ВСЕ ТАК ПРОСТО
* * *
На следующий день Ребров должен был идти к своему другу-врачу на очередной осмотр. Он чувствовал себя вполне здоровым.
Но остатки старого сознания требовали доказательств, каких-то подтверждений того, что его тело действительно в полном порядке.
Увидев посвежевшего, резко изменившегося майора, друг несказанно удивился. Он осмотрел его, пропальпировал печень, измерил давление... И в растерянности пожал плечами.
Не веря собственным глазам, врач направил Реброва на повторные анализы. Попросил сделать УЗИ и часика два погулять.
Все эти два часа майор волновался, как студент на экзамене. Вернее, волновалось внешнее, какое-то поверхностное я, с которым было связано его старое привычное мышление. Но новое большое Я, набиравшее внутри него невероятную силу, от которой и исходила эта самая интуиция, оставалось спокойным.
Поэтому и Ребров, размышляя, то ходил взад и вперед, со страхом ломая голову над неопределенным будущим, то проникался таким спокойствием, перед которым любые страхи таяли, как снег под теплыми лучами яркого солнца.
Еле дождавшись назначенного срока, майор поспешил в поликлинику. Подойдя к двери врача, он в нерешительности остановился. Перед глазами всплыла серая дверь того частного дома, за которой недавно ночью его ждала пугающая неизвестность. Но это видение длилось буквально секунду. Ребров на удивление легко справился со своим временным испугом.
Что-то хорошее вновь охватило майора изнутри. И именно оно давало возможность увидеть мир в светлых тонах, настраивая сознание на исключительно положительную волну.
Ребров уверенно открыл дверь и шагнул навстречу своей судьбе.
Его друг выглядел несколько озадаченным.
Заходи... Только что принесли твои результаты.
Присаживайся...
Некоторое время врач рассматривал бумаги, сверяясь с прошлыми записями. Ребров сидел молча.
Следуя наработанной годами привычке опера, он исподтишка наблюдал за мимикой доктора. Тот тер лоб, поправлял очки, удивленно взмахивал бровями, с интересом что-то сравнивал.
Пациент понял еще до разговора, что самое страшное для него уже позади.
*Слушай, ничего не пойму... Вроде все нормально, все в норме...
Здоров ты, паря, как бык. Ну-ка, колись, чем там лечился?
*Да ничем, пожал плечами Ребров и добавил: Так, к знахарке одной съездил...
*К знахарке, говоришь?! Наверное, молоденькая да смазливая? хмыкнул доктор.
А меня не познакомишь?
*Пожалуйста! Вот только адрес дома оставил...
*Если дома, не беда, я терпеливый, умею ждать... Ну, что я могу еще сказать о тебе... кивнул он на результаты медицинского обследования.
Как говорят в народе, если человек по-настоящему хочет жить, медицина здесь бессильна.
Они рассмеялись. Решив все вопросы, майор поспешил распрощаться.
*Так адресок не забудь! напомнил ему врач напоследок.
*Постараюсь, ответил Ребров, прекрасно понимая, что эту просьбу ему вряд ли удастся когда-нибудь исполнить.
* * *
На третьи сутки Ребров несколько адаптировался в новом для себя состоянии необычного видения мира. Все вроде оставалось прежним, но воспринимал он все иначе. Точно сознание преодолело какую-то грань и за ней полноводной рекой бурлила жизненная сила, с помощью которой Добро и Любовь переполняли душу и изливались на мир своей изумительной внутренней Свободой. Ребров больше чувствовал это состояние, чем понимал. В нем пробудилась какая-то неутолимая жажда познания.
Как будто он голодал веками, а сейчас перед ним распахнулись двери в мир, полный сочных плодов. Ему хотелось все попробовать, оценить разнообразный вкус, цвет, их красоту, напиться из живительного источника.
В общем, насытиться вдоволь тем, чего он был так долго лишен.
Ребров искренне жалел людей, не видевших всего этого великолепия, существовавшего прямо у них под носом. Они, точно мумии, ходили, обмотанные в пелене каких-то нескончаемых забот. И, несмотря на то, что страдали от этого, в действительности не желали избавиться от своих повязок, отчуждающих их от настоящего мира, потому что боялись потерять свои надуманные устои, раствориться в неизведанной среде. Но Ребров отлично понимал, что все эти страхи на самом деле иллюзия, обман, порожденный для своих рабов ненасытным Эго.
В основном люди были лишены красоты из-за животной прихоти, ибо не ведали о самой главной своей силе истинной Свободы Души.
В этот день майора вызвали в РОВД, хотя у него был выходной. Требовалось уладить кое-какие формальности по поводу того незабываемого дежурства.
Сегодня он ощущал себя как-то по-особенному. Помимо удивительного состояния сознания, в котором Ребров пребывал уже несколько дней, он явно ощущал еще и чье-то стимулирующее присутствие рядом с собой. Это потрясающее ощущение силы добра, какой-то могучей, до боли родной души, вновь и вновь возвращало его мысленный взор к прекрасному лику, запомнившемуся в ту судьбоносную ночь. Сегодня эти подсознательные чувства почему-то особенно усилились.
Это придало Реброву необъяснимую уверенность в своем будущем.
На подходе к РОВД, возле трассы, он столкнулся нос к носу с бомжом, тем самым Васькой, который постоянно дежурил в их обезьяннике. Того, очевидно, выпустили, отметив перед начальством все свои галочки.
Увидев майора, бомж засиял в своей щербатой улыбке, словно встретил своего друга.
Здравствуй, Ребров!
Майор улыбнулся. Впервые в жизни этот бомж произнес его фамилию полностью, с буквой р.
*Здорово, Иннокентий Петрович! Ну что, выпустили?
*Да зачем я им теперь нужен! махнул тот рукой. Там появилась публика гораздо интересней.
*Понятно.
*Сигаретки у вас не найдется? вежливо осведомился бомж.
Ребров поискал по карманам. Вытащил пачку и протянул своему случайному собеседнику.
На, держи.
Тот с подчеркнутой аккуратностью взял одну сигарету.
*Да можешь забрать всю! Я бросил курить.
*Благодарствую... Это хорошо, что бросили, пробормотал бомж, хищно пряча пачку в замусоленный карман.
А огоньку не найдется?
Ребров достал зажигалку и с улыбкой сказал:
*Дарю.
*Благодарствую, довольным голосом произнес Иннокентий Петрович и, наигранно вздохнув, добавил: Эх, мне бы вашу железную волю...
*Да кто ж тебе мешает ее иметь? усмехнулся Ребров.
*Обстоятельства-с.
Майор с улыбкой покачал головой.
Да, да, да, затараторил бомж. Не извольте-с сомневаться.
Именно обстоятельства-с: отсутствие жилья, необходимых средств...
*Ерунда! Знаешь такое выражение: Тот, кто хочет, достигает большего, чем тот, кто может.
*Так-то оно так... Да только поздно мне чего-то добиваться.
Моя персона, знаете ли, не востребована-с на этом празднике жизни.
*Ну, почему же... Все могут найти место под солнцем.
Было бы желание.
*Эх, да кабы солнце лишь растило... Оно ведь еще и разлагает.
*Да, Иннокентий Петрович, философствовать ты мастак, усмехнулся Ребров, собираясь распрощаться с этим индивидуумом.
Однако бомжа точно заклинило в неудержимой болтовне.
*Да я что... Была бы у меня подходящая работа...
Да я бы горы свернул... Да хоть какая-нибудь крыша над головой...
*Так устройся дворником или сторожем: и крыша, и заработок, предложил Ребров, посматривая в сторону РОВД.
*Ученая степень-с не позволяет спускаться до таких низов.
Майор с удивлением уставился на бомжа и, еле сдерживая накативший комок смеха, спросил:
*Какая такая степень?
*Ученая-с... Вы не ослышались...
Я ведь бомжем не всю жизнь был, вот последние десять лет... А раньше на Севере работал.
Геохимик я... Занимался изучением распределения процессов миграции химических элементов в земной коре...
Смех у Реброва мгновенно пропал, уступая место неподдельному интересу.
*А что же ты раньше об этом молчал?
*А-а, махнул тот рукой. Какой смысл-то об этом рассказывать?
Людей смешить? Целый кандидат и бомжует.
Реброву стало как-то не по себе. Столько лет общался с этим человеком и, по сути, совершенно его не знал.
Да, да, продолжал бомж, польщенный таким вниманием со стороны майора. Было дело... Когда-то штудировал труды Вернадского, Ферсмана, Гольдшмидта... Кандидатскую даже защитил.
А тут на тебе, развал Союза! Наше объединение и закрыли. Сразу никто никому не нужен стал. Эх, думаю, куда же теперь? Вот и поехал домой.
Родители у меня в селе живут, тут недалеко. Ну, помаялся, поскитался, да и в город подался.
У своей знакомой стал жить, вроде как в гражданском браке. Только с работой беда.
Сунулся в одно место не берут. В другое то же самое. В третьем сказали месяца через три подойти, может быть
освободится должность младшего научного сотрудника. Представляете, мне, кандидату наук, предлагают, как подачку, должность младшего научного сотрудника и то с приставкой может быть! ткнул он себя в грудь.
Такая меня тогда злость взяла!.. Ну, я и послал их всех к такой-то матери.
Получается, мои знания на хрен никому не нужны стали! Обиделся я на весь свет.
Все эта власть виновата, развалила такую страну...
*Подожди, подожди... У тебя же было жилье, документы...
*Было да сплыло, недовольно буркнул бомж, досадуя, что его прервали на самом любимом месте. С горя-то я к водочке малость пристрастился. И сожительница моя меня и выставила вместе с чемоданом за порог. Ну и пошло-поехало... Вещи свои пропил, документы украли...
Стал по вокзалам да чердакам ночевать. Сначала страшновато было, потом ничего, привык.
*А родители живы?
*Не знаю. Я, как в город тогда подался, больше у них и не был.
*Почему?
*Да неловко как-то... Уехал кандидатом, вернулся бомжем... Нет уж, пусть лучше все село думает, что я остался кандидатом... Родители так гордились этим... Вот такая у меня горькая судьбинушка...
Да была бы нормальная власть, не случилось бы такого...
И дальше бомжа понесло он перешел на оскорбительные выражения в повышенной тональности относительно виновников его жизни. Ребров тем временем погрузился в собственные думы. Этот стареющий человек оказался практически на дне, но до сих пор жил иллюзорными амбициями прошлого.
Для него важнее была не ежедневная работа над собой, над своей ленью и эгоцентризмом, а сохранение надуманного мифа о себе у тех людей, которым, по сути, это было не важно. Майор прекрасно понимал, что ни власть, ни время перемен не виноваты в судьбе собеседника. Виновен он сам. Он позволил гневу и гордости захватить сознание и обвить его своими корнями. Он распустил свою лень и сделал из себя законченного алкоголика.
Этот человек с треском проиграл свой жизненно важный внутренний бой. Поэтому и винит всех и вся вокруг себя, но только не главного носителя своих несчастий собственное Эго, рабом которого он стал на всю свою оставшуюся жизнь.
Рабами не рождаются, рабами становятся.
Жизнь продемонстрировала Реброву этот яркий пример, точно хотела подчеркнуть значимость внутренней победы над чудовищным владыкой эгоцентризмом, который тяготеет над большей частью человечества. Она показала, что этого дракона нужно цепко приковать в своем сознании и удерживать его силой воли, веры и всеобъемлющей любви. Только тогда исчезнет черная туча негатива и в сознании наступит долгожданная ясность и четкость видения.
Вот тогда мир и раскроет перед чистым взором все свои истинные ценности.
Майор стоял в задумчивости возле тараторившего о своем наболевшем бомжа, когда рядом взвизгнули тормоза новенькой иномарки. Водитель некоторое время присматривался к странной парочке, а потом, хлопнув по рулю, стал выходить из машины.
Ё-моё, Ребров! Сколько лет, сколько зим?
Майор оглянулся, и глаза его живо заблестели:
Вот это новости! Серёга!
Бомж обернулся и деловито засобирался.
*Ладно, пойду я...
*Бывай, кивнул Ребров, не отрывая взгляда от своего однополчанина, благодаря которому он когда-то ступил на путь юриспруденции. Глазам своим не верю...
Они крепко пожали друг другу руки и по-братски обнялись.
*Сто лет тебя не видел... Молодец, хорошо выглядишь! улыбаясь, сказал Серёга.
*А ты, я смотрю, момончик себе наел, пошутил Ребров, используя их старый студенческий жаргон.
*Так не без этого! По должности вроде как положено, похлопал тот по своему животу, облаченному в дорогой костюм.
*А ты куда пропал? Как смылся из милиции, так ни слуху ни духу.
Хоть бы открытку прислал, мол, жив-здоров.
*Ты же знаешь, какой из меня писатель! Помнишь, как сочинение сдавал?!
Они засмеялись, вспоминая подробности.
*Да разве такое забудешь, заметил Ребров.
*Честное слово, до сих пор писать не умею.
*А как же ты работаешь?
*Так я ведь не пишу, я только расписываюсь.
*А, тогда понятно...
Они снова рассмеялись.
*И где ты обитаешь?
*Я сейчас концерном владею.
*Да ну?!
*Уже седьмой год. Спасибо, что хоть юридическое образование в молодости поимел. Сейчас в бизнесе глаз да глаз нужен, в документах особенно.
Все норовят полруки оттяпать. Конкуренция, сам понимаешь... Слушай, хорошо, что я тебя встретил!
А я тут голову ломаю... Мне начальник службы безопасности позарез нужен. Пойдешь ко мне работать? Ты мужик честный, порядочный. О твоих оперподвигах я наслышан.
Земля, как никак, слухами полнится... Машину тебе дам, с жильем, если надо, подсоблю.
Оклад две тысячи баксов...
*В год?
*Ну, Ребров, ты в своем РОВД совсем отстал от жизни! хмыкнул приятель. В месяц, конечно. Плюс квартальная премия.
Ну, как, согласен?
Ребров стоял, опешив от такого неожиданного предложения. Кто-то одобрительно похлопал его по правому плечу.
Майор повернулся, но сзади никого не было. Он взглянул на серое здание РОВД, и точно камень с души свалился.
Ребров почувствовал, что все, что должен был сделать на этом перекрестке судеб, он уже сделал. Ничего его больше здесь не держало.
Майор ощутил эту внутреннюю свободу. Посмотрев на небо, он увидел, как из-за туч выглянуло ослепительное солнце.
Ребров зажмурился и ему на миг привиделся улыбающийся знакомый светлый лик. Повернувшись, он с улыбкой ответил:
А почему бы и нет?
ВСЕ ТАК ПРОСТО
В простоте проявляется Он. Простоту усложняя,
Мы теряем Его.
А всё так просто!
Ригден Джаппо
Солнце медленно поднималось над горизонтом, озаряя теплым, ласковым светом все живое вокруг. Заискрилась движением вод небольшая речушка, кокетливо подмигивая окружающей природе. Плавные изгибы реки очаровывали изящной красотой бескрайнее зеленое поле, которое ревностно удерживало ее в изумрудных объятиях.
Тысяча бриллиантовых капелек росы на травинках поля каждое утро дарили речке минуты восхищения неповторимой игрой ярких бликов. И чем выше поднималось солнце, тем реже томно вздыхала речка, тем больше она оголяла свою подлинную красоту из-под легкой вуали молочного тумана.
На берегу этого чуда природы сидел пожилой рыбак. Сегодня клева почему-то не было. От этого и настроение соответствующее. Туман, подымающийся от речки, точно специально скрывал в мутной пелене окружающий ландшафт, отдаляя человека от внешнего мира и погружая во внутренний.
Завораживающее однотонное покачивание поплавка невольно наводило на грустные думы о себе, о своей прожитой жизни, необычной судьбе.
Чего только не пережил Григорий Дмитриевич Тимонников за свои годы! Было все: трудное детство, бурная молодость, большая любовь, страшная война, голод, разруха, семья, дети, тяжелая работа, почет и уважение, пенсия, внуки, смерть жены...
Судьба точно испытывала его во всех своих ипостасях: то неожиданно осыпала долгожданным счастьем, то жестоко его отнимала, потом снова вознаграждала и снова отбирала. Невозможно было привыкнуть к ее внезапным поворотам, резким взлетам и падениям.
Но Григорий упорно преодолевал эти трудности, шаг за шагом. Они закаляли его характер, воспитывали волю, порождали целеустремленность.
И казалось бы жизнь прожита, каких еще подвохов можно ожидать в старости? Однако...
Он никогда не задумывался всерьез о том, что такое старость. В юности казалось, что пьянящее счастье молодости и наслаждение ею будет длиться вечно. Во время войны о старости вообще и мысли не было, поскольку никто не знал, что с ним произойдет через минуту. В зрелом возрасте эта тема тоже прошла как-то вскользь, хватало ежедневных хлопот на работе и в семье. Он видел вокруг себя стариков, помогал им...
Но реально не представлял, что сам когда-то доживет до столь почтенного возраста.
Жизнь, как ни странно, пролетела, словно одно мгновение. И вот она, старость...
Тело сморщилось, кожа обвисла, поредели волосы, движения стали ограниченными. Да и всякие болезни начали привязываться. Григорий и раньше-то на себя в зеркало редко смотрел, а теперь и подавно страшновато глядеть. Его лицо в старости стало совершенно другим. Только выражение глаз, пожалуй, осталось прежним, лишь поблек их цвет да исчез озорной огонек.
Но самое парадоксальное в душе он остался молодым. Сохранились в первозданном виде все те же душевные порывы радости, восторга, да вот тело уже не способно с прежней полнотой выразить эти чувства.
Вот в чем вся обида и соль старости этот невероятный разрыв между внутренним состоянием и внешним. Наверное, поэтому ему всегда было трудно представить себя стариком.
Он не мог прочувствовать состояния именно внутренней старости.
Странные ощущения... Не успел как следует пожить, глядь, а ты уж на пороге в вечность... В чем же смысл этого бытия? Зачем судьба давала тебе столько трудностей, лишений? Ради чего все эти испытания на прочность, напряженная работа?
Ведь по сути, если разобраться, все, над чем ты ежедневно трудился, на что тратил нервы и силы, чему отдавал себя целиком, оказалось результатом одномоментным. Значит годы растрачены на мгновения, которые когда-то считал важными, но если посмотреть на них с высоты прожитых лет они выглядят абсолютно никчемными и бессмысленными. И для чего такие сложности определяют человеку судьба? Копошится он всю жизнь, как червяк... Толку-то от этого?
Нет, конечно, можно найти себе много оправданий, что, мол, жизнь все-таки прожита не зря. Но если сам по себе возникает вопрос ради чего же ты жил?!, ясно,
что подсознательно человека что-то тревожит, что-то волнует, словно он чего-то не успел сделать, завершить... Но что именно?
В который раз Григорий перебирал свои воспоминания. Он вырастил хороших детей, которые, в свою очередь, родили славных внуков. Как говорится, и дом был построен, и сад посажен. И все же оставалось какое-то необъяснимое волнение... Оно будоражило не в плане бытия, а на каком-то уровне внутреннего осознания.
Иногда Григорий чувствовал, что близок к разгадке, а иногда ему казалось, что эта тайна откроется только перед смертью. Он боялся не самой смерти как таковой. На фронте война научила преодолевать страх перед гибелью.
Но он боялся последующей неизвестности, боялся, что в тот момент осмысление прожитой жизни окажется слишком поздним, чтобы что-то исправить или изменить.
В последние годы Григорий довольно часто размышлял об этом. Времени у него было предостаточно. Некуда спешить, лететь сломя голову.
Он уже давно не был связан обязательствами перед обществом, коллективом и семьей. Тело было дряхлым и не требовало былых забот. Так что все, что ему осталось, это подводить итоги прожитых лет.
И Григорий вновь погружался в свои думы один-одинешенек.
Старческое одиночество это, пожалуй, единственное испытание, к которому трудно привыкнуть. Оно убивало своей окружающей тишиной, безысходностью, какой-то тотальной подавленностью. Заставляло чувствовать горечь утрат, бессмысленность существования. Оно угнетало и порождало страх, что тебя все забудут, ощущение, что ты никчемная, ветхая вещь, заброшенная на пыльный чердак.
Григорий не предполагал, что старость будет вызывать такое неприятное чувство, будто тебя за ненадобностью списали с корабля на необитаемый остров. Вокруг бурлит целый океан жизни, но ты уже лишь сторонний наблюдатель этой волнующей стихии. Память о проведенных в ней днях не дает покоя.
Душа рвется назад, да вот тело-лодка слишком изношенная да дырявая. И нет сил ее починить, нет возможности построить новую...
Человек боится одиночества всю свою сознательную жизнь и в итоге получает его как неизбежное обстоятельство. Кому нужна старая материя? Да никому, в том числе и самому себе.
Ведь тебе так же, как и раньше, хочется жить и наслаждаться всеми прелестями мира. Но старость лишает многих удовольствий. Ее звенящая окружающая тишина заставляет человека задуматься о смысле своего существования.
Она многократно усиливает то внутреннее состояние и мысли, которые преобладали в течение всей жизни.
Григорий не было в чем упрекнуть себя. Он всегда следовал законам своей Совести.
Это был главный критерий всех его поступков, жизненных решений. Он жил для людей и ради людей. И люди отвечали ему своей любовью и уважением. У Григория было много приятелей.
Но вот близких друзей, с кем можно поделиться всем, что наболело в душе, к сожалению, уже не было в живых. Жена умерла. Дети жили далеко со своими семьями.
Он не хотел обременять их своей старостью и тем более своими переживаниями. Вот и получалось, что под конец жизни не с кем даже думами поделиться.
А ведь именно сейчас, как никогда, хотелось услышать теплые, ласкающие душу слова, почувствовать рядом родственную душу, развеять свой страх перед той неизвестностью, которая ожидала его за неизбежной чертой бытия.
Старик сидел на берегу, слегка сгорбившись от навалившихся на него мыслей. Рыба по-прежнему не клевала.
Он машинально вытащил удочку из воды, проверил наживку, поправил поплавок и вновь закинул ее в реку.
Э-хе-хе, вздохнул старик, помяв свою затекшую шею.
Шрам на лице, тянувшийся от правого уха до нижней челюсти, слегка заныл. Старик несколько удивился и в то же время насторожился.
Это всегда происходило в самые важные минуты его жизни. Такой чудной внутренний звоночек да еще красновато-розовое пятно в районе верхнего шейного позвонка появились у него во время войны, после одного самого загадочного случая в его судьбе.
Это случилось осенью 1942 года. После очередной атаки немцев красноармейцы отдыхали, устроившись кто где.
Григорий вместе со своим другом Колей Веперским лежали в блиндаже. На улице моросил дождь. Гитлеровцы время от времени обстреливали позиции русских.
То тут то там раздавались взрывы, слышались редкие автоматные очереди. Молоденькое пополнение вздрагивало, озираясь по сторонам.
Бывалые же бойцы относились к этому более спокойно, пытаясь хоть чуть-чуть подремать, экономя силы.
В блиндаж вошел солдат, парень лет тридцати, и громко произнес своим необычно мелодичным голосом:
Тимонников, Веперский, срочно к командиру!
Григорий мельком взглянул на солдата. Очевидно новобранец, поскольку одет в новенькую форму. Их взгляды неожиданно пересеклись. Григория даже как-то пробрало такой необычно сильный и в то же время родной и добрый был взгляд у этого парня.
Его ясные глаза светились какой-то необыкновенной внутренней силой и чистотой. Ничего подобного за всю свою прожитую жизнь Григорий не встречал ни раньше ни позже.
Невдалеке прогремел очередной взрыв. Григорий с другом быстро накинули плащ-палатки, взяли оружие, вышли из блиндажа и стали продвигаться по окопу.
Сапоги утопали в жиже грязи. Хлестал усилившийся дождь.
Дул пронизывающий ветер.
Первым шел Веперский, за ним Григорий, а замыкающим был тот незнакомый солдат. И только они стали заходить за первый поворот окопа, который находился буквально в десяти метрах от блиндажа, как послышался нарастающий свист летевшего в их сторону снаряда. Григорий, как бывалый фронтовик, моментально сориентировался. Судя по всему, снаряд должен разорваться где-то совсем рядом. Времени почти не было.
Резко развернувшись, он хотел повалить того парня на землю. Григорий крикнул Ложись!, но его рука прорезала пустоту.
В этот момент произошел взрыв.
Снаряд попал в блиндаж. Григорий увидел, точно при замедленной съемке, как разлетаются бревна, куски грязи, какие-то предметы... И тут из-под его ног внезапно вылетел неизвестно откуда взявшийся белоснежный голубь. Да так близко, что ослепительно голубовато-белое крыло даже задело лицо Григория.
Он почувствовал, как закружилась голова, и стал падать, словно опускаясь в мягкую перину. Все было как в тумане. Он видел наклонившихся над ним сослуживцев и санитара. Его тормошили.
Кто-то где-то вдалеке кричал: Контузия. Потом его куда-то понесли. А он все думал о том парне, который позвал их к командиру.
Жив ли он? Успел ли спастись?
Лучистые голубые глаза стояли перед его взором так же живо, как он видел их тогда, в блиндаже, на короткий, но столь памятный миг...
