имеющих целью использовать природные богатства страны и приобщить их к торговле и промышленности в современном значении этих слов. Имеются в виду обширные оросительные работы в системе рек Амударьи и Сырдарьи, для чего часть машин выслана уже сейчас.

Для вывоза продуктов, производимых в Бухаре, и для ввоза товаров, необходимых ее населению, а также для сооружения всякого рода фабрик, мельниц и т.п. учреждается Русско-Бухарское торгово-промышленное общество.

Особенно успешно товарищество выполнило последнюю часть программы: участие в переработке хлопка. В Петрограде было приобретено стариннейшее большое предприятие Российской бумагопрядильной мануфактуры, владеющее четырьмя большими фабриками в разных частях города, обслуживаемыми 12 тысячами рабочих, и в Москве тоже очень значительная Истомкинская мануфактура «Шибаева с с-ей».

Владея этими крупными фабриками и имея в виду значительно изменить технические и хозяйственные способы эксплуатации их, товарищество наметило сильнейшее расширение своего фабричного дела для того, чтобы затраты, необходимые для поднятия технического совершенства вырабатываемых товаров — на приглашение специалистов русских и заграничных, образование опытных лабораторий и т.д. легли бы равномерно на стоимость товаров и, по возможности, легче окупались. Таким образом, товарищество использовало вскоре представившиеся случаи и купило Старо-Горкинскую мануфактуру при селе Михневе и затем Большую Шуйскую мануфактуру — обе в Московском районе. Общее количество находящихся в распоряжении товарищества веретен достигло вследствие этого количества в 400 тысяч, что в связи с имеющимися в этих предприятиях большими ткацкими, красильными и набивными производствами дает товариществу одно из первых мест по его значению в текстильной промышленности.

Имеющее громадное значение вообще, а для молодых в экономическом отношении стран, как Бухара и области Средней Азии в особенности, железнодорожное хозяйство привлекло к себе внимание товарищества с первых же шагов его деятельности в Средней Азии.

Путем приобретения значительных количеств акций товарищество приобрело возможность делового влияния на обслуживающие Бухару и Среднюю Азию уже построенные Бухарскую и Ферганскую железные дороги и на строящуюся еще Се-миреченскую железную дорогу.

Начав таким образом работу в этой важнейшей отрасли государственного хозяйства, товарищество таким же путем добилось руководящего влияния в ряде других железнодорожных обществ, в том числе и в обществе Московско-Казанской железной дороги, едва ли не самой важнейшей в России и с наибольшей будущностью, в Бугульминской и Северо-донецкой железных дорогах.

Помимо старания, которое товарищество прилагает и будет прилагать к улучшению и усовершенствованию железнодорожного дела, оно руководится в своей железнодорожной политике сознанием необходимости возможно больше расширить сеть железных дорог, которых в России, сравнительно с» другими культурными странами, слишком мало.

Так, товарищество приняло участие в производящейся ныне постройке ЮжноСибирской железной дороги, имеющей значение как; в смысле создания колонизационного фонда, так и образования выхода богатейших в России угольных и медных месторождений края.

Касаясь мимоходом другой, столь же важной области путей сообщения — судоходства, нужно только заметить, что товарищество, будучи всегда озабочено вопросом создания русского морского коммерческого пароходства, успело лишь положить начало своей работы в этом направлении в водах Охотского моря, где оно обзавелось небольшой пока еще флотилией судов. Это начало оказалось для фирмы удачным, так как судоходство в дальневосточных водах — единственное не пострадавшее от военных невзгод и на долю которого выпала самая напряженная работа. Дальнейшие шаги товарищество, ввиду слишком большой сложности вопроса, оставило до окончания войны.

Горнозаводская промышленность после столь удачного начала в области неф-тедобывания не переставала привлекать к себе внимания товарищества. Оно заручилось некоторыми заводами и концессиями на разработку недр на Кавказе, в Сибири, Средней Азии и Монголии, образовало акционерное общество для исследования и организации горных и промышленных предприятий, в которое, между прочим, впервые привлекло в качестве участников-пайщиков своих сотрудников-инженеров. Это общество, к руководству делами которого привлечены многие крупные научные и технические силы, немедленно же после своего учреждения организовало несколько экспедиций на поиски различных ископаемых в некоторые богатые, но малоизвестные и мало разведанные районы.

Хлебные операции товарищества положили начало деловым сношениям с другой окраиной России — Дальним Востоком. Товарищество, которое в своей программе ставило создание и развитие торгово-промышленной деятельности окраин на видное место, воспользовалось предоставившейся возможностью приобрести концессии на разработку рыбных и лесных богатств на глухих берегах Охотского моря и на его островах, снарядило туда экспедицию для исследования этого края и прилегающих островов.

Учрежденное товариществом, совместно с крупными рыбопромышленниками, Охотско-Амурское рыбопромьшдленное общество занимает в настоящее время по улову рыбы по реке Амур, на Камчатке и острове Сахалине одно из первых мест.

Начав у себя таким образом и лесное дело, товарищество с обычной энергией занялось его организацией по всей России. Были приобретены в самом начале лесные площади около Петрограда, в Новгородской губернии, лес в которых предназначался для местного потребления (одно из входящих в товарищество обществ приобрело в Петрограде лесопильный и фанерный завод, на который этот лес и доставлялся на переработку), а затем и большие лесные дачи на реках Унже и Каме.

Таким образом, лесное дело приняло уже значительные размеры, и, следуя своей системе, товарищество образовало для его дальнейшего развития отдельное общество под названием Батолинское лесопромышленное общество, в котором приняла участие крупная нефтяная фирма (Т-во бр. Нобель), что заранее обеспечивает большой сбыт лесных материалов (для разных потребностей нефтяной промышленности).

Великая европейская война в числе других указала на высокую, можно, пожалуй, сказать — мировую важность нашего лесного хозяйства и в то же время крайне неудовлетворительную постановку его у нас, из-за которой вся выгода нашего лесного экспорта доставалась иностранцам, главным образом немцам, которые возили к себе по дешевым ценам наше сырье. Товарищество решило внести свою долю в улучшение этого положения и в последнее время приобрело обширные лесные концессии в России на реке Мезени, с тем чтобы построить здесь обширные лесопильные заводы для переработки дерева, производства бумажной массы, недостаток которой так больно отразился на нашем печатном деле, и в дальней Персии, в северной ее части, граничащей с нашими среднеазиатскими владениями.

Проведение в жизнь и дальнейшее закрепление всех этих предприятий почти во всех важнейших отделах экономической жизни страны потребовало, конечно, огромных средств, которыми не могли располагать ни отдельные лица, ни какое-либо отдельное кредитное учреждение. Товарищество справилось и с этой задачей, проведя и в этой области свой принцип приобретения возможно большей самостоятельности.

Будучи, благодаря своим постоянным обширным операциям, в лучших отношениях с наиболее крупными русскими и заграничными банками, товарищество вначале имело возможность широко использовать свои связи.

Но дальнейшее расширение дела не позволило товариществу продолжать ту же политику, которая уже не давала больше гарантий для беспрепятственной и спокойной деятельности.

В этих целях для финансирования, например, огромных предприятий в Средней Азии, о которых упомянуто выше, товарищество в соглашении с другими крупными учреждениями открывает свой отдельный банк, специально для работы в этой области, с будущим местом правления в городе Бухаре. Для своей деятельности на севере России и сношений с заграницей товарищество учредило специально Руссконорвежский банк, в котором половинное участие принимают крупные капиталисты и промышленники Норвегии.

Продолжая ту же политику, товарищество успело в то же время путем покупки акций приобрести значительные доли капиталов некоторых из самых больших петроградских и московских банков.

Сделавшись таким образом совладельцем этих банков, товарищество имеет возможность непосредственно участвовать в их работе и содействовать тому, чтобы их деятельность была бы направлена по наиболее здоровому пути, отвечающему интересам общей экономической жизни России и развитию и процветанию ее производительных сил.

В самое последнее время ввиду все расширяющейся области работ товарищества организована экспедиция для разведок на железо в Приамурской области, угля — на Сахалине, начата эксплуатация лесных богатств и намечена постройка соответствующих заводов, товарищество начало хлопотать об учреждении банка, который бы обслуживал Дальний Восток, а в будущем взял бы посредничество для сношений с Японией и Америкой.

Заканчивая этот краткий очерк деятельности, в результате которой, как можно видеть из приведенных данных, работа товарищества распространялась на заметную уже долю всей экономической жизни страны, остается еще дополнить этот очерк упоминанием о тех начинаниях, которые товарищество все время делало и продолжает делать в области культурно-просветительного дела России.

Так, товарищество оказывает финансовую поддержку народным общеобразовательным курсам и реальному училищу, учрежденным Черняевым в Петрограде. Далее, учреждено при содействии товарищества Общество для распространения образования.

Недостаток технического персонала с теоретическими и практическими знаниями не мог не ощущаться, в частности, и у товарищества, которому нужны и будут нужны много работников-техников, что побудило товарищество заняться вопросом об учреждении обширного народного политехникума. Проект этого политехникума сейчас разрабатывается, и товарищество надеется, как только минуют тяжелые времена войны и внутреннего строительства, найти средства и способы, чтобы этому проекту дать жизнь.

В последнее время товарищество вошло участником самого большого в России издательства и книжного дела, уже имеющего за собой большие заслуги в деле поднятия народного развития, с целью еще более интенсивно развить его деятельность путем открытия отделений во всех самых глухих углах России.

В связи с этим проектом товарищество приняло главное участие в устройстве первого у нас Всероссийского телеграфного агентства с чрезвычайно обширными задачами и обширной организацией, с собственными телеграфными и телефонными линиями, проекты которых уже вырабатываются по последнему слову техники, и, далее, приобрело одну из крупнейших в России бумажных фабрик Российского общества писчебумажных фабрик в Петрограде (Печаткина) и еще одну бумажную фабрику на юге (в Ростове-на-Дону).

Пропуская перечисление других, менее значительных предприятий, имеющих подсобный характер по отношению к более крупным, упомянутым в этом очерке, дадим еще, наконец, общую характеристику объема сего дела товарищества в рублях: баланс товарищества за 1917 год достиг цифры, превышающей 300 миллионов рублей, а если принять во внимание обороты всех предприятий, связанных с ним, то цифра влияния товарищества на народное хозяйство уже выражается в миллиардах.

В тяжелые времена, наступившие для страны с началом войны, потрясшие в основе всю экономическую жизнь России и внесшие тяжкое расстройство в торговлю и промышленность, а затем принесшие и небывалую по результатам революцию и последовавшую за ней, к несчастью, еще большую разруху всех экономических отношений в тяжелый период созидания нового порядка и гражданственности, товарищество ни минуты не оставалось в своей систематической и неустанной работе, несмотря на все большие и большие трудности, которые оно встречало на своем пути.

1917 г.

ВТОРОВЫ

I

В деле развития мануфактурной промышленности, наряду фабрикантами прилагали свой тоуд. свой капитал и с фабрикантами прилагали свой труд, свой капитал и оптовые торговцы мануфактурными товарами. Благодаря их предприимчивости, их энергии, мануфактурные товары из промышленных районов проникали в далекие окраины нашего обширного отечества, благодаря им приобретались новые рынки. В XIX столетии торговля мануфактурою в центральных губерниях сосредотачивалась в руках небольшого числа скупщиков — оптовых торговцев: братьев Щаповых, И.В. Щукина, Н.И. Харузина, С.П. Оконишникова, И.И. Дунаева и некоторых других; их торговля ограничивалась преимущественно Москвою и Нижним

Новгородом. Что же касается далеких окраин, например, Сибири, Средней Азии, Заволжья, то проводниками мануфактурных товаров являлись скупщики — меновщики, которые к окраинам направляли предметы фабрично-заводской промышленности, а оттуда они привозили естественные произведения тех стран. Такие торговые фирмы, как сыгравшие и играющие еще большую роль в общем государственном хозяйстве, заслуживают полного уважения и должны занять почетное место в истории развития русской промышленности. Среди них в этом отношении должна быть отмечена фирма Стахеева, но были и такие фирмы, которые вывозом сибирских товаров не занимались. К числу этих последних принадлежит товарищество А. Ф. Второва с сыновьями.

Основателем этого товарищества был мещанин города Луха, Костромской губернии, Александр Федорович Второв.

В 1866 году он открыл в городе Иркутске оптовую мануфактурную торговлю. Открытие торговли в таком отдаленном городе, каковым является Иркутск, в то время представляло большие затруднения. Отсутствие правильно поставленных отношений с покупателями, с одной стороны, и неудобные пути сообщений — с другой, сильно отражались на планомерном развитии дела. Товар приходилось закупать в Москве и на Нижегородской ярмарке. Для этой цели Александр Федорович ездил сам в Москву и на Нижегородскую ярмарку, причем на одну дорогу из Иркутска приходилось тратить 1-1 1/2 месяца.

Из Москвы товар отправляли гужом до места назначения. На доставку товара тратилось от 3 до 4 месяцев. Таким образом, только на закупку и доставку товара на место назначения уходило около полугода. Это обстоятельство, разумеется, не позволяло в достаточной степени увеличивать оборот, так как капитал мог оборачиваться только один раз в год. Трудность доставки товара заставляла быть очень предусмотрительным в его сортировке, так как в случае недостачи того или другого сорта покупать товар для подсортировки было очень затруднительно.

С этой задачей Александр Федорович справлялся очень успешно. Товар был в надлежащем ассортименте, и поэтому его дело начало увеличиваться.

Кроме Иркутска, с течением времени он начал выезжать на Верхнеудинскую и Преображенскую ярмарки. Затем он открыл отделения в Томске, Верхнеудинске, Сретенске, Чите и Троицкосавске.

Как человек, обладающий природными коммерческими дарованиями, он скоро убедился в необходимости открытия наряду с оптовой и розничной торговли. Как в Иркутске, так и во всех вновь открытых отделениях он открыл розничные магазины, в которых торговля производилась не только мануфактурой, но и готовым платьем, обувью, галантерейным товаром и проч. Таким образом, дело начинало принимать почти универсальный характер.

С открытием железнодорожного сообщения дело стало на более прочные основания. Явилась возможность организовать беспрерывную покупку товара, и условия доставки его значительно улучшились.

В 1897 году Александр Федорович переселяется на постоянное жительство в

Москву, где и руководит покупкой товара для отделений в Сибири.

В 1900 году он учредил паевое товарищество с основным капиталом в 3 000 000 рублей, директором-распорядителем которого он состоял до самой смерти. В 19061907 году товарищество приобрело мануфактурное дело у Н. Д. Стахеева и вместе с тем открыло отделения в Западной Сибири.

20 октября 1911 года Александр Федорович Второв скончался на 74 году жизни. До самой своей смерти он стоял во главе предприятия и интересовался всеми его делами.

После смерти Александра Федоровича во главе товарищества стали его сыновья Николай Александрович и Александр Александрович Второвы, которые ведут это дело до настоящего времени.

В настоящее время товарищество имеет торговлю в 11 городах Восточной и Западной Сибири: Иркутске, Верхнеудинске, Чите, Сретенске, Троицкосавске, Томске, Барнауле, Бийске, Новониколаевске, Камне и Екатеринбурге. В большинстве из этих городов товарищество имеет свою недвижимость, которая оценивается в три миллиона рублей.

Основной капитал в период существования товарищества несколько раз увеличивался и в настоящее время достиг до 10 000 000 рублей. Оборот товарищества в настоящее время выражается около 30 000 000 рублей.

В правлении и в отделениях занято около 1 300 служащих.

В память умершего Александра Федоровича Второва правление товарищества учредило фонд для выдачи пособий служащим товарищества с капиталом в 300 000 рублей. Кроме этого, товарищество ежегодно отчисляет на пополнение его суммы, по постановлению общего собрания пайщиков.

В состав правления входят: директоры — Николай Александрович, Александр Александрович и Борис Николаевич Второвы и кандидаты София Ильинична Второва, Константин Алексеевич Мозгов и Семен Алексеевич Симаков.

Торгово-промышленная деятельность семьи Второвых в настоящее время не ограничивается уже Сибирью, а начинает приобретать командующее положение и на всем нашем внутреннем мануфактурном рынке. Глава этой семьи Н. А. Второв представляет из себя крупного коммерсанта в полном значении этого слова, обладающего большой инициативой, смелостью и решительностью в действиях.

Его деятельность уже не ограничивается одним мануфактурным рынком; она начинает проявляться и в других отраслях коммерческой деятельности.

В течение нескольких столетий торгово-промышленная Москва — громадный фабричный центральный район с его конторами и оптовыми складами — теснилось в Китай-городе; никакие расширения, направленные кверху, не могли удовлетворить потребность в помещениях для быстро растущей промышленности. Чтобы разгрузить Ильинку и Варварку, Н. А. Второв строит вне Китай-города, на Варварской площади, огромное здание «Деловой двор», специально приспособленное для торгово-промышленных предприятий. Огромное многомиллионное здание далеко не было готово, а все его помещения уже были заарендованы нашими крупнейшими фирмами. Этой постройкой была пробита вековая брешь торгово-промышленной жизни города Москвы.

Н. А. Второв является главным организатором Акционерного общества «Поставщик», учрежденного им из приобретенного дела фирмы «Тиль», издавна работавшей на военное ведомство.

Кроме того, он явился организатором крупнейшего дела объединения продажи выработки трех первоклассных фабрик московского района: товарищества Н. Н. Коншина, товарищества Даниловской мануфактуры и товарищества А. Гюбнера. Для этой цели эти фирмы по его инициативе учредили товарищество Внутренней и Вывозной торговли мануфактурными товарами, которое и приняло на себя реализацию товара означенных фабрик. Во главе этого товарищества стал Н. А. Второв. Это товарищество, с основным капиталом в 15 000 000 рублей, в столицах и других значительных торговых центрах Европейской и Азиатской России открыло торговые склады для торговли всевозможными хлопчатобумажными товарами и пряжею. Чтобы иметь полный ассортимент товаров, товарищество нашло нужным приобрести фабрику А. Г. Гусева, изготовляющую тяжелые бумажные ткани.

Началась великая война, явилась потребность в снарядах, и Н. А. Второв, со свойственной ему энергией, быстро строит два завода для снаряжения гранат, управление которыми он возлагает на своего сына Бориса Николаевича Второва.

Среди указанных уже налаженных Н. А. Второвым дел есть одно такое, которому предстоит большое будущее. Это — учреждение в Москве большой красочной фабрики. Будем надеяться, что и на этом пути Н. А. Второву удастся сделать так же много, как и в торгово-промышленных делах, чтобы хотя отчасти освободить русскую промышленность от немецкого ига в красочном деле.

Ч. М. Иоксимович

II

Второвы были сибирские купцы и оптом торговали мануфактурой почти по всей Сибири. «Начало» их было довольно «трудным»: Сибирь без железной дороги была так далеко от Москвы, но, как говорит Рябушинский, их дело стало «известной, после потрясений сильно окрепшей оптовой фирмой». Впоследствии их дело, акционированное в 1900 году, имело самый крупный основной капитал в этой области: 10 миллионов. Впрочем, Щукинское дело в то время имело форму торгового дома и его капитал опубликован не был.

Об Александре Федоровиче, отце Николая Александровича, пишет в своих воспоминаниях П. И. Щукин, говоря, что он пользовался большой популярностью на Нижегородской ярмарке. Александр Федорович умер в 1911 году. После смерти отца Николай Александрович развил в Москве чрезвычайно энергичную деятельность, и, хотя принадлежавшее ему торговое дело продолжало существовать и успешно работать, он сам ушел в промышленность и банковское дело. Мне уже приходилось указывать, что он объединил, в отношении сбыта, три крупнейшие московские ситценабивные фабрики, — Альберта Гюбнера, Даниловскую и Коншин-скую. Позднее он приобрел Московский промышленный банк, бывшую банкирскую контору И. В. Юнкер и К°. С помощью этого банка он стал приобретать ряд предприятий, в частности в цементной и химической промышленности. Его банк был также связан с шерстяной и суконной промышленностью и с изготовлением предметов военного снабжения. Он был одним из первых по привлечению к сотрудничеству видных чиновников (А. Я. Чемберс) и людей науки (проф. В. Б. Ельяшевич).

Н. А. Второв был загадочно убит в мае 1918 года. Его похороны, с разрешения советской власти, были последним собранием буржуазии. Рабочие несли венок с надписью: «Великому организатору промышленности».

После Рябушинских Второв наиболее видная фигура среди национальной финансовой олигархии. До 1900 года А. Ф. и Н. А. Второвы (отец и сын) были только владельцами крупного предприятия (в Сибири, по торговле текстилем). В 1901-1914 годах они стали главными владельцами крупных московских текстильных предприятий. Создав свою самостоятельную финансовую базу, Второв развернул строительство военных заводов, во много раз умножив свои капиталы за счет сверхприбылей.

П. Бурышкин

БАРДЫГИНЫ

Бывают люди, которых трудно представить себе частными лицами — настолько тесно связана у них личная жизнь с окружающим обществом. И наоборот, самую округу, включающую такого человека, трудно вообразить без его имени. След его остается неизгладимым. О нем говорят: внешний вид города или области, тот или иной бытовой или общественный порядок, воспоминания и рассказы жителей, разные записи, документы, даже известный отпечаток на душевном складе населения.

Такие люди становятся историческими. Для истории это «вехи», расставленные на протяжении длинного ряда годов, без которых было бы невозможно проследить развитие какой-либо страны. Пока нет личностей, резко выделяющихся из общего уровня, так сказать, двигающих историю, до тех пор весь промежуток времени, пережитый этой страной, будет лишь ее периодом доисторическим.

Исторические размеры и качества таких людей неодинаковы: одни из них влияли на судьбы мировые, другие на судьбы отдельных государств, а иные ограничивались деятельностью в пределе маленькой области или даже одного города. Одни, облеченные властью, воздействовали на окружающее приказом и насилием и часто, желая добра, творили зло; другие, опираясь только на свое нравственное влияние, безраздельно служили одному добру, ставили это добро главною целью своей жизни и широко отдавали ему и свою огромную работоспособность, и душевные силы, и материальные средства.

На Русской земле немало было людей этого последнего типа, которые всю жизнь свою посвящали благосостоянию, просвещению и духовному подъему родного края. Из таких именно людей и их жизненного подвига и слагается великая картина строения Русской земли. Посему выяснить деятельность одного подобного человека для своего края — значит обрисовать ячейку всей русской истории.

Давно признано лучшими исследователями русского быта, что основную черту русской и вообще славянской природы составляет дух общинности, привычка сливать личное благоденствие с процветанием окружающего общества. На этой почве совершилось и вступление Руси во Христову Церковь. И так понял русский человек и свою новую веру и не мог отделить ее от всех прочих проявлений жизни, а всю жизнь, во всех ее мелочах даже, пропитал ею. С одной стороны, возникли замечательные типы иноков-отшельников, истинных светочей духа, для которых иночество было только способом научиться забвению своей личности и послужить родной стране просветителями, умиротворителями, созидателями. С другой стороны, явился тип мирских людей, которые, обладая тоже строго церковным мировоззрением, создали «христианскую хозяйственность», пропитали ее духом каждый обыденный шаг. Они не отрекались от земного достатка, но на первом месте у них было стремление к Царству Божию и правде Его. Когда такие люди достигали большого богатства, они отнюдь не походили на грубо-корыстных стяжателей, а обращались в строителей и благотворителей храмов, кормильцев сирых и убогих, сосредоточивая вполне естественно в своих руках огромную нравственную власть. Они старались превратить общину мирскую в такую же благоустроенную, ни в чем не нуждающуюся, какими были общины монашеские. Так и прозвал их народ «кормильцами», доселе именуя этим словом всякого радетеля.

Самым ярким представителем этого типа был первый собиратель земли Русской — Иван Калига: искренняя набожность, широкая благотворительность и умение создать большой материальный достаток, не отступая от правды Христовой, в оправдание слов Писания: «рука дающего не оскудевает». Иван Калита — это свод отдельных меньших собирателей и радетелей Руси, рассеянных по разным городам и весям, выведших оригинальную русскую культуру и положивших твердые основы русского общественного быта и творчества.

Долгие годы протекли с тех пор. С европейским просвещением вошли к нам и новая культура и новые идеалы; строение верхних классов в России коренным образом изменилось; прежнее мировоззрение понемногу исчезало; строгая соборность и церковная общинность падали, сохраняясь только в среде простого народа. Но что русский народ не утратил еще былых особенностей — об этом свидетельствуют некоторые крупные имена богачей, вышедших из народа и послуживших своим богатством тому же народу. Таков был род именитых людей Строгановых, позднее Демидовых, братьев Третьяковых.

К числу таких замечательных людей, воплощающих в себе лучшие качества великорусского племени, следует отнести и Никифора Михайловича Бардыгина, выдающаяся общественная деятельность которого так ярко выразилась в жизни его родного города, что по ней легко воссоздать и определить его личность, и характер покойного. В этом смысле Никифор Михайлович Бардыгин был несомненно человек исторический. Поприщем его деятельности был город Егорьевск Рязанской губернии, и здесь он уже не только «веха» на историческом пути города, но крупный рубеж двух совершенно различных его периодов.

Никифор Михайлович Бардыгин принадлежит целиком к народной крестьянской Руси. Это чистейший тип самородка, каких давала старая Русь, хотя и плотно прикрытая сверху слоем «образованного класса», но не обезличенная и не обеспложенная в своих глубинах. Биографические сведения о Никифоре Михайловиче, о его ближайших предках и родителях вскрывают любопытные подробности старо народной бытовой обстановки, верований, воззрений и нравов.

В первой четверти прошлого столетия жил в деревне Кормиловской (1,5 версты от Егорьевска) крестьянин Федор Никитин, по прозвищу Бардыгин. У него было трое сыновей: Филипп, Савелий и Михаил. Когда в окрестностях Егорьевска появилось кустарное ткачество, двое старших сыновей Федора Никитина, долгое время прозывавшихся «Кормиловскими», а потом по делу принявших фамилию Никитиных, также завели в Егорьевске ткацкое производство, которое шло довольно долго, хотя и не особенно успешно. Младший же брат их, Михаил Федорович, ушел в зятья к Александру Борисовичу Кулакову, небогатому егорьевскому торговцу, женившись на его единственной дочери Гликерии Александровне. У Кулаковых была мелкая бакалейная торговля и хлебная пекарня, которую вела жена Александра Борисовича, Авдотья Ивановна.

Эта женщина представляла замечательный тип старых патриархальных времен. Сохранившиеся воспоминания о ней свидетельствуют, какая внутренняя красота скрывалась иногда в таких цельных, простых натурах. Авдотья Ивановна соединяла в себе ясный ум, глубокую веру, сострадание к бедным, огромное трудолюбие, смелость и физическую силу.

Сохранилось такое воспоминание, рисующее духовный мир Авдотьи Ивановны. В доме ее издавна была древняя и чтимая икона св. Николая Чудотворца. Во время одного из обострении преследования старообрядцев, в царствование Николая I, как-то волной прошел всюду усиленный переход из православия в старообрядчество. В Егорьевске, где старообрядчество и прежде всегда было сильно, тоже начались переходы, и во главе перешедших были богатейшие люди: В. Д. Клопов и Г. Н. Брехов. Волна эта захватила и Авдотью Ивановну, которая, раздумывая над преследованиями старообрядцев, недоумевала: за что их гонят? «Ведь они только усерднее нас Богу молятся!» — говорила она. Она смутилась, долго боролась с собой и, наконец, решила перейти в старообрядчество. По обычаю, надлежало ей при этом принести свою древнейшую икону в старообрядческую часовню. И вот однажды ночью, когда все спали, она собралась пойти «за утреню» к старообрядцам. Но когда она подошла к двери «горницы», чтобы взять хранившуюся там икону, у ней подкосились ноги, как она сама после рассказывала, и она внезапно упала у порога. Домашние, ничего не подозревавшие, поутру перенесли ее в постель. Заболев после этого, Авдотья Ивановна усмотрела в этом чудесное воздействие св. Николая, остановившего ее от задуманного шага. Однако только после долгого времени она решила вернуться в лоно православной церкви, и когда решилась в первый раз поехать в собор (ходить она еще не могла), то просила обвести себя «задами», чтобы не видали ее подруги, с которыми она уговорилась уйти в старообрядчество. В соборе она усердно молилась и после этого скоро выздоровела.

Авдотья Ивановна, овдовев, сама вела свои дела. Счетоводство свое она вела углем на потолочных балках. Должникам, не платившим долги по неуважительным причинам, особенно же замеченным ею в домашнем буйстве, она грозила словами: «Смотри плати, а то похерю!» И должник при первом же случае платил долг и давал зарок остепениться, страшась одной мысли, что Авдотья Ивановна может «похерить» запись за ним и таким образом заклеймит его как недобросовестного человека.

Михаил Федорович оказался деятельным помощником своему тестю. Он ездил с хлебным товаром по базарам и ярмаркам: в Ильинский Погост, в Павловский Посад, в Орехово. Ежегодно же ездил за хлебом в степь, доставляя его оттуда в Егорьевск на волах. Таким образом, он отлучался из дому на долгое время, Гликерия Александровна была отдана замуж чуть ли не 14 лет и в первые годы своего замужества во время таких отлучек мужа играла в куклы.

Из позднейшего же времени сохранилось в семье воспоминание о таком случае. Раз как-то Михаил Федорович очень долго не возвращался из поездки в степь. Домашние по нем сильно соскучились; их воображению представлялись и разбойники и прочие ужасы тогдашних дальних поездок, и они, конечно, усердно молились за него. Однажды, отходя ко сну, Гликерия Александровна особенно долго и горячо молилась пред иконой св. Николая о благополучном возвращении мужа и в таком настроении легла спать. Под утро ей снится сон: будто она опять молится и вдруг отворяется дверь, входит передовой обозный чумак и говорит ей: «Обоз пришел, Михаил Федорович здоров, кланяется тебе и скоро приедет». Когда она, вставши утром, стала на свою обычную утреннюю молитву, вдруг отворилась дверь, вошел действительно передовой чумак и она услыхала наяву те самые, радостные для нее слова, которые слышала во сне.

Михаил Федорович, оставаясь в деревне после братьев, носил там отцовское прозвище «Бардыгин». Оно удержалось за ним и в Егорьевске. Поэтому когда он, в 1854 году, уже будучи сам хозяином, приписывался к купеческому сословию, то это прозвище по его просьбе обратили ему в законную фамилию. Дом, в котором жил Михаил Федорович, стоял на углу Соборной площади, там же, где и теперь находится каменный двухэтажный дом Бардыгиных. Тогда дом был очень небольшой, тоже двухэтажный, с каменным только низом. В нижнем этаже была с одной стороны бакалейная лавка, с другой бараночная и хлебная пекарня. Эта мелочная торговля, однако, не могла прокормить семейство, и поэтому, чтобы хоть немного увеличить доход, приходилось сдавать верх дома внаем, а самим помещаться в кухне нижнего этажа.

В 1835 году, 4 марта, у Михаила Федоровича родился первый сын, Никифор Михайлович. За ним следовали дочери Анастасия (1838 год), Мария (1842 год), Акулина (1845 год), Ольга (1847 год) и сын Иван (1852 год). Сестры Никифора Михайловича, кроме Марии, вышедшей замуж за фабриканта Ивана Потаповича Лю-бомилова, в цветущих годах ушли в Коломенский Брусенский монастырь. Брат его,

Иван, умер одиннадцати лет, убившись в игре.

Никифор Михайлович был одарен от природы ясным умом, энергичным и предприимчивым характером, а от родителей унаследовал твердую веру и доброе сердце. Грамоте он выучился у вековушки «Пашихи», ходившей читать Псалтирь над покойниками и жившей в Солдатской слободе. Дальнейшее же образование он получил у соборного дьячка Дмитрия Федоровича Лебедева и больше ни в каких учебных заведениях не был. Это, однако, не помешало ему, обладая любознательностью и способностями, заниматься потом много самообразованием. В долгие осенние и зимние вечера, когда домашние женщины пряли, он часто сидел за какой-нибудь книжкой, прислонившись поближе к их «лучине». Никифор Михайлович рассказывал, как он, бывало, украдкой наклонял в светце лучину, чтобы она поярче горела и было посветлее, и как почти тотчас же получал крепкий подзатыльник: ведь так лучина скорее сгорала и расход на освещение увеличивался. Мать его, Гликерия Александровна, часто видя у него книжки, вовсе не похожие на церковные, а особенно вроде «Бовы Королевича» или «Еруслана Лазаревича», с огорчением говорила про него своему духовнику о. Лаврентию: «Все вот читает какие-то пустые книжонки!» О. Лаврентий, очевидно понимавший мальчика, его огромную любознательность, его даровитость и твердость, успокаивал ее, говоря по старине, попросту: «Не бойся, Лукерья Александровна, — пчелка и с падали мед берет».

С раннего возраста начал Никифор Михайлович помогать отцу в занятиях по торговле и скоро стал его правою рукою. Он трудился и по дому, и в лавке; ездил сам в Коломну на трех лошадях за мукой, и, бывало, ему приходилось хаживать из Коломны 40 верст пешком, чтобы только выгадать 15 копеек в провозе, положив на телегу лишний мешок; езжал он также в Орехово, в Павловский Посад и в Ильинский Погост с хлебом, баранками, пряниками и т.п.

Так шло понемногу торговое дело до Крымской кампании, когда Михаилу Федоровичу пришлось пережить тяжелое время. По окончании войны цены на хлеб внезапно упали, а у него было принято много хлеба, купленного в степи по дорогим ценам и в долг. Он разорялся, и кредиторы, зная его ограниченные средства, опасались, что и он, как это нередко в таких случаях бывает, «скинет» со своих долгов, дабы оставить себе средства для продолжения дела. Но Михаил Федорович сам остался ни с чем, а им отдал весь долг свой до копейки.

Требование совести, таким образом, было удовлетворено, и этот поступок Михаила Федоровича, конечно, навсегда утвердил основание успеху дел его семьи в дальнейшем будущем. Но в то время сам он так упал духом, что не мог более даже и подумать опять завести хотя бы прежние свои предприятия, а решил ограничиться маленькой булочной и сам со своими домашними принялся печь булки и баранки. Небольшое подспорье получалось от размотки пряжи, которую семья Михаила Федоровича брала от местных фабрикантов, в том числе и от его же братьев.

В этот тяжелый момент выручил семью энергичный, предприимчивый дух Никифора Михайловича, который задумал взяться за новое дело. Он давно уже наблюдал, как хорошо шли дела у егорьевских фабрикантов и как постоянно увеличивался повсюду сбыт бумажных тканей. И вот, когда после Крымской войны ткацкое дело особенно оживилось, он начал раздумывать о том, как бы и ему завести такое же производство. Построить сразу фабрику и поставить рабочих, конечно, не было никакой возможности. Поэтому приходилось начинать с того, чтобы вместо размотки чужой пряжи покупать ее, руками своей семьи разматывать, самому сновать основы и отдавать затем по деревням ткачам-кустарям для выработки, сработанный же товар самому отвозить для продажи в ярмарки на Украину, куда сбывалось большинство егорьевских товаров.

Уже имевшийся торговый опыт и природный практический ум Никифора Михайловича вполне оправдывали его смелость и ручались за успех. Однако не легко оказалось ему получить на это дело согласие отца. Своих денег на покупку пряжи и расплату с ткачами у Никифора Михайловича не было. А Михаил Федорович, удрученный падением своей хлебной торговли, строго рассчитывал каждую копейку и к затее сына отнесся с большим недоверием. Никифор Михайлович представлял все доводы, указывал на пример других, между прочим на своих же дядей Филиппа и Савелия, у которых дело шло, хотя они и вели его очень «просто».

Наконец, он обратился к содействию добрых знакомых: Леонтия Агаповича Фролова, Хрисанфа Гавриловича Кулакова и Василия Дмитриевича Клопова, которым и Михаил Федорович, и Гликерия Александровна уже начали жаловаться, что вот, мол, «Микеша» все пристает к нам «с нанкой». Добрые знакомые поддержали энергичного молодого человека, их советы подействовали, и в 1857 году Михаил Федорович «завел нанку». Так как новое дело привлекло к себе все внимание новых фабрикантов, то для ведения прежнего и вообще для помощи в том же году был приглашен и первый служащий — Лаврентий Михайлович Панкратьев.

Дело началось, но родители все-таки мало верили в его успех. Особенно недовольна была Гликерия Александровна. Товар вырабатывался зимой, когда у крестьян не было полевых работ, а продаваться должен был летом и осенью. Видя, как Никифор Михайлович целую зиму все только забирает все деньги из ее лавочной выручки, она почти каждую выдачу денег, особенно к концу зимы, сопровождала словами: «Разбойник ты, долго ли ты еще будешь нас обирать-то?» Никифор Михайлович горячо любил свою мать; ему, конечно, тяжело было видеть ее сомнения, но он слишком верил в успех, чтобы бросить дело. «Погоди, маменька, — ласково уговаривал он ее, — все тебе верну, придет время». И время пришло.

Приехал он летом из Украины, с Ильинской ярмарки, и как только вошел и поздоровался со всеми, то обратился к ней и говорит: «Ну, маменька, подставляй передник!» — и с этими словами ссыпал ей всю свою ярмарочную выручку, добавив: «Вот тебе твои денежки; будешь ли ты теперь бранить меня за мою затею?» Гликерия Александровна растерялась от неожиданности и уже в восторге от своего «Ми-кеши» принялась ходить по дому, всем показывать невиданную кучу денег и озабоченно спрашивать: «Батюшки, да куда же мы это все денем-то? Куда нам такие деньги?»

Незадолго до начатия ткацкого дела Никифор Михайлович женился на Авдотье Феофилактовне, крестьянке села Парфеньева, воспитаннице коломенского купеческого семейства Макеевых. Эта женщина, умная от природы, добрая и хозяйственная, была первой сотрудницей Никифора Михайловича по его новому делу. Она заведовала всей хозяйственной частью, выдавала пряжу в работу, принимала товар. Ей, главным образом, обязан Никифор Михайлович своими первоначальными успехами. Она поддерживала в нем энергию и стремилась везде, где могла, помогать ему в его трудах.

Выработка тканей и продажа начали быстро развиваться, и Никифор Михайлович всецело отдался этому делу. Вскоре во дворе, наряду с прочими надворными постройками, он устроил небольшое помещение для сновальни, а позже в том же помещении завел 40 ткацких ручных станков, чтобы устранить перерыв в работе в летнее время.

Работа велась уже вся наемными рабочими.

В 1859 году Никифору Михайловичу пришлось устраивать свою красильню для пряжи, которую он и выстроил на арендованной у города земле близ Солдатской слободы, где теперь стоит ночлежный дом. Дело настолько расширилось, что явилась надобность пригласить и второго служащего для помощи в ярмарочной украинской торговле. К этому делу в 1862 году он определил своего первого сновальщика, Михаила Емельяновича Казьмина.

В 1865 году Никифор Михайлович купил у дьякона Мелихова дом с усадьбой в 684 кв. сажени, за 1 000 рублей, на том месте, где теперь стоит его механическо-ткацкая фабрика. Дом был маленький, одноэтажный и совершенно ветхий. Его снесли и построили на его месте новый двухэтажный дом с каменным низом. Сюда Никифор Михайлович перенес ткацкую фабрику и красильню, а на прежнем месте, при доме, остались контора, кладовая, крутильня и сновальня. В 1866 году введено было крашение кубового товара, для которого был приглашен первый мастер Иван Иванович Стариков. С 1868 года Никифор Михайлович начал ездить на Нижегородскую ярмарку и открыл постоянную торговлю в Москве, заведовать которою пригласил тогда же Дорофея Ивановича Карякина.

В 1869 году появилось отделочное производство, «галандрия», устроенная при доме, которою руководил мастер Петр Елисеевич Волков, поступивший от «Сизи-хи», имевший тогда галандрию в Егорьевске и отделывавшей товар для егорьевских фабрикантов.

Настойчивый труд и добросовестность Никифора Михайловича, пользовавшегося и раньше общим доверием, скоро создали ему прочное положение в торговом мире великорусского мануфактурного района. Это давало ему возможность пользоваться широким кредитом и сильнее развивать дело. Первоначально его окредито-вал егорьевский фабрикант Василий Дмитриевич Клопов, который продавал ему пряжу на 12 месяцев из 9 ?2 %. С 1865 года ему открыли кредит бр. Хлудовы, у которых он в первый же год купил пряжи на 91 635 рублей. В том же 1865 году ему открывают кредит Л. Кноп, Вогау и К°, бр. Расторгуевы. С 1866 года его кредитуют Павла Малютина сыновья, Савва Морозов, Якунчиков; с 1868 года — Л. Л. Рабенек, И. 3. Морозов. В 1869 году ему делает первый учет на 14 788 рублей 18 копеек Московский купеческий банк, а в 1870 году открывают кредит: Государственный банк, а также Ю. С. Нечаев-Мальцев; в 1871 году — Учетный банк, Тверская мануфактура, бр. Воробьевы, К. Стукен и Егорьевский банк; в 1872 году Волжско-Камский коммерческий банк; в 1873 году — Е. Е. Шлихтерман.

На пути развития своего дела Никифору Михайловичу приходилось преодолевать немало и препятствий. Едва он завоевал доверие своего семейства и поставил дело на настоящую дорогу, как ему начали делать затруднения некоторые егорьевские фабриканты из рядов вторых поколений, которые с недоброжелательством смотрели на нового конкурента хотя и с маленьким, но, очевидно, живым и быстро развивающимся делом.

Так, желая подорвать его кредит, однажды донесли братьям Хлудовым, что Никифор Михайлович на ярмарках на Украине денег выручил очень мало, да и на те на все купил там же разных товаров для своей бакалейной лавочки, как, например, цареградских стручков и прочего, а потому-де им в уплату денег с ярмарки не привезет. Когда же Никифор Михайлович, возвратясь из Украины, немедленно, по обычаю, явился к братьям Хлудовым и сполна уплатил им следовавшие с него деньги (в то время все расчеты с ними велись в Егорьевске), то директор фабрики, англичанин Фома Христофорович Отсон, неожиданно для Никифора Михайловича, спросил его: «А стручка купил?» Никифор Михайлович, который любил вспоминать этот забавный случай, отвечал, что и стручка и всякого другого товару купил. Тогда От-сон, покачав головой, сказал: «И долг платил и стручка купил — это очень кара-шо!» А в 1865 году, в целях создать Никифору Михайловичу затруднения и затормозить его предприимчивость, в городской думе поднят был вопрос о его красильне, якобы незаконно им построенной и портящей городскую землю. Сохранившиеся по этому делу документы настолько характерны и интересны, что мы приводим их здесь целиком.

«1865 года марта 31 дня гласные Егорьевской городской думы Василий Сержу -тов и Яков Денисов подали в думу рапорт, в котором, между прочим, доводили до ее сведения о следующем: «Егорьевский 2-й гильдии купеческий сын Никифор Михайлович Бардыгин в 1859 году взял в арендное содержание городскую огородную землю шесть десятин собственно под огороды, на что и заключен был им, Бардыги-ным, с думою контракт, где оный и хранится, с дозволением выстроить на оной земле жилого покоя, с пристроем для складки овощей; но как у него в настоящее время постройка слишком распространилась, с красильным заведением, а следовательно, снята земля им более для мануфактурного заведения, нежели как для огорода, вопреки заключенного Бардыгиным контракта, без прибавки цены в пользу города, хотя остальная часть земли от застроенного им заведения и отдается другим людям в содержание под огороды, обработкою которых сам Бардыгин не занимается, находя выгоды отдавать в другие руки. Имеет ли он право, вопреки заключению контракта, устроить мануфактурное заведение на огородной земле, которая от ядовитости красок, истекающих из оного, может портиться и не скоро после прийти в нормальное положение? И получил ли на то дозволение, от кого следует или нет? И как купеческий сын, не записавшись в гильдию, арендует и делает торговые обороты на собственное свое лицо с 1859 года, не имея на то права, отчего казна и городской доход имеют ущерб». Запрошенный по сему рапорту чрез егорьевского полицейского надзирателя 2-го участка егорьевский 2-й гильдии купеческий сын Никифор Михайлович Бардыгин отвечал: «Я снял городскую землю в 12-летнее содержание с правом, по указу Губернского правления, возвести на оной земле жилых строений, сараев, навесов и прочего без ограничения, значит, сколько и что для меня нужно, с тем только, чтобы мне по истечении срока означенное строение немедленно снесть. А так как я для этой постройки избрал из огорода ту часть земли, которая для посева овощей и прежним арендатором, и мной по недоброкачественному своему грунту для плодов не была засеваема, то я, дабы земля оная не была б бездоходною и не причиняла мне убытку, и распространил постройку, вследствие чего и просил губернское правление об открытии в оных строениях красильного и сушильного заведений, что мне указом Губернского правления чрез Егорьевское городское правление разрешено и объявлено от 25-го сентября 1861 года, № 9568. Следовательно, я открыл заведение не самовольно, а с разрешения высшего начальства; что же касается до выражения гласных о порче земли от ядовитости красок, то это несправедливо, ибо я сток красильных выкрасок устроил не на землю, а прямо в речку Гуслянку, при которой вышеупомянутое заведение находится. Следовательно, от этого стока вреда быть земле не может. 1865 года, мая 12 дня».

Обращаясь по сему предмету в губернское правление, дума, между прочим, . говорила: «Торги были произведены на отдачу принадлежащей городу Егорьевску земли б десятин собственно под огороды, для посева разного рода овощей, а не под устройство красильного заведения, — почему на оное явилось лиц, желающих снять оную под огороды, немного; а если бы торги производить на отдачу той земли под устройство красильного заведения, как торгового, требующего местности близ воды, то тогда явились бы лица, более нуждающиеся в подобной земле, и наддали бы гораздо более, чем Бардыгин».

Рязанское губернское правление 22 сентября 1865 года, ссылавшись на указ свой (о котором говорил и Никифор Михайлович сам), уведомило думу, что «за сделанным вышеозначенным указом губернского правления распоряжением могут быть предпринимаемы меры к извлечению больших выгод для городской казны с земли, находящейся в арендном содержании купца Бардыгина, не иначе, как только по окончании срока настоящей его аренды». В 1868 году у Бардыгиных произошел пожар. Не успел Никифор Михайлович еще отстроиться после пожара, как в том же 1868 году, 18 июля, скончался его отец, Михаил Федорович (59 лет). Он скончался в амбаре, в котором после пожара жило все семейство, пока строили новый дом. В следующем году (28 декабря 1869 г.) умерла его бабушка, Авдотья Ивановна (87 лет), а через полтора года Никифора Михайловича (24 июля 1871 г.) постигло особенно тяжелое горе: умер от холеры старший его сын Порфирий, 13-ти лет, блестяще учившийся уже в Практической академии коммерческих наук в Москве, очень способный и подававший большие надежды мальчик. Жена Никифора Михайловича, Авдотья Феофилактовна, которая особенно любила этого своего сына, не могла перенести этой потери и 26 июля, через день после сына, скончалась и сама, всего 35 лет от роду. В ней Никифор Михайлович лишился своей главной помощницы, вдохновительницы и горячо любимой подруги. Горе его было очень велико. После похорон, взяв связку ключей покойной, он со слезами сказал друзьям: «В первый раз беру их».

В это время тяжкого испытания, когда Никифор Михайлович предполагал даже совершенно прикончить свое дело, его спасла от отчаяния горячая вера в Бога и сильная, мужественная природа. Бог послал ему утешение в лице второй его жены, Марии Владимировны (урожденной Макарьевой). Она стала для него ангелом-хранителем и как бы восприняла в себя душу умершей. Она сумела оказать большое нравственное влияние на своего супруга и с энергией и успехом поддерживала его стремления к самоусовершенствованию.

Жизнь в доме снова закипела, и даже сильнее прежнего. Тут как раз словно судьба заставила Никифора Михайловича обнаружить свою предприимчивость и коммерческую смелость.

В начале 70-х годов, за несколько лет до Восточной войны, разразился в России промышленный кризис. Много фабрикантов приостановили работы; некоторые фабрики закрылись вовсе. Пряжа не имела сбыта, и цена ее упала. В это время Никифор Михайлович, кредит которому был везде свободен, расширял свои покупки пряжи и раздачу работ по деревням. Этим он до известной степени избавлял окрестных крестьян от безработицы и обеднения, а вместе с тем и увеличивал свое дело. Местные жители удивленно покачивали головами, видя, как Бардыгин продолжал все более вырабатывать товары на склад в кладовые и «залезать» при этом в долги. Недоброжелатели его даже злорадствовали. Но Никифор Михайлович оказался дальновиднее всех: вскоре после войны дела оживились, цена пряжи и товаров сильно поднялась и наготовленные им товары быстро разошлись и значительно его обогатили: он имел 300 000 капитала.

Прибыль эта воодушевила Никифора Михайловича основать механическо-ткацкое дело, о котором он уже давно мечтал, и в 1880 году он приступил к постройке самоткацкой фабрики. В выписке машин ему содействовали братья Хлудовы. Заведующий их ливерпульской конторой, Герман Осипович Деккер, вел за Никифора Михайловича все расчеты с английскими заводчиками, а директор их Егорьевской фабрики, Василий Фомич Ротвель, личный друг Никифора Михайловича, был главным руководителем в выборе машин и в устройстве всей технической стороны дела. Заведующим новой фабрикой был назначен Иосиф Алексеевич Никитин, свояк Никифора Михайловича, поступивший на службу к нему с 1875 года.

Не без затруднений наладилось это дело. Во-первых, на выписанных станках оказалось невыгодным работать те цветные товары, которые работали на руках и для которых, собственно, и был выбран тип станков; пришлось заправлять новые сорта, суровые, а это потребовало переделки большинства станков, число которых было более 300. Переделка их и заправка новых суровых тканей были произведены мастером Федором Сергеевичем Тарасовым, выучеником фабрики «Т-ва Викулы Морозова», поступившим на службу к Никифору Михайловичу в 1882 году. Но перестройка эта, хотя и была необходима, сильно удорожила стоимость фабрики, и без того значительную для тогдашних средств Никифора Михайловича. Притом же вырабатываемые суровые сорта приходилось отдавать в крашение и набивку московским отдельщикам, а они были неважны: в товаре выходило много брака, который, конечно, приходилось сбывать с убытком. Ко всему этому и общие торговые обстоятельства опять ухудшились. Это было самое тяжелое время, которое когда-либо Никифору Михайловичу пришлось пережить в его деле. Выручили его крепкое здоровье, сильный характер, упорный труд и особенно добрые отношения главных кредиторов — братьев Хлудовых и Ю. С. Нечаева-Мальцева. Высоко ценя деятельность Никифора Михайловича, они без колебаний увеличивали ему свои кредиты до всей той полноты, которая только требовалась обстоятельствами. Для сбыта же товаров, которые не успевали проходить на прежних рынках, начаты были чрез Ирбитскую ярмарку дела с Сибирью; заведование этою отраслью было поручено Николаю Андреевичу Ерофееву, служившему у Никифора Михайловича с 1872 года. Благодаря всему этому, Никифор Михайлович благополучно справился со всеми невзгодами и уже в 1882 году построил свою товарную красильню, чтобы выпускать готовый товар вполне доброкачественный.

Здесь-то всецело проявилась особенная его система совершенствовать производство. Он все свое внимание обратил на достижение возможно лучших результатов от крашения. Необходимо было добиться, чтобы окраска одежных тканей в черный цвет не линяла от дождя и не выгорала от солнца. И вот Никифор Михайлович, совершенно не зная не только химии, но даже и простых ходячих рецептов, начинает доходить сам до всех деталей работ, в постоянных разговорах со своим красильным мастером Николаем Васильевичем Смирновым подробно выясняет все причины, почему что должно делаться, и постепенно наводит того на различные новые комбинации, все более и более усовершенствовавшие дело. Результат оказался блестящий. Совместными, после длинного ряда опытов, усилиями был наконец выработан такой способ окраски, благодаря которому товар выходил безусловно прочным.

Выработка и применение этого способа было крупным событием в деле Никифора Михайловича, которое затем и развилось главным образом благодаря этому обстоятельству. Замечательное качество товара сразу создало ему большую известность, а с тем вместе и большой, постоянно увеличивавшийся сбыт.

В 1883 году в дело вступил сын Никифора Михайловича, Михаил Никифорович, который под энергичным руководством отца начал входить во все стороны фабричного производства и торговли. В 1885 году они уже имели свое печатное отделение, а в 1889 году построили специальную красильню для пунцового товара и пунцовой пряжи в Городце, на которую заведующим был назначен Николай Герасимович Петрашев.

С возрастанием спроса на бардыгинские товары росли и размеры красильного и печатного их производства; перерабатывалось уже не только суровье своей ткацкой фабрики, но и покупное с посторонних фабрик. Это повело к постройке в 1894 году новой большой красильной, печатной и отделочной фабрик, на отдельном месте, куда и были вынесены со старой все красильные, печатные и отделочные отделения. Заведующим этой фабрикой был приглашен в 1896 году Владимир Александрович

Назаров. Наконец самоткацкая фабрика была в 1897 году расширена до 1 000 станков.

Никифор Михайлович был первый из фабрикантов, стремившийся к тому, чтобы продавать товары не скупщикам и посредникам, а по возможности непосредственно розничным торговцам. Это повело к необходимости постепенно открывать собственные торговые отделы, кроме Москвы, в Харькове, Ромнах, Ростове-на-Дону, Томске и Петропавловске, а также посылать товары на 12 ярмарок: Нижегородскую, Каменскую, Урюпинскую-Покровскую, Мензелинскую, Урюпинскую-Крещенскую, Симбирскую, Ирбитскую, Криворожскую, Тюменскую, Атбассар-скую, Куяндинскую и Крестовскую. Впоследствии пример Н. М. Бардыгина вызвал подражание, и уже теперь очень многие крупные мануфактуры имеют свои постоянные склады в наиболее значительных городах Российской империи. В связи с системой местных коммивояжеров эта форма торговли, по-видимому, надолго будет доминирующей, по крайней мере у фабрикантов-мануфактуристов.

Так и развивалось дело, и слагалась личная жизнь Никифора Михайловича. Из мелкого булочника он сумел сделаться крупным фабрикантом, ни на минуту не сходя с безукоризненного честного пути. Можно сказать, не он искал богатства, а богатство шло к нему, давая ему возможность проявить свои основные душевные свойства, укрепленные доброй семейной атмосферой.

Главными семейными традициями в доме были церковность и широкая благотворительность. Мать Никифора Михайловича, Гликерия Александровна, говаривала, что в молитве за детей она просила у Бога для них только одного: чтобы они были благочестивы. Часто видели, как в темные вечера она, заперев свою лавочку, выносила оттуда целый мешок всяких припасов, взваливала его на спину и относила куда-нибудь в закоулок к бедной семье. Отец Никифора Михайловича, Михаил Федорович, неукоснительно вставал совершать полунощницы. К нему всегда приходили погорельцы из разных деревень, и он помогал им, чем мог, даже когда сам жил в бедности, едва перебиваясь хлебной и бакалейной лавкой. Все это, входя в ежедневный обиход семьи, неизгладимо ложилось на молодую душу и воспитывало ее в евангельских заветах любви к ближнему и честного труда. Только из такой школы и мог выйти тот прочный и прямой характер, который затем пошел в жизни безошибочно верным путем и снискал всеобщее уважение и доверие. Это доверие было настолько велико, что, несмотря на скромные еще тогда обороты Никифора Михайловича, со введением в действие нового городового положения в 1872 году, его выбрали первым городским головою города Егорьевска. Было не мало богатых купеческих семейств, среди которых можно было найти подходящих кандидатов в городские головы. Эта купеческая аристократия продолжала смотреть на Никифора Михайловича все с тем же недоброжелательством, с которым когда-то старались затормозить его молодое промышленное дело. Выбрали же Никифора Михайловича большинство жителей среднего и малого достатка, которые видели в нем настоящего мирского человека, справедливого, независимого и внимательного к нуждам бедных людей. Говорили про него: «Он сам нужду видел и сам в люди вышел». Во мнении горожан эти качества служили порукой за то, что Никифор Михайлович поведет и дела города так же хорошо, как свои собственные. И это доверие, оказанное ему горожанами именно в это время, Никифор Михайлович всегда особенно глубоко ценил.

С этих пор Никифор Михайлович выступает на поприще общественной деятельности, сначала в должности городского головы, а затем и в других должностях по общественному избранию: в церкви, городе и земстве.

Было уже сказано, что Никифор Михайлович принял городское хозяйство совершенно расстроенным. Прилегающие к городу выгонные земли, лесные дачи и пр. расхищал каждый, кто хотел, и город не получал с них почти никакого дохода; не имелось даже точных планов этих владений. Городские доходы почти целиком состояли из налогов (всегда более или менее обременительных), далеко не покрывавших расходов даже на самые существенные нужды; недоимки и дефицита переходили из года в год, и ни о каких серьезных общеполезных начинаниях не могло быть и речи.

Никифор Михайлович обратил внимание прежде всего на земельные имущества, как могущие создать крупный источник дохода. Кроме пустошей под лесом и лугами в окрестностях, много было городской земли и на краю самого города, захваченной даром или не приносившей дохода. С этих-то мест и начал Никифор Михайлович. Тут, когда он выступил на защиту городского населения, ему сразу же пришлось повести борьбу с разными учреждениями и лицами, а особенно с его личными главнейшими кредиторами.

Между прочим, крупное тянувшееся около 10 лет, дело возникло с обществом Московско-Рязанской железной дороги, которое незаконно захватило городскую землю для проведения ветки на фабрику братьев Хлудовых и под постройку станции Егорьевск.

Выяснив через землемеров количество этой земли, дума 15 февраля 1873 года постановила пригласить для ведения дела поверенного К. И. Порозова, с которым условия заключены были довольно внушительные: он должен был вести все дело на свой счет с тем, чтобы после его выигрыша взысканная сумма была разделена пополам; в случае же проигрыша он не получал ничего. Через несколько лет разных проволочек выяснилось, что дело клонится в пользу города и железнодорожные сооружения придется снести. Тогда правление фабрики братьев Хлудовых обратилось к городу с предложением продать товариществу как арендуемую у города землю под их фабриками, так равно и занятую веткой железной дороги с тем, чтобы город затем от претензий к обществу железной дороги отказался. Дума согласилась, и по ее постановлению от 17 февраля было решено продать землю братьям Хлудовым в количестве 23 десятин за 50 000 рублей, на чем и закончилось это дело, одно время сильно обострившее отношения между Никифором Михайловичем и братьями Хлудовыми.

Еще более крупное дело, по пустоши Самгино, тянувшееся в суде с 1818 года, было также удачно закончено Никифором Михайловичем. Эта самая обширная городская пустошь находилась в общем нераздельном пользовании городского общества, крестьян деревни Русанцевой и купца В. Д. Клопова. Возникали всевозможные пререкания, и городу почти невозможно было пользоваться землей. Никифор Михайлович поднял вопрос об упорядочении такого положения дел; через того же поверенного возбуждено было судебное дело, и в 1888 году по полюбовному размежеванию составлен был план и полюбовная сказка, утвержденная Рязанским окружным судом, после чего во владении города оказалось 466 десятин 1 800 квадратных саженей под лесом и лугами.

Почти в таком же положении, как Самгино, были и другие пустоши города. Везде приходилось вновь размежевываться с другими владельцами, так как планы, составленные в 1812 году, не сходились с действительными городскими владениями. На все пустоши были составлены новые планы, и после восстановления границ город оказался владельцем ценных угодий в 8-ми пустошах, всего 982 десятины, стоимостью до 300 000 рублей.

Закрепив таким образом за городом его земельные имущества и упорядочив их доходность, Никифор Михайлович с первых же лет своего управления городом значительно поднял и другие его доходы. При его вступлении в должность головы эти доходы едва достигали 10 000 рублей. В 1876 году, т.е. в конце первого же четырехлетия, они возросли почти в десять раз, дойдя до 96 937 рублей. Эти цифры говорят сами за себя.

Теперь в руках Никифора Михайловича были уже некоторые средства, чтобы оправдать расходы на дела самые важные, от которых зависит все благоустройство города. Необходимо было упорядочить торговлю, защититься от пожаров, улучшить санитарное состояние Егорьевска. И вот с первого же года управления Никифора Михайловича начинается непрерывный ряд городских сооружений.

Базарная торговля велась раньше кое-как, в передвижных деревянных лавочках на Соборной площади, которые также были разбросаны и в других местах города. 17 ноября 1872 года Никифор Михайлович предложил думе построить на Соборной площади два каменных корпуса лавок для сдачи в аренду. На следующий же год это было осуществлено. Впоследствии, в 1876 году, сооружены были еще по ограде каменного собора 46 лавочек; расходы на это произведены были пополам с собором; также пополам разделяется и получаемый с этих лавочек доход. Позже было устроено еще несколько помещений для магазинов в городских зданиях.

Торговля и промышленность Егорьевска сильно страдали от совершенно невозможного сообщения со своей станцией, затруднявшего и доставку, и отправление товаров, и проезд пассажиров, ибо дорога по обе стороны переезда через реку не только весною и осенью обращалась в топкую грязь, но и летом нередко затрудняла перевозку тяжестей. 29 сентября 1872 года Никифор Михайлович поднял в думе вопрос об устройстве к станции мощеного подъездного пути. Для этого нужно было соорудить новый мост через речку, сделать насыпь и устроить шоссе, что было исполнено. Для покрытия сделанной на это затраты был установлен сбор за проезд по новому шоссе с каждого груженого воза по 2 копейки.

Затем естественно было позаботиться об устройстве мостовых в городе, о которых до того помину не было: грязь повсюду была невылазная. Особенно чувствовалась эта беда на площадях в базарные дни, а осенью по городу местами были почти непроходимые болота, как, например, на Сенной площади. Устройство мостовых в управление Никифора Михайловича шло непрерывно в широких размерах. Ежегодно мостовые удлинялись, ремонтировались, а временами прокладывались вновь сразу в нескольких местах, как это видно из целого ряда постановлений думы.

С 30 ноября 1875 года поднимается вопрос об устройстве уличного освещения, которого также не существовало. По ночам город погружался в полную тьму. Так как нужда в освещении была велика, то сеть фонарей расширялась безостановочно и быстро. Так, когда жители Огородной улицы просили поставить им хоть один фонарь, у них поставлен был 31.

Самым крупным делом по внешнему благоустройству города было сооружение водопровода, который Никифор Михайлович задумал в первое же четырехлетие своей службы. В то время едва ли какие города, кроме столичных, имели у себя водопроводы. Но Никифор Михайлович ясно понимал, какое это будет иметь огромное значение и для здоровья жителей, и для защиты их имущества от пожаров. Кроме того, это полагало предел эксплуатации трактирщиками тех жителей, которые, не имея своих колодцев, были вынуждены брать воду у них за плату. 17 февраля 1875 года были впервые возбужден в думе вопрос о водопроводе; в докладе, составленном по поручению Никифора Михайловича, были приведены все доводы, какие только можно было выставить, до экономических выгод в расходе чая, мыла при стирке и т.п. включительно. Никифор Михайлович понимал нерешительность горожан, не привыкших еще к расходам на такие крупные сооружения. Дума постановила составить проект и смету и представить подробные соображения. 19 ноября все это было управой представлено, и дума определила: построить водокачку, главный резервуар и бассейны на трех центральных площадях, с употреблением на это из городских сумм до 25 000 рублей. Никифор Михайлович предложил еще обратиться к частным пожертвованиям, и тут же по подписке было собрано 7 607 рублей, в числе которых 5 000 рублей подписал он сам. 28 ноября постановление думы было уже утверждено губернатором. В том же году выхлопотано было разрешение на беспошлинный ввоз машин и приобретены были котел, паровая машина и насосы, дававшие 4 000 ведер воды в час. На реке Гуслянке, выше города, устроен был пруд и на берегу его каменное здание для машин. Все постройки велись без всяких подрядов, хозяйственным способом, и в этом деле огромную помощь оказали Никифору Михайловичу: фабрикант Осип Кондратьевич Князев своими энергичными трудами по надзору за технической частью, которую он хорошо знал, и Иван Семенович Карцев, которого Никифор Михайлович всегда ценил, как верного и трудолюбивого помощника по должности товарища головы. В 1877 году водопровод уже был успешно и благополучно пущен в ход. Немедленно начали проводить воду по заявлениям жителей на прочие улицы города, и скоро ее можно было иметь почти на всех перекрестках.

Первоначальное пожертвование Никифора Михайловича в 5 000 рублей было только некоторою официальною долею того, что им было лично израсходовано при постройке. Во всех городских сооружениях всегда находился во главе строительной комиссии; пользуясь этим, он строил по своему усмотрению, всегда гораздо шире, чем было положено в думе, и обыкновенно перерасход уплачивал из своих средств. Все знали это свойство его, и потому, обыкновенно, никто не вмешивался в его распоряжения, в полной уверенности, что это его «самоуправство» окажется городу только выгодным. Случалось, что когда у города не оказывалось наличных средств на какое-либо предприятие, задуманное Никифором Михайловичем, он кредитовал город сам, предоставляя возвращать ему деньги по мере возможности, не связывая сроками и не начисляя процентов. Возвращалось, конечно, не все; остальное считалось пожертвованным.

Впоследствии водопроводное дело было еще усовершенствовано. Так как вода в пруду часто загрязнялась, то Никифор Михайлович на свой счет устроил возле пруда 5 артезианских скважин. Из одной из них, глубиною в 45 саженей, и подается теперь вода в город; остальные — 11-саженные — остаются в запасе на случай ремонта главного источника. Прежние машины уже не могли подавать воду из таких глубоких колодцев; поэтому был установлен воздушный элеватор системы «Мамут», подающий в час 8 000 ведер, а прежние машины с прудом остались резервными на случай каких-либо поломок в действующей системе.

Серьезное внимание обращал Никифор Михайлович на защиту города от пожаров. Мы уже видели, что еще его отец особенно близко принимал к сердцу положение погорельцев. Эта черта была унаследована и сыном. На каждый возникавший в городе пожар, во всякое время дня и ночи, Никифор Михайлович приезжал первый и сам распоряжался тушением. Пострадавшие от пожара бедные горожане всегда находили в его лице своего защитника. Он всегда умел своим хозяйственным взглядом отыскать у города источник для денежной или натуральной им помощи. Как образчик этих забот, приведем постановление думы 6 июня 1873 года, которым бесплатно отпущено погорельцам (пострадавшим от пожаров с 27 на 28 мая) десять десятин городского леса в пустоши «Мастищи». Лес отпущен был не только с правом рубки для построек, но даже с правом продавать часть его в случае нужды в деньгах. А для исполнения этого постановления была наряжена комиссия из самих погорельцев под председательством одного из членов управы.

Заботами Никифора Михайловича была усилена городская пожарная команда как людьми и лошадьми, так и необходимым инвентарем. Впоследствии было выстроено и специальное здание для пожарного депо. В 1877 году, когда был устроен и пущен в ход водопровод, на центральных бассейнах были приделаны пожарные краны и рукава, чрез которые вода могла подаваться на место пожара, если оно было не очень далеко от бассейнов, напором из их баков, не требуя ни бочек, ни насосов. На обеих своих фабриках Никифор Михайлович также устроил приспособления для подачи из фабричных водопроводов в случае пожара воды в бочки пожарного обоза, а также на небольшие расстояния и рукавами. Благодаря этим мерам и всегдашней помощи от фабрики братьев Хлудовых, обладающей первоклассным пожарным обозом до паровой помпы включительно, город был поставлен в отношении быстроты борьбы с возникающими пожарами так высоко, что страховые общества перевели его в один из высших классов, что дало горожанам навсегда большие сбережения на расходах по страхованию.

Не было ни одного места в городе, куда бы Никифор Михайлович не направлял своего хозяйственного ока. Неподалеку от кладбища была площадь, постоянно заваливаемая мусором. Никифор Михайлович предложил устроить здесь сад, на который 19 ноября 1875 года и было городом отпущено 200 рублей. Место было огорожено и сделаны посадки. Впоследствии, в 1897 году, в ознаменование 25-летия службы Никифора Михайловича в должности головы, сад этот был назван «Барды-гинским».

23 сентября 1879 года постановлено огородить и другое место у главного водопроводного бассейна, где образовалась самосевом от деревьев большой дороги роща под названием «Нескучный сад», Должно отметить, что первый сад был разбит по плану тогдашнего рязанского губернатора Н. С. Абазы, который весьма сочувственно и с особенным доверием относился ко всей деятельности Никифора Михайловича. В свою очередь Никифор Михайлович особенно тепло вспоминал этого симпатичнейшего деятеля эпохи царя-Освободителя и то время, когда действовало городовое положение императора Александра II. Тогда со стороны представителей власти не встречалось никаких препятствий начинаниям города в его благоустройстве. В Петербурге министр внутренних дел Маков говорил Никифору Михайловичу: «Делайте все, что городу надо, как знаете; не входите только в долги».

В самом же Егорьевске Никифор Михайлович встречал всегда самую деятельную помощь со стороны тогдашнего уездного исправника Евгения Яковлевича Арбузова, с которым Никифор Михайлович был в особенно дружественных отношениях. Однако следует указать, что прочные, добрые отношения установились между ними лишь после крупного недоразумения, которое имело характер столкновения старого порядка вещей с новым и которое поэтому привлекло на себя тогда даже внимание печати. Случилось так, что на одном пожаре, вспыхнувшем против дома Никифора Михайловича в 1872 году, он поставил собственную свою пожарную трубу и своих людей действовать со стороны именно своего дома. Исправник же приказал было полиции перевести трубу Никифора Михайловича на другое место, а когда заведовавший ею приказчик, егорьевский мещанин И. Д. Денисов, отказался исполнить это требование, его арестовали и хотели насильно взять трубу. Никифор Михайлович трубу не дал, а за арест приказчика подал на исправника жалобу. Таким образом, исправник являлся представителем старого дореформенного строя, когда никто без ужаса и подумать не мог не исполнить какого бы то ни было требования начальника, а Никифор Михайлович являлся представителем нового порядка, когда каждый гражданин уже мог пользоваться всеми своими законными правами безбоязненно. Дело было решено в пользу Никифора Михайловича. Е. Я. Арбузов, к его великой чести, сознал свою ошибку и справедливость взглядов Никифора Михайловича, и они стали с тех пор искренними друзьями, что много содействовало успешности всестороннего благоустройства Егорьевска.



Содержание раздела





Главная сайта