Учения и ритуалы, о которых шла речь в предыдущем разделе, дают общее представление о том, что в большей или меньшей степени присуще всем школам «алмазной колесницы», хотя, разумеется, в частностях имеются и различия. Те же учения и ритуалы, что мы будем рассматривать далее, напротив, принадлежат лишь одной из ветвей буддийской эзотерики, а представители «чистого» тантризма отвергают их как ложные и пагубные.
Главная их черта состоит в том, что они включают сексуальное в сферу религиозной мысли, а потому каждому верующему, как и каждому божеству пантеона, ставят в соответствие его женскую ипостась: с нею он, соединяясь в любовном наслаждении, вкушает блаженство лишенного всякой двойственности всеобъемлющего единства.
Издавна ваджраяна учила о последнем всеобъемлющем единстве как основании всего существующего. На этом же неколебимо прочно стоит и новая эзотерика. Однако при этом она пытается продвинуться к новому пониманию абсолюта.
Этот абсолют — нечто, по определению превышающее все определения, то, что лежит по ту сторону всякого противопоставления субъекта и объекта и реализуется на высшей ступени медитации, окончательно растворяющей человеческое «я». Абсолют этот — неизреченное единое — в душе ощущается как тождество (самата), когда в «общем наслаждении» (сама-раса) мужчина и женщина «теряют сознание того, что вне и что внутри», как за тысячу лет до возникновения ваджраяны учила «Брихадараньяка-упанишада».
Если абсолют в своей сущности должен мыслиться как соединение мужского и женского принципов, то весь мир явлений — как поле взаимодействия этих принципов. Вселенная в своей целостности воплощает полярность двух сил, каждая из которых сама по себе есть только одна из половин последней предельной действительности: слияние в высшем единстве делает осязаемо воплощенным ens realissimum. Согласно главному тезису ваджраяны, вселенский будда во всем, что есть, раскрывается как непрерывно действующий принцип спасения; две составляющие его силы определяются как «трансцендентное познание» (праджня), которое есть материнское чрево просветления и превращения в будду, и как активный промысел будды (упая), в страсти, направленной к спасению всех, раскрывающий врата просветления и путь приобщения к учению. Отсюда уже может быть выведена догматика, находящая воплощение дуализма мужского и женского начал во всем, что ни есть в мире. Три сокровища буддизма (триратна) также трактуются в этом смысле.
Будда есть мужское начало (упая), учение (дхарма) — женское, мудрость; община последователей будды (сангха) представляет собою как бы потомство высокой супружеской четы. Все мужчины суть будды, все женщины — праджни.
Махаяна признавала три «тела» будды. (…) Теперь добавляется еще один модус бытия будды, махасукха-кая, «тело великого наслаждения»; пребывая в этом теле, будда, в объятиях шакти, воплощает сознание своей трансцендентной всеобъемлющей личностности. Четыре «кая» сравниваются далее, на основании известной теории веданты, с четырьмя состояниями духа — бодрствованием, сновидением, глубоким сном и недоступным для слова и понимания «четвертым» состоянием абсолютной духовной реальности.
Тантрические сочинения из разряда Ануттара-йоги содержат, кроме теории шактийского культа и учения о сакральном любовном союзе, еще множество других вещей, коренным образом противоречащих всем вообще этическим представлениям предшествовавших эпох. Так, в «Гухьясамадже» ученику при посвящении (абхишеке) прочитывается текст всеми буддами проповедуемого обета (самая), который в дословном переводе гласит: «Живых существ ты должен убивать, лживые речи — произносить, то, чего не дают тебе, возьми силой, так же точно и в отношениях с женщинами.
Этим алмазным путем ты сможешь достичь состояния алмазного существа. Это наивысший из существующих обет (самая) всех будд». В других местах говорится, что всем сиддхам следует поедать мясо: слоновье, лошадиное, собачье, говяжье и человечье (махамамса, «великое мясо»), употреблять спиртные напитки и вступать в сношения с девицами презренных каст.
Своей вершины вся эта парадоксия достигает тогда, когда вселенский будда, к изумлению бодхисаттв, утверждает, что и тот, кто предается любви с собственной матерью, сестрой, дочерью или даже с матерью будды, может достичь высшего совершенства.
Изречения подобного рода, по мере углубления в них, вызывали у исследователей, их читавших, категорическое неприятие. (…) Наибольшую враждебность возбуждает еще и то, что эти тексты, до сих пор почитаемые в Непале и в Тибете как священные книги, в своем радикальном отрицании всех буддийских установлении не останавливаются даже и перед своими собственными религиозными положениями и церемониями, но при случае высказываются также и против них. Та же «Гухьясамаджа» предписывает: храмовых служб не вести, священных текстов не читать, мандал не сооружать, будду, учение и общину благоговейным почтением не окружать[54]; подобные высказывания можно встретить во многих текстах.
(…) даже если не принимать в расчет того, что рассматриваемые нами учения, в некоторых своих фрагментах формулируемые в парадоксальном стиле, должны иметь символическое значение — все же они находят вполне прозрачное объяснение, если мы вспомним, что практиковались они йогами. Они стремятся привести своих последователей к истинному знанию о неизменном, стоящем за всеми феноменами абсолюте, показывая, что нравственные законы могут иметь лишь относительную ценность, но как таковые они не обладают для знающих людей связывающей силой.
Условность человеческих установлении со времен древности вновь и вновь становилась предметом философского рассмотрения. Так, греческие софисты учили, что «убивать друзей и сограждан недостойно, врагов же — достойно.
Массагеты своих родителей убивают и съедают, и лучшей могилой считается быть погребенным в животе своего дитяти, а если бы кто в Элладе такое сделал, то он был бы изгнан и вынужден был бы скитаться как презренный всеми бродяга, ибо он совершил ужасное, чудовищное… Если бы кто-то призвал всех людей снести в одну кучу все недолжное — что каждый считает таковым — а потом предложил им из этой кучи выбрать все должное — то ничего не осталось бы, ведь люди все вновь разобрали бы между собою».
Так же и приверженцы «Срединного учения» Нагарджуны держались убеждения, что земные законы могут иметь лишь относительную силу, так как они действительны не сами по себе, но относительно чего-то другого. Все дхармы по сути своей чисты, и лишь те отношения, в какие эти дхармы вступают между собой, дают доброе и злое.
Только в пределах одной ограниченной вещи возможно определение, мировое пространство превосходит все определения.
К этому пункту следует отнести еще и нечто другое. Мы уже видели, что тантризм не рассматривает страсти, движущие земной жизнью, как радикальное зло само по себе, но учит, что они, будучи возведены в абсолютную величину, утрачивают нечистую природу. Проведение этого принципа до конца даст картину, подчиняющую три главные порока, — те, что преследуют живых существ, блуждающих в мире сансары, — определенным татхагатам (точно так же, как им подчиняются стихии, времена года, цвета и т. п.), причем ненависть (двеша) относится к Акшобхье, жадность (рага) к Амитабхе, а слепота (моха) к Вайрочане. Пять грехов также соотносятся с пятью татхагатами: убийство живого существа — с Акшобхьей, воровство — с Вайрочаной, разврат — с Амитабхой, ложь — с Амогхасиддхи, сквернословие — с Ратнакету.
Смысл здесь именно тот, что, взятые абсолютно, действия эти сами по себе ничего не несут нечистого, так как они, точно так же, как земля, вода, огонь, воздух и эфир, составляют основу существования всякого единичного существа. Если бы мы не убивали живых существ, то, ослабев от голода, не в состоянии были бы ступить ни шагу; если бы не отбирали у овцы шерсть, не могли бы сделать себе одежду; если бы не вступали в половые сношения, наш род прекратился бы; не произнося условных речей мира видимости, мы не могли бы вступать в общение друг с другом; не выражая бранными словами и т. п. своих оценок, не могли бы одерживать верх над противниками. Все эти действия, взятые в их абсолютном значении, не суть грехи; они становятся таковыми лишь при некоторой совокупности условий.
Относительность границ в мире изменчивости проясняется также и в свете учения о перерождениях — ведь в безначальной сансаре всякое существо доводилось всякому другому и отцом, и матерью, и братом, и сестрой, и супругом, и супругой, и сыном, и дочерью.
Приведенный выше текст «самая всех будд» не призывает к обязательному совершению злодейств, когда он учит: ты должен убивать всех живых существ; но лишь констатирует, что человек, возможно, совершает и это, ибо все предписания действуют лишь при определенных предпосылках. То, что сами по себе эти величайшие преступления не закрывают пути достижения спасения — если осуществится главное его условие, знание — показывают два известных примера из буддийской священной истории: Девадатта, который вызвал раздор в общине, посягал на жизнь Будды Шакьямуни, добился же наказания в преисподней, — тем не менее, после тысячелетнего очищения будет спасен, — учит «Лотос благого закона».
Да уже и в этом существовании просветление должно осуществиться во всяком, кто достиг наивысшего знания: разбойник Ангулимала, упоминаемый в палийском каноне, уже при жизни достиг неутрачиваемого состояния архата.
Теория, по которой «обращение страстей» (рага-чарья) приводит к просветлению, может быть подытожена, наконец, утверждением, что только пронизываемый страстями человек, но не тупой, не безучастный, не индифферентный несет в себе импульс, делающий его способным пожелать спасения и добиться его. Как грязное зеркало становится чистым только после того, как его ототрут песком, так и страсти уничтожаются только страстью же. Слиток железа тонет в воде, но если его должным образом обработать, построить из него корабль, то он плывет, да еще и несет на себе людей и грузы. Все сводится к тому, чтобы познать страсти в их истинной сущности и направить к высшей цели, чтобы исцелиться так же, как больной, когда он лечится ядом, что сам по себе опасен для жизни.
Обычного человека страсти могут задушить, как слон своим хоботом, но для йога такой опасности нет, как не опасен слоновий хобот умелому погонщику слонов.
В основе всех текстов Ануттара-йоги лежит тезис, что не существует таких моральных и культовых предписаний, которые были бы одинаково для всех обязательны, ибо люди различны по своему духовному складу и воспитанию и нуждаются поэтому в совершенно различных наставлениях. Следовательно, нет никакой противоречивости в том, что эти тексты дают одни предписания верующим слабых способностей, другим, более продвинутым, — другие и т. д. Мантры, мудры и медитации, мандалы и культовые действа самого разного рода все имеют лишь условную значимость как вспомогательные средства для совершенствования, пока они помогают тому, кто стремится к абсолютному, постепенно шаг за шагом прозревать иллюзорность этого призрачного мира, приводят к осознанию того, что нет никакой множественности, что сам он есть одно со всеми буддами и богами. Для йога, ищущего познания «сияющей пустоты», по ту сторону всех различий добра и зла, наслаждения и страдания, они не имеют уже никакой цены. Он может отбросить все внешние ритуалы.
На этом же основании ему предписывается полное презрение ко всем различиям. Подобно тому, как он, уже не связанный никакими нормами и социальными установлениями, может вкушать все приятные ему жизненные блага, он должен, чтобы испытать свое духовное равновесие, испробовать и все, что есть ужасного в жизни, перестать чувствовать отвращение, живя на кладбищах среди трупов и питаясь отбросами.
Долгими контемплятивными упражнениями он достигает, наконец, того, что для него снимаются всякие различия, существовавшие в мире относительности. «С другом он поступает так же, как с самим собою, дочь ему — как жена, гетера — как мать, знатная женщина — как побродяжка, шкура ему — одежда, солома — сокровище, вино — моча, навоз — пища, вонь нечистот — аромат камфоры, презрительная речь — восхваление, Индра ему как Рудра, день как ночь, явь как сон, настоящее как прошедшее, страдание как удовольствие; его родной сын ему как лиходей, небо как преисподняя, добро как зло».).
Ваджраяна всегда подчеркивает, что факторы наличного бытия, вызываемые к жизни взаимодействиями явлений этого мира, по своей истинной сущности нереальны как фантазмы или миражи. Распространяя теорию иллюзии на все, что отлично от «пустоты», познаваемой лишь в преодолении всякой двойственности, она полагает, что все ее будды и божества, все ее теории и ритуалы имеют свое начало в мысли, не выходящей за пределы иллюзий мира множественности, которые обращаются в ничто для знающего, достигшего более высокой точки зрения.
Тем самым ваджраяна оказывается колесницей, способной служить лишь тому, чтобы облегчить своему последователю путь к просветлению, но не нужной ему, когда он достигает цели. В этом своем убеждении она, впрочем, сходится с теми словами Совершенномудрого, когда он сравнил свое учение с плотом или паромом, который нужен лишь для того, чтобы переправиться через море-жизнь и который не тащат с собою дальше, достигнув берега...
Перевод с немецкого Н. Н. Трубниковой
Образцом такого жанра в отечественной буддологической литературе могут служить, например, три лекции трех крупнейших ученых, — С. Ф. Ольденбурга, О. О. Розенберга, Ф. И. Щербатского, — прочитанные на Первой буддийской выставке в Петрограде в 1918 г.
Clasenapp H. V. Buddhistische Mysterien. Die geheime Lehre und Riten des Diamanten Fahrzeugs. «Weltsammlung der Volkerglauben», Stuttgart, «Spemann», 1940.
Санскритское ее название — ваджраяна. Слово «ваджра», входящее в него, многозначно: это не только «алмаз», но еще и «молния», и «перун», оружие богов, а также любое острое и меткое оружие; «ваджрой» называют также небольшой жезл с заостренными лепестками на концах, по которому можно среди изображений буддийских святых отличить патриархов «тайных» школ.
X. фон Глазенапп отсылает, как к источнику приведенной фразы, к тексту Anguttara-Nikaya. Pali Text ed. R. Morris. Pali Text Society.
London, 1885 — 1900. I. P. 282.
Розенберг О. О. Об изучении японского буддизма/Буддизм: проблемы истории, культуры, современности. М., 1990.
С. 107.
См. Jung К. G. Mandala: Bilder aus dem Unbewuszten.
Розенберг О. О. Цит.соч. С. 111.
Исключением была российская школа востоковедов, еще в первой половине XIX в. обратившаяся к китайским и тибетским источникам. В книге В. П. Васильева, первом на русском языке фундаментальном сочинении по истории и догматике буддизма, нашла место и реконструкция общих положений буддийской «мистики» (т. е. ваджраяны). См.: Васильев В. П. Буддизм, его догматы, история, литература.
Т. 1. Общее обозрение. СПб., 1857. Рассказ о происхождении «Яны волхвований» включен в переведенную В. П. Васильевым «Историю» буддизма, сочинение Таранатхи (Даранат'ы) (ук. изд.
Т. 3. СПб., 1869). Ссылки на немецкий перевод этого сочинения, сделанный А. Шифнером с учетом васильевского перевода, есть и в публикуемой работе X. фон Глазенаппа.
В предисловии к книге «Буддийские таинства* X. фон Глазенапп указывает на работу В. фон Гумбольдта «Ober die Kawi-Sprache auf der Jnsel Jawa»/Abh. d. Konigl. Akademie der Wissenschaften aus dem Jahre 1832; Berlin, 1836 — 1838. I. Band.
P. 95 ff.
Руюпись, озаглавленная Meine Lebensreise, была издана уже после гибели автора, в 1965 г.
Точнее, двумя рецензиями: одна была напечатана в приложении к базельской National-Zeitung, называвшемся Der Basilisk, от 28.11.1923; другая — в берлинской Neue Rundschau за июль 1923 г. Цит. по изд.: Hesse H. Aus Indien. F. a. M., 1980.
Р. 245 — 248.
Glasenapp. Buddhistische Mysterien. Die geheimen Lehren und Riten des Diamanten Fahrzeugs.
Stuttgart, 1940.
Мое мнение об отношении учения палийского канона к учению Будды высказано в стагье, напечатанной в Zeitschrift des Deutschen Morgenlandischen Gesellschaft (Lpz) 92 (1938). P. 416. Подробное изложение истории буддизма и развития его учения, в этой книге очерченных лишь в общих контурах, даны мной в книгах «Der Buddhismus in Indien und im Fernen Osten» (Berlin-Zurich, 1936) Entwicklungsstufen des indischen Denkens (Halle, 1940). (1920 — 1930-е гг. были для европейской буддолопии временем дискуссий о палийском каноне (корпусе священных текстов, в I в. до н. э. записанных на языке пали и сохраненных традицией на Цейлоне и в других странах на Юге буддийского мира). Центральной темой споров было соотношение палийского канона и гипотетически реконструируемого «изначального» буддизма, учения Будды Шакьямуни.
Ученые XIX и начала XX в., за редким исключением, склонны были отождествлять проповедь исторического Будды именно с палийским вариантом буддийского учения, наиболее «древним» и «беспримесным» (в отличие от доктрин махаяны и, тем более, вадржраяны). Новое поколение исследователей предложило иную точку зрения на палийский канон: тезис о его вменимости всем прочим буддийским учениям в качестве некоторого прообраза или эталона был оспорен (подробнее о полемике вокруг палийского канона см. в изд.: Дхаммапада. Перевод с пали, введение и комментарии В. Н. Топорова.
М., I960). X. фон Глазенапп в указ статье (ее заглавие — «Zur Geschichte der buddhistischen Dhanna-Theone») подчеркивает: у каждого из направлений буддизма существует свое, доктринально закрепленное представление о своем эталоне; ни одно нельзя судить по меркам другого, проблематику хинаяны и махаяны можно и следует рассматривать в сопоставлении. — Прим. перев.)
В отечественной буддологической литературе дхарма-кая чаще всего переводится как «тело Закона». — Прим. перев.
Нем. dingliche. Слово Ding, поясняющее в данном случае санскр. dharma, не менее многозначно и в разных философских контекстах по-разному концептуально нагружено, чем поясняемый им буддийский термин; свою модель истолкования «дхармы» и «дхарм» X. фон Глазенапп дал в статьях: «Der Urspning der buddhistischen Dharma-Theorie//Wiener Zeitschrift fur die Kunde des Morgenlandes. Bd.
46. 1939.
P. 242 — 266 и «7шт Geschichte der buddhistischen Dhanna-Theorie» (см. выше прим. 1). В книге «Meine Lebensreise» (Wesbaden, 1965.
S. 212) X. фон Глазенапл говорит, что в названных статьях он отталкивался от анализа буддийской «теории дхарм», проведенного российским буддологом О. О. Розенбергом в работе «Проблемы буддийской философии» (1918; см. в изд.: Розенберг О. О. Труды по буддизму. Составление, подготовка текста, вступительная статья и примечания А. Н. Игнатовича. М., 1991), а также от работы Ф. И. Щербатского «The Central Conception of Buddhism and the Meaning of the Word „dharma"». (London, 1923) Русский перевод см. в изд.: Щербатской Ф. И. Избранные труды по буддизму.
М., 1988). — Прим. перев.
О применимости понятия «секты» к буддийским объединениям (при условии, что не существует «ортодоксии», от которой эти секты могли бы «отколоться») см. в статье А. Н. Игнатовича в изд.: Розенберг О. О. Цит. соч. С. 14 — 15).
X. фон Глазенапп иногда различает «школы» (нем. Schulen), группы учителей и учеников, разрабатывающих какой-либо слой догматических вопросов, и «секты» (Sekten), сообщества верующих, исповедующих свой определенный способ почитания Будды (Будду чтут под тем, а не другим именем и т.д.); ясно. что разграничить эти два типа объединений чаще всего можно лишь условно. — Прим. перев.).
Буддологические и сравнительно-религиоведческие сочинения прошлого и начала нашего века часто указывали на своеобразный «атеизм» буддийского учения: по словам Ф. И. Щербатского, это учение не подходит ни под один из пунктов классического кантовского определения религии (ибо отрицает представления о Боге, — творце или источнике нравственного закона, бессмертие души и свободу человеческой воли); однако — и, как замечает Щербатской, именно в этом, быть может, заключается секрет притягательности буддизма для новейшего западного «безбожного» сознания — в основе этого учения, тем не менее, лежит прочная «вера в то, что мы движемся и должны двигаться к совершенствованию — независимо от Бога, души и свободной воли» (см. Щербатской Ф. И. Философское учение буддизма. В сб «Восток — Запад». Вып. 4. М., 1989.
С. 238). X. фон Глазенапп посвятил проблеме «идеи Бога» в буддизме сочинение «Buddhismus und Gottesidee» (In: Akademie der Wissenschaft und Literatur Mainz.
Nachrichen. № 8, 1954). — Прим. перев.
Glasenapp Н. V. Tantrismus und Schaktismus//0stasiatische Zeitschrift (далее OZ. — Прим. перев.) Neue Folge XII (1936). S. 120 — 133
(Брахманы — тексты VIII — VII в. до н. э., относящиеся к древнеиндийской традиции шрути («слышанного»), представляющие собой комментарии ученых-брахманов к ведам с точки зрения связи ведических гимнов и ритуалов с теми событиями в мироздании, которым они посвящаются. См.: Семенное В. С. Проблемы интерпретации брахманической прозы. М., 1981. — прим. перев.)
Сингон-сю («Школа Истинных Слов», яп. сингон — эквивалент санскр. мантра) — одна из двух (другая — Тэндай-сю) японских «эзотерических» буддийских школ; в Японии основана в 806 г. монахом Кукаем (он же Кобо-дайси, 774 — 835). — Прим. перев.)
Advayaiwjrasangraha, ed. Haraprasad Shastri. Gaekwad's Oriental Series (Baroda) (далее Aduayavtijru — Прим. перев.) 8. Р. 14; Sang Hyang Kamahayanan Mantranaya.
Sanskrittext mit deutschen Ubers. desselben und des altjavanischen Kommentars von K. Wuiff (Kgl. Danske Visenskaberns Selskab, IIistorisk-filologiske Meddelser XXI.
4). Kopenhagen 1935 (далее Mantranaya — Прим. перев.) St. 1.
Abliidharmakosha de Vasubandhu, traduit et annote par Louis de la Vallee Poussin (6 vols), Paris, 1923 — 31 (далее Abhidharmakosnu, — Прим. перев.) v. 3, р. 188; v. 4, p. 220ff.
Tajima R. Etude sur le Mahavairocana-sutra. Paris, 1936 (далее Tajima — Прим. перев.).
Р. 103; Mantranaya, Str. 38.
Ьфтвгчг штфкфт-г егнфб издатель — Ифегм-сфкб 22б зю 23 (по сообщению Цю Фю Гтлкшп)ю
Asanga. Mahayana-sutralankara, edite et traduit par Sylvain Levi.
Paris, 1907 — 1911, 13, 12.
Himitsu Hyaku Wa. Smidt H. Eine populare Darstellung der Shingon-Lehre. (Ubers. aus dem Japanischen) (далее Smidt. — Прим. перев.) I'/OZ .6 (1917 — 18).
P. 208.
Aryadew. Citta-vishuddhi-pracarana//Journal of the Asiatic Society of Bengal (Calcutta) 67 (1898).
P. 180.
Digha-Nikaya. Pali Text ed. Т. W. Rhys-Davids and J. Estlin Carpenter. Pali Text Society, London, 1890 — 1911, 27, 11, 16, Vol. III.
P. 85ff.
Anhidhurmakosha. V. 3. Р. 164.
Kalhanu. Rajataranginf III, 12//Indian Historical Quarterly (Calcutta) 9, (1933).
P. 337.
Aryamanjushrimulakulpo. Sanskrit-text ed. Т. Ganapati Sastri, Trivandrum Sanskrit Series 70, 76, 84. Trivandrum, 1922 — 25 (далее Manjushrikulpa.
Аватамсака-сутра («Сутра о величии цветка») — одна из наиболее авторитетных сутр махаяны; относится к бодхисаттва-питаке («собранию бодхисаттв»); центоальный персонаж ее — бодхисаттва Манджушри. — Прим. перев.).
Некоторые фрагменты в переводе Ж. Пшылуски см. в изд.: Bulletin de l’Ecole francais d'Extreme Orient 23 (1923). Р. 104 — 105.
Lolou M. Iconographie des etoffes peintes. Paris, 1930 (Buddhica ser 1 Bd. 6). См. также: Etudes d'Orientalisme publ. par le Musee Guimet a la memoire de Raymonde Linoissier.
Paris, 1932. P. 303 — 322; Jayaswal K. P. An Imperial History of India.
Lahore, 1934.
Tajima p. 27ff; Smidt, OZ 6 p. 52; Ср. тж.: Hobogirin. Dictionnaire encyclopedique du Bouddhisme l`apres les sources chinoises et japonaises.
Tokyo, 1929 (далее Hobogirin. — Прим. перев.). Р. 95Ь; Kono S., Trautz F. M. Der Grope Stupa auf dem Koyasan 1934, p. 4ff.
Bhattacharyya B.//Gaekwad's Oriental Series 53. P. IX ff.: См. также: Tucci G. Melanges chinois et bouddhigues t. 3. Bruxelles 1934 — 35.
В этой книге даются исправления к неверно изображенной у Бхаттачарьяя мандале; также De La Vallee Poussin L.//XI Congress des Orientalistes. Paris 1897 (ed. Paris 1899) I. p. 241; Winternilz M.//Indian Historical Quarterly 9 (1933). P. 1 — 10. Издание текста см.
Guhyasamaja Tantra. Sanskrit-Text ed. B. Bhattacharyya.
Gaekwad's Oriental Series 53, Baroda 1931 (далее Guhyasamaja. — Прим. перев.).
О важнейших тантрах различных разделов см. Taranatha. Geschichte des Buddhismus in Indien. Aus dem tibetischen iibersetzt von A. Schiefner.
St. Petersbourg 1869. P. 221 (русский перевод «Истории...» Таранатхи см. в изд.: Васильев В. П. Буддизм. Т. 3. СПб., 1868. С. 263 слл. — Прим. перев.); Taranatha.
Edelsteinmine. Aus dem tibetischen iibersetzt von A. Griinewedel.
Bibliotheca Buddhica, 18. Petrograd, 1914; De la Vallee Poussin L.//XI Congres des Orientalistes, Paris, 1897 (ed. Paris, 1899) I p. 241; его же Bouddhisme. Etudes et Materiaux. (Memoires de l’Academie de Belgique 55).
Bruxelles 1898. С тибетского переведены до сих пор лишь Шричакра-самвара-тантра (в английской транскрипции Shri-cakra-sambghara-tantra).
О тибетском тантризме см. тж.: Ewans-Wentz У. Tibetian Yoga and Secret Doctrines. Oxford, 1935, немецкий перевод издан в Мюнхене в 1937 г. под названием «Yoga und Geheimlehren Tibets».
Tajima. P. 14; Rousselle E. Ein Abhisheka-Ritus im Mantra-Buddhismus. Sinica-Sondernausgabe, 1934. S. 58-90; S. 73; Finot L. Manuscript sanscrits de Sadhana's retrouves en Chine//Journal Asiatique, 225, Paris, 1934.
P. 23; Mantranaya. P. 17ff Shrichacrasambhara-Tantra, Тибетский текст и англ. перевод Kazi Dawa-Samdup.
Tantric Texts ed. A. Avalon.
V. 7. London, 1919. P. 17.
Нем. Als ob — кантовское выражение; см., напр., Кант И. Соч., т. 3, M., 1964, С. 571 — 572.
Adwyawjra. P. 14.
Manjushrikalpa, I, p. 18.
(О скандхах как единицах классификации дхарм см. Розенберг О. О. цит. соч.
С. 124 — 125; Абхидхармакоша. Пер. с санскр., введение, комментарий, историко-философское исследование В. И. Рудого.
M., 1990 (далее Абхидхармакоша) — Прим. перев.).
О вещах, подчиняющихся татхагатам, см. таблицы в изд.: Bhattacaryya В. Indian Buddhist iconography, manly based on the Sadhanamala. London, 1932, а также Hobogirin. P. 4 (системы Амогхаваджры и Шубхакарасимхи); Hodgson В. Н. Essays of the languages of Nipal.
London, 1874. P. 27ff.
Advayavajra P. 36ff.
De Wisser M. W. Ancient Buddhism in Japan. Leiden, 1935.
P. 114ff.
Будда солнечный (лат.).
Samyutta-nikaya. Pali Text ed.
L. Feer. Pali Text.
Society, London, 1884 — 1898 (далее Samyutta. — Прим. перев.).
Anguttara-nikaya. Pali Text, ed. R. Morris. Pali Text Society. London, 1885 — 1900; III.
P. 415; Majjima-Nikdya. Pali Text, ed. V. Trehckner and R. Chalmers, London, 1888 — 99 (далее Majjima. — Прим. перев.) I. Р. 301; Abhidhadmakosha П. Р. 174 (в русском переводе — Абхидхармакоша. С. 189 — 190. — Прим. перев.}. Trimshika-vijnapti des Vasubandhu, libers, von H. Jacobi.
Stuttgart, 1932.
Мистическое единение (лат.)
О магических слогах и формулах см.: Waddel L. A.//OZ 1 (1912 — 1913). Р. 155ff.; Baurer J. M. Die Dharani im nordlichen Buddhismus und ihre Parallele in der sogenannten Mithrasliturgie. Stuttgart, 1927. Вопрос о том, существует ли историческая взаимосвязь между таинственными словами восточных и западных мистериальных культов, издавна привлекал внимание западной науки.
Так, Кант в своем трактате «К вечному миру» пытался возвести «Копх Отрах» — возглас жрецов элевсинских мистерий — к тибетскому (см. Кант И. Соч.
В 6 тт. Т. 6. M., 1966. С. 277 примеч.
1. — Прим. перев.). В свою очередь, A. Lloyd (the Creed of half Japan. London, 1911) усматривает связь между мантрами Сингон «а-ба-ра-ка-кья* и *кха-ла-ка-ва-а^ и гностическими «абраксас» и «каулакау».
G. Tucci (Melanges chinois et bouddhiques, Bruxelles, 1934 — 1935, 3. Р. 345) полагает, что «аролик» — священное слово будды Амитабхи — транскрипция какого-то иноязычного слова.
Санскр. Шатапатха — брахмана.
Coomarasvamy A. and Copalarrishhaya D. The Mirror of Gesture. NY.
1936.
Брихадараньяка — упанишада 4, 3, 21. См.: Упанишады. В 3-х кн.
Перевод, предисловие и комментарии А. Я. Сыркина. M., 1992.
Т. I. С. 121. — Прим. перев.).
Сущее наидействительнейшее (лат,); термин из словаря западноевропейской схоластики.
De La Vallee Poussin L. Bouddhisme... (Bruxelles, 1898) p. 139, 144, 155. Shahidullah M. Les chants mystiques de Kanha et de Saraha.
Paris, 1928 (Индийский и тибетский тексты и французский перевод).
Ануттара-йога-тантры — группа тантр, излагающих учение наивысшей (Non-plus-ultra, как пишет X. фон Глазенапп), йоги шактийского учения. См.: Glasenapp Н. V. Buddhistische Mysterien...
S. 50.
Guhyasamaja. P. 142.
Vorsokratische Denker. Auswahl aus dem Uberlieferten von W. Kranz. Berlin, 1939. P. 183.
Русский перевод соотв. отрывка (Dyssoi logoi, 14 и 18) см. в изд.: Маковельский А. О. Софисты. Выпуск второй. Баку, 1941.
С. 88 — 89.
Samyutta. P. 15, 14ff.
Saddhamapundarika ( — Sutra) ed. H. Kern and Bunyui Nanjio.
Bibliotheca Buddhica, 10. St.
Petersbourg, 1912, 11, 16.
Cittavishuddhi-pracarana// Journal of the Asiatic Society of Bengal (Calcutta), 67 (1898); Subhashitasangraha/ /Museon 5 (1904). P. 259.
Pancakrama. Sanskrit text ed. L. de La Vallee Poussin (Universite de Gand, Requeil de travaux publics par la faculte de philosophic et lettres. 16 fac.
Gand-Louvain, 1896).
Majjima 22 (I. P. 134).