Понятие социобиологии и ее программа
Социобиология представляет собой новую разработку среди на
учных дисциплин, находясь на границе между общественными и
естественными науками. Согласно программе ее главного осно-
вателя Б. О. Уилсона, от которого идет также само понятие <со-
циобиология>, она должна осуществить новый синтез между био
логией и общественными науками. Подобно тому как физика
предшествует химии в качестве основополагающей науки, а хи
мия предшествует биологии, так, по Уилсону, естественнонауч
ная теоретико-эволюционная биология становится основополага
ющей для общественных наук, предоставляя им в генетике и
исследовании поведения объяснительные схемы и основные тео
ремы социального поведения. На основе простых, наблюдаемых
явлений поведения в животном мире, рассматриваемых как стра
тегии максимизации выживания, возникшие через естествен
ный отбор, объясняются сложные формы человеческого социаль
ного поведения, которые сводятся к основным функциям мак
симизации выживания (Wilson, 1975, 1980; Lumsden, Wilson,
1981).
Наряду с этой, очень широкой программой человеко-социо-
биологии понятие социобиологии обозначает также более ограни
ченную эмпирическую исследовательскую программу. Как часть
биологии она занимается прежде всего явлениями, механизмами
и возникновением социального поведедия у животных, пытаясь
объяснить это поведение с помощью эволюционно-генетических
и эволюционно-экологических теорий (Fisher, 1930; Hamilton,
1964; Trivers, 1971; Alexander, 1974; Gluselin, 1974; Maynard
Smith, 1976; Dawkins, 1978, 1982; Barash, 1980; Markl, 1980b).
Поведение животных в их экологической среде, их взаимодей
ствие с представителями того же вида и других видов, с со
перниками в борьбе за пищу, с хищными животными или есте
ственными врагами объясняется как результат приспособления к
среде и генетического отбора таких особей, чьи стратегии и при
способления являются выживательно-максимизирующими. Со-
циобиология животных означает теорию объяснения поведения
животных, в которой применяют различные теоретические и
эмпирические методы - теоретико-игровые, экономические и
теоретико-оптимизирующие.* У всех этих подходов единый нео-
дарвинистский, теоретико-эволюционный исходный базис, со
гласно которому, по словам Т. Добжанского, <в биологии ни
что не имеет смысла, кроме как в свете эволюции> (цит. по:
*Теоретико-игровые модели использует Мейнард Смит (Maynard
Smith, 1976), микроэкономические - Гизелин (Ghiaelin, 1974), теоре
тико-оптимизирующие - Докинс (Dawkina, 1978).
93
Markl, 1980а, S. I). Эволюция понимается как процесс отбора
таких особей, поведение которых лучше всех других приспосо
блено к среде и чье генетическое соответствие и воспроизвод
ственный успех поэтому наибольшие. Генетическая информа
ция <наипригоднейших> особей сохраняется в ходе эволюции
в наиболее широких масштабах. Согласно этому неодарвинист-
скому подходу, живые существа следуют не <цели> сохранения
вида или группы, а лишь reproductive imperative (императиву
воспроизводства. - Прим, ред.), императиву сохранения своей
собственной генетической информации. Они пытаются макси
мизировать свою собственную генетическую годность (fitness),
включая сюда и годность своего непосредственного потомства (in
clusive fitness), причем приоритет в обеспечении выживания род
ственников коррелирует с близостью степени родства (Hamilton,
1964; Seeker, 1976; Dawkins, 1978; Hirshleifer, 1978а). Соци-
обиологический подход исключает любую форму группового от
бора. Живые существа действуют не во благо своего вида или
группы, но лишь ради собственной пользы или пользы своих не
посредственных родственников (индивидуальный и родственный
отбор). Поведение живых существ объясняется как результат
стратегий, максимизирующих собственную пользу. При рекон
струкции тех стратегий, которые позволяют осуществлять наибо
лее широкое и наиболее долгое сохранение генетической инфор
мации, становится возможным объяснение и даже прогнозирова
ние поведения в точно фиксированных условиях среды. Социо-
биология показывает, при каких условиях в различных комби
нациях факторов среды будут утверждаться определенные стра
тегии взаимодействия и разделения труда у животных. В своих
реконструкциях она указывает, при каких условиях организа
ции вида и его среды следует ожидать возникновения тех или
иных форм воспроизведения себе подобных - гермафродитизма
или двуполости (Ghiselin, 1974) или различных степеней разделе
ния труда между кастами, например у социальных насекомых -
рабочие пчелы, трутни, пчелиная матка (Oster, Wilson, 1978).
Теория поведения, которая с самого начала исходит из того,
что все живые существа следуют императиву воспроизводства
себе подобных и максимизации включающей генетической год
ности, естественным образом переходит в область человеческого
поведения. При допущении единого эволюционного процесса и
действия генетика-физиологических законов и у человека вете
ринарная социобиология также должна расшириться, переходя
94
в гуманосоциобиологию. Такой переход мы видим в двух ради
кально отличных вариантах.
Первый и наиболее далеко идущий вариант гуманосоциобио-
логии, представленный в трудах Уилсона-Ламсдена и Уилсона-
Трайверса,* исходит из того, что в человеческих обществах дей
ствуют те же законы, что и в обществах животных. Согласно
такому подходу, все человеческие общества следуют императиву
воспроизведения себе подобных и максимизации включающей ге
нетической годности. Социальные институты могут быть полно
стью сведены к этой цели как служащие ей средства и тем самым
объяснены (редукционизм). Феномены духовного и социального
оказываются лишь эпифеноменами генетика-физиологического
базиса генной максимизации. Социальные и культурные сферы
полностью функционально соотнесены с биологическими целями.
Культурные и социальные нормы должны пониматься как про
дукт биологической эволюции.
Второй тип социобиологии, представленный большинством
эмпирически ориентированных исследователей, более осторожен
в своих теоретических притязаниях. Его представители допус
кают различие социобиологии животных и человека, исходя из
множественности феноменальных областей, из различия между
генетика-физиологически обусловленными феноменами и фено
менами, определяемыми понятийными и языковыми способно
стями человеческого духа. Так, по вопросу о переносе ветери
нарной социобиологии на гуманосоциобиологию Маркл пишет:
<Я не могу согласиться с тем, что культурная эволюция есть
лишь продолжение природной эволюции другими средствами и
что культуры развиваются прежде всего как механизмы для мак
симизации дарвиновской годности своих членов или даже их ге
нов. Существует больше "оптимизационных критериев" культур
ной эволюции, а не один успех в размножении> (Marfel, 1980b,
р. 8; ср.: Markl, 1976, S. 25, 36; Buckley, 1977). Гизелин ис
ходит из того, что в гуманосоциобиологии, как и в животном
царстве, действуют императив воспроизведения себе подобных и
законы генетической конкуренции и соревнования из-за ресурсов
для размножения. Однако человеческий дух, считает он, вносит
в человеческое общество новое качество, поскольку он смягчает
*Согласно Трайверсу (Time. 1976. N 110. R 54), социобиология
однажды включит в себя такие дисциплины, как <политическая наука,
право, экономика, психология, психиатрия и антропология>.
95
соревнование за размножение. Он переориентирует энергию ин
дивидов на такие блага, с которыми не связано соперничество
в потреблении. У таких благ потребление ресурсов одним не
снижает наличие тех же ресурсов, остающихся другому. Спо
собность искусства, религии и игры ослаблять конфликтную и
конкурентную борьбу смягчает в человеческом обществе остроту
конкуренции из-за размножения в условиях ограниченных ре
сурсов, так что социобиология животных и социобиология чело
века не могут быть тождественны.'
Таким образом, ясно, что социобиология не является с
методологической точки зрения чем-то единым, но предста
вляет собой программу с разными онтологическими и эписте-
мологическими исходными позициями. Эта программа может
быть редукционистско-монистической, выступая как материа
листически-эволюционистская теория совокупной действитель
ности и претендуя на мировоззренческую значимость. Но она
может также обосновываться как прагматическо-гипотетичес
кая исследовательская программа генетическо-эволюционно-био-
логического изучения сообществ животных и человеческих об
ществ, причем еще неизвестно, насколько она будет плодотвор
ной в сфере человеческого. При этом происходит отказ от по
пытки обоснования адекватной онтологии социального с помо
щью эволюционно-генетических и эволюционно-экологических
теорий или же вопрос о такой онтологии откладывается до тех
пор, пока не продвинется достаточно эмпирическое исследова-
*Еда может кончиться, может не хватить мужчин или женщин
для создания семей, но наш запас смеха никогда не истощится. Так
обстоит дело и с другими, более высокими проявлениями нашей вну
тренней жизни, включая нашу эстетическую, интеллектуальную и чисто
религиозную деятельность. Мы не конкурируем из-за их предметов, и
ничего не теряется, когда мы их отдаем... У нас развилась нервная си
стема, действующая в интересах наших гонад, и мы соответствуем требо
ваниям воспроизводственной конкуренции... Тем не менее способность
схватиться с миром, как он есть, вряд ли стоит сбрасывать со счетов с
точки зрения приспособленности. Прежде всего истина имеет этическое
значение... Если, как мы имеем некоторые основания полагать, отбор
в рамках общества несколько возвысил наши низшие чувства и если,
как подсказывают факты, собственный интерес и всеобщее благосостоя
ние не являются принципиально непримиримыми, то мы вполне можем
надеяться на развитие этических норм, совместимых с биологической
реальностью> (ОЫзеЦп, 1974, р. 262 f.).
96
нив. Впрочем, разграничить <мировоззренческую>, монистиче
скую социобиологию и социобиологию как исследовательскую
гипотезу и стратегию широкомасштабного объяснения поведения
не всегда просто. И это по двум причинам. Во-первых, лишь
немногие авторы, такие как Уилсон и Ламсден, четко формули
руют свои онтологические принципы и свои притязания на все
общность объяснения, явно защищая монистическую онтологию
единого эволюционного процесса. Большинство же авторов воз
держиваются от онтологического обоснования и от попыток все
объемлющего объяснения, ограничиваясь частичными моделями
социобиологического объяснения определенных форм человече
ского поведения - сексуальности или территориальности. Во-
вторых, некоторыми авторами тезис о тождестве социального по
ведения животных и человека и о единстве социобиологического
объяснения вводится лишь косвенно, с помощью метафор из
области социально-человеческого для социобиологического опи
сания и объяснения поведения животных. Так, например, До-
кино во многих случаях ограничивается намеками на перенос
результатов социобиологического исследования и соответствую
щих теорем на человека, но никогда явно не утверждает, что
социобиология человека и социобиология животных покоятся на
одних и тех же законах. Поскольку, однако, социобиологическое
описание и объяснение поведения животных производится посто
янно с помощью антропоморфных категорий и метафор из чело
веческого социального поведения, читатель наводится на мысль
о переносе сказанного о поведении животных на человеческое
общество.
Отказ от открытого признания и обоснования аналогий меж
ду социобиологией животных и человека является с онтологи
ческой и эпистемологической точек зрения неудовлетворитель
ным. Но у него есть и побочные социологическо-идеологические
последствия, поскольку социальные теории всегда выполняют
в обществе и легитимационные функции, являясь определен
ным способом самоинтерпретации и самопроектирования обще
ства. Социальные теории никогда не бывают простым описа
нием, но представляют собой одновременно интерпретации и де
финиции социального мира, которые нередко оказываются са-
мореализующимися в смысле самореализующегося пророчества
(self-fulfilling prophecy) (ср.: Merton, 1957). Это относится и
к гуманосоциобиологии, и к переносу на человека результатов
эволюционно-генетических и эволюционно-экологических иссле-
97
дований. Когда человеческое общество истолковывается по мо
дели социобиологии, а императив воспроизведения себе подоб
ных представляется конечной целью его социальной телеологии,
то это не обходится без последствий для сознания членов обще
ства. Внесение в общественные системы социальной теории от
личается от внесения в общество физических теорий о внесоци-
альной действительности, поскольку обратные воздействия этих
последних на самоопределение общества менее значительны. По
этому при выяснении масштабности социобиологии необходимо
учитывать и эти практика-социальные обратные воздействия на
самопонимание человека. Принятие социобиологических эволю
ционистских теорий в нашей культуре ставит не только есте
ственнонаучный вопрос о правильности соответствующих гипо
тез, но и нормативный социально-философский вопрос, хотим
ли мы и должны ли мы понимать себя по модели социобиоло-
гии. Вопрос о том, может ли социобиология обосновать адекват
ное самопонимание человеческих обществ, не является ни чисто
нормативным или моральным, ни чисто эмпирически фальсифи
цируемым. То, как общество определяет само себя, есть одно
временно момент действительности этого общества. Как показал
теоретик символического интеракционизма У. И. Томас (Thomas,
1928, р. 81), определения социальной действительности реальны
в своих последствиях. Проблема любого социобиологического ре-
дукционизма состоит в том, что общественную реальность он так
воспринимает, как он ее перед этим сам определил, и что при
всеобщем согласии с редукционистской точкой зрения общество
становится таким, как его методологически определил редукци-
онизм. Поэтому в дальнейшем социобиология будет анализиро
ваться по двум направлениям: выявление онтологического ба
зиса ее исследовательской установки и решение вопроса о том,
может ли быть адекватным нашему самопониманию ее описание
социальной реальности и экономики.
То, что социобиология не является эмпирической теорией
общества, но влечет за собой далеко идущие социально-фило
софские следствия, становится особенно ясно там, где она явно
претендует на конституирование картины мира и на создание те
ории совокупной действительности, - в работе Б. О. Уилсона
<О человеческой природе> (Wilson, 1980). Его концепция со-
циобиологии с ее претензиями на всеохватность и на мировоз
зренческий характер поднимает самые настоящие философские
вопросы. Монизм и <научный материализм> Уилсона разверты-
98
вьются в явном противопоставлении и соперничестве с религи
озными и философскими картинами мира. Поскольку же Уил-
сон в отличие от других авторов представляет свой проект со-
циобиологии как теорию всей действительности, а не просто как
исследовательскую гипотезу среднего уровня, философия не мо
жет пройти мимо этого проекта. Он представляет собой фило
софский вызов и тогда, когда Уилсон выходит за пределы эм
пирически удостоверенных результатов исследования и прихо
дит к выводам, наверняка не разделяемым всеми социобиоло-
гами. Именно те естественнонаучные теории, которые конститу
ируют картины мира, обнаруживают наибольшую социальную и
идеологическую действенность как космологическо-социальные
ориентировки в мире (Marten, 1982; Porksen, 1983). Если фи
лософия после конца метафизики, утверждаемого в аналитиче
ской философии и теории науки, не хочет утратить или усту
пить эволюционной теории свою задачу конституирования и кри
тики картин мира, она должна принять вызов социобиологии.
Поэтому в дальнейшем после выяснения социально-философских
и политэкономических возможностей социобиологии будут спе
циально рассмотрены ее метафизические и религиозные аспекты.
Содержание раздела