Оператор это или Вещь
С трудом сосредоточившись, я закончила свою работу. Хинтон и Ники болтали без умолку.
Я видела, как их серые фигуры проплывали по кабинету, стоило мне оторваться от работы. В полдень я сдала работу секретарю, сказала, когда и куда ее отправить, сообщила начальнику, что заболела, и вернулась домой. Операторы из совета уже ушли, но Берт и Проныра были дома.
Хинтон стал обсуждать моих сотрудников, что вызвало у меня большой интерес. Он перебирал их одного за другим, указывая, кто из них Оператор, а кто Вещь.
Мой мысленный вопрос прозвучал достаточно громко. -- Да, -- ответил Берт. -- Операторы могут быть и во плоти. По внешнему виду они выглядят совсем как Вещи.
Только Вещи не умеют различать друг друга, а Оператор делает это без труда. Ему достаточно настроиться на мозг человека, чтобы выяснить, Оператор это или Вещь. Я изучала мягкие, дымчатые, пушистые очертания моих новых знакомцев. -- У нас тоже есть тела, -- сказал Ники. -- То, что ты сейчас разглядываешь -- это наши изображения. Интересно, где же тела? -- Неподалеку, -- усмехнулся Ники. -- Впрочем, не пытайся нас разыскивать.
Мы отключим тебя прежде, чем ты до нас доберешься. -- Обработаем психологически, -- добавил Проныра, изучая свои ногти. Берт прокашлялся. -- Основное различие между Оператором и Вещью заключается в строении и способности разума. В мозге Оператора находятся особые клетки, называемые зубцами. Это врожденное свойство.
С помощью этих клеток Оператор может на расстоянии проникать в ум любой Вещи, прослушивать его и быть в курсе всего, что в нем происходит. Более того, Оператор может подсказывать Вещи ту или иную мысль, чтобы побудить ее к определенному действию. Разница здесь не столько в качестве мышления, сколько в его возможностях.
Среди Операторов, точно так же, как и среди Вещей, встречаются и дураки, и умные. Но благодаря особенности, о которой я только что говорил, Операторы могут управлять Вещами. Информация меня ошеломила.
Интересно, почему же Вещи никогда ничего не замечали? -- Среди Вещей есть несколько специалистов, ведущих исследования в этом направлении, -- произнес Ники. -- Даже если они и установят, что Вещами управляют Операторы, вряд ли это что-либо изменит. Вещи слишком самодовольны, чтобы в это поверить.
Не успела я допить вторую чашку кофе, как в комнату вернулись Операторы из городского совета. Дрожащими от негодования голосами они объявили свой ультиматум.
Проныре и его компании дается два часа, чтобы убраться из города, а меня передадут Оператору из совета. С тем они и отбыли. В наступившей тишине Хинтон и Проныра повернули ко мне свои сероватые лица, остановив на мне пристальные взгляды.
Помолчав, Проныра объяснил, что для меня гораздо опаснее оказаться в руках совета, чем остаться с ними. Как только они уйдут, совет вернется и уничтожит меня. Прямо авантюрный роман какой-то, только плаща и кинжала не хватает, -- заметила я. Хинтон вздохнул. -- Купи, по крайней мере, молоток и гвозди, да забей окна. Потому что ты попытаешься выйти через них.
Дождешься, что сюда нагрянут штук двадцать Операторов из совета и начнут обрабатывать тебе мозги. Скажут, прыгай, и прыгнешь как миленькая.
Для совета ты -- чудовище и источник опасности, а стало быть, тебя надо устранить. Я вспомнила, с каким ужасом, злобой и негодованием вопили Операторы из совета, и немедленно стала укладывать вещи. Приехав на автовокзал, я купила билет до ближайшего крупного города. -- Мы с тобой свяжемся, -- пообещал Проныра. -- Наша машина будет следовать за автобусом. Интересно, подумала я, в другом городе, наверное, есть свой совет, и он тоже займется мной, и будет ли мне от этого лучше? -- Совет есть в каждом городе, неожиданно произнес Ники. -- Повсюду есть Операторы.
В стране нет ни одного места, где бы Операторы не управляли Вещами. Сколько ни старайся, от них не скроешься. А потом, твоя хартия находится у Гадли.
Какая еще хартия? -- Это документ на право управлять Вещью. Гадли приобрел ее у твоей компании. И пока он не продаст ее кому-нибудь еще, не сомневайся, эксперимент будет продолжен.
Даже если какой-нибудь городской совет конфискует хартию, поверь мне, они тут же тебя уничтожат. Должен же быть какой-то выход. -- Знаешь, сколько у тебя шансов выпутаться из всей этой истории? -- спросил Ники, и сам ответил: -- Один из трехсот. Да и то, если повезет. Я совсем запечалилась, краем уха прислушиваясь к беседе Хинтона и Проныры.
Видно, их машина шла совсем рядом, потому что голоса были громкими и отчетливыми. Спать и есть я не могла. Когда автобус прибыл к месту назначения и я вышла, ноги у меня просто подкашивались. -- Не мешкай, -- приказал Проныра. -- Достань скорее все документы, удостоверяющие твою личность и уничтожь их.
На объяснения нет времени. Нам угрожает большая опасность.
Страховка, визитка. Я разорвала их на мелкие клочья, бросила в урну и стала ждать, что будет дальше.
Вдруг пол автовокзала как-то странно поплыл мне навстречу. -- Похоже на сердечный приступ, -- произнес надо мной чей-то голос. Затем человек в белом приложил какой-то предмет к моей груди. Потом я оказалась в машине скорой помощи, которая каким-то образом превратилась в больничную палату.
Я продиралась сквозь густой туман и говорила, говорила. Склонившаяся надо мной сестра позвала кого-то, и надо мной навис плотный круг голов.
Они слушали, задавали вопросы и снова слушали. Бережно поддерживая под руки, меня спустили на лифте вниз и усадили в странного вида автомобиль.
Позади меня устроился полицейский. Мы подъехали к какому-то зданию, и полицейский проводил меня внутрь. Здесь мной занялась женщина и провела меня в небольшой кабинет.
Вскоре я узнала, что оказалась в психиатрической больнице. Туман рассеялся, и в голове появилась обостренная ясность.
Черт бы побрал этого Проныру. Как быстренько он пристроил меня туда, откуда нет выхода.
Я старалась как можно вразумительнее отвечать на вопросы женщины, хотя мне было довольно трудно сосредоточиться. Сказывались длительная бессонница и голодание. Кто Президент Соединенных Штатов? Не смогла вспомнить.
Какой сейчас год? Тысяча девятьсот какой-то. Где я живу? Голос Проныры подсказал: -- В Лос-Анджелесе. -- В Лос-Анджелесе, -- повторила я. Я твердо знала, что живу вовсе не в Лос-Анджелесе, но где же?
Появилась санитарка, забрала мою одежду, выдала байковый халат и пару шлепанцев и отвела в палату. Казалось, мои глаза работали независимо от разума, быстро оценивая обстановку: количество кроватей в палате, число больных, число и внешний вид обслуживающего персонала, расположение окон.
Не умом, а глазами я осознала, что приблизившаяся ко мне медсестра держит в руках шприц. -- Не давайся, -- прошипел Проныра. -- Тебе угрожает страшная опасность. Я стала возражать против укола. Медсестра посмотрела на меня ничего не выражающими глазами и вышла из палаты. Через минуту она возвратилась с другой медсестрой, мускулистой бабищей.
Я снова запротестовала. Глаза бабищи полыхнули лютым огнем. Это была такая нескрываемая ненависть, что ее никак нельзя было спутать с раздражением или возмущением. Тут заработал мой язык.
Как и глаза, он, казалось, действовал совершенно самостоятельно. Я слушала свою мягкую, спокойную и разумную речь. По состоянию здоровья, сообщила я, мне не рекомендовано принимать успокоительное. Мой лечащий врач неоднократно напоминал мне об этом.
Если это успокоительное, то у меня может быть аллергический шок. Поэтому лучше посоветоваться с врачом, прежде чем делать укол. Тупо посмотрев на меня, первая сестра пожала плечами. Поражение ее не раздосадовало.
Зато бабища свирепо уставилась на меня, плотно сжав губы. Позволить уложить себя на ковер -- ни за что! Первая сестра отступила.
Бабища никак не могла оторвать от меня лютых глаз. Наконец ушла и она.
Зачем я все это наговорила, мелькнула у меня мысль. Насколько я помню, у меня никогда не было противопоказаний в отношении успокоительных лекарств. Часы на руке показывали половину третьего ночи. Я снова услышала голоса Проныры, Хинтона и Ники.
Они сообщили новости из родного города. Совет просто озверел, узнав, что я еще жива. Скоро сюда прибудет один из Операторов с тем, чтобы убить меня. Я смекнула, что ему не составит труда пробраться в нашу женскую палату. -- Да он может это сделать и снаружи с помощью направленного излучения, -- сказал Ники. -- Мы постараемся его задержать, а тем временем поможем тебе выбраться отсюда.
Надеюсь, нам это удастся. Мне не оставалось ничего другого, как тоже надеяться.
Всю ночь я не сомкнула глаз в ожидании известий. Наступило утро, а я все ждала. Моими соседками по палате оказались самые разнообразные представительницы женского пола. Они собирались кучками в коридоре, прикуривая друг у друга.
К своему удивлению, я обнаружила в кармане халата пачку своих сигарет. Правда, спички были конфискованы. Женщины как-то дружно двинулись в сторону длинных столов, расположенных в конце коридора. Я последовала за ними.
Давали завтрак. К еде я не притронулась, зато выпила столько чашек кофе, сколько удалось достать.
Подойдя к курившей на скамейке девушке, я попросила разрешения прикурить. Она подняла на меня глаза и залилась слезами.
Снова склонив голову, она стала безутешно рыдать. Тут я как-то сразу вспомнила, где нахожусь. Бедняжка, с головой не все в порядке. Я прикурила у кого-то еще и вернулась в палату.
Постели были убраны, доступ к ним преграждала воинственно настроенная санитарка. Я поискала глазами, куда бы присесть, но все скамейки были заняты.
Что же мне так и стоять весь день? Внезапно свет стал меркнуть, а пол медленно и плавно приближаться. Сильные руки ухватили меня за плечи и опустили на кровать, лицом вниз. Повернув набок голову, чтобы можно было дышать, я мгновенно уснула. -- Обед, -- шепнул мне в ухо Проныра. -- Тебе нужно окрепнуть.
Съешь все. Откуда он узнал, что уже время обеда? Еще не совсем проснувшись, я взглянула в сторону коридора. Женщины снова направились к столам.
Я побрела за ними. Ножей и вилок не было.
Я съела все, что только можно было подцепить суповой ложкой, вернулась в палату, легла на свою кровать и снова уснула. У меня никогда не было снов, так что то, что мне привиделось, не могло быть сном. -- Нет, это не сон, раздался звонкий голос Ники. -- Это диапозитивы. Перед моими глазами появлялись цветные портреты Операторов.
Особенно неприятным мне показался портрет Берта: у него на голове были нарисованы рога. Затем невидимая рука крестообразно перечеркнула его портрет видимым черным карандашом. Незаметно я уснула. Проснулась я с ощущением бодрости и с ожиданием какого-то события.
Девушки не подавали никаких признаков, что собираются двинуться к столам. Сев на край кровати, я стала ждать. Дверь в палату распахнулась, и вошла сестра, держа в руках историю болезни. Дойдя до середины палаты, она громко выкликнула мое имя, я встала и последовала за ней.
Сон освежил меня. Я вошла в указанный сестрой кабинет, поздоровалась с находившимся там врачом и села. За спиной у доктора внезапно появились фигуры Хинтона, Проныры и Ники. Не обращая на них внимания, я внимательно смотрела в лицо доктору.
На столе лежала стопка анкет и, видимо, доктору полагалось заполнять их. Тем временем Проныра и Хинтон затеяли спор.
Оба, как ни странно, сошлись на том, что нужно убрать из моего разума всю информацию об Операторах. Хинтон считал, что это надо сделать с помощью диапозитивов.
Проныра согласился. По его мнению, мне следовало для этого еще задержаться в больнице.
Но тут возразил Хинтон, которого поддержал Ники. Доктор задал мне вопрос, и тут же Проныра подсказал мне ответ.
Я повторила, а доктор занес его в анкету. -- Ее семья может узнать, где она, и они забеспокоятся. -- заметил Ники. -- Верно, -- согласился Хинтон. -- Дело и так слишком запуталось, чтобы в него влезла еще куча родственников. Организовать показ диапозитивов можно в любом месте.
Главное -- как можно скорее выбраться отсюда. Доктор задал еще вопрос, Проныра тут же подкинул готовый ответ. Мне оставалось только повторять.
Проныра настаивал, что в больнице уж очень хороший проектор для диапозитивов. Хинтон не соглашался. Доктор долго изучал мою историю болезни, задавая по ходу вопросы. Проныра был наготове с ответами.
Наконец анкета была заполнена, и доктор приступил к осмотру. Он постучал по коленкам, поцарапал подошвы ног, проверил мое чувство равновесия, измерил давление крови, послушал сердце.
Проныра уже не так горячо настаивал на моем дальнейшем пребывании в больнице. Доктор стал расспрашивать меня о семье. С помощью Проныры я навыдумывала целую кучу родственников и адресов, по которым их можно разыскать.
Мы поговорили об обмороке, который случился со мной на автовокзале. Проныра окончательно сдался, и было решено выпустить меня из больницы. Доктор написал что-то на карточке и попросил передать ее моей палатной сестре, что я и сделала. Затем мне выдали мои вещи, я оделась и покинула больницу.
Опасаясь городского совета, Хинтон велел мне немедленно отправляться на другой автовокзал. Не так уж и трудно было удрать, подумала я. Однако нельзя отрицать, что вряд ли бы мне это удалось без помощи Проныры.
Как выяснилось, любимым средством передвижения у Операторов была автобусная компания Гончие Псы. -- Она полностью под контролем Операторов, -- сообщил мне Ники. -- У них там даже своя полиция есть, чего нет ни на авиалиниях, ни на железной дороге, эти виды транспорта не входят в их сферу деятельности. Никогда не знаешь, когда Оператору вздумается пристать к твоей подопечной Вещи.
Водители у Гончих все Операторы, всем им выданы лицензии Операторов-полицейских, по-простому Щитов (значок полицейского изображает щит -- прим. перев. ). Если ты везешь с собой Вещь, ее хартию нужно сдать водителю, чтобы к ней не привязался незнакомый Оператор. Проныра вдруг недовольным голосом стал сетовать на то, что в автобусах полно мух. -- Да я не о тех мухах говорю, -- повернулся он ко мне. -- Я о Мухах. -- Это жаргонное словечко для обозначения Оператора, который, в отличие от нас, не принадлежит ни к какой организации, -- пояснил Ники. -- От этих Мух масса неприятностей, а иногда они просто опасны, когда пристают к твоей Вещи. На автобусе Гончих об этом, пожалуй, не стоит беспокоиться. -- Послушайте, -- раздался вдруг незнакомый голос. -- Это водитель, -- произнес Проныра. -- Мне все это не нравится, -- продолжал водитель. -- Вы здорово рискуете, обсуждая все эти дела в присутствии Вещи.
Думаю, это не понравится нашей автобусной компании. Проныра рассказал ему про эксперимент. -- Вы ходите по тонкому льду, -- неодобрительно заметил водитель. -- Вам бы не помешало запастись свидетельством о воскрешении. Я почувствовала, как Проныра навострил уши. -- Свидетельство о воскрешении, -- с удовольствием повторил он, словно смакуя каждое слово. -- Это мысль. -- Гениальная, -- добавил Ники. -- Безусловно.
Ники, ты побудь здесь, а мы с Хинтоном побеседуем приватно с водителем. -- Свидетельство о воскрешении выдается, когда возникает необходимость оживить Вещь, -- пояснил Ники. -- Правда, дело это канительное, так что Вещь может и не дождаться воскрешения, но на то он и Проныра, чтобы все обстряпать. С таким свидетельством в кармане ему никакой городской совет не страшен. Он сошлется на то, что эксперимент необходим, чтобы оживить умершую Вещь. Вскоре вернулся Проныра. -- На следующей остановке водитель отправит телеграмму в управление.
Он надеется получить свидетельство. Для нас это будет отличной передышкой. С этим свидетельством мы без помех доберемся до самой Калифорнии. Вероятно, там находилась штаб-квартира Гадли и его организации.
Поэтому мои спутники так спешили доставить меня туда. Без сомнения, самое опасное место для меня именно Калифорния. Когда поздно вечером Проныра доложил, что свидетельство выдано, я приняла свое решение. По прибытии в Чикаго, вопреки бурным протестам Проныры, я отправилась поездом в Новый Орлеан.
В поезде ко мне тут же привязались Мухи. Они отключили Проныру, Хинтона и Ники и начали со мной Большую Игру. Первым делом надо было выбрать тему для игры. Перед моими глазами появился большой фанерный щит со списком тем.
Первое, что мне бросилось в глаза, была внезапная смерть. -- Так дело не пойдет, -- возразила одна из Мух. -- Давайте придерживаться темы, которая касается непосредственно этой Вещи. Иначе мы получим в высшей степени неестественную реакцию.
Эта Вещь на поводке у Операторов. Вот пусть они и станут нашей темой.
Одна из Мух была назначена судьей, и Игра началась. Ко мне обратилась первая Муха. Осознаю ли я, что до конца жизни мне предстоит вот такое существование, что я никогда не вернусь к жизни нормальных Вещей?
Что до конца своих дней я буду сидеть и слушать беседы Операторов? Это будет не жизнь, а сплошная операторская говорильня.
Мысль поразила меня как громом. У меня сердце екнуло. -- Ты что, пытаешься ее разогреть? -- поинтересовался судья, который вел строгий подсчет очков. -- Да, -- ответила первая Муха. -- Ведь это разрешается, верно? -- Сердце отреагировало, -- объявил судья. -- Сбавь жар на десять пунктов и выше не лезь. -- Да я уже кончила, -- буркнула Муха. -- Реакция получена. К делу приступила вторая Муха. Представляю ли я, что со мной будет, когда меня доставят к Гадли?
Вероятно, мне приходилось видеть или слышать о подопытных животных, которых медики режут и мучают живьем, чтобы вести наблюдения и изучать их? Вот и со мной будет то же самое, только я ведь не животное. -- Да вы уже это делаете, -- выпалила я. -- Разве не так? -- Ты недалеко продвинулась, -- объявил судья второй Мухе. -- Выходишь из Игры. Теперь за меня взялась третья Муха. Знаю ли я, что Гадли собрал в своей лаборатории целую клетку чокнутых Вещей, на которых проводит свои опыты?
О его экспериментах известно по всей стране. У него есть одна женщина, которую убедили, что она проповедник солнца, а та и вправду верит, что каждый вечер обедает с самим солнцем. Свой бред она преподносит Вещам как новую религию, причем неплохо зарабатывает на этом деле. Я тоже могла бы сколотить приличный капитал на том, что меня ожидает, но еще неизвестно, какие чудища будут преследовать меня день и ночь.
Мороз пробежал по коже. Да ведь это сумасшедший ученый, озарило меня, и я рассмеялась. Муха отошла с недовольным ворчаньем.
Наконец, первая партия подошла к финишу. Судья объявил победителя, и тот сгреб все собравшиеся на кону очки, поскольку каждая Муха делала ставку. Смысл Игры был довольно ясен.
Каждая Муха запускала в меня капельку яда и наблюдала за реакцией. Победителем оказалась та, которой удалось напугать меня больше всего. -- Вообще-то мы играем иначе, -- сообщила мне одна из Мух, когда очки были собраны для следующей Игры. -- Обычно Вещи нас не слышат, хотя ощущают те мысли, что мы впрыскиваем.
Но у тебя мозг открыт, поэтому ты нас слышишь. Игра все продолжалась. Я собрала все свои силы, чтобы противостоять словесному напору и хотя бы внешне выглядеть спокойной.
Для этого понадобилось немало часов. Игра шла всю ночь. Я готова была броситься в реку к тому времени, когда поезд прибыл в Новый Орлеан. На вокзале, в зале ожидания меня перехватили Хинтон, Проныра и Ники. -- Во имя твоего и нашего блага, пользуйся только автобусами, -- взмолился Хинтон. -- У нее сердце сейчас из груди выскочит, так сильно бьется, -- произнес Ники. -- Скорее в гостиницу.
В номере я разделась и рухнула на кровать. -- Дадим ей снотворного, -- сказал Проныра. -- Ей надо как следует выспаться. Я провалилась в сон и проспала семнадцать часов. У меня было намерение на время задержаться в Новом Орлеане, но за окном уныло моросил дождь, в городе было холодно и сыро.
У меня начался страшный кашель, и я решила перебраться поближе к солнышку, на автобусе компании Гончие Псы, конечно. Я купила билет в небольшой техасский городок и стала обдумывать план побега. Мне надо как-то оторваться от своих спутников и попробовать найти Оператора, который закроет мой мозг. -- Вы настроились на эту Вещь? -- спросил Ники у Проныры и Хинтона. -- Мы так заботимся о тебе, -- произнес он с укором. -- А ты этого не понимаешь. -- Чудовище, -- с возмущением пробурчал Хинтон. -- Мы только что отсосали информацию из твоего мозга, объяснил Ники. -- Нам надо было знать, о чем говорили Мухи.
С помощью отсоса мы получаем полные сведения о том, что ты слышала, думала и видела. Это не Мухи, а стая бешеных псов! -- А на каком предельном расстоянии Оператор может воздействовать на разум Вещи? -- спросила я. Эта мысль только что пришла мне в голову. -- Около двух с половиной кварталов.
Правда, это удается не каждому Оператору. Для некоторых и метров шесть -- предел.
Это зависит от размера и качества зубцов у Оператора. Если мне удастся оторваться от Операторов квартала на три, подумала я, для моего разума наступит покой, и он сам излечится и зарастет. По всей вероятности, Операторы раскрыли мой мозг, чтобы любой из них имел к нему доступ. Для осуществления плана мне требовались деньги.
Если я вернусь домой и сниму со своего счета все, что у меня накопилось, я смогу приобрести маленький домик, но с большим участком. Операторам будет до меня не добраться, и мой мозг, возможно, со временем закроется.
А потом я смогу лучше узнать себя без вмешательства Операторов. Может, мне удастся понять, почему я так отличалась от самой себя в те годы, когда мной управляли Хинтон и Берт. Люди проживают всю свою жизнь, совершая странные поступки, и даже не подозревают, что ими управляют Операторы.
Та Игра в поезде -- страшный вид спорта, но, наверное, в отношениях между Операторами к Вещами случаются и более страшные моменты. Вещи можно заставить совершать жестокие, безжалостные поступки. -- Это точно, -- неожиданно подтвердил Ники. -- Я знал одного Оператора, который велел ей убить другого Оператора, которого ненавидел. Правда, такие вещи не сходят Операторам с рук.
Его приговорили к пожизненному отстранению и больше ни к одной Вещи и близко не подпустили. Если разобраться, все эти законы установлены для защиты Операторов, но нигде не видно ни капли сострадания к Вещам или ответственности за них. -- Тебя возмущает, что Вещами манипулируют? -- спросил Ники. -- А разве вы, люди, не извлекаете выгоду из любого живого существа, если представляется такая возможность?
Нет ничего безжалостнее Вещи. Так что не вам критиковать. -- Я, по крайней мере, надеялась, -- заметила я, -- что Операторы относятся к Вещам хотя бы как Вещи к собакам. -- Приблизительно так, -- произнес Ники. -- Нет, не так. Природа создала два вида людей. Одни помогают и делают добро окружающим.
А другие без сожаления их эксплуатируют. К разговору подключился Проныра. -- Ты упустила одно обстоятельство: неуемная жажда денег и власти -- вот что дает возможность воздействовать на Вещь.
Точно так же, как деньги дают Вещи ощущение надежности и самоуважения, то же самое дают Операторам набранные ими очки. У кого много очков, у того и власть. С очками можно основать собственную организацию, скупить хартии сотен Вещей и не опасаться других Операторов. Чем же Оператор хуже Вещи?
Если копнуть, то выяснится, что и Операторы, и Вещи действуют из одних и тех же побуждений. Все мы в одном котле варимся.
Хорошо бы снять где-нибудь маленький домик с большим участком, подумала я. Тогда Операторам до меня не добраться. Вернувшись в родной город, я сняла все деньги, что хранились в банке, и вопреки мрачным пророчествам моих компаньонов, купила билет на автобус, направлявшийся в северную часть страны.
Добравшись до сравнительно пустынного местечка в одном из самых малолюдных штатов, я связалась с агентом по продаже недвижимости, и тот сразу же предложил посмотреть славный летний домик в горах. Воздух там -- чистый бальзам, нахваливал агент. Мы сговорились, он отбыл, а я отправилась знакомиться с окрестностями. -- Индейцы, -- недовольно фыркнул Хинтон. -- Ей-богу, настоящие индейцы. С разочарованием пришлось констатировать, что моя компания никуда не делась.
Где бы они могли быть, задумалась я, и решила, что, вероятнее всего, они укрылись в одной из окружавших мой домик хижин, в которых ютились несколько испаноговорящих мексиканских и индейских семей. Как выяснилось, мой домик вовсе не был уединенным, как мне показалось вначале.
