СЛОВО ПОЛУЧАЕТ ПЕРВЫЕ ПРИЛАГАТЕЛЬНЫЕ
На другой день опять стоял Иоанн и двое из учеников его. И, увидев идущего Иисуса, сказал: вот агнец божий.
Услышав от него сии слова, оба ученика пошли за Иисусом. Иоанн, глава 1, стихи 35-37. Пока Христос, попустительствуя дьяволу, разрешал ему таскать себя то на верхотуру храма, то на макушку горы, Иоанн продолжал горланить пуще прежнего, оглашая своими воплями мирные берега Иордана. Мало-помалу в Иерусалиме пошли толки о том, что в Вифании появился некий чудак, который кропит людей водою и окунает их в реку, и что об одном из окрещенных таким манером людей Иоанн говорил: Сей был тот, о котором я сказал, что идущий за мною стал впереди меня, потому что был прежде меня (Иоанн, глава 1, стих 15). Узнав об этом, некоторые члены синедриона, высшего совета иудейского духовенства, забеспокоились и подумали: а должно ли позволять этому Иоанну Крестителю продолжать свои религиозные чудачества?
Уж не является ли он опасным конкурентом, помышляющим о создании нового культа? Или, быть может, к нему следует отнестись просто как к одному из многих помешанных, чье безумие не представляет ни малейшей опасности?
Чтобы действовать наверняка, синедрион уполномочил нескольких своих членов отправиться к Крестителю и дипломатично все у него выведать. Представители, выбранные для этой миссии, были из секты фарисеев, которые у иудеев занимали примерно такое же положение, как иезуиты у католиков. Фарисеи составляли своего рода религиозное общество; члены его вели светский образ жизни и пользовались большим уважением; они занимались политикой, лечили все болезни заклинаниями и больше всего стремились к господству над своими согражданами и единоверцами.
Короче говоря, это были честолюбивые интриганы. Делегаты отправились в Вифанию. - Кто ты есть? - обратились они к Крестителю. - Не мессия ли ты, которого мы ожидаем? - Ни в коем случае! - ответил Иоанн, - Я мессия? О нет, никак нет. - Уж не Илия ли ты, который исчез несколько сот лет тому назад и теперь снова вернулся на землю? - Нет, я не Илия. - Но ты пророк, по крайней мере? - Ни капельки. - Так кто же ты, в конце-то концов? - Я глас вопиющего в пустыне: исправьте путь к господу! Фарисеям стало ясно, с кем они имеют дело. Однако один из них, считавший, что Иоанн не вправе купать своих посетителей, задал ему еще такой вопрос: - Какого же рожна ты крестишь, если ты не мессия, не Илия и не пророк?
Уклоняясь от прямого ответа, Иоанн ответил: - Ну какое вам дело до того, что я крещу? Я крещу в воде, но стоит среди вас некто, которого вы не знаете: он-то и есть идущий за мною, но который стал впереди меня; и вот ему, который среди вас, я не достоин развязать ремень у обуви его!
Весь этот бред приведен в Евангелии от Иоанна (глава 1, стихи 26-27). Фарисеи были удовлетворены. Комплимент, содержавшийся в последней фразе Крестителя, каждый из них мог принять на свой счет. Они возвратились в Иерусалим и доложили синедриону о результатах своего расследования. Мнение их, вероятно, было таково: - Мы видели Крестителя, друзья!
Ну и дурень! Право же, не часто услышишь, чтобы даже сумасшедший нес такую околесицу! Мы не касаемся того, насколько он опасен. Если его устраивает сидеть в пустыне и драть там глотку, то пусть себе сидит на здоровье!
Котелок у него не варит - вот в чем все дело. На другой день после визита фарисеев Иисус, который сошел с высокой горы, куда он позволил уволочь себя дьяволу, в свою очередь явился к Иоанну Крестителю. Едва только сын Захарии заметил своего родственника, он закричал: - Вот он! Вот агнец божий! Вот тот, кто принял на себя все грехи мира!
Присутствовавшие, не видя ни ягненка, ни барана, не обратили внимания на крики Иоанна. А он продолжал: - Я не знал его, не знал агнца божьего. Но он идет за мною, и он выше меня, потому что был прежде меня. - Ты уже об этом говорил, - заметил кто-то. - Ну и что же? Я опять скажу. И если вы спросите, почему я крещу в воде, то знайте: затем, чтобы этот агнец явлен был Израилю.
Вокруг Иоанна стала собираться толпа. Присутствие любопытных подзадоривало Крестителя, и он распалялся все больше. - Я видел святого духа, - кричал Иоанн, - я видел, видел его! С неба спустился голубь, уселся на агнца и остался на нем. Готов поклясться чем угодно, я не знал его.
Но тот, кто послал меня крестить, сказал мне: На кого увидишь духа сходящего и пребывающего на нем, тот есть крестящий духом святым (Иоанн, глава 1, стихи 29-34). Никому и в голову не пришло, что Иоанн имеет в виду Иисуса, и публика стала расходиться, на все лады толкуя безумие Крестителя. На другой день Иоанн Креститель снова был на том же месте с двумя галилейскими рыбаками: Андреем и Иоанном, сыном Зеведеевым.
Последний был совсем молоденький парнишка с длинными белокурыми волосами - ну просто красавчик! Мимо прошел Иисус. На этот раз Креститель пальцем показал на сына Марии и вновь завел свою шарманку: - Обратите внимание на этого светлого шатена. Это и есть агнец божий, о котором я все время толкую. Иоанн и Андрей оставили Крестителя и последовали за Иисусом.
Иисус обернулся и, увидя, что они идут за ним по пятам, спросил их: - Что вы ищете? Они ответили ему: - Скажите нам только, где вы живете. - Ну, если так, тогда пошли со мной, - сказал Иисус. Он привел их в заброшенную хижину и, когда они вошли, плотно закрыл дверь. Было четыре часа пополудни. Что происходило в хижине - об этом в евангелии ничего не говорится.
О чем беседовало Слово со своими первыми двумя прилагательными, остается тайной. Как бы там ни было, Андрей и красавчик Иоанн были очарованы своим новым знакомым. Андрей рассказал о нем своему брату Симону, тоже рыбаку, и привел его к Иисусу.
Иисус обратился к Симону с такими словами: - Ты Симон, не правда ли? Так вот, с сегодняшнего дня я тебя переименовываю, и будешь ты зваться Петром, что значит камень.
Симон согласился, чтобы его называли Камнем. На другой день все там же, на берегу Иордана, Иисус повстречал четвертого галилеянина, по имени Филипп. Он был родом из Вифсаиды, из того же города, что и Андрей и Симон-Петр. - Иди за мной, - сказал ему Иисус. - Кто меня любит, идет за мной. Филипп пошел за Иисусом.
Наконец, по настоянию Филиппа, к этой маленькой компании присоединился еще и некий Нафанаил, сын Толмая (Бар-Толмей), названный по сему случаю Варфоломеем. Когда его представили Иисусу, мессия сказал: - Вот уж, право слово, настоящий иудей! Мне нравится этот хлопец! - Послушай, откуда ты меня знаешь? - поинтересовался Варфоломей. - Я тебя видел. - Когда же это было? - Прежде, чем назвал тебя Филипп. - И где? - Как где?
Под смоковницей (Иоанн, глава 1, стихи 48-50). - Вот так здорово! - воскликнул Варфоломей. - Ты и впрямь молодчина! Готов поручиться, что ты сын божий, царь Иудеи.
Иисус продолжал: - Тебя это удивляет, милейший? Ты поверил, потому что я сказал, что видел тебя под смоковницей. Но это все пустяки: дай только время, и ты еще не такое увидишь! - Что же такое я могу увидеть? - заинтересовался Варфоломей.
Остальные ученики тоже вопрошающе смотрели на Христа. - Ты увидишь... вы увидите небо отверстым и ангелов божьих, восходящих и нисходящих ко мне (Иоанн, глава 1, стихи 50-51). В предвкушении такого изумительного зрелища ученики заплясали от радости.
Так Иисус составил первоначальное ядро апостолов. В него вошли: Андрей, Иоанн, Симон-Петр, Варфоломей и Филипп.
Слово было дополнено пятью прилагательными - учениками, которые в свою очередь привлекли к нему новых приверженцев. Глава 19.
О ТОМ. КАК БОГ ЯВИЛСЯ НА СВАДЬБУ.
Так положил Иисус начало чудесам в Кане Галилейской и явил славу свою; и уверовали в него ученики его. Иоанн, глава 2, стих 11.
С этой небольшой компанией из пяти учеников Христос отправился в путь. Сперва они подались в сторону Назарета. Ни экипажа, ни лошадей у них не было, так что, переночевав одну ночь в Сихеме, а вторую - в Эль-Ганииме, они пешком пересекли Эсдрелонскую равнину и кое-как добрались до безвестного городишки, где проживала семья Иисуса. У наших странников - об этом не следует забывать - в кармане не было ни гроша: все шестеро побросали свои хибары и не слишком доходные, но зато вполне честные ремесла и отныне решили жить за счет сердобольных дураков. Они, без сомнения, налагали контрибуцию на попадавшиеся им по дороге курятники и фруктовые сады, так что во время походных трапез у них всегда было что-нибудь и на десерт.
Кроме того, они рассчитывали на некоторую поддержку со стороны назаретских друзей, но, когда они туда явились, родственников Иисуса не оказалось дома: они были на свадьбе неподалеку. - Превосходно, - сказал Иисус, - пойдем и мы на свадьбу. И они отправились в Кану, расположенную всего в каких-нибудь четырех километрах от Назарета, где скромные ремесленники выдавали замуж свою дочь. В Иудее свадьба считалась большим событием, так что даже в бедных семьях она праздновалась весьма торжественно и пышно. Когда появился Иисус в сопровождении пяти спутников, торжество было уже в полном разгаре. Все необходимые обряды были уже совершены, и дело шло к свадебному пиру.
Наши скитальцы прибыли весьма кстати: им представился удобный случай как следует выпить и закусить на дармовщинку, тем более что иногда свадебный пир продолжался несколько дней подряд. Недолго думая, они нырнули в толпу гостей как раз в тот момент, когда прибыл свадебный кортеж во главе с молодоженами. Была среда, день бракосочетания девиц; вдовы, вступавшие в брак вторично, венчались по четвергам.
Церемония происходила следующим образом. К торжественному дню невеста готовилась очень тщательно. Во-первых, накануне она принимала ванну, причем ванну ароматическую, - нередко это было для нее в диковинку.
Затем она надевала все свои безделушки и украшения, в том числе хитро застегивающийся пояс, снять который имел право только будущий супруг. К наконец, она венчала прическу миртовым венком и с ног до головы закутывалась огромной вуалью. Разодетая таким образом невеста ожидала приезда жениха.
При ней находилось десять молодых девушек, которые должны были сопровождать ее и освещать путь фонарями. Поздно вечером - обычно для этой церемонии выбиралась теплая ясная ночь, что в условиях малоазиатского климата не трудно было сделать, - раздавался крик: Жених, жених приехал! Встречайте жениха! Во главе процессии шествовали певцы, голоса их смешивались со звуками флейт и тамбуринов. За ними следовал жених.
На нем был парадный костюм, на голове золоченый тюрбан, украшенный гирляндами из роз и мирта. Шествовавшие рядом с женихом десять его друзей держали в руках пальмовые ветви.
Далее следовали родственники жениха с зажженными факелами, и все местные барышни приветствовали их, обмениваясь мнениями: - Послушай-ка, сегодня Елеазар женится! - И уж конечно на маленькой Ноэми? - На ней самой, на дочке папаши Самуила... Они познакомились на балу у толстой Ревекки, в лесу Кикайон... - Как она выглядит, эта Ноэми? Она так закуталась в свою вуаль, что и не разглядишь: даже нос спрятала!.. - Эдакая рыженькая, ни то ни се, а рот такой, словно собралась луну проглотить... Девчонка, видать, разбитная! - Говорят, она обожает своего нареченного...
Недельку тому назад их застукали в овраге. - А этот плут Елеазар - на седьмом небе! Гляди, как он сияет от счастья!
По окончании процессии жених в сопровождении своих друзей направлялся к девушке и, взяв ее за руку, вел к дому. На пороге будущий тесть вручал ему плоский широкий камень, на котором была указана сумма приданого, разумеется, когда оно было. Затем кортеж направлялся к месту свадебного пиршества.
Я уже сказал, что свадьба продолжалась несколько дней. За завтраками следовали обеды, за обедами - ужины; наедались до того, что лопались животы, а в промежутках между трапезами развлекались игрой в шарады и в другие умственные игры. Все происходило именно так, как я рассказываю, - тут нет никакого вымысла. Целая неделя, а то и две проходили в сплошных увеселениях (Тобий, глава 8, 23). И вот, чтобы несколько охладить разгулявшихся гостей и внушить им более серьезные мысли, существовал такой обычай: время от времени жених и невеста бросали свои бокалы на пол и разбивали их вдребезги.
Кроме того, временами все гости покрывали себе головы салфетками или уголком скатерти и поднимали при этом страшный крик, Как уже было сказано, наши блюдолизы поспели к самому началу пиршества. Они без зазрения совести примазались к гостям, а хозяин дома, не желая конфузить их и нарушать общего веселья, сделал вид, что ничего не видит. Мария попыталась, было сделать Иисусу родительское внушение, но тот, отличавшийся сыновьим почтением отнюдь не более, чем благовоспитанностью, довольно дерзко оборвал ее: - Женщина, что между мной и тобой общего? Евангелие от Иоанна (глава 2, стих 4) приводит эти грубые слова с такою невозмутимостью, как будто это самый обычный и естественный ответ сына своей мамаше.
Заметьте кстати: слова эти изобличают Иисуса не только как грубияна, но и как воплощение невежества. Будь то Иосиф, ему Иисус, строго говоря, мог бы еще сказать: Между нами нет ничего общего.
Но ляпнуть такое родной матери?! Вот уж действительно образец глупости и хамства! Я спрашиваю у всех отцов и матерей: не заслуживала ли подобная выходка крепкого подзатыльника? Оправдать Иисуса может только одно обстоятельство: вероятно, перед тем как войти в зал, он хватил лишку и от этого у него зашумело в голове. Однако не все ли равно?
Как и у большинства матерей, у Марии были слабости: она лишь обернулась к хозяину и слугам и сказала: - Ладно, не мешайте ему, пусть делает что хочет. И вот вся святая компания уселась за общий стол. Андрей, Симон, Иоанн, Филипп и Варфоломей, которых никто раньше и в глаза не видел и которые не получили никаких приглашений, без лишних церемоний заняли самые почетные места.
Ясно, что такая публика живо опорожнила все бутылки, и через некоторое время гости стали требовать еще вина. Иисуса - ему тоже хотелось промочить горло - так и подмывало нажать на все педали всемогущества. Он решил пустить в ход свою божественную силу и сотворить чудо.
В зале, где происходил пир, было шесть каменных сосудов, к концу пиршества их наполняли водой, чтобы гости могли вымыть руки. Христос подозвал к себе слуг и сказал им: - Наполните сосуды водою. Слуги наполнили сосуды до краев. - А теперь почерпните из них и обнесите гостей.
Слуги сделали, как он велел. И-о чудо! - вода превратилась в вино, да еще какое! Отец невесты ненароком подумал, что это зять его приготовил гостям такой сюрприз, и обратился к своему новому родственнику: - Я восхищаюсь вами! Вы поступаете не так, как другие! Обычно сперва подают хорошее вино, а потом, когда гости захмелеют, им подсовывают всякую дрянь, считая, что теперь они все проглотят.
Вы же, наоборот, сначала угостили нас хорошим вином, а теперь предлагаете еще лучшее. Это похвально, друг мой, очень похвально!
Вы заслужили мое уважение (Иоанн, глава 2, стих 10). Но молодожен-то отлично знал, сколько у него было бутылок; он не мог не воздать должное странствующему плотнику: внезапно превратив самую обыкновенную воду в превосходнейшее вино, тот сполна расплатился и за себя и за своих друзей, без приглашения явившихся на праздник.
Таким образом, Иисус, на которого поначалу смотрели довольно косо, сразу же стал героем празднества. Благодаря Иисусу лучшие вина текли рекой. Все изрядно напились и разошлись по домам сильно навеселе.
Итак, первым своим чудом Христос оказал покровительство не кому иному, как пьяницам. Глава 20.
СКАНДАЛ В ИЕРУСАЛИМСКОМ ХРАМЕ.
Приближалась пасха иудейская, и Иисус пришел в Иерусалим; и нашел, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. Иоанн, глава 2, стихи 13-15.
Можете себе представить, сколько шума рассказ об этом чуде наделал в Назарете. Однако земляки Иисуса не очень-то верили в его чудодейственную силу. - Вы слыхали, - говорили назаретяне, встретившись друг с другом на другой день после свадьбы в Кане, - вы слыхали, про Иисуса, сына плотника? - Ну?
Какой еще номер он выкинул? - Вчера он ни с того ни с сего заявился на свадьбу к Елеазару... - Я нисколько не удивляюсь, при его-то нахальстве!.. - Но это не все: он еще привел с собой пятерых приятелей. Неизвестно, где он с ними познакомился; он называет их своими учениками... - Ну, а дальше? - Они пили, не зная удержу, а когда все было выпито, плотник сам изготовил вино... - Изготовил вино?! Из чего же? - Из воды. - Ну, понятно: подкрасил чем-нибудь воду, как это делают все мелкие торговцы. - Да нет же, кроме чистой воды, у него, говорят, ничего не было... - Почем вы знаете? Вы что, были на свадьбе? - Сам я не был, но мне об этом рассказал Набей, а Набей узнал от Мафусаила, тот узнал от Иосиаса, Иосиас же узнал от Гедеона, которому обо всем сообщил его кузен Гиркан. - О-о-о!
Так ведь этот Гиркан приходится дядей невесте, рыжей Ноэми? - Совершенно верно. - Но ему же нельзя верить! Это же отчаянный пьянчужка. Он, наверно, как всегда, нализался, а уж после этого плотник мог его убедить в чем угодно! - А что ты думаешь, вполне возможно! Впрочем, все там были хороши... - Что и говорить!
Этот Иисус просто посмеялся над ними, и только! Это чудо - обычное мошенничество в его духе. Действительно, если чудо в Кане привело в движение все назаретские языки, то немало нашлось людей, которых оно заставило недоуменно пожимать плечами. Это с очевидностью явствует из евангелия.
Иоанн, один из учеников Христовых, присутствовавший на свадьбе, не может скрыть досады всякий раз, когда ему приходится говорить о назаретянах. Так, он пишет: Из Назарета может ли быть что доброе? (Иоанн, глава 1, стих 46).
Такого же мнения придерживался и Варфоломей. Вывод: если не считать гостей, бывших на свадьбе, но, увы, не потрудившихся передать своих впечатлений потомкам, да еще Иоанна, то знаменитый трюк с превращением воды в вино ни у кого не вызывает доверия. Иисус быстро сообразил, что в Назарете он со своим репертуаром успеха не добьется, и поспешил из этого города, где его знали как облупленного. Он отправился на берега Геннисаретского озера: там и природа была живописнее, и люди попроще.
Кроме того, вокруг озера было разбросано множество загородных вилл, в которых весьма весело проводили время галилейские красотки, а наш озорник Иисус не чурался общества молодых и хорошеньких грешниц. Особенно славились такими красотками прибрежные города Капернаум, Магдала и Тивериада. И наконец, сами берега Геннисаретского озера были как нельзя более удобны для Иисусовых проповедей. Христу достаточно было для этого забраться в лодку и, обращаясь оттуда к собравшимся на берегу зевакам, нести любую околесицу.
При появлении тогдашних полицейских он тотчас снимался с якоря и на всех парусах устремлялся к противоположному берегу. Первую остановку Христос сделал в курортном городе Капернауме, но тут он задержался ненадолго.
Решив, что история в Кане уже забыта, Иисус надумал объявиться на сей раз в самом Иерусалиме. Было это на пасху; караваны со всех концов Галилеи потянулись к священному городу.
Иисус и пятеро его сотоварищей вместе с другими нищими, святошами и бродягами присоединились к одному из таких караванов. По приходе в Иерусалим Иисус первым делом подумал о том, что надо посетить храм. Народу в нем набилось видимо-невидимо.
Лучшего места обратить на себя внимание какой-нибудь скандальной выходкой и придумать было нельзя. А у Христа уже созрел кое-какой замысел. Храм в ту пору был переполнен торговцами, продававшими всевозможные предметы, необходимые для жертвоприношений. Во дворе, на площади, в прилегающих улицах и даже у самого входа в храм громоздилось все, что только могло понадобиться при богослужении. Подобно тому как в наши дни вокруг церквей и в притворах соборов к услугам святош устраиваются настоящие базары предметов благочестия, так и во времена Христа торговцы предлагали вниманию богомольцев предписываемые законом жертвы.
Теперь это разнообразный ассортимент свечей, образков, четок, всяких реликвий, листовок с текстом пламенных молитв, религиозной литературы и прочей чепухи, которую ловкие торгаши всучивают наивным людям, верящим в то, что им будут отпущены грехи. Тогда же это были голуби для жертвоприношений бедняков и стада быков и овец для жертвоприношений богачей.
Заклание ягненка совершалось только на пасху. Иудеи, жившие в отдаленных городах и приходившие в Иерусалим один раз в год, сберегали весь запас своего благочестия для этого великого религиозного праздника.
И уж тогда они одним махом исполняли обеты, накопившиеся за все двенадцать месяцев, и совершали разом все молитвы. С тех пор, как видите, мало что изменилось. Чтобы составить себе представление о том, что творилось на пасху вокруг Иерусалимского храма, достаточно побывать в парижском Пантеоне во время праздника в честь святой Женевьевы.
Это был самый настоящий базар, где было все, вплоть до менял - даже в них не ощущалось недостатка. По библейскому предписанию (Исход, глава 30, 11-16) каждый должен был платить священникам на выкуп за душу свою. Однако после римского завоевания иудейские деньги стали редкостью, и большинство паломников располагало лишь монетами с изображением цезаря.
Разумеется, такие деньги немыслимо было подносить господу богу. По сему случаю еврейские священники устроили при входе в храм меняльные конторы. Видать, тогдашние священники были не дураки! За право мены они взимали серебряную монету, которую прикарманивали без всякого зазрения совести.
И вот туда явился Иисус в сопровождении своей свиты. - Вот так штука! - пробормотал Симон-Петр, тараща глаза. - Да тут немало деньжат на столах! И подумать только, что у нас нет ни гроша. - А быков-то сколько, а баранов! - прибавил Андрей. - Да, кстати пришелся бы ягненочек на наш вертел! - размечтался Варфоломей. - Я охотно занялся бы парочкой голубей, - многозначительно произнес Иоанн. Шестеро бродяг переглянулись. - Внимание! - сказал Иисус, - И берегитесь давки! С этими словами он схватил связку веревок и словно одержимый бросился в самую гущу торговцев. Лихо орудуя ногами, он перевернул прилавки менял, так что их деньги со звоном покатились на землю.
В то же время он чем попало колошматил быков, баранов, овец и ягнят, которые с мычанием и блеянием пустились от него наутек. Что же до голубей, с которыми Иисус был в родстве по отцовской линии, то он ломал их клетки, крича во все горло: - Вон отсюда, бесстыжие торгаши! Вы оскверняете обитель молитв!
Вы превращаете ее в воровской притон! Тут началась потасовка. Если бы Иисусу пришлось отбиваться одному, ему бы здорово досталось, торговцы как следует намяли бы ему бока.
Один человек, как бы силен он ни был, не может противостоять в рукопашной схватке сотням разъяренных торговцев, окруженных сочувственно расположенной толпой. И напротив, шайке проходимцев, учинившей описанный в евангелии скандал, нетрудно было увеличить панику, ничем особенно не рискуя. Нет сомнения, что именно так все и произошло.
Иисус взял на себя труднейшую часть этого блистательного предприятия, а пятеро его друзей, поддержанные другими бродягами, с которыми они свели знакомство уже в Иерусалиме, помогали ему. Повод к такому скандалу был придуман недурно. Между нами говоря, это был всего лишь предлог. И вот почему я так думаю: Иисус был богом, с этим я не спорю; будучи богом, он обладал даром провидения, а обладая таким даром, он знал наперед, что христианские священники будут торговать предметами благочестия всюду в своих церквах, точно так же как это делали иудейские священники на пороге Иерусалимского храма. Являясь богом, Иисус жив и теперь, и он всемогущ - это не подлежит сомнению.
Живя, он наблюдает в нынешних христианских священниках ту же коммерческую жилку, что и в иудейских священниках тех времен. И если всемогущий Иисус тем не менее не повергает в прах продавцов четок и ладана, наводняющих своим товаром притворы церквей, следовательно, он считает, что торговля не оскверняет его священного дома. Имея в виду божественность Иисуса, его провидение, его вечность и его всемогущество, следует с несомненностью заключить, что сын голубя просто-напросто разыграл комедию, выставив из Иерусалимского храма торговцев под тем предлогом, что в священном месте якобы не следует торговать предметами благочестия.
Все дело заключается в том, что Иисус хотел снискать себе известность в столице Иудеи, а заодно и добыть денег и съестного для своих учеников. Когда ошеломленная толпа несколько оправилась от удивления, некоторые обратились к бесноватому бродяге с вопросом, зачем он так поступил. - Зачем?! - гордо ответил Христос, - Разве я обязан отчитываться перед вами? Я же мессия, черт подери! - Мессия? - изумились люди. - А как ты можешь это доказать? - Да очень просто: стоит вам разрушить сей храм, и я берусь воздвигнуть его в три дня. - Вот так здорово! - вскричали иудеи. - Храм этот строился сорок шесть лет, а ты можешь воздвигнув его за три дня? За кого ты нас принимаешь? (Иоанн, глава 2, стихи 18-20). - Я от своих слов не отказываюсь, - ответил Иисус. - Кто желает заключить пари? На этот раз слова Христа были встречены гробовым молчанием.
Слово восторжествовало, и для этого ему даже не потребовалось творить чудо. Надо полагать, что ради удовольствия поспорить никто из присутствующих не стал бы разрушать священный храм.
К тому же у них не было при себе необходимых инструментов. И наконец, уничтожение общественных зданий каралось законом.
Что же касается менял и торговцев баранами, то у них были заботы посерьезней, чем выяснять, чего стоило хвастовство нашего героя: одни подбирали свои монеты, другие пустились вдогонку за разбежавшейся скотиной. Воспользовавшись замешательством, вызванным его невероятным гонором, Иисус скрылся в толпе и присоединился к своим ученикам, которые, надо думать, зря времени не теряли.
Глава 21. Никодим. Между фарисеями был некто, именем Никодим, один из начальников иудейских. Он пришел к Иисусу ночью, и сказал ему: равви! мы знаем, что ты учитель, пришедший от бога; ибо таких чудес, какие ты творишь, никто не может творить, если не будет с ним бог.
Иоанн, глава 3, стихи 1-2. Вы, вероятно, помните о посольстве фарисеев, которое синедрион направил к Иоанну Крестителю. Вы помните, что делегаты возвратились в Иерусалим с твердым убеждением, что пожиратель саранчи с берегов Иордана не в своем рассудке.
Так вот, в интересах истины я должен признать, что один из фарисеев мучился сомнениями. Он никому ничего не говорил, но, вернувшись вечером домой, поставил перед собою целый ряд вопросов. - Кто он, этот Иоанн?
Обыкновенный сумасшедший? Или на нем действительно благодать божья? Может быть, это шут гороховый, который плетет всякий вздор?
А возможно, он всамделишный пророк? Но он это отрицает, отрицает и то, что он Илия.
Он выливает ушаты воды на головы людей и объявляет о приходе господина, у обуви которого он, по его словам, недостоин развязать ремень. Пришел ли уже этот господин?
Придет он или не придет? Можно ли верить этому Иоанну или нельзя? Следует ли мне доложить куда надо, чтобы этого молодчика засадили в дом для умалишенных? Или же я должен отправиться к нему и пасть перед ним, умоляя окропить мой затылок иорданской водицей?
Наш фарисей был в полнейшей растерянности. Звали его Никодим. Имя его стало нарицательным: когда хотят кому-нибудь сказать, что он дурак, обычно говорят: Ну и Никодим же ты! С тех пор как Никодим увидел Иоанна Крестителя, он был словно на иголках. Он украдкой поглядывал на своего камердинера, на садовника, на повара и думал: - Что, если это мессия?
Он у меня в услужении, а я, быть может, недостоин даже развязать ремень у его обуви... Потом, внимательно присмотревшись к своему слуге, он думал про себя: Эх, Никодим, Никодим!
Ну зачем же мессия стал бы являться в такое время? Никогда еще вера в бога не процветала так, как теперь, никогда люди не были столь набожны. Ежегодно на праздник пасхи храм до отказа набит паломниками, стекающимися со всех концов Иудеи.
Нет, вера умирать и не собирается, значит, мессия придет позднее. Ночью, когда Никодим ложился в свою уютную постель, душу его опять начинали терзать сомнения, и он засыпал с мыслью об Иоанне Крестителе. С тех пор жизнь нерешительного сенатора стала невыносимой (между прочим, Никодим по совместительству был членом иудейского сената).
И вот, когда Иисус устроил в храме вышеописанную вакханалию, Никодим, прослышав об этом, был поражен и усмотрел в случившемся целый ряд совпадений с пророчеством Иоанна Крестителя. - Человек, опрокидывающий прилавки менял, - думал он, - разумеется, особенный человек, и не каждый отважится развязать ремень у его обуви. И он в который уже раз поставил перед собою следующий вопрос: может быть, это и есть мессия? Никодим решил на всякий случай справиться у самого Иисуса, уж не о нем ли возвещали пророки. Однако, хотя господину Никодиму не терпелось разрешить свои сомнения, он отнюдь не хотел себя компрометировать: он дождался ночи и только тогда отправился к Иисусу с визитом. Ему удалось - евангелие не указывает, каким образом, - обнаружить местожительство нашего бродяги, и он постучался в его дверь.
Считая себя дипломатом, Никодим не начал разговора с расспросов. У него был план все выведать у плотника, вызвав его самого на откровенность. Никодим поклонился Иисусу до земли и назвал его равви. У иудеев было два слова, оба начинавшихся на ра, причем одно выражало высшую степень почтения, а другое, наоборот, было самым сильным ругательством.
Слова эти - равви и рака. Назвать человека равви было равносильно величайшей похвале, назвать человека рака это было, пожалуй, хуже, чем публично отхлестать его по щекам. - Равви, - медоточивым голосом обратился к Иисусу Никодим, - мы все знаем, что вы учитель, пришедший от бога, чтобы учить нас. Весь Иерусалим в один голос прославляет чудеса, которые вы творите ко всеобщему нашему удовольствию. А раз вы творите чудеса, это значит, что с вами бог. Ну не восхитительна ли дипломатия лукавого сенатора?
К тому времени Иисус еще не сотворил в Иерусалиме ни одного чуда. Пока что в его активе значилась лишь история с претворением воды в вино в пьяной компании в Кане - ловко сработанный трюк, изрядно посмешивший неверующих назаретян. Во всяком случае, если этот фокус и был чудом, слухи о нем до столицы не дошли.
Никодим ничего о нем не знал, но, чтобы сразу же заручиться симпатией Христа, он считал, что для начала будет неплохо, если он ему тонко польстит. Однако Никодим имел дело с сильным противником. Иисус подбоченился и ответил: - Вы очень милы. Но я знаю, зачем вы пришли сюда: вам хочется получить точные сведения о моей миссии.
Однако, друг мой, чтобы узреть царство божье, сначала надо взять на себя труд родиться сызнова. Ответ, как видите, довольно туманный. Никодим пребывал в полнейшем недоумении. - Прошу прощения, - сказал он, - но я не вполне уясняю смысл ваших слов. Как это человек может родиться, если он уже стар? Неужели он может вернуться в материнскую утробу, чтобы появиться на свет второй раз?
Иисуса разбирал смех. Ну и простофиля! - думал он. - Намеков, не понимает!
Так уж и быть, придется ему помочь. И он сказал: - Истинно, истинно говорю вам, милейший Никодим, если кто не родится вновь от воды и духа, тот не может войти в царство божье. - От воды?.. - Разумеется, от воды и духа. - Как же это понять? - В том-то все и дело: вас не окунал в воду мой кузен Иоанн, голубь не дул на вашу лысину.
Потому вы ни бельмеса не смыслите. Рожденное от плоти есть плоть, а рожденное от духа есть дух. Никодим вытаращил глаза. Иисус продолжал: - Не удивляйтесь тому, что я рассказываю. Все это очень серьезно.
Я повторяю, что вам надобно родиться вновь. Голубь дует, куда ему заблагорассудится, и вы слышите его голос, но вам неведомо, откуда он приходит и куда уходит. Так бывает со всяким, кто родился от голубя. - Что за черт! - воскликнул Никодим. - Никак не уразумею, что вы мне тут нарассказали; видать, не моего ума это дело. Ну, взять хотя бы голубя, который дует и от которого рождаются люди; или, к примеру, ванна, которую необходимо принять у вашего кузена Иоанна, чтобы родиться второй раз, - как все это возможно?
Тут уж Иисус сделал удивленный вид и сказал: - Ай-ай-ай! Вы, такой искушенный богослов, член синедриона, и не можете понять, на что я намекаю. Странно, очень странно!.. - Но я действительно не понимаю! - Истинно, истинно говорю вам, я не утверждаю того, чего не знаю и чего не в силах доказать. То, о чем я говорю, я видел, а вы стоите разинув рот, будто я сказки рассказываю.
Но если вы не верите мне, когда я говорю о воде и духе, то есть о земном, как же вы мне поверите, когда я буду говорить вам о небесном? Ведь никто не восходил на небо, как только сошедший с небес сын человеческий, сущий на небесах. И как Моисей вознес медного змия в пустыне... Вы меня слушаете? - Слушаю, давайте дальше! - Ну вот... так должно вознесену быть сыну человеческому... - Но какая тут связь?.. - Дабы всякий верующий в него не погиб, но имел жизнь вечную. Видите ли, любезный друг, бог так возлюбил мир, что отдал сына своего единородного.
Вы удивляетесь? Однако это так. Ибо не послал бог сына своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез него. Все это я объясняю вам для того, чтобы вы знали, что сын божий - это... это некто, о ком вы и не догадываетесь!..
Этот разговор полностью приводится в Евангелии от Иоанна, глава 3, стихи 1-17. Заметьте, дорогой читатель, что я воздерживаюсь от комментариев, ибо вовсе не хочу, чтобы с вами приключилось то же, что приключилось с Никодимом, когда он вышел от господа. Бедный сенатор был повержен в пучину недоумений. Сначала его интриговал Иоанн Креститель, а теперь ему заморочил голову сын Марии. Между тем по части хвастовства Креститель и в подметки не годился своему кузену.
Нигде в евангелии мы не находим указания на то, что Иоанн Предтеча был хоть сколько-нибудь красноречив. Иисус же - совсем другое дело.
Правда, речам его зачастую не хватало смысла, но зато он мог часами тараторить без умолку: для него это не составляло ни малейшего труда. Когда господь говорил глупости, он на них не скупился. У бедняги Никодима в течение нескольких дней голова ломилась от бессвязных фраз, которые ему намолола эта божественная мельница.
Когда он пришел к себе домой, в ушах у него стоял звон, ему казалось, что он все еще слышит нескончаемое гудение. Словом, он задумал тонкий маневр, но потерпел неудачу. Домой он вернулся дурак дураком, как и прежде, и с еще большим упорством спрашивал себя: - Мессия это или не мессия? Уж не Иоанн ли это Креститель? Или Иисус?
А может быть, просто никто? В своем ли рассудке Иоанн? Возможно, Иисус смеялся надо мной?
Как бы мне родиться снова? Сказать ли моим коллегам по синедриону, что скоро придет сын человеческий? Или лучше сказать им, чтобы ни о чем не беспокоились и поменьше прислушивались к болтовне всяких шутов?
А что, если доложить обо всем Ироду? Впрочем, может быть, подождать, пока я не почувствую на своей лысине дыхание голубя?
Глава 22.
